Почва, густо усыпанная слоем угольного шлака, как ни старался Нестеров, хрустела под каждым шагом, и он заставил себя не обращать на это внимания. Самое главное – его не встречали никакие иные звуки. В рабочем бараке не держали собак. Когда Нестеров крал с бельевой веревки рабочий комбинезон и какие-то бесполые, но вполне теплые подштанники, никто из аборигенов не дернулся. Из открытых форточек вырывались звуки музыки, которую Нестеров не понимал, за занавесками мелькали тени пьющих и пляшущих. Когда Нестеров с краденым под мышкой пробегал мимо входа в барак, дверь распахнулась пинком изнутри и на крыльцо вывалился здоровенный мужик. Погасив инерцию дальнейшего движения на заскрипевших под его тяжестью перилах, мужик радостно запел «степь да степь круго-ом!». Его мощные вопли полностью задавили все прочие звуки вокруг, включая тепловозные гудки, поэтому Нестеров удалялся от жилищ, ничуть не таясь, обычным прогулочным шагом, словно местный житель.
За кучей разломанных ящиков он остановился и переоделся. Сильно ношенный комбинезон рабочего-путейца был ему чуть великоват, рукава и брючины пришлось подвернуть. Свою тюремную робу вместе с кепкой Нестеров плотно свернул и сунул под самый нижний ящик. Если здесь ее и найдут, то это произойдет не сразу. К тому же вряд ли обитатели барака побегут со своей находкой в милицию.
Страшно хотелось есть. Нестеров сглотнул голодную слюну и направился к железнодорожной насыпи. С едой можно потерпеть. Самое главное сейчас – отыскать товарняк, который увезет его отсюда. Это необходимо сделать еще до света. От станции его отделяли километра полтора. Там шла обычная ночная работа – лязгало железо, фыркал горячим паром маневровый локомотив, мелькали путейские фонари.
– Бригада Смирнова! Подойдите к третьему пахаузу! – Голос женщины-диспетчера, усиленный мощнейшими динамиками, прозвучал так оглушительно громко, что Нестеров невольно вздрогнул.
– Смирно-ов! – снова позвала она. – К третьему пахаузу!
Задача выглядела несложной: в темноте, в рабочей одежде Нестеров выглядит неотличимым от прочих путейцев. Он легко смешается с ними и найдет отправляющийся состав. Только вот входить на станцию надо не по рельсам, ярко освещенным прожектором, а со стороны. Нестеров спустился с насыпи и углубился в кустарник лесополосы, разросшийся здесь необычайно густо. Зажмуриваясь, отворачивая лицо от мокрых ветвей, продрался сквозь особенно цепкий куст и ошеломленно замер.
На крохотной полянке возле разложенного костерка сидели четверо, настороженно и молча глядевших на Нестерова.
– Здравствуйте, – пробормотал он.
– Здорово, – неприветливо ответил один – с густой бородой на одутловатом лице. – Тебе чего тут?
– Да я… – Нестеров на секунду запнулся. – Заблудился. В лесу. Ходил за грибами.
– И много набрал? – спросил бородач.
– Да так… нормально.
– А где же они? – полюбопытствовал второй. Тени под его глазами были столь черны, что неяркий свет костра не позволял разобрать, что это: отечные мешки или настоящие фингалы. – Корзинка-то твоя где?
– Потерял, – развел руками Нестеров.
– Ладно, не мети пургу, – сказал третий и гулко закашлялся. Лицо его было худым и изможденным, что автоматически наводило на мысль о туберкулезе в последней стадии. Возможно, так оно и было на самом деле. – Откуда ты сам? – откашлявшись и сплюнув, продолжил допрос туберкулезник. – Что-то раньше я тебя тут не видел.
– Я? Из… издалека, – для убедительности Нестеров показал куда-то в темноту за своей спиной. – Случайно тут оказался.
– Жрать хочешь? – На вид он казался самым молодым, лет сорока с небольшим.
– Хочу, – кивнул Нестеров.
– А бабки у тебя есть?
– Нет.
– На нет и суда нет, – неприветливо сказал бородатый. – На халяву сейчас охотников хренова туча налететь всегда готова.
– Ладно тебе, Горшок, – цыкнул на него туберкулезник. – На твою долю никто не претендует. Садись, парень, похавай!
Он двинул к Нестерову закопченный котелок с какой-то едой и торчащей ложкой. Едва сдерживая голодную дрожь, Нестеров принялся глотать остывшее варево, показавшееся ему верхом кулинарного искусства.
– Спасибо, – прошептал он, когда спустя очень короткое время котелок опустел.
– Спасибой сыт не будешь, – проворчал Горшок, но смолк и отвернулся под взглядами трех остальных бродяг.
