Квармалл!
Горборикс! Многобашенный Тизилинилит! Восходящая Земля!
Фафхрду почудилось, что на светлеющем горизонте показались миражи
всех этих неведомых мест и городов.
- Дорога, любовь, приключения, мир! - заорал он, прижимая к себе
Влану правой рукой, а левой нахлестывая лошадей.
На секунду он подумал: его воображение разгорелось, как каньон,
который они покинули - так почему на сердце у него такой холод?
3. ГРААЛЬ СКВЕРНЫ
Три вещи насторожили ученика чародея: во-первых, глубокие отпечатки
подков на лесной тропе, которые он почувствовал сквозь башмаки еще до
того, как наклонился и нащупал их пальцами в темноте; во-вторых,
жутковатое гудение пчелы, почему-то оказавшейся ночью не в улье, и,
наконец, слабый и приятный запах горелого. Мышонок бросился вперед,
уверенно огибая деревья и перескакивая через скрюченные корни: ему это
удавалось благодаря хорошей памяти, а также тому, что он умел, как летучая
мышь, улавливать отражение даже едва слышных звуков. Серые штаны в
обтяжку, туника и развевающийся плащ с остроконечным клобуком делали этого
хрупкого юнца, исхудавшего от вечного аскетизма, похожим на летящую тень.
Возбуждение, которое после удачного завершения своих долгих поисков
испытывал Мышонок, с триумфом возвращаясь к своему учителю Главасу Ро,
мгновенно улетучилось и уступило место страху. Неужто кто-то причинил зло
великому чародею, его наставнику? "Мой Серый Мышонок все еще на полпути
между белой магией и черной", - так однажды сказал Главас Ро... Нет,
просто невозможно представить, чтобы этому человеку, кладезю мудрости и
духовной мощи, кто-то мог причинить зло! Великий чародей... (Мышелов с
некоторой истеричностью настаивал на слове "великий", тогда как для всех
вокруг Главас Ро был рядовым кудесником, ничем не лучше какого-нибудь
мингола-некроманта с его пятнистой ясновидящей собакой или нищего
фокусника-квармаллийца)... великий чародей, равно как его жилище, были
защищены сильным колдовством, преодолеть которое не под силу любому
непосвященному, даже (сердце Мышонка на секунду замерло) - даже владельцу
этих лесов герцогу Джанарлу, ненавидевшему магию вообще, и белую в
особенности.
Между тем запах горелого становился все сильнее, а низкий дом Главаса
Ро был построен из смолистых пород дерева.
Мышонок выбросил из головы даже девичье лицо - лицо Иврианы, дочери
герцога Джанарла, которая тайно училась у Главаса Ро, впитывая, если можно
так выразиться, молоко белой магии бок о бок с Мышонком. Молодые люди
называли друг друга в разговорах между собой Мышонком и Мышкой, но под
туникой Мышонок хранил зеленую перчатку, похищенную им у Иврианы перед
выходом в дальнюю дорогу, словно он был закованным в броню и вооруженным
до зубов рыцарем, а не безоружным начинающим чародеем.
Когда Мышонок достиг поляны на вершине холма, у него перехватило
дыхание, но вовсе не от усталости.
День едва занимался, но Мышонок смог различить истоптанный подковами
сад с волшебными травами, опрокинутый соломенный улей и громадное пятно
сажи на ровной поверхности гранитной глыбы, защищавшей утлое жилище
волшебника.
Но даже не будь этого неверного света. Мышонок увидел бы обглоданные
пламенем балки и опоры, среди которых кое-где еще тлели уголья да горели
призрачным зеленоватым огнем какие-то строптивые волшебные снадобья. Он
почуял бы драгоценные ароматы тлеющих зелий и бальзамов, смешанные с до
ужаса аппетитным кухонным чадом обгорелого мяса.
Мышелов, на миг съежившись, всем телом рванулся к пепелищу, словно
взявшая след гончая.
Чародей лежал сразу за искореженной дверью. Ему самому досталось не
меньше, чем дому: скелет обуглился, бесценные соки и нежные субстанции его
организма, вскипев, разрушились навсегда или струею брызнули в небо, в
ледяной ад, скрытый за луною.
Отовсюду слышалось тихое печальное гудение, словно лишившиеся крова
пчелы оплакивали своего хозяина.
Воспоминания нахлынули на объятого ужасом Мышонка: эти сморщенные
губы еще недавно выводили нежные песнопения, эти обугленные пальцы
указывали на звезды или гладили какого-нибудь лесного зверька.
