Второй, к моему удивлению, оказалась Светка. В последнее время она развила бурную общественную деятельность. Надо сказать, что она пользовалась большим авторитетом среди девушек – старожилов стационара. Особенно, после того случая, когда она оглушила бандита чугунным бюстом Пушкина. Светка всегда была возмутителем спокойствия и лидером всякой оппозиции. Я ее в шутку потом стал называть «главою теневого кабинета».
Мне снова пришлось выйти на трибуну и поблагодарить собравшихся за доверие. Зал ответил, как полагается в этих случаях, аплодисментами. Когда они стихли, я представил членов будущего «правительства». Ими стали все мои бывшие помощники. Между ними и были распределены «министерские портфели». Все они заняли места в президиуме. Я невольно «залюбовался» Александром Ивановичем, уж очень торжественный у него был вид, когда он величественно шествовал на сцену. При распределении обязанностей ему достался «портфель» министра внутренних дел и госбезопасности и, разумеется, – министра здравоохранения. Слово «министр» употребляется мною безусловно в ироническом смысле. Но, право, если бы к Александру Ивановичу кто-то всерьез обратился, называя его министром, он бы принял это как должное.
И все же, несмотря на некоторую комичность ситуации, назначение правительства не было игрой. Закладывались основы нашего общества и по лицам присутствующих в зале я видел, что они это понимают. Когда-нибудь, если мы выживем в этом изменчивом мире, наши потомки будут изучать на уроках истории это первое законное избрание правительства, окружая все это, как полагается, героикой и вымыслом. Ведь любому народу ужасно хочется иметь героическое прошлое! Возможно, найдется и новый Гомер. И воспоет он наш бой на лесной дороге и подвиги, которые совершали в этой битве герои. Не исключено, что сражение по его воле растянется на несколько дней. Каждый из которых будет описан отдельной главой или песней. Так рождаются мифы. И кто знает, может быть в этих мифах, будет фигурировать новая прекрасная Елена, похищенная коварными «троянцами»-бандитами, во главе с подлым Парисом-Виктором. Я вдруг поймал себя на мысли, что вновь называю его по имени. «Да, Виктор, – мысленно обратился я к нему, – то, что мы сейчас делаем, это как раз противовес тому, что ты считал неизбежным в развитии общества после катастрофы. И все, что я буду делать – будет продолжением нашего спора там, на лесной поляне. Может быть, этот спор продлится и в будущих поколениях…»
От размышлений меня оторвал голос председательствующего. Борис Иванович предоставил слово Наталье, которая должна была выступить с первыми законопроектами. Хотя я всегда был против всяких «сценариев» в подобных случаях, но на этот раз мы заранее обсудили между собой некоторые положения нашей организации и решили поручить выступить с ними Наталье. На тот случай, если пройдет моя кандидатура, в чем, впрочем, никто не сомневался.
– Предлагаемые законы, – начала Наталья, – войдут со временем в содержание конституции. Пока это первооснова. Остальные законы будут вырабатываться в соответствии с обстоятельствами нашей жизни. Первое, что нам надо решить, это то, как мы будем называть себя. Я имею в виду социальную основу нашего будущего строя.
Зал зашумел, посыпались предложения.
– Мы, – Наталья дала понять, что она сейчас говорит от имени правительства, – предлагаем считать наш строй демократическим по существу. Поэтому, назваться демократической республикой, видимо, будет правильно.
Поднялся Борис Иванович:
– Других предложений нет? Ставлю на голосование. Кто за? Против? Принято единогласно. Отныне мы уже не колония, а демократическая республика.
Наталья продолжала:
– Первый вопрос о власти. Предлагается избрать Президента республики на четыре года, и на этот же срок – Трибунат.
Возражений не было.
– Теперь, – Наталья бросила взгляд на меня, – теперь есть еще одно предложение. Каждый гражданин республики, – читала она, – имеет право в любое время покинуть ее всей семьей и со всем своим имуществом. Никто не должен чинить ему никаких препятствий.
Зал недоуменно затих, потом посыпались вопросы:
– Зачем покидать? Куда?
Наталья посмотрела на меня. Пришлось разъяснить. Дело в том, что этот законопроект вызвал поначалу сомнения и среди моих товарищей-помощников.
– Любая демократия, – обратился я к собранию, – подразумевает свободу передвижения. Эта свобода дает личности гарантию не только от тирании правительства, но и от тирании большинства. Если личность не ограждена от такой тирании, то ни о какой демократии не может быть и речи. Поэтому, несогласный с формой организации общества, с его законами и порядками, может беспрепятственно покинуть его.