– Ну и куда ты идешь? – начал допрос самый молодой, по всей видимости, лидер компании. – Тебя как звать?
– Олег.
– А меня – Лёха. Его, – он показал на туберкулезника, – Паша-скелет, этого – Горшок, а вон его – Боксерчик. Так что ты нам расскажешь?
– Мне бы уехать отсюда надо, – сказал Нестеров.
– Куда?
– Да мне без разницы. Подальше бы только.
– Так ты из орлов будешь?
Тюремный опыт Нестерова был достаточен, чтобы понять Леху правильно. «Орел» на языке зоны означал зека, подавшегося в бега.
– Так получилось, – сказал Нестеров. – Конвоир меня замочить хотел, когда вел в рабочую зону. Я едва ушел.
– За что?
– Я не знаю, – помотал головой Нестеров. – Не пойму. Заказал меня кто-то.
– Может, ты смотрящего обидел? – предположил Боксерчик. Голос у него был сиплый до скрежета. – Или кого из законников?
– Чего ты несешь! – презрительно воскликнул Горшок. – Тут зона общего режима. Откуда здесь законники?! Даже если б были – они бы сами все сделали. С вертухаями им западло вязаться.
– Может, ты скажешь, что и смотрящего тут нет? – оскорбился Боксерчик.
– «Смотрящий», может, и есть, да только он все равно к куму не пойдет, чтобы свой вопрос решить.
– Ладно, хватит! – прикрикнул на них Леха и вновь повернулся к Нестерову. – А кто ты есть, чтобы тебя заказывали? Может, ты из этих – олигархов?
– Какой я олигарх! – невесело засмеялся Нестеров. – Голодранец я обыкновенный. Был научным сотрудником в музее. Я вообще не понимаю, как все произошло.
– В музее? – удивился Леха. – Ну-ка, ну-ка! И за что же тебя, музейного, замели?
– Долго рассказывать, – Нестеров отлично знал, насколько неправдоподобно и глупо звучит его история, и не желал сделаться объектом недоверия для своих новых знакомцев.
– А ты расскажи, – внезапно вмешался Паша-скелет. Все это время он изучающе, с явным и непонятным Нестерову интересом сверлил его взглядом. – Расскажи, времени у тебя хватит. Сегодня все равно отсюда не уехать. А вот завтра в ночь состав на запад пойдет. Его сейчас как раз формируют. Если твоя сказка понравится, может, и поможем мы тебе. Посадим куда надо.
– Щас он тебе накатит по самое некуда, – просипел Боксерчик. – Развесит лапши – ухи отвалятся.
– Ладно, тебя не спрашивают, – оборвал его Леха. – Пусть расскажет. А если тебе культурная беседа заснуть мешает – вали в кусты, никто тебя не держит.
Эти четверо бомжей не представляли для Нестерова непосредственной опасности. Среди них не было ни хищников, ни суггесторов – типичный демос, в равной степени способный как на добро, так и – в силу своей слабости – на зло. Может, для Нестерова правильней было бы немедленно уйти, положившись на свои силы и удачу, но для этого он слишком устал. К тому же бомжи уже помогли ему, они накормили его без корысти, и Нестерову совсем не хотелось выглядеть неблагодарным.
– Ну, хорошо, – пожал он плечами. – Если времени вам не жалко… В общем, я работал в Музее истории культуры, в Москве…
* * *
Когда милиционеры вытащили с антресолей, куда Нестеров не заглядывал ни разу со дня вселения в квартиру, фолиант шестнадцатого века в переплете из свиной кожи, завернутый почему-то в газеты, реакция Нестерова была парадоксальной. Он не закричал и не начал возмущаться, он только молча хлопал глазами, пока один из ликующих оперативников не задал вопрос:
– Что это?
– Книга, – немедленно ответил Нестеров. – Полное жизнеописание Франциска Ассизского, напечатана в типографии Райнхарда Маннингера, в Ганновере, в тысяча пятьсот восьмидесятом году.
– Пятьсот восьмидесятом? – повторил оперативник. – Ого! Дорогая, наверное?
– Наверное. Но я точно не знаю.
– Откуда она у вас?
– Этого я тоже не знаю, – сказал Нестеров. – Но в последний раз я видел ее месяц назад в хранилище нашего музея.
– Понима-аю, – кивнул с ухмылкой оперативник. – Ну что ж, будем писать протокол…
Все, что с ним происходило дальше, Нестеров довольно долго воспринимал словно сквозь толстое мутноватое стекло, которое глушило звуки и образы, лишая их значительной доли смысла. Но первый разговор со следователем Нестеров запомнил очень хорошо.
