Джанарл побагровел от гнева и неожиданно схватил дочь за руку.
- Твоя окаянная мамаша перерезала мужчинам глотки глазом не моргнув.
Ты немедленно всадишь копье в эту тварь или попляшешь у меня снова - как
прошлой ночью, когда я заставил тебя выдать заклятие колдуна и сказать,
где отыскать его курятник. - Он нагнулся к ней и проговорил почти шепотом:
- Знаешь, котеночек, я давно уже подозреваю, что твоя мать при всей ее
лютости, как и ты, была влюблена в колдуна - правда, ее, наверно,
приворожили - и что ты - отродье этого сгоревшего чародея.
Глаза девушки округлились, она попыталась вырваться, но отец притянул
ее к себе.
- Не бойся, котеночек, дурь-то я из тебя вышибу, хоть так, хоть этак.
А для начала заколи-ка этого кабанчика.
Девушка словно окаменела. Ее белое лицо напоминало маску ужаса.
Герцог замахнулся, однако ударить дочь не успел.
В том месте прогалины, где кабан повернулся, чтобы ринуться в
последнюю атаку, появился худощавый юноша, одетый во все серое. Словно
человек, находящийся под действием какого-то зелья или впавший в транс, он
шел прямо на Джанарла. Трое егерей, стоявших рядом с герцогом, вытащили
мечи и лениво двинулись ему навстречу.
Лицо юноши было бледным и напряженным, на лбу, под чуть сдвинутым
назад клобуком, виднелись капли пота. Не спуская глаз с герцога, он
прищурился, как будто смотрел на слепящее солнце.
Губы юноши широко раздвинулись, обнажив белые зубы.
- Убийца Главаса Ро! Погубитель волшебников!
В ту же секунду бронзовый меч вылетел из замшелых ножен. Два егеря
бросились к парню, один из них, увидев зеленоватый клинок, закричал:
- Осторожно! Яд!
Держа меч, словно это был молот, юноша обрушил на него страшный удар,
но егерь с легкостью его парировал, так что клинок просвистел у него над
головой, а юноша потерял равновесие и чуть не упал. Шагнув вперед, егерь
молниеносно ударил по клинку парня около рукоятки, желая обезоружить его,
и бой, еще не начавшись, казалось уже завершился - но не совсем. Туман
внезапно исчез из глаз у юноши, он ощерился, как кот, с новой силой сжав в
руке меч, сделал быстрый выпад, крутанул кистью, и меч вылетел у
изумленного егеря из руки. Юноша сделал еще один выпад, целясь в сердце
его сотоварища, и тому удалось уклониться от удара, только упав на спину.
Джанарл напряженно привстал на стременах и пробормотал: "Щенок
показывает клыки", но тут третий егерь, зайдя сзади, хватил юношу рукоятью
меча по затылку. Тот выронил меч, покачнулся и стал оседать, но первый
егерь, схватив его за ворот туники, толкнул на своих товарищей. Решив
позабавиться, те взяли его в толчки и принялись бить наотмашь по лицу и
телу спрятанными в ножны кинжалами, а когда юноша рухнул на землю,
продолжали пинать его ногами и терзать, словно свора собак.
Джанарл сидел неподвижно и наблюдал за дочерью. Когда юноша появился
на поляне, от герцога не ускользнул испуг девушки - она явно знала парня.
Теперь она сидела, подавшись вперед, губы ее подергивались. Дважды герцог
хотел было заговорить с нею, но передумывал. Лошадь Иврианы неспокойно
перебирала ногами и ржала. В конце концов девушка съежилась в седле, едва
сдерживая рыдания. Джанарл удовлетворенно хмыкнул и приказал:
- Ну, пока хватит! Тащите его сюда.
Двое егерей подхватили едва живого парня, серая одежда которого была
испещрена красными пятнами.
- Ты трус, - проговорил Джанарл. - От этой забавы ты не умрешь.
Ребята просто немного обработали тебя перед другой забавой. Но я забыл,
что ты - хитрый колдунишка, который бормочет свои заклинания и проклятия в
темноте, за спинами у людей, трусливый негодяй, который гладит всяких
зверушек и вообще разводит в лесах сладенькие сантименты. Тьфу, гадость!
Меня тошнит от этого! А между тем ты пытаешься сбить с пути истинного мою
дочь и... Да слушай же, колдунишка несчастный!
С этими словами герцог нагнулся и дернул за волосы болтающуюся голову
юноши. Тот закатил глаза и судорожно дернулся: егеря от неожиданности не
сумели его удержать, и Джанарл чуть было не выпал из седла.
