Затем начался танец леопарда, танец жизни, любви и смерти, который
исполнялся то на задних лапах, то на всех четырех. Зверь прыгал и что-то
вынюхивал, угрожал и отступал, бросался в атаку и обращался в бегство,
мяукал и сладострастно извивался.
Несмотря на длинные черные волосы, зрителям было трудно поверить, что
перед ними женщина в облегающем меховом одеянии. К тому же передние лапы
зверя были такой же длины, что и задние, и, казалось, имели дополнительный
сустав.
Тут из-за ширмы с клекотом выпорхнула какая-то белая тень. Большая
серебристая кошка, подпрыгнув, сбила белую тень лапой и набросилась на
нее.
Все сидевшие в Зале Богов узнали крик снежного голубя и услышали
хруст его шейных позвонков.
Поднеся мертвую птицу к своей пасти, громадная кошка, стоя уже совсем
по-женски, заставила зрителей испустить долгий вздох, в котором смешались
отвращение и предвкушение, желание узнать, что будет дальше, и не
пропустить ничего из того, что происходит в этот миг.
Фафхрд, однако, не вздохнул. Во-первых, малейшее движение могло
выдать место, где он прятался. А во-вторых, ему было прекрасно видно все,
что делалось за ширмами с завитушками.
Не имея возможности попасть на представление по возрасту, не говоря
уже о желаниях и заговорах Моры, он за полчаса до начала вскарабкался на
одну из сосен Зала Богов со стороны пропасти, где его никто не мог
заметить. Благодаря веревкам, которыми были пришнурованы шкуры, залезть
туда было проще простого. Затем он осторожно прополз по двум толстым
ветвям, нависшим над залом, стараясь не потревожить их коричневые иголки и
нанесенный сверху снег, пока не нашел место, откуда ему была видна вся
сцена, а сам он был скрыт от чьих-либо взглядов. После этого ему
оставалось лишь спокойно лежать, чтобы иголки или снег не посыпались вниз.
Он надеялся, что если кто-то и глянет вверх, то примет в полутьме его
белые одежды за снег.
Теперь он наблюдал, как две минголки поспешно стаскивали с рук Вланы
тесные меховые рукава, заканчивавшиеся дополнительными жесткими суставами
с когтями, которыми актриса управляла, ухватившись за них изнутри. Затем
они стянули у нее с ног меховые чулки, а Влана, сидя на табурете, сняла с
зубов клыки, быстро отстегнула маску леопарда и меховой жилет.
Несколько секунд спустя она, ссутулившись, уже медленно шла по сцене
- пещерная женщина в короткой набедренной повязке из серебристого меха,
лениво глодавшая внушительных размеров мосол. Началась пантомима,
изображавшая день первобытной женщины: она поддерживала огонь, кормила
младенца, шлепала ребенка постарше, мяла шкуры, что-то прилежно шила.
Действие несколько оживилось с приходом ее супруга, невидимое присутствие
которого мастерски изобразила актриса.
Зрители без труда следили за развитием событий, ухмылялись, когда
женщина поинтересовалась, какое мясо принес муж, фыркнула при виде скудной
добычи и отказалась его поцеловать. Когда она попыталась огреть его
костью, которую глодала, и, получив в ответ затрещину, распласталась прямо
на куче своих детей, зал разразился хохотом.
Так она и уползла со сцены за другую ширму, где скрывался вход для
актеров (в обычное время - для Снежного Жреца) и сидел однорукий мингол,
виртуозно игравший имевшимися у него пальцами на зажатом между колен
барабане. Влана скинула с себя остатки мехов, четырьмя уверенными мазками
гримировального карандаша изменила разрез глаз, одним движением накинула
на себя длинный серый плащ с капюшоном и вернулась на сцену в образе
минголки, обитательницы степей.
После очередной короткой пантомимы, она изящно присела перед
приподнятой авансценой, которая была уставлена разнообразными баночками, и
начала причесываться и наносить на лицо косметику, пользуясь зрительным
залом как зеркалом. Скинув плащ с капюшоном, она осталась в коротком алом
платье. Было удивительно наблюдать, как она накладывает на губы, веки и
щеки разноцветные румяна, пудры и блестки, как скручивает свои темные
волосы в высокую прическу, скрепляя ее длинными булавками, украшенными
драгоценными камнями.
И тут выдержка Фафхрда подверглась серьезнейшему испытанию: кто-то с
размаху залепил ему глаза пригоршней снега.
На протяжении трех ударов сердца он оставался в полной неподвижности.