Следователь был молод, его умное, симпатичное и слегка грустное лицо сразу расположило Нестерова. К тому же ему показалось, что следователь сочувствует своему подследственному, понимая нелепость возведенных против него обвинений, и Нестеров исполнился надежды, что этот непонятный кошмар в ближайшем времени закончится.
– Как же это получилось, Олег Сергеевич? – спросил следователь.
– Я не знаю! – горячо заговорил Нестеров. – Я не понимаю, что происходит! Неужели вы думаете, что я способен на кражу?
– А что мне остается делать? – грустно улыбнулся следователь. – Уникальную книгу обнаружили в вашей квартире. Она же не могла оказаться там сама собой.
– Но мне могли ее подбросить!
– Давайте рассмотрим и такой вариант, – согласился следователь. – Кто, с вашей точки зрения, мог это сделать?
– Я не знаю, – снова сказал Нестеров.
– У вас есть враги?
Нестеров лишь растерянно пожал плечами.
– Ну, подумайте, кому может быть выгодно вас таким образом скомпрометировать? Кто выиграет от того, что вы попадете в тюрьму?
– В тюрьму? – ошеломленно повторил Нестеров. Эта мысль показалась ему дикой. – При чем здесь тюрьма? Никто не выиграет.
– Может быть, кто-то должен вам крупную сумму денег, или вы готовитесь получить наследство, – продолжал следователь. – Может быть, кто-нибудь претендует на вашу квартиру, завидует вашим научным успехам или мечтает занять вашу должность?
– Да нет же, нет! – воскликнул Нестеров. – Какие деньги! Какое наследство! Да и завистников никаких у меня нет.
– Ну вот видите! – следователь подвинул к себе бланк протокола допроса и принялся его заполнять. – Так что версия у следствия остается только одна.
– Какая? – глупо спросил Нестеров.
– Кража. Тайное хищение предметов, представляющих особую историческую и культурную ценность. Статья сто шестьдесят четыре Уголовного кодекса.
– Как вы можете так говорить! Я не мог украсть, вы понимаете?! Не мог!
– Я все понимаю, – сочувственно сказал следователь. – Мне отлично известно, в какой нищете сегодня прозябает наша наука. Вы ведь получаете даже меньше, чем сотрудники милиции. Это унизительное, невыносимое положение. И стремление хоть как-то его изменить мне тоже вполне понятно. Любой человек в какой-то момент может проявить слабость…
– Какое отношение все это имеет ко мне?! – почти закричал Нестеров.
– А к кому? – удивился следователь. – Книгу нашли все-таки в вашей квартире.
– Мне подбросили ее, как вы не можете понять! Не знаю, кто и зачем, но это так!
– Вот этого-то я как раз понять и не могу, – следователь понемногу начал хмуриться. – Ну сами вы посудите: кому нужно плести паутину интриг вокруг рядового сотрудника музея? Может, вы обладаете какими-то государственными секретами? Или обнаружили в ваших архивах материалы, компрометирующие предков какого-нибудь олигарха? Нет?.. Вот видите…
Нестеров был готов кричать, спорить, доказывать, убеждать, но следователь остановил его жестким: «Подождите!»
– Послушайте меня, – произнес он прежним, мягким тоном. – Сейчас мы закончим допрос. В протоколе будет написано, что вы отрицаете свою вину. Потом будут другие допросы, и вы по-прежнему станете все отрицать. Но от факта хищения книги из музея никуда не деться. Как и от второго убийственного факта: похищенная книга найдена в вашем доме. Поверьте: как бы я ни старался, как бы ни хотел – изменить ничего бы не смог. Да и никто бы не смог. Для суда эти факты останутся решающими. Единственная возможность для вас хоть как-то повлиять на свою участь – раскаяться, признаться в совершенной ошибке, глупости – называйте как хотите. Это обязательно учтется, точно также, как и ваша не запятнанная до сих пор биография…
* * *
– Историк-то наш оказался заурядным жуликом, – рассказывал Гонта Магистру. Они сидели на скамейке на Чистых прудах. Грохот сплошного автомобильного потока за их спинами делал беседу неслышной не только для посторонних, но и трудноватой для самих участников. Порой каждому из них приходилось наклоняться к самому уху собеседника. – Украл из своего музея какую-то ценную книгу, его довольно быстро задержали и посадили.
– Неужели манускрипт Зеваэса? – поднял брови Магистр.
– Нет. Другую, хотя, как я понимаю, не менее ценную.
– И что говорят по этому поводу его сослуживцы?
– Я бы сказал, что они чрезвычайно удивлены. У Нестерова там отличная репутация, никто и помыслить не мог, что он способен на такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54