Внезапно послышался громкий треск сучьев и топот копыт. Кто-то
закричал:
- Осторожней, хозяин! О боги, да помогите кто-нибудь герцогу!
Поднявшийся на ноги раненый кабан летел к кучке людей во весь опор,
целясь в лошадь Джанарла.
Схватившись за оружие, егеря бросились врассыпную.
Лошадь Джанарла попятилась и чуть не выбросила из седла своего
всадника. Кабан пролетел мимо, словно черная ночь в красных сполохах. Еще
немного, и Джанарл рухнул бы ему на спину. Кабан резко развернулся и снова
бросился в атаку; три копья вонзились в землю рядом с ним. Джанарл
попытался выпрямиться в седле, но зацепился ногой за стремя, и лошадь,
дернув, повалила его.
Кабан приближался, но тут раздался топот копыт. Мимо Джанарла
пролетела лошадь, и направленное уверенною рукою копье глубоко вонзилось
зверю в лопатку. Черный кабан дернулся, попытался ударить клыком по копью,
завалился на бок и замер.
Ивриана выпустила из рук древко копья. Ее пальцы дрожали крупной
дрожью. Девушка тяжело осела в седле и другой рукой схватилась за луку.
Джанарл поднялся на ноги, посмотрел на дочь, на кабана, затем обвел
взглядом всю прогалину.
Ученик Главаса Ро исчез.

- Север - в юг, а лево - в право, стань пустынею, дубрава, сон,
повсюду ставь заставы, помогайте, лес и травы.
Опухшими губами Мышонок бормотал заклинание; казалось, он обращался к
земле, на которой лежал. Сложив пальцы в кабалистический знак, он достал
из крошечного мешочка щепоть зеленого порошка и бросил его в воздух
движением кисти, которое заставило его поморщиться.
- Пес, от волка ты рожден, враг бичу и сворке он. Чти единорога,
конь, он свободен, как огонь. Помогайте, ночь и сонь!
Договорив заклинание, Мышонок затих; боль в истерзанном теле стала не
такой мучительной. Он лежал и прислушивался к чуть различимым звукам
погони.
Прямо перед его лицом оказался пучок травы. Мышонок смотрел, как
трудолюбивый муравей карабкается по стебельку, падает и снова лезет вверх.
На какую-то секунду он почувствовал сродство между собой и крошечным
насекомым. Потом вспомнил черного кабана, чья неожиданная атака дала ему
возможность скрыться, и на миг почему-то связал его с муравьем.
Ему пришли на память пираты, угрожавшие его жизни, когда он
странствовал по западу. Однако их веселая жестокость в корне отличалась от
намеренного зверства герцогских егерей, которое явно доставляло им
удовольствие.
Постепенно в Мышонке стали закипать гнев и ненависть. Перед его
мысленным взором предстали боги Главаса Ро, их обычно бесстрастные лица
стали белыми и насмешливыми. Он слышал слова древних заклинаний, но теперь
они наполнились новым смыслом. Вскоре видения смешались в круговерть
ухмыляющихся рож и жестоких рук. Где-то в глубине - бледное виноватое лицо
девушки. Мечи, палки, бичи. Все кружится и кружится. А в центре, как
ступица колеса, на котором людям ломают кости, мощная фигура герцога.
Разве могло справиться учение Главаса Ро с этим колесом? Оно
прокатилось и раздавило его. Чем была белая магия для Джанарла и его
егерей? Ничего не стоящим пергаментом, который легко можно загадить.
Втоптать волшебные камни в грязь. Превратить в кашу мудрейшие мысли своими
железными мозгами.
Но была и другая магия. Та, пользоваться которой запрещал Главас Ро -
порой с улыбкой, но всегда твердо. Магия, о которой Мышонок узнал лишь из
недомолвок и предостережений. Магия, возникшая из смерти и ненависти, боли
и гниения, магия ядов и ночных вскриков, сочившаяся из черных межзвездных
пространств и - как правильно сказал сам Джанарл - бросавшая из темноты
проклятия в спину людям.
Мышелову казалось, что все приобретенные им прежде знания о крошечных
существах, звездах, добром колдовстве и правилах обходительности природы -
все это сгорело в каком-то внезапном огненном вихре. И черный пепел ожил,
зашевелился, и из него потянулся сонм ночных теней, похожих на те, что
сгорели, но изуродованных. Крадущихся, прячущихся, трусливо убегающих
теней. Бессердечных, исполненных ненависти и ужаса, но красивых, словно
черные пауки, раскачивающиеся в своих геометрически правильных тенетах.
Протрубить над ними в охотничий рог? Напустить их на Джанарла?