– А как же армия? – послышался вопрос из зала.
– Служба в армии является долгом и привилегией граждан республики. Но, если гражданин республики считает, что республика ведет несправедливую, захватническую войну, он вправе отказаться от участия в ней и от гражданства тоже. Это должно быть предостережением будущим правительствам от различного рода авантюр.
– А если он просто трус?
– Тогда республика ничего не потеряет, лишившись такого гражданина.
– Не будет ли это подрывом всякой государственности? – спросил один из избранных Трибунов.
– Не будет, если считать, что государство существует для людей, а не люди для государства.
– А если, – продолжал Трибун, видимо еще не убежденный в правоте моего предложения, – если человек совершил преступление и, используя этот закон попытается уйти от наказания?
– Здесь я с вами согласен! Необходимо ввести поправку и после слов «…и всем своим имуществом…» добавить «если к моменту отказа от гражданства и жительства он не совершил никаких преступлений, караемых законами республики».
Трибун сел, удовлетворенно улыбаясь. Я тоже был рад. Наша демократия начинала действовать. Семнадцатилетний мальчишка внес существенную поправку в законопроект. Это было очень хорошо!
– Какие еще будут поправки? – обратился к залу Борис Иванович.
– А если семья не захочет уехать? – встрепенулась вдруг Светка. – Что тогда?
– В законе сказано: «каждый человек», следовательно, это распространяется на всех членов семьи, за исключением, конечно, несовершеннолетних.
В общем, законопроект прошел и стал отныне Законом. Пока у нас не было других предложений. Мы не хотели заниматься законотворчеством и ждали, когда сама жизнь подскажет нам, какие предложения и изменения в правила нашей жизни мы должны будем внести.
Я сел на место и уже хотел шепнуть Борису Ивановичу, чтобы он закрывал конференцию, как вдруг, неожиданно для меня, с места встал Алексей и попросил слова. Я вопросительно посмотрел на него: вроде бы обо всем договорились.
– Я вот что хочу! Нам надо четко очертить права главы правительства. Это необходимо, так как бывают случаи, когда глава правительства должен заранее знать свои полномочия. Я буду краток! Предложение такое: Президент имеет всю полноту исполнительной власти, является главнокомандующим армии и в законодательной сфере может приостановить на год принятие законопроекта.
Возражений не последовало и предложение было утверждено. Борис Иванович хотел закрыть конференцию, однако, на трибуне внезапно появилась Светка,
– Я тоже имею предложение! – заявила она, вытаскивая из кармана бумажку с текстом.
Глава XI
БУНТ
– По поручению моих избирательниц, – она поправилась, – избирателей (сзади кто-то из ребят фыркнул) предлагаю обсудить и принять следующий закон.
Я посмотрел в зал. Светкина «партия» заметно оживилась. Ребята же сидели с недоуменными лицами. По-видимому, то, что сейчас последует, обсуждалось в узком кругу Светкиных подруг, которые и протащили ее кандидатуру в Трибунат. Ну, посмотрим, что же она сейчас выдаст… И Светка «выдала»:
– Брак отменяется. Провозглашается свободная любовь. Дети этой любви считаются общими детьми и никто из мужчин не может на них претендовать. Отныне род ведется по материнской линии, – продолжала Светка. – Поскольку нас, то есть, женщин, здесь большинство, то будет справедливо, если брачные отношения будут носить характер матриархата!
Зал взорвался. Возмущенные крики смешались возгласами одобрения и аплодисментами. Я заметил, что Светку, в основном, поддерживают ее подруги по бывшему стационару. Новоприбывшие женщины, видимо, не были посвящены в «заговор» и поэтому сейчас оживленно между собою переговаривались. Ребята топали ногами, улюлюкали, смеялись и кричали Светке, видимо, что-то не совсем безобидное. Больше всего возмущались замужние и, особенно, Клава – жена нашего шофера. Ее я прекрасно понимал. Светка давно подбиралась к Васе и, кажется, не совсем безуспешно.
– Садитесь! Я лишаю вас слова! – раздался возмущенный крик Бориса Ивановича.
– Так вот она какая, ваша демократия! – окрысилась Светка. – Если вы даже мне, Трибуну, не даете возможности высказаться.
– При чем здесь демократия?! – по слогам произнес Борис Иванович. – То, что вы предлагаете, носит другое название, – он задыