Начал тут Гизарна жалеть меза и вспоминать, какой усердный он был и
преданный. И так, горюя, вернулись богатыри к Гизарне домой и пиво допили.
Давно это было. С той поры и бабушка наша Мидьо Богу душу отдала, и
та рабыня померла, иноплеменная да злющая.
На озеро же за рыбой продолжают из нашего села ходить, однако ходят с
оглядкой.
Гизульф, мой брат, не раз подбивал меня идти на озеро без старших, но
я не шел. Строго-настрого запретил дед наш Рагнарис и отец наш Тарасмунд
ходить туда.
На озеро дядя Агигульф ходить любит. Дядя Агигульф уже взрослый, и
отец мой Тарасмунд, хоть и старший брат, а ему не указ. Дедушка Рагнарис
на дядю Агигульфа ворчит, говорит, что в один прекрасный день найдет он
вместо рыбы гепидскую стрелу себе в задницу. Дядя Агигульф говорит, что не
гепидскую стрелу в задницу, а молодую гепидку на свое копье найдет он.
Дедушка Рагнарис всякий раз, слыша это, очень радуется и прибавляет, что
Агигульф воистину любимец богов.
В этом же году вот что случилось. Пошел дядя Агигульф на озеро и
вернулся без рыбы. Хоть и без стрелы в заднице, но и без гепидки.
Встревожен был. Говорил, что видел на озере чужих людей. Дедушка Рагнарис
спросил, не гепиды ли это дальние были. Но дядя Агигульф рассердился: что
он гепидов от чужих людей не отличит? Сказано - чужие. И сказал еще дядя
Агигульф, что в походах навидался разных племен, и нашего языка, и иного.
Те же, у озера, другими были, еще не виданными.
От чужих дядя Агигульф в камыше схоронился. Полдня за ними следил. Те
лошадей поили, сами пили. По всему видать, таились.
Я спросил дядю Агигульфа, отчего он их голыми руками не порвал, как
то у него, дяди Агигульфа, в обыкновении. На что дядя Агигульф сказал, что
в этот день он необычно добр был. Не иначе, козни духов озерных на него
благодушие напустили. Да и взять-то с чужаков нечего. Одежка, оружие - все
дрянное. "А лошади?" - спросил мой брат Гизульф. "Тоже дрянь", - ответил
дядя Агигульф. Гизульф сказал, что лошадей, пусть и дрянных, можно было бы
в бурге продать. Но дядя Агигульф дал Гизульфу по шее и сказал, что он,
дядя Агигульф, не торгаш, и Гизульфу не советует торгашом быть. Дедушка
Рагнарис встревожился, слушая этот разговор. И отец мой Тарасмунд
насторожился.
Вечером того дня дядя Агигульф с Валамиром бражничали. Рагнарис же
пришел к Валамиру, Агигульфа от кувшина с пивом оторвал и к Хродомеру
потащил; о чем они там говорили, нам неведомо.
Наутро дядя Агигульф, другой Агигульф, Гизарна, Аргасп и Валамир на
озеро поехали. Вернулись поздно, мокрые, и дядю Агигульфа бранили - пива,
мол, надо меньше пить и о прекрасных гепидках грезить. Целую седмицу потом
дядя Агигульф ходил по селу и вечерами, после трудов дневных, дрался - с
Гизарной, Аргаспом и дружком своим Валамиром.
И Од-пастух говорил, что был со стадом на дальнем выгоне и почудилось
ему, что между холмов всадников видел. Далеко было, не разобрал. И собаки
беспокоились.

Если от нашего села на север идти, то начинаются рощи. Если через те
рощи идти и все на север брать, то выйдешь к тому селу, где Гупта живет.
Дедушка Рагнарис из того села родом. Половина того села дедушки Рагнариса
родичи; хотя с той поры, как отец Рагнариса выгнал, Рагнарис там ни разу
не бывал.
Я там тоже никогда еще не бывал.
В округе, кроме нашего, еще несколько готских сел есть.
Еще дальше на север большая река. За той рекой другие люди живут, и
мы о них ничего не знаем.
Дядя Агигульф говорит, что если там, на севере, в реку венок бросить,
то венок этот к самому бургу приплывет; река эта сперва с запада на восток
петляет, а потом поворачивает на юг. Откуда же эта река начало берет,
никто не искал; дедушка Рагнарис говорит, что она из гор вытекает. Но этих
гор я не видел.
Когда с нами еще дядя Ульф жил, он рассказывал, что Теодобад раз
пошел в поход (дядя Ульф с ним шел) и дошли до реки. В тех краях это и
было, на самых границах готских земель. Остановились на берегу, чтобы
провести ночь. Утром проснулись, вышли к броду, чтобы переправляться на
другую сторону. И как нарочно: увидели, как по реке вдруг поплыли трупы.