Затем нащупал чью-то довольно тонкую кисть и немного отодвинул ее вниз,
тихонько тряся головой и стараясь проморгаться.
Пойманная кисть высвободилась, и комок снега упал за ворот волчьей
шубы одного из людей Хрингорла, Хора, который сидел как раз под Фафхрдом.
Странно крякнув. Хор посмотрел было вверх, но к счастью именно в этот миг
Влана сняла свое алое платье и принялась умащивать соски бальзамом
кораллового цвета.
Фафхрд оглянулся и увидел, что рядом с ним, чуть сзади, тоже
устроившись на двух ветвях, яростно скалится Мара.
- Будь я ледовым гномом, ты был бы уже покойником! - прошипела она. -
Или если бы я напустила на тебя своих четырех братьев! Зря я этого не
сделала. Ты же совсем оглох, только пожирал глазами эту тощую шлюху! Я
слышала, как ты сцепился из-за нее с самим Хрингорлом! И не взял в подарок
золотые браслеты!
- Должен признать, дорогая, что ты подкралась ко даю очень ловко и
бесшумно, - задышал ей в ухо Фафхрд, - и что ты видишь и слышишь все, что
происходит в Мерзлом Стане, и даже то, что не происходит. Но должен тебе
сказать, Мара...
- Ну-ну! Теперь ты будешь говорить, что я как женщина не должна
находиться здесь. Привилегия мужчин, кощунственное отношение к сексу и
прочее и прочее. Так вот, ты тоже не должен здесь находиться.
После серьезных размышлений Фафхрд ответил:
- Нет, я думаю, на представление должны приходить все женщины. Они
могут научиться тут кое-чему полезному.
- Скакать, как кошка в жару? Пресмыкаться, как глупая рабыня? Я тоже
видела все это, пока ты был нем и глух и только пускал слюни. Вы, мужчины,
готовы смеяться над чем угодно, особенно когда какая-нибудь бесстыжая сука
выставляет напоказ свои костлявые телеса и делает вас краснорожими,
задыхающимися похотливыми козлами!
Жаркий шепот Мары становился опасно громким и мог привлечь внимание
Хора и его соседей, однако удача вмешалась и на сей раз: под барабанную
дробь Влана упорхнула со сцены, и зазвучала дикая, тонкая, какая-то
подпрыгивающая мелодия - это к однорукому минголу пришла на помощь юная
илтхмарка, игравшая на флейте с ноздревым звукоизвлечением.
- Я не смеюсь, дорогая моя, - немного снисходительно зашептал Фафхрд,
- не пускаю слюни, не багровею и не задыхаюсь, как ты, надеюсь, заметила.
Нет, Мара, я здесь только потому, что хочу побольше узнать о цивилизации.
Девушка посмотрела на Фафхрда, и ее ухмылка вдруг перешла в нежную
улыбку.
- Знаешь, мне кажется, ты действительно веришь в то, что говоришь,
невероятное ты мое дитя, - задумчиво шепнула она. - Если, конечно,
считать, что упадок, называемый цивилизацией, может для кого-то
представлять интерес, а скачущая девка может быть выразительницей ее
откровений или, вернее, отсутствия таковых.
- Я не верю, я просто знаю это, - ответил Фафхрд, не обращая внимания
на остальные слова Мары. - Весь мир считает так, а мы должны сидеть, тупо
уставившись в свой Мерзлый Стан? Смотри вместе со мною, Мара, и набирайся
мудрости. В танцах этой актрисы - культура всех стран и времен. Сейчас она
изображает женщину Земли Восьми Городов.
Возможно, Мара начала понемногу сдавать свои позиции. А может, дело
было в том, что все ее внимание привлек новый костюм Вланы - узкая зеленая
блузка с длинными рукавами, свободная голубая юбка, красные чулки и желтые
туфельки, - а также то обстоятельство, что от быстрого танца на шее у
актрисы вздулись жилы и участилось дыхание. Во всяком случае снежная
девушка пожала плечами и, снисходительно улыбнувшись, прошептала:
- Что ж, должна признать, что во всем этом есть некий отталкивающий
интерес.
- Я так и знал, что ты поймешь, дорогая. Ты ведь в два раза умнее
любой женщины нашего племени, да и мужчины тоже, - заворковал Фафхрд,
нежно, но несколько рассеянно поглаживая девушку и устремив взгляд на
сцену.
