Странно, что за столом оказался и тот скотник со свиным лицом, — тот самый, который подверг ее такому унижению в клетке.
Значит, агентом мог быть и он, иначе как бы он оказался за ужином у самого капитана?
Как противно ей было прислуживать этому простолюдину, явному гумилиори!
Конечно, простолюдин из сословия гумилиори не мог быть агентом — таким, от которого зависела судьба представительницы сословия хонестори, аристократки и патрицианки!
За столом сидел и Фидий, капитан «Нарконы».
Неужели это он, внезапно подумалось женщине.
«Наркона» — всего лишь грузовой корабль, однако он принадлежит Империи. Вероятно, занять должность капитана корабля мог лишь преданный Империи человек. Кроме того, разве может пасть подозрение на самого капитана?
И кто на корабле обладает большей властью, кто способен устроить все дело, как следует, и проследить за его выполнением?
Она совсем запуталась, не знала, от человека какого звания и положения можно было ждать помощи.
Нет, вероятно, все произойдет в строжайшей тайне, так, что об этом не будет даже подозревать ни один из членов экипажа.
Должно быть, капитан даже не догадывается, чему предстоит свершиться на его корабле.
Но тут же ей подумалось, что Иаак не стал бы рисковать, пользуясь услугами обычного капитана грузового судна, полагаться на него, доверять ему такое серьезное дело.
Значит, это вряд ли может быть капитан. И все-таки это вполне возможно.
Она задергалась на веревке.
— Давай, освободись, белобрысая! — засмеялась одна из рабынь.
Накануне старший офицер дал им имена, поставив всех на колени в общей комнате.
«Ты Филена, — сказал он блондинке. — Так кто ты?»
«Я Филена, господин», — ответила она, следуя примеру других рабынь.
Теперь офицер вошел в общую комнату и освободил ее.
— Давайте одежду, — приказал он.
Здесь были пять платьев, которые рабыни были обязаны надевать, прислуживая за столом капитана. Подхватив платья, офицер выключил верхний свет в общей комнате, вышел и прикрыл за собой дверь.
Включенным остался только маленький красноватый ночник на стене, под самым потолком.
— Нас даже не приковали цепями к стене, — удивилась одна из рабынь.
— Но мы же никуда не собираемся бежать, — со смехом ответила другая, указывая на плотно закрытую дверь комнаты. Щель между прикрытой дверью и стеной казалась совершенно неразличимой.
— Интересно, почему на нас не надели цепи? — повторила рабыня.
— Мы — особые рабыни, — важно произнесла третья.
Блондинка улыбнулась самой себе в тусклом красноватом свете ночника.
— Давайте спать, — предложила одна из девушек.
— Дай мне одеяло, — обратилась блондинка к хрупкой черноволосой девушке, самой миниатюрной из всех.
— У тебя есть свое одеяло, — возразила изящно сложенная брюнетка.
— Дай! — настаивала блондинка.
— Не дам! Отстань!
— Дай немедленно, рабыня! — жестким голосом повторила блондинка и потянула к себе одеяло, в которое судорожно вцепилась брюнетка.
— Белобрысая, прекрати! — строго прикрикнула другая рабыня, которую офицер назначил старшей в комнате рабынь.
— Отдай! — кричала блондинка.
— Держите ее, — деловито приказала остальным старшая рабыня.
Не успев опомниться, блондинка обнаружила, что ее повалили ничком на стальной пол, держа за руки и за ноги.
— Принесите плеть, — сказала старшая рабыня.
— Нет! — ужаснулась блондинка. — Не бейте меня! Прошу вас, госпожа! Не надо бить меня, госпожа!
Она слышала, как плеть снова повесили на стену. Ее отпустили.
— Сегодня ночью ты останешься без одеяла, белобрысая, — заявила старшая рабыня.
— Да, госпожа, — откликнулась блондинка. Все остальные рабыни были обязаны обращаться к старшей «госпожа». Это блондинка запомнила хорошо.
Позднее, лежа на голом полу и пытаясь согреться, блондинка постепенно наполнялась яростью.
Когда я буду богатой и знатной, думала она, я отомщу всем им. Я куплю их и продам в провинциальные городишки, на рудники и фермы, увезу их на дальние планеты рептилий. Тогда они узнают, кто они такие!
Она задвигалась. Каким жестким казался ей стальной пол, как неудобно было лежать на нем!