Несло их с какого-то поля брани. Видать, давно уже несло, потому что
раздулись безобразно трупы лошадей и людей, так что и не поймешь, кто с
кем бился.
Поглядели на это Теодобад с дружиной, поглядели - и назад повернули.
По всему видно, примета дурная, хуже не бывает. И даже те, кто верует в
Бога Единого, с этим не спорили.
Дядя Агигульф спросил тогда дядю Ульфа: не мог он по оружию угадать,
что за люди убитые плыли? Ульф на это сказал, что мечи с топорами не
плавают, стрелы же, которые из трупов торчали, были странные.
На севере эта большая река бежит быстро; у бурга она движется
помедленнее. Сперва думали, что это разные реки, но потом нашелся человек,
который прошел по всему ее берегу и сказал, что это одна и та же река.
К бургу от нашего села дорога такая. Нужно переправиться через речку,
что возле села нашего протекает; за речкой начинаются курганы. За
курганами поле, а дальше лес. Через лес тропа есть нахоженная; нужно по
приметам знать, как в лес войти, а дальше не собьешься.
Тропа выводит к старой дороге; еще ромеи ее строили. По дороге на юг
- как раз к бургу выйдешь.
Если от бурга дальше идти по этой дороге, начинаются равнинные места.
По этим равнинам кочуют аланские роды. Четыре рода всего аланских по
соседству от нас. Мы этих аланов не опасаемся и они нас не опасаются;
между готами и аланами уже не первый год вечная дружба. Аларих-Неистовый,
отец теодобадов, своими подвигами аланов почти на нет свел. Но потом, как
Аларих умер, вместо него стал Теодобад. Аланские старейшины, выждав время,
в бург приехали. Тут и дружба между ними и Теодобадом сладилась. Аланы
предлагали даже породниться; Теодобад им нескольких молодых своих
дружинников в зятья дал.
Дедушка Рагнарис говорит, что у аланов оттого с готами дружба, потому
что у нас с вандалами дружба.
Обликом аланы на нас похожи, а живут как гунны. Нет у них ни бургов,
ни сел. Кочуют со своими стадами между нашим бургом и селениями
вандальскими.
Вандалов на эти земли еще ромеи посадили. Потом Аттила пришел. С
собой тоже несколько вандальских родов привел. Вандалы как сыр в масле
катались - и при ромеях, и при Аттиле. Умеют они угодить, ничего не
скажешь, все их любили и привечали - и император ромейский, и грозный
Аттила-батюшка.
Велемуд так рассказывает: Вотан как-то раз шел по земле и в землю
копье вонзил. Из того копья вотанова дуб вырос могучий, и стало это место
центром мира. Вокруг же центра мирового построилось село вандальское; и
он, Велемуд, в том селении родился. Велемуда послушать - все у вандалов
лучше, чем у других. И деревья выше, и дома больше, и девушки иначе
устроены. Мол, девицы вандальские таковы, что щит их добродетели только
вандальским копьем пробить можно, а другие об тот щит копья тупятся и
ломаются. Услышав это, дядя Агигульф в азарт вошел. Велемуд же по плечу
его хлопнул и пригласил с собой ехать, жену из вандальского рода ему
подыскать. Дядя Агигульф согласился, предложил для начала на сестре
Велемуда готское копье попробовать. Знал дядя Агигульф не по наслышке:
действительно хороши собой вандальские девицы. Велемуд, услышав это,
сперва надулся, а потом улыбкой просиял и вот что Агигульфу предложил:
есть у него, Велемуда, родич; у того родича есть родич в другом селе; у
того же родича-вандала из другого села есть дочка на выданье - она бы
Агигульфу подошла - нравом вылитый дядя Агигульф, только в юбке. И на коне
скакать горазда, и копье метать. У вандалов ей трудно мужа себе под стать
найти, никто ее брать не решается. У дяди же Агигульфа от рассказа
велемудова слюни по бороде потекли.
А Велемуд дальше беседу ведет. "И Гизульфа мы оженим, и положим
начало новому роду вандалоготов".
Тут дедушка Рагнарис, который при разговоре том был, взревел раненым
быком и дядю Агигульфа послал за скотиной в хлеву убирать - мол, два дня
как не чищено.
Велемуд после того несколько дней на Агигульфа хитро поглядывал.
С аланами же вандалы очень хорошо живут, потому что между ними много
родичей, и охотно они берут в жены друг у друга дочерей.
К югу за вандальскими землями идут холмы, за холмами большая река -
Данубис. До Данубиса от вандалов два дня пути скорым шагом. Река, что мимо
бурга течет, в Данубис впадает. Так дядя Агигульф говорит.