Задрожав всем телом. Мышонок достал из кожаного кошеля, висевшего у
пояса, плоский зеленый камень, на одной стороне которого были вырезаны
загадочные иероглифы, а на другой - членистое чудовище в прочном панцире,
что-то вроде громадного муравья, величественно ступавшего среди
разбегавшихся человеческих фигурок. Этот камень и был целью поиска, в
который отправил его Главас Ро. Ради этого камня Мышонок переправлялся на
плоту через озера Молльбы, пересекал подножия Голодных гор, прячась от
набегов рыжебородых пиратов, надувал тупоголовых рыбаков, льстил и строил
куры пожилой, скверно пахнувшей ведьме, ограбил святыню племени и скрылся
от гончих, пущенных по его следу. Мышонок добыл зеленый камень, не пролив
при этом ни капли крови, а это означало, что он перешел в следующий класс.
Он хмуро посмотрел на древний камень и, совладав с дрожью, осторожно
положил его на почерневшую ладонь своего учителя. Наклоняясь, Мышонок
вдруг обнаружил, что ступни его ног накалились, а башмаки начали тлеть по
краям, однако это не заставило его ускорить шаг, когда он двинулся прочь.
Стало немного светлее, и Мышонок уже мог различать такие мелочи, как
небольшой муравейник у порога. Наставник изучал черных насекомых не менее
внимательно, чем их родственниц пчел. В муравейнике глубоко отпечаталась
подошва с полукружием гвоздиков, однако какое-то движение там все же было.
Приглядевшись, Мышонок увидел крошечного обожженного муравья-воина,
озабоченно тащившего куда-то песчинку. Он вспомнил изображенное на зеленом
камне чудовище и пожал плечами: мысль эта ни к чему не вела.
Среди роя печально гудящих пчел Мышонок двинулся в ту сторону, где
между деревьями был виден просвет, и вскоре уже стоял, опершись рукою о
сучковатый пень, у самого косогора. В лесистой долине внизу змеился
молочный туман, повторявший извивы реки. Воздух казался тяжелым от
рассеивающейся тьмы. Восходящее солнце окрасило правый край горизонта в
красный цвет. Мышонок знал, что дальше находится снова лес, а за ним -
бесконечные нивы и болота Ланкмара, за которыми лежит сам древний центр
мира, город Ланкмар, которого Мышонок никогда не видел, но сюзерен
которого теоретически правил и в здешних местах.
А совсем рядом, на красном фоне утреннего неба вырисовывались
иззубренные башни - это была крепость герцога Джанарла. На похожем на
маску лице Мышонка появилось выражение настороженности. Он вспомнил об
отпечатке подошвы с гвоздями, об истоптанной земле, о следах копыт,
ведущих вниз по склону. Все указывало на то, что зверство учинил
ненавидящий волшебников герцог Джанарл, если бы не одно обстоятельство:
считая своего учителя непревзойденным чародеем. Мышонок никак не мог взять
в толк, как герцогу удалось свести на нет колдовство, достаточно сильное,
чтобы оглушить самого крепкого лесоруба - колдовство, много лет охранявшее
жилище Главаса Ро.
Мышонок наклонил голову и увидел на пружинистой траве... зеленую
перчатку. Он схватил ее, вытащил из-под туники другую - покрытую пятнами и
кое-где вылинявшую от пота - и сравнил их. Перчатки были из одной пары.
Мышонок оскалился и перевел взгляд на крепость вдали. Затем
отковырнул от дерева, за которое держался, большой кусок корявой коры и по
самое плечо запустил руку в открывшееся дупло. Пока он медленно,
напряженно и машинально проделывал все эти манипуляции, в голове у него
всплыли слова, которые однажды произнес с улыбкой Главас Ро за трапезой,
состоявшей из сваренной на воде овсянки:
"Мышонок, - говорил маг, а на его короткой седой бороде плясали
отсветы пламени, - когда ты уставишься на что-нибудь и примешься раздувать
ноздри, ты становишься слишком похож на кота, чтобы я мог поверить, что ты
когда-нибудь станешь сторожевым псом истины. Ты довольно прилежный ученик,
но втайне предпочитаешь волшебной палочке меч. Тебя гораздо сильнее
искушают жаркие губы черной магии, чем тонкие целомудренные пальцы белой,
даже несмотря на то, что последняя привлекла к себе хорошенькую мышку -
нет, не надо спорить! Тебя сильнее привлекают обманчивые извивы левого
пути, чем прямизна правого. Боюсь, что в конце концов ты из Мышонка
превратишься в Мышелова. И не в белого, а серого - впрочем, это все лучше,
чем в черного. А теперь ступай, вымой миски и подыши с часок на
молоденькую травку от лихорадки, сегодня ночью что-то прохладно, да не
забудь поласковее поговорить с боярышником".
Пришедшие на память слова стали тише, но еще звучали, когда Мышонок
извлек из дупла покрывшийся зеленым мхом кожаный пояс с болтающимися на
нем заплесневелыми ножнами, из которых в свою очередь достал за обвитую
кожаным ремешком рукоятку длинный и тонкий бронзовый меч, весь в налетах
патины. Мышонок подставил зеленоватое лезвие с коричневыми кромками под
красный луч восходящего солнца и широко раскрыл глаза с сузившимися
зрачками.
Далеко в долине послышался высокий и чистый звук рога, сзывающего
людей на охоту.
Мышонок вскочил и побежал вниз по косогору, держась следов копыт; он
бежал широко, но пенного скованно, словно пьяный, застегивая на ходу
замшелый пояс с мечом.
Черная четвероногая тень промелькнула через испещренную солнечными
пятнами прогалину, подминая невысокие деревца своей мощной грудью и топча
их узкими раздвоенными копытами. Позади слышались звуки рога и хриплые
мужские голоса. Добежав до дальнего края прогалины, кабан обернулся. Он
едва держался на ногах, дыхание со свистом вырывалось у него из ноздрей.
Тусклые глазки животного остановились на выскочившем из леса всаднике. Он
повернулся к нему, и по какой-то причуде освещения шкура его сделалась
совсем черной. И тут зверь бросился в атаку. Но прежде чем его страшные
загнутые кверху клыки встретились с живой плотью, копье с массивным
наконечником ударилось ему в лопатку, согнулось, словно лук, и отскочило,
разбрызгивая по траве кровь.
На прогалине появились одетые в зеленое и коричневое егеря одни
окружили упавшего кабана частоколом копий, другие поспешили к всаднику,
одетому в богатый желто-коричневый наряд. Всадник рассмеялся, бросил
одному из егерей копье с залитым кровью наконечником и взял, у другого
отделанную серебром кожаную флягу с вином.
На прогалине появился второй всадник, и маленькие желтоватые глазки
герцога, спрятанные под кустистыми бровями, потемнели. Он отхлебнул вина и
утер губы рукавом. Егеря осторожно смыкали стену из копий вокруг кабана,
который лежал неподвижно, чуть приподняв голову над землей, и лишь глазки
его бегали из стороны в сторону, да светло-алая кровь толчками брызгала из
лопатки. Стена копий уже готова была сомкнуться, но тут Джанарл дал знак
егерям остановиться.
- Ивриана! - хрипло обратился он к вновь прибывшей. - Тебе дважды
предоставлялась возможность расправиться со зверем, но ты все увиливаешь.
Твоя покойница-мать, будь она проклята, уже успела бы разрезать на мелкие
кусочки и отведать сырое кабанье сердце.
Дочь с несчастным видом уставилась на отца. Одета она была так же,
как и егеря, и сидела в седле по-мужски; на боку у нее болтался меч, в
руке было зажато копье, и от этого она казалась совсем девчонкой,
узколицей и тонкорукой.
- Тряпка ты, заячья душонка, влюбленная в колдуна! - продолжал
Джанарл. - Твоя омерзительная мамаша встретила бы кабана, стоя на земле, и
смеялась бы, если б его кровь брызнула ей в лицо. Послушай, этому кабану
уже крышка, поранить тебя он не может. Заколи его копьем, немедленно! Я
тебе приказываю!
Разорвав стену из копий, егеря расступились, давая девушке подойти к
зверю. Они хихикали ей прямо в лицо, а герцог лишь одобрительно ухмылялся.
Прикусив нижнюю губу, девушка колебалась; со страхом и восторгом смотрела
она на зверя, который, все так же чуть приподняв голову, уставился на нее.
- Всади в него копье! - повторил Джанарл и поспешно отхлебнул из
фляги. - Давай, а не то я отстегаю тебя хлыстом прямо сейчас.
Девушка тронула каблуками бока лошади и, согнувшись и нацелив копье в
кабана, легким галопом поскакала к нему. Однако в последний момент копье
вильнуло и угодило острием в землю. Кабан не шелохнулся. Егеря сипло
загоготали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Горборикс! Многобашенный Тизилинилит! Восходящая Земля!
Фафхрду почудилось, что на светлеющем горизонте показались миражи
всех этих неведомых мест и городов.
- Дорога, любовь, приключения, мир! - заорал он, прижимая к себе
Влану правой рукой, а левой нахлестывая лошадей.
На секунду он подумал: его воображение разгорелось, как каньон,
который они покинули - так почему на сердце у него такой холод?
3. ГРААЛЬ СКВЕРНЫ
Три вещи насторожили ученика чародея: во-первых, глубокие отпечатки
подков на лесной тропе, которые он почувствовал сквозь башмаки еще до
того, как наклонился и нащупал их пальцами в темноте; во-вторых,
жутковатое гудение пчелы, почему-то оказавшейся ночью не в улье, и,
наконец, слабый и приятный запах горелого. Мышонок бросился вперед,
уверенно огибая деревья и перескакивая через скрюченные корни: ему это
удавалось благодаря хорошей памяти, а также тому, что он умел, как летучая
мышь, улавливать отражение даже едва слышных звуков. Серые штаны в
обтяжку, туника и развевающийся плащ с остроконечным клобуком делали этого
хрупкого юнца, исхудавшего от вечного аскетизма, похожим на летящую тень.
Возбуждение, которое после удачного завершения своих долгих поисков
испытывал Мышонок, с триумфом возвращаясь к своему учителю Главасу Ро,
мгновенно улетучилось и уступило место страху. Неужто кто-то причинил зло
великому чародею, его наставнику? "Мой Серый Мышонок все еще на полпути
между белой магией и черной", - так однажды сказал Главас Ро... Нет,
просто невозможно представить, чтобы этому человеку, кладезю мудрости и
духовной мощи, кто-то мог причинить зло! Великий чародей... (Мышелов с
некоторой истеричностью настаивал на слове "великий", тогда как для всех
вокруг Главас Ро был рядовым кудесником, ничем не лучше какого-нибудь
мингола-некроманта с его пятнистой ясновидящей собакой или нищего
фокусника-квармаллийца)... великий чародей, равно как его жилище, были
защищены сильным колдовством, преодолеть которое не под силу любому
непосвященному, даже (сердце Мышонка на секунду замерло) - даже владельцу
этих лесов герцогу Джанарлу, ненавидевшему магию вообще, и белую в
особенности.
Между тем запах горелого становился все сильнее, а низкий дом Главаса
Ро был построен из смолистых пород дерева.
Мышонок выбросил из головы даже девичье лицо - лицо Иврианы, дочери
герцога Джанарла, которая тайно училась у Главаса Ро, впитывая, если можно
так выразиться, молоко белой магии бок о бок с Мышонком. Молодые люди
называли друг друга в разговорах между собой Мышонком и Мышкой, но под
туникой Мышонок хранил зеленую перчатку, похищенную им у Иврианы перед
выходом в дальнюю дорогу, словно он был закованным в броню и вооруженным
до зубов рыцарем, а не безоружным начинающим чародеем.
Когда Мышонок достиг поляны на вершине холма, у него перехватило
дыхание, но вовсе не от усталости.
День едва занимался, но Мышонок смог различить истоптанный подковами
сад с волшебными травами, опрокинутый соломенный улей и громадное пятно
сажи на ровной поверхности гранитной глыбы, защищавшей утлое жилище
волшебника.
Но даже не будь этого неверного света. Мышонок увидел бы обглоданные
пламенем балки и опоры, среди которых кое-где еще тлели уголья да горели
призрачным зеленоватым огнем какие-то строптивые волшебные снадобья. Он
почуял бы драгоценные ароматы тлеющих зелий и бальзамов, смешанные с до
ужаса аппетитным кухонным чадом обгорелого мяса.
Мышелов, на миг съежившись, всем телом рванулся к пепелищу, словно
взявшая след гончая.
Чародей лежал сразу за искореженной дверью. Ему самому досталось не
меньше, чем дому: скелет обуглился, бесценные соки и нежные субстанции его
организма, вскипев, разрушились навсегда или струею брызнули в небо, в
ледяной ад, скрытый за луною.
Отовсюду слышалось тихое печальное гудение, словно лишившиеся крова
пчелы оплакивали своего хозяина.
Воспоминания нахлынули на объятого ужасом Мышонка: эти сморщенные
губы еще недавно выводили нежные песнопения, эти обугленные пальцы
указывали на звезды или гладили какого-нибудь лесного зверька.