Корабль быстро привезет меня на Тангару, думала она. Затем мой тайный, ненавистный союзник, который бросил меня и даже не попытался защитить, передаст мне кинжал, чтобы я могла закончить свое дело. А потом наступит время моей удачи, и все вы очень пожалеете о том, что когда-то пренебрегали мною!
Она вспомнила, как намеренно встала там, где ее мог видеть варвар. Она слегка натянула платье, и прелестные округлые груди отчетливо выступили под тканью. Но варвар взглянул на нее как раз тогда, когда офицер прикрикнул, и смущенная женщина была вынуждена вернуться на место. Тем не менее она была уверена, что варвару хватило и одного взгляда. Возвращаясь на место вместе с другими рабынями, она высоко подняла голову, откинула плечи, втянула живот, чтобы варвар мог полюбоваться совершенством ее фигуры, ибо платье прислужницы, длинное, белое и с большим вырезом, не скрывало ее очертаний. Своей соблазнительной походкой и позами ей доводилось дразнить многих мужчин и забавляться этим. Натянув платье на колени и опустившись на пол, женщина подняла голову и обнаружила, что варвар наблюдает за ней. Почему-то коленопреклоненная поза лишала ее уверенности, выставляла ее совсем в другом свете. Она смущенно прикрыла рукой грудь, но когда вновь подняла глаза, варвар уже занялся едой.
Теперь она лежала на стальном полу.
Она никак не могла поверить тому, что во время наказания слово «господин» так легко и естественно вырвалось у нее. Женщину это тревожило.
Она представила, что значит оказаться в руках такого человека, как этот варвар, оставаясь при этом рабыней.
Глава 11
Один из гостей громко вскрикнул и вскочил на ноги. Другой навалился на стол, его глаза налились кровью.
Сначала напевы Бейиры-II казались почему-то неуместными в зале с высокими потолками и отверстиями для выхода дыма, с грязным, усыпанным тростником полом, но вскоре все это забылось, и помещение казалось не менее подходящим, в качестве белого шатра, затерянного среди дюн, чем сотни других, — таверна на Иллирисе, свободной торговой планете, куда съезжались работорговцы и пираты, где можно было сделать неплохие покупки; публичный дом на опаленном солнцем Торусе, где нельзя было выйти на улицу, не надев защитные очки; отдаленная темница, где жены и дочери разжалованной знати в ожидании рабства проходили выучку; дом для рабынь на захолустном Гранике, где некоторые девочки-рабыни еще не знали о существовании мужчин, не понимали, что могут возбуждать их; или, предположим, величественный зал с колоннами и мраморным полом где-нибудь в глубине огромного дворца с башнями, принадлежащего суровому повелителю знойной страны, возвышающегося над тысячей лачуг, караван-сараев, окруженных со всех сторон гибельной безводной пустыней. Таким же подходящим стал казаться грубый зал алеманнов, прибежище дризриаков на планете, ныне укрытой от каменного ливня, от которого на небе играли сполохи и длинные светящиеся полосы, подобно следам от звериных когтей. Этот зал ничем не отличался от любого помещения, в котором находились рабыни и мужчины.
— Нет, нет! — сердито закричал мужчина. — Убить ее! Убить!
— Подожди, посмотрим! — убеждал его другой.
— Будь мужчиной! — кричал третий. Аброгастес со своей скамьи с острым любопытством наблюдал за происходящим.
Бывшие гражданки Империи дрожали и вскрикивали, удивленные тем, какой может оказаться женщина.
— Бедра жжет! — плакала одна.
— Я рабыня, рабыня! — почти кричала другая. На их крики оборачивались, но ненадолго, почти не обращая внимания.
Руки женщин скользили по обнаженной груди. Они тяжело дышали, чувствуя, как колотятся сердца. Кое-кто громко постанывал.
Надсмотрщики время от времени касались плетями плеч самых шумных рабынь, призывая их к молчанию, но даже не глядя в их сторону — они не могли отвести глаз от зрелища в центре зала.
Один из надсмотрщиков отсутствующим жестом опустил плеть, даже, видимо, не сознавая, что делает.
Это был совсем мальчишка, он никогда еще не видел ничего подобного.
Женщина быстро повернулась, как будто не в силах справиться с собой, и принялась целовать и лизать орудие наказания, повисшее рядом с ее плечом.
Но юноша ничего не замечал.
Не отрываясь, он смотрел в центр зала.
— Смотри, как она извивается! — воскликнули с другой стороны зала.