Затем, все так же молниеносно переодеваясь, Влана изобразила гурию
востока, чопорную квармаллийскую королеву, томную наложницу Царя Царей,
надменную ланкмарскую даму в черной тоге. Последнее было сценической
вольностью: тогу в Ланкмаре носили только мужчины, однако этот род одежды
был во всем Невоне как бы символом Ланкмара.
Между тем Мара лезла вон из кожи, пытаясь разделить причуду своего
нареченного. Сначала она была искренне увлечена и мысленно отмечала
подробности нарядов Вланы, штрихи ее поведения, которые она могла бы
перенять не без пользы для себя. Но затем у нее постепенно появилось
ощущение, что эта старая по сравнению с ней женщина неизмеримо выше нее в
смысле подготовки, знаний и опыта, научиться играть и танцевать так, как
это делала Влана, можно лишь путем долгих и усиленных занятий. И как, а
главное, где может снежная девушка носить такие наряды? Чувство
собственной неполноценности уступило место зависти, а потом и злобе.
Цивилизация отвратительна, Влану следует прогнать плеткой из Мерзлого
Стана, а Фафхрду нужна женщина, которая устроила бы ему нормальную жизнь и
не давала бы разгуляться его воображению. Не мать, разумеется - эта
ужасная, со склонностью к кровосмешению женщина, поедом евшая собственного
сына, а роскошная и практичная молодая жена. Например, она, Мара.
Она начала внимательно наблюдать за Фафхрдом. Он вовсе не походил на
потерявшего голову самца, напротив, выглядел холодным как лед, однако при
этом не отрывал глаз со сцены. Мара напомнила себе, что некоторые мужчины
умеют ловко скрывать свои чувства.
Влана сбросила тогу и осталась в сетчатой тунике из тонюсеньких
серебряных проволочек. В месте каждого их пересечения висел маленький
серебряный колокольчик. Актриса качнулась, и колокольчики зазвенели,
словно серебряные птички, сидящие на дереве и поющие гимн телу Вланы.
Теперь она казалась по-девичьи стройной, ее большие глаза сверкали сквозь
пряди волос таинственными намеками и призывами.
Несмотря на всю выдержку Фафхрда, дыхание его участилось. Выходит,
его сон в палатке у минголов был вещим! Его внимание, которое до этого
улетело в страны и века, которые изображала в танце Влана, теперь
сосредоточилось на ней и превратилось в желание.
На сей раз его самообладание подверглось еще более тяжкому испытанию:
Мара безо всякого предупреждения схватила его за промежность.
Но продемонстрировать свое самообладание во всем блеске он не успел,
так как Мара отдернула руку и, воскликнув: "Грязная скотина! Ты ее
хочешь!", саданула его кулаком в бок, прямо под ребро.
Балансируя на ветках, Фафхрд попытался поймать ее за кисти. Мара
пробовала ударить его еще и еще. Сосновые ветви затрещали, вниз посыпались
иголки и снег.
Отвесив Фафхрду очередную затрещину по уху, Мара соскользнула грудью
с веток, продолжая цепляться за них ногами.
Пробормотав: "Чтоб тебя приморозило, сука!", Фафхрд схватился рукой
за самую толстую ветку и свесился вниз, пытаясь поймать Мару за
предплечье.
Те, кто смотрел на них снизу - а такие уже нашлись, несмотря на
большую соблазнительность происходящего на сцене, - видели две сцепившиеся
фигуры в белом и две светловолосых головы, свесившиеся с ветвистого
потолка, словно их обладатели собирались нырнуть вниз ласточкой. Через
несколько секунд, не переставая бороться, фигуры скрылись за ветвями.
Старейший мужчина Снежного клана заорал:
- Святотатство!
Другой, помоложе, поддержал:
- Они подглядывают! Выбросить их отсюда!
Его призыв несомненно был бы поддержан, так как четверть зрительного
зала была уже на ногах, если бы не Эссединекс, наблюдавший за публикой
через дырочку в ширме и умевший как никто справляться с беспорядками в
зале. Он ткнул пальцем в стоявшего у него за спиной мингола и выбросил над
головой руку ладонью вверх.
Музыка заиграла громче. Раздался медный звон тарелок. Совершенно
голые сестры-минголки и илтхмарка выскочили на сцену и принялись скакать
вокруг Вланы. К ним тут же подковылял толстый восточный человек и поджег
свою бороду. Все лицо его мгновенно оказалось в ореоле голубого пламени.
Он не гасил его - с помощью мокрого полотенца, которое было у него с
собой, - пока Эссединекс громко не прошептал в дырочку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29