Задрожав всем телом. Мышонок достал из кожаного кошеля, висевшего у
пояса, плоский зеленый камень, на одной стороне которого были вырезаны
загадочные иероглифы, а на другой - членистое чудовище в прочном панцире,
что-то вроде громадного муравья, величественно ступавшего среди
разбегавшихся человеческих фигурок. Этот камень и был целью поиска, в
который отправил его Главас Ро. Ради этого камня Мышонок переправлялся на
плоту через озера Молльбы, пересекал подножия Голодных гор, прячась от
набегов рыжебородых пиратов, надувал тупоголовых рыбаков, льстил и строил
куры пожилой, скверно пахнувшей ведьме, ограбил святыню племени и скрылся
от гончих, пущенных по его следу. Мышонок добыл зеленый камень, не пролив
при этом ни капли крови, а это означало, что он перешел в следующий класс.
Он хмуро посмотрел на древний камень и, совладав с дрожью, осторожно
положил его на почерневшую ладонь своего учителя. Наклоняясь, Мышонок
вдруг обнаружил, что ступни его ног накалились, а башмаки начали тлеть по
краям, однако это не заставило его ускорить шаг, когда он двинулся прочь.
Стало немного светлее, и Мышонок уже мог различать такие мелочи, как
небольшой муравейник у порога. Наставник изучал черных насекомых не менее
внимательно, чем их родственниц пчел. В муравейнике глубоко отпечаталась
подошва с полукружием гвоздиков, однако какое-то движение там все же было.
Приглядевшись, Мышонок увидел крошечного обожженного муравья-воина,
озабоченно тащившего куда-то песчинку. Он вспомнил изображенное на зеленом
камне чудовище и пожал плечами: мысль эта ни к чему не вела.
Среди роя печально гудящих пчел Мышонок двинулся в ту сторону, где
между деревьями был виден просвет, и вскоре уже стоял, опершись рукою о
сучковатый пень, у самого косогора. В лесистой долине внизу змеился
молочный туман, повторявший извивы реки. Воздух казался тяжелым от
рассеивающейся тьмы. Восходящее солнце окрасило правый край горизонта в
красный цвет. Мышонок знал, что дальше находится снова лес, а за ним -
бесконечные нивы и болота Ланкмара, за которыми лежит сам древний центр
мира, город Ланкмар, которого Мышонок никогда не видел, но сюзерен
которого теоретически правил и в здешних местах.
А совсем рядом, на красном фоне утреннего неба вырисовывались
иззубренные башни - это была крепость герцога Джанарла. На похожем на
маску лице Мышонка появилось выражение настороженности. Он вспомнил об
отпечатке подошвы с гвоздями, об истоптанной земле, о следах копыт,
ведущих вниз по склону. Все указывало на то, что зверство учинил
ненавидящий волшебников герцог Джанарл, если бы не одно обстоятельство:
считая своего учителя непревзойденным чародеем. Мышонок никак не мог взять
в толк, как герцогу удалось свести на нет колдовство, достаточно сильное,
чтобы оглушить самого крепкого лесоруба - колдовство, много лет охранявшее
жилище Главаса Ро.
Мышонок наклонил голову и увидел на пружинистой траве... зеленую
перчатку. Он схватил ее, вытащил из-под туники другую - покрытую пятнами и
кое-где вылинявшую от пота - и сравнил их. Перчатки были из одной пары.
Мышонок оскалился и перевел взгляд на крепость вдали. Затем
отковырнул от дерева, за которое держался, большой кусок корявой коры и по
самое плечо запустил руку в открывшееся дупло. Пока он медленно,
напряженно и машинально проделывал все эти манипуляции, в голове у него
всплыли слова, которые однажды произнес с улыбкой Главас Ро за трапезой,
состоявшей из сваренной на воде овсянки:
"Мышонок, - говорил маг, а на его короткой седой бороде плясали
отсветы пламени, - когда ты уставишься на что-нибудь и примешься раздувать
ноздри, ты становишься слишком похож на кота, чтобы я мог поверить, что ты
когда-нибудь станешь сторожевым псом истины. Ты довольно прилежный ученик,
но втайне предпочитаешь волшебной палочке меч. Тебя гораздо сильнее
искушают жаркие губы черной магии, чем тонкие целомудренные пальцы белой,
даже несмотря на то, что последняя привлекла к себе хорошенькую мышку -
нет, не надо спорить! Тебя сильнее привлекают обманчивые извивы левого
пути, чем прямизна правого. Боюсь, что в конце концов ты из Мышонка
превратишься в Мышелова. И не в белого, а серого - впрочем, это все лучше,
чем в черного. А теперь ступай, вымой миски и подыши с часок на
молоденькую травку от лихорадки, сегодня ночью что-то прохладно, да не
забудь поласковее поговорить с боярышником".
