На лице его появилась и исчезла короткая улыбка.
– В самом деле, – пробормотал он. – Почему бы и нет… Лейтенант! Людей на базу! Я здесь немного задержусь. Армейцам передай, чтобы головой лучше думали, прежде чем команды отдавать. И этот хлам прихватите с собой! – он небрежно махнул рукой в сторону Перлова и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Магистром к Дому культуры.
Выехавший за городскую черту автобус спецназа притормозил у штабной машины. Лейтенант выпрыгнул из открывшейся дверцы и подбежал к стоявшим на обочине офицерам. Они смотрели куда-то поверх его головы и выглядели при этом совершенно ошеломленными и растерянными.
– Что там происходит? – спросил майор. – Лейтенант, город-то куда делся?
Лейтенант хотел удивиться странному вопросу, но едва обернулся, челюсть его отвалилась. Города больше не существовало. Лейтенант не видел ни одного признака того, что город вообще когда-нибудь здесь стоял. Дорога, по которой они приехали, вела в чистое поле, исчезая вдали за перелесками. Нагретый воздух жаркими волнами колебался над асфальтом. Сонную знойную тишину нарушали лишь гудение слепней да гул пролетающего где-то высоко в небесах самолета.
* * *
– У нас в руках сейчас практически живые бабки, – с укоризной сказал Ферштейн. – Мы их сможем десять раз обернуть, пока их кто-то хватится.
– Это я все понимаю, – отмахнулся Гуслик. – Но меня же оппозиция пасет! Им только палец в пасть дай!
– Так ты и не давай, – резонно заметил Ферштейн. – Кто пасть раскроет, тому туда вилы. Ферштейн?
Речь шла о немалых средствах, выделенных федеральным центром для оказания помощи населению этого далеко не самого последнего на Дальнем Востоке города, сильно пострадавшего от урагана. Около сотни домов было уничтожено и приведено в негодность, лишившиеся жилья и имущества люди растерянно копались в развалинах, пытаясь отыскать хоть что-то из пожитков, трудно накопленных за целую жизнь. Толпились в приемной городской администрации в надежде на обещанные пособия, продолжая по старой привычке надеяться, что власть их не бросит.
Глава администрации города Гусаков, в определенных кругах больше известный под именем Гуслик, находился сейчас в мучительном раздумье о том, как с этими деньгами следует поступить. То есть сомнений в том, что нужно украсть, не было. Но сколько? Каким способом? То, что предлагал Ферштейн, прозванный так за странную любовь к этому немецкому слову, выглядело заманчивым, но рискованным. Ферштейн предлагал украсть сразу все, переведя деньги на счет строительной фирмы, которой Гуслик поручит восстановление снесенного жилья. Фирма, конечно, числилась только на бумаге, она была зарегистрирована на имя безвестного бомжа, которому уже присмотрели тихий омут на ближайшей речке. После получения денег она должна была просуществовать максимум неделю – ровно столько, сколько нужно, чтобы совершить очередной перевод средств на счет такой же фирмы-призрака и далее подлинной цепочке, окончание которой навсегда затеряется в одном из далеких офшоров.
– У тебя же тут все схвачено, – убеждал Ферштейн. – Прокуратура не дернется, менты прикормлены. Мы туман разведем такой, что, если кто и захочет его разгрести, два года ковыряться будет, ферштейн? Ну, а через два года у тебя срок кончается, на выборы ты больше не пойдешь, возьмешь свои лавэ и отвалишь куда хочешь. Хочешь – в столицу переберешься, хочешь – за кордон кости греть. После того как отстегнем в общак и нужным людям, у нас на кармане по два лимона в зеленых останется. Плохо ли?
– Народ не поймет, – вздохнул Гуслик. – Народ на меня надеется. Зима же на носу.
Непривычное слово «народ» появилось в его лексиконе с началом избирательной кампании, и он уже к нему успел привыкнуть.
– Кто? Овцы? – изумился Ферштейн. – Да ты чего, Гуслик? Не подохнут, у родственников перезимуют. А подохнут, так новых нарожают. На то они и овцы, Чтобы стричь. Не бойся, на наш век их хватит и еще останется.
– Митинги начнут, демонстрации, – упрямился Суслик.
– Да ты не разрешай. У тебя же ОМОН без дела сидит. Мы, если надо, и братков к делу приспособим, в Момент загасим самых горластых – это без проблем.
Город-то у нас вот где, – Ферштейн сжал ладонь в кулак. – Никто и тявкнуть не посмеет. А чтобы совсем заткнулись, раскопай пару канав – ну, вроде как строительство началось, все, в натуре, идет как положено. И гони волну в сторону центра: не обеспечили, не поддержали… Да что это я! Не мне тебя учить, ты и сам все знаешь.
Два лимона в банковских упаковках предстали перед внутренним взором Гуслика. Он на секунду прикрыл глаза и мечтательно вздохнул.
– Когда планируешь начать? – спросил он.
– Да хоть завтра, – обрадовался Ферштейн. – Пиши распоряжение насчет генерального подрядчика, готовь договор и – вперед. Ферштейн?
– Ферштейн, – твердо сказал Гуслик. – Годится!
* * *
Загипсованная от локтя до шеи правая рука Перлова не беспокоила болью – он не испытывал недостатка в наркотиках, – рука ему просто мешала.
– Я тебя предупреждал, – говорил он, расхаживая по громадному кабинету с потолками в два человеческих роста. – Рыбакова ни в коем случае нельзя было отпускать. Ты должен был придумать все, что угодно.
– Дорогой мой, у нас демократия, – развел руками его собеседник – вальяжный мужчина с брюшком и аккуратным зачесом редеющих волос через обширную лысину. Фамилия его была Хацкоев, она значилась на дверях кабинета, предваренная наименованием высокой должности, занимаемой его обладателем.
– Только не надо меня грузить этой лабудой! – с отвращением сказал Перлов. – Не мог удержать, значит, надо было просто грохнуть при попытке к побегу.
– Академика?
– Да хоть… – Перлов поискал подходящее сравнение, решил все же его не воспроизводить и лишь резко рассек ладонью здоровой руки воздух. – Ситуация выходит из-под контроля, ты что, не понимаешь? Город исчез, целый город! И ты со всей своей машиной не можешь его найти! Если дело пойдет так дальше, тебе останется одна лишь Старая площадь.
Он подошел к окну, вдруг пожалев, что звуконепроницаемое стекло не доносит голоса улиц. Там, внизу, охранники здания отгоняли какого-то недотепу, собравшегося оставить свой «жигуль» на свободном месте у поребрика. Недотепа пытался качать права. Судя по жестам, он доказывал, что запрещающий знак отсутствует, но, получив короткий удар в печень, согнулся и, хватаясь за багажник своего драндулета, заковылял в сторону водительского сиденья. Перлов удовлетворенно ухмыльнулся и хотел уже отойти от окна, но инцидент на том не закончился. Из «жигуля» выскочила женщина. Размахивая руками, она бросилась на охранника, заколотила его кулачками в мощную грудь. Перлов не мог видеть выражения его лица, ему оставалось только воображение. Охранник поступил вполне гуманно. Зажав в одной руке оба запястья женщины, он довел ее до машины, открыл дверцу, легко впихнул скандалистку внутрь и захлопнул. Спутник женщины, видимо, уже не только очухался, но и сумел сообразить, что дальнейшее промедление чревато еще большими неприятностями, потому что машина плюнула дымом и прыгнула вперед, исчезая от взгляда Перлова под кронами деревьев.
«Обнаглели совсем», – невольно подумал Перлов и отошел от окна.
– …И тебе тоже, – услышал он голос Хацкоева и переспросил:
– Что? Извини, я немного отвлекся.
– И тебе тоже останется Старая площадь, – повторил тот. – Не так уж и мало, поверь мне. В крайнем случае, площадью я с удовольствием с тобой поделюсь. Но о чем мы сейчас говорим? Насколько я понял, это еще не Исход? Чего ты нервничаешь? Город где был, там, по-видимому, и остался, мои люди спокойно оттуда вышли, никто и ничто их не задерживало.
– Выйти-то вышли, а вернуться не смогли – некуда! Они утащили с собой целый город! Теперь ты представляешь их возможности?
– Не смогли, – согласился хозяин кабинета. – Но с этим мы разбираемся. Кстати, если тебе это интересно, сверху тоже ни хрена не видно. Мы посылали вертолеты, ориентировали их по спутнику на посадку в центр города. С точностью до метра. А они в эту точку не попадают. Начинают садиться, вроде все нормально, а когда оказываются на земле, вокруг чистое поле.
– Ладно, – Перлов пинком откинул от стола стул и сел. Достал из кармана таблетку, зубами сорвал оболочку и проглотил. – Это действительно не Исход. Я уверен, что все они до сих пор где-то там – и Рыбаков, и этот Нестеров, и остальные. Это какая-то сверхмощная иллюзия. Значит, рано или поздно они оттуда должны будут выйти. И не дай тебе бог этот момент пропустить!
– Не пропустим, – уверенно сказал Хацкоев. – Там солдат в четыре шеренги. Круглые сутки стоят.