Внимание всех присутствующих, в том числе человекоподобных и рептилий, было приковано к полу. В то время как многие из них воспринимали только вибрацию воздуха, сам ритм и грация движений оказали на них некоторое влияние, как и на мужчин этой планеты, способных слышать и видеть, мужчин планеты, на которой чередовались ритмы и циклы, времена года, дни и ночи, приливы и отливы, дожди и зной, снега и ветры.
Теперь рабыня стояла на коленях рядом с массивным копьем, копьем клятвы, которое держали двое воинов. Женщина обняла копье, прижимаясь к нему всем телом, лаская своими маленькими ладонями, влажными губами и языком.
Будь на месте копья мужчина, он бы не сдержал крика, обезумев от наслаждения.
Затем женщина отодвинулась от копья, распростерлась на грязном полу и начала извиваться и принимать соблазнительные позы, напрягалась и вновь расслаблялась, поворачивалась на бок, стискивала свое тело руками, разбрасывала их в непереносимом экстазе, протягивала молящими и зовущими жестами.
— Позволь убить ее сейчас, великий Аброгастес! — кричал мужчина. — Позволь перерезать ей глотку!
— Это всегда успеется, — проворчал другой. Рабыня, должно быть, услышала их слова, ибо в ее стоне послышался ужас.
— Убей ее! — крикнул другой мужчина, тот, кто уже кинул дробинку на чашу смерти.
— Молчи! — перебил его сосед.
Рабыня благодарно взглянула на него, но мужчина фыркнул так презрительно, но она вновь сжалась в отчаянии и ужасе.
— Танцуй, танцуй, тварь! — вопили мужчины.
Она встала на колени перед копьем, в ярде от него, и медленно начала выгибаться назад, пока ее голова не коснулась грязного пола волосы разметались по нему. В этой позе она могла видеть Аброгастеса, сидящего сзади, на скамье между двумя колоннами. Застыв и выждав момент, рабыня под музыку выпрямилась, грациозно повернулась на коленях лицом к Аброгастесу и нагнулась вперед, вытянув руки по полу. Мужчины закричали от удовольствия, ибо это была обычная поза покорности. Опустившись на живот, рабыня извернулась так, что оказалась лицом к копью, и, как будто ей позволили поцеловать ноги хозяина, прижалась губами к полу перед копьем, а потом покрыла древко нежными поцелуями.
— Слава алеманнам! — закричали гости. — Слава алеманнам!
Рабыням часто приходилось исполнять подобные ритуалы, они считались весьма значительными.
Как уже упоминалось, до копья не позволяли дотрагиваться свободным женщинам, но покорность рабынь часто выражалась в обрядах с ним.
— Пусть вновь встанет на ноги! — потребовали гости.
Рабыня начала танцевать перед столами, перед каждым гостем, сначала с трогательной робостью, добиваясь их внимания и благосклонности. Но вскоре она заметила, что по каком-то причинам — либо под влиянием напевной, чувственной нездешней мелодии, которая могла бы захватить даже самых холодных и решительных из мужчин и побудила бы их разорвать одежду даже самых холодных свободных женщин, или же под впечатлением ее собственной красоты, драгоценной и чудесной, которую только теперь начала сознавать даже сама рабыня, или под воздействием танца, а может быть, всего вместе, — в глазах мужчин появилось жгучее любопытство, цвет и форму губ можно изменить, скажем, с помощью помады, — и тогда следует говорить об изменении женского естества, что в новом виде представляет собой более подчеркнутый стимул, который не встречается в природе, или, по крайней мере, в природе, лишенной свидетельств ухищрений. Это и есть «визуальное акцентирование». Косметика, украшения, одежда — все это в общем выполняет функции «визуального акцента».
Теперь рассмотрим более тонкие вопросы — искушения и обладания. Несомненно, даже примитивные предки людей претендовали на обладание своими самками с помощью грубых орудий и собственной силы, хотя вряд ли в то время существовали законы о собственности. В этом смысле, в смысле доминирования мужчин и подчинения женщин, обладания самками своего вида и пленницами других видов, рабство являлось естественным. Женщины, которые попытались бы уклониться от подобных отношений, не смогли бы рассчитывать на продолжение рода; таким образом, происходил естественный отбор доминирующих мужчин и подчиняющихся женщин как покорных, желанных служительниц. По мере развития общества эти отношения становились все более утонченными и сложными, к примеру, естественное рабство в некоторых его аспектах стало реализовываться только по праву купли-продажи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43