Глубоко в мозгу Мышонка злобный голос зашептал: "Герцог должен
умереть. Герцог должен умереть". И Мышонок понял, что будет всегда слышать
этот голос, пока не сбудется то, чего он требует.
Он с трудом поднялся на ноги, ощущал в сломанных ребрах пронизывающую
боль и удивляясь, как ему удалось убежать так далеко. Стиснув зубы, он
поплелся через поляну, а когда добрался до деревьев на другом краю, боль
заставила его упасть на четвереньки. Он прополз еще немного и потерял
сознание.

К вечеру третьего после охоты дня Ивриана, выскользнув из своей
комнаты в башне, велела глупо ухмыляющемуся конюху привести ее лошадь и,
миновав долину, перейдя через реку и взобравшись на противоположную
сторону холма, оказалась у скалы, за которой когда-то был дом Главаса Ро.
От представшего глазам девушки разора ее напряженное бледное лицо стало
еще несчастнее. Спешившись, она подошла к пожарищу, трясясь при мысли о
том, что наткнется на труп Главаса Ро. Но его нигде не было. Она обратила
внимание, что пепел весь разворошен, словно кто-то искал в нем уцелевшие
от огня предметы. Над пепелищем стояла тишина.
Внимание девушки привлек холмик на краю поляны, и она подошла к нему.
Это была свежая могила, вместо надгробной плиты на ней лежал небольшой
плоский зеленоватый камень с вырезанными на нем странными изображениями и
обрамленный серыми голышами.
Внезапно донесшийся из леса шорох заставил Ивриану вздрогнуть: она
поняла, что очень напугана, но до сих пор из-за сильного горя не ощущала
страха. Она посмотрела в сторону леса и вскрикнула: из просвета между
листьями на нее смотрело чье-то лицо. Дикое лицо, измазанное грязью и
зеленью травы, в засохших кровоподтеках, с начавшейся пробиваться
бородкой. И тут она узнала его.
- Мышонок! - неуверенно окликнула девушка.
Голос, который ей ответил, она узнала с трудом.
- Итак, ты вернулась, дабы насладиться разрушением, виною которому -
твое предательство.
- Нет, Мышонок, да нет же! - воскликнула Ивриана. - Я этого не
хотела, можешь даю поверить!
- Ты лжешь! Это ведь люди твоего отца убили его и сожгли дом.
- Но я не думала, что они осмелятся!
- Не думала, что осмелятся - словно это тебя извиняет. Ты так боишься
своего отца, что готова выдать ему что угодно. Ты живешь одним страхом.
- Не всегда, Мышонок. В конце концов я же убила кабана.
- Тем хуже - ты убила зверя, посланного богами на погибель твоему
отцу.
- Но на самом деле я не убивала кабана. Я только хвасталась, когда
говорила об этом, думала, что тебе понравится моя смелость. Я не подано,
как его убивала. Ум мой что-то затмило. Мне кажется, моя покойная мать
вошла в меня и направила мою руку с копьем.
- Ты бросаешься из одной лжи в другую! Я скажу точнее: ты живешь
только страхом, за исключением тех случаев, когда отец кнутом заставляет
тебя быть смелой. Мне следовало подумать об этом раньше и предупредить
Главаса Ро относительно тебя. Но я-то думал, что ты не такая.
- Ты ведь звал меня Мышкой, - чуть слышно проговорила девушка.
- Да, мы играли в мышей, забыв, что кошки существуют на самом деле. И
вот, когда меня не было, тебя простым кнутом запугали до того, что ты
выдала Главаса Ро своему отцу!
- Мышонок, не осуждай меня. - Ивриана уже плакала. - Я знаю, что в
моей жизни не было ничего, кроме страха. С детских лет отец старался
внушить мне, что жестокость и ненависть правят миром. Он истязал и мучил
меня. Мне некуда было деться, пока я не встретила Главаса Ро и не узнала,
что в мире есть законы сочувствия и любви, которым подчиняется даже смерть
и кажущаяся ненависть. Но теперь Главас Ро мертв, и я напугана и одинока
еще больше, чем раньше. Мне нужна твоя помощь, Мышонок. Ты учился у
Главаса Ро. Ты не забыл его уроки. Помоги же мне.
Юноша язвительно рассмеялся:
- Помочь, а потом ты меня предашь? Они будут бить меня плетью, а ты
станешь любоваться? Я должен слушать твой сладкий лживый голосок, а тем
временем егеря твоего отца окружат меня? Нет, у меня другие замыслы.
- Замыслы? - переспросила девушка. В ее голосе слышалась тревога. -
Мышонок, пока ты здесь бродишь, твоя жизнь в опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29