– Вокруг чего? Вокруг чистого поля? – Перлов пренебрежительно хмыкнул. – Глупо! Очень глупо! Они спокойно пройдут мимо любых солдат, неужели ты до сих пор не понял?! Оцепление убери как можно дальше, пусть солдаты там не маячат, вместо них поставь скрытые засады, телекамеры, спутники повесь, я не знаю, что там у тебя еще есть. Но выпускать никого нельзя. Если они не отыскали координаты Входа, то найдут его очень скоро. У них просто выбора нет, этот паршивый городок без снабжения больше недели не продержится, они вынуждены будут что-то предпринять. И когда они вычислят Вход, то сразу же отправятся туда. Я не сомневаюсь в этом ни минуты. А мы должны все время быть у них за спиной. И ударить в тот момент, когда они будут меньше всего этого ожидать.
Он немного помолчал, потом добавил с усмешкой:
– А можно сделать и по-другому. Они сами загнали себя в ловушку. И сейчас у нас есть шанс ликвидировать их всех сразу. Из этого городишки никто из них не должен уйти. Никто! Пусть всю местность держат под прицелом снайперы. У тебя есть надежные снайперы? Которые не задают глупых вопросов, а просто выполняют приказ.
– У тебя такие тоже есть, насколько я знаю, – ответил ухмылкой на ухмылку Хацкоев.
– Если нужно, я тебе одолжу. Пусть работают с расстояния не менее полукилометра, день и ночь, но не выпускают живыми никого: ни мужчин, ни женщин, ни детей. И не надо пытаться разбираться! Сразу стрелять на поражение!
– Это похоже на геноцид, мой дорогой, – покачал головой Хацкоев. – Женщин, детей… Что это тебе в голову взбрело? Ты что, не представляешь, какой вой поднимет пресса?
– Во-первых, ты должен позаботиться, чтобы пресса ни о чем не пронюхала, а во-вторых, о том, чтобы в случае утечки информации немедленно заткнуть глотку любому. Но выпускать нельзя никого, пока они там не захлебнутся в собственном дерьме и не откроются. Слишком многое сейчас поставлено на карту.
Хозяин кабинета осторожно провел рукой по остаткам прически и сел рядом.
– Откроются, а что потом? Зачистку, что ли, проводить, как в Чечне? Армейцев такими делами заниматься не заставишь, теперь все умные стали. На спецназ я тоже положиться не могу. Разогнать местные власти, конечно, можно, а дальше что? Губернатор области не любит, когда на его территории посторонние командуют. Крупный скандал будет гарантирован.
– Черт с ними, с властями, – отмахнулся Перлов. – Главное – выловить всех этих выродков. И прежде всего поймать Нестерова. Ладно, этим займутся мои люди. Но ты обязан – слышишь? – обязан обеспечить им прикрытие! Чтобы местные менты хотя бы не помешали.
Хацкоев вновь поднялся, не спеша подошел к окну и поиграл ручкой жалюзи, то закрывая, то открывая створки.
– Вообще, я не понимаю степени твоего беспокойства, – сказал он. – Ну, допустим, откроют они Вход, если он, конечно, вообще существует. Дальше-то что? Чтобы наладить там более или менее цивилизованную жизнь, нужны хотя бы какие-то зачатки промышленности. Хотя бы на первые несколько лет. Трактора, сеялки-веялки, а для них – топливо, запчасти. На руках это не донесешь. Значит, нужна дорога. Да не просто дорога – трасса! А трассу, дорогой мой, перекрыть очень несложно. Посмотри на Чечню: пару фугасов под асфальт – и все дела. А можно вообще обнести этот Вход сплошным кордоном с минными полями и вышками. Никаких тебе тракторов. Мне кажется, ты переоцениваешь серьезность проблемы.
– Может, я и переоцениваю, зато ты совсем ее не видишь, – огрызнулся Перлов. – Ты знаешь, какой он, этот Вход? Нет? И я не знаю. Не Вход тебя должен беспокоить, а те, кто его способен открыть. Даже если в год будет утекать только тысяча человек – это уже угроза. Потому что с каждым годом их будет все больше, потому что я не знаю, что они – там! – смогут придумать. И это тебе не их дурацкие заповедники. Неужели ты не понимаешь, что, если во всеуслышание объявляется о существовании нового совершенного мира, это автоматически означает, что наш мир очень далек от совершенства. А из этого следует, что его нужно изменить. Например, спросить у господина Хацкоева, каким образом он, вчерашний учитель физкультуры, вдруг стал не только одним из руководителей серьезного силового подразделения, но и обладателем контрольного пакета акций нефтяной компании, хотя до недавнего времени и вышки нефтяной в глаза не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54