К юго-востоку же от вандалов, на самом берегу Данубиса сидят на земле
несколько герульских родов. Это те самые герулы, которые дяде Ульфу глаз
выбили. У нас нет мира с этими герулами.
К северу и северо-востоку от этих герулов, где горы начинаются,
лангобарды живут. Они с Аттилой пришли, а прежде жили в другом месте.
После той битвы великой с сыновьями Аттилы перебрались в предгорья и там
сели. У них ни с кем дружбы нет, со всеми воюют. И к ним никто не ходит. У
нас про них говорят, что они страшный народ, никому обид не прощает.
Я только одного лангобарда видел - дядю Лиутпранда, того, что срубил
голову нашему дяде Храмнезинду. Этот дядя Лиутпранд потом заменил нам дядю
Храмнезинда. Он вовсе не был страшным, и мы его приняли. Только он недолго
с нами жил - ушел в поход и не вернулся. А дядя Ульф и дядя Агигульф с ним
в тот поход не ходили и потому никто не мог сказать нам, куда делся
Лиутпранд.

Когда у нас гостил Велемуд, я спросил его, почему, если вандалы такой
великий народ, они бурга не возвели? Велемуд говорил, что бург у них был.
Раньше на тех землях, где сейчас герулы сидят, могучие вандальские роды
жили. На Данубисе их, вандалов, много было; правили же ими славные
Асдинги. Но потом ушли вандальские роды. Было это, сказал Велемуд, когда
дед его родился. Тогда не только мы, вандалы ушли, сказал Велемуд; тогда и
вы, готы, ушли, и аланы ушли; остались только те роды, которые к этой
земле приросли. И поскольку мы все к этой земле сердцем прикипели, то и
стали друг другу через эту землю как бы родными. И даже более родными, чем
своим соплеменникам из числа тех, что ушли. Так Велемуд-вандал сказал, мой
родич.
Тогда я спросил Велемуда: если мы все тут как родичи, то зачем тогда
герулы дяде Ульфу глаз выбили? На это Велемуд сказал, что про родство наше
не все понимают. Герулы про это плохо понимают.
Дедушка Рагнарис сказал, что гепиды ему, дедушке Рагнарису, всяко не
родичи. А Велемуд, если хочет, пусть с ними милуется.
Я спросил Велемуда, много ли вандалов ушло. И еще спросил, много ли
готов ушло. Велемуд на это странно ответил: мол, малая толика осталась.

"ПЬЮ-КРОВЬ" - МЕТАТЕЛЬНЫЙ ТОПОР НАШЕГО ДЯДИ АГИГУЛЬФА
Наш дядя Агигульф - великий воин. Наш дядя Ульф еще более великий
войн. Но, покуда дядя Ульф живет в рабстве, а с нами не живет, самый
великий в селе воин - наш дядя Агигульф. К тому же он любимец богов. Так
говорит наш дедушка Рагнарис.
Дядя Агигульф владеет многими видами оружия. Он владеет мечом,
секирой, а еще у него есть метательный топор. Дядя Ульф тоже владеет этими
видами оружия и другими. Говорят, с тех пор, как дядя Ульф глаза лишился,
он отменным лучником стал. Говорят, какой-то алан его из лука стрелять
учил в бурге. Только дядя Ульф с нами не живет, так что об этом говорить.
К тому же дядя Ульф - не любимец богов. Дедушка Рагнарис говорит: "Одно
дело доблесть, другое - удача". А вот удачи-то и нет у дяди Ульфа.
Мать моя Гизела говорит, что удача у людей от ангела-хранителя. Мы с
братом моим Гизульфом так думаем: у дяди Агигульфа самый сильный ангел
был, он побил всех других ангелов детей Рагнариса и всю удачу себе
захапал. Оттого и дядя Агигульф такой счастливец. Только сам дядя Агигульф
в ангелов не верит. Он верит в Вотана, Доннара и Бальдра, которые у
дедушки стоят. Я говорил об этом с нашей матерью Гизелой, но она отвечала,
что ум весь Ульфу достался, а удача вся Агигульфу пошла.
- А что отцу нашему, Тарасмунду? - спросил я, потому что отец наш
старший из трех братьев.
- Тарасмунду доброта да терпение достались, - так отвечала мать наша
Гизела.
- А дедушке Рагнарису? - спросил мой брат Гизульф. Ему тоже любопытно
стало.
Об этом мать не захотела с нами говорить. Дедушка Рагнарис молится
деревянным богам и часто спорит с нашим отцом, который молится Богу
Единому, а мать наша Гизела сердится за то на дедушку.
Наш дедушка Рагнарис очень храбрый. Он часто спорит со своими богами
и даже ругается с ними, я слышал. Тарасмунд никогда не ругается с Богом
Единым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33