Пришедшие на память слова стали тише, но еще звучали, когда Мышонок
извлек из дупла покрывшийся зеленым мхом кожаный пояс с болтающимися на
нем заплесневелыми ножнами, из которых в свою очередь достал за обвитую
кожаным ремешком рукоятку длинный и тонкий бронзовый меч, весь в налетах
патины. Мышонок подставил зеленоватое лезвие с коричневыми кромками под
красный луч восходящего солнца и широко раскрыл глаза с сузившимися
зрачками.
Далеко в долине послышался высокий и чистый звук рога, сзывающего
людей на охоту.
Мышонок вскочил и побежал вниз по косогору, держась следов копыт; он
бежал широко, но пенного скованно, словно пьяный, застегивая на ходу
замшелый пояс с мечом.
Черная четвероногая тень промелькнула через испещренную солнечными
пятнами прогалину, подминая невысокие деревца своей мощной грудью и топча
их узкими раздвоенными копытами. Позади слышались звуки рога и хриплые
мужские голоса. Добежав до дальнего края прогалины, кабан обернулся. Он
едва держался на ногах, дыхание со свистом вырывалось у него из ноздрей.
Тусклые глазки животного остановились на выскочившем из леса всаднике. Он
повернулся к нему, и по какой-то причуде освещения шкура его сделалась
совсем черной. И тут зверь бросился в атаку. Но прежде чем его страшные
загнутые кверху клыки встретились с живой плотью, копье с массивным
наконечником ударилось ему в лопатку, согнулось, словно лук, и отскочило,
разбрызгивая по траве кровь.
На прогалине появились одетые в зеленое и коричневое егеря одни
окружили упавшего кабана частоколом копий, другие поспешили к всаднику,
одетому в богатый желто-коричневый наряд. Всадник рассмеялся, бросил
одному из егерей копье с залитым кровью наконечником и взял, у другого
отделанную серебром кожаную флягу с вином.
На прогалине появился второй всадник, и маленькие желтоватые глазки
герцога, спрятанные под кустистыми бровями, потемнели. Он отхлебнул вина и
утер губы рукавом. Егеря осторожно смыкали стену из копий вокруг кабана,
который лежал неподвижно, чуть приподняв голову над землей, и лишь глазки
его бегали из стороны в сторону, да светло-алая кровь толчками брызгала из
лопатки. Стена копий уже готова была сомкнуться, но тут Джанарл дал знак
егерям остановиться.
- Ивриана! - хрипло обратился он к вновь прибывшей. - Тебе дважды
предоставлялась возможность расправиться со зверем, но ты все увиливаешь.
Твоя покойница-мать, будь она проклята, уже успела бы разрезать на мелкие
кусочки и отведать сырое кабанье сердце.
Дочь с несчастным видом уставилась на отца. Одета она была так же,
как и егеря, и сидела в седле по-мужски; на боку у нее болтался меч, в
руке было зажато копье, и от этого она казалась совсем девчонкой,
узколицей и тонкорукой.
- Тряпка ты, заячья душонка, влюбленная в колдуна! - продолжал
Джанарл. - Твоя омерзительная мамаша встретила бы кабана, стоя на земле, и
смеялась бы, если б его кровь брызнула ей в лицо. Послушай, этому кабану
уже крышка, поранить тебя он не может. Заколи его копьем, немедленно! Я
тебе приказываю!
Разорвав стену из копий, егеря расступились, давая девушке подойти к
зверю. Они хихикали ей прямо в лицо, а герцог лишь одобрительно ухмылялся.
Прикусив нижнюю губу, девушка колебалась; со страхом и восторгом смотрела
она на зверя, который, все так же чуть приподняв голову, уставился на нее.
- Всади в него копье! - повторил Джанарл и поспешно отхлебнул из
фляги. - Давай, а не то я отстегаю тебя хлыстом прямо сейчас.
Девушка тронула каблуками бока лошади и, согнувшись и нацелив копье в
кабана, легким галопом поскакала к нему. Однако в последний момент копье
вильнуло и угодило острием в землю. Кабан не шелохнулся. Егеря сипло
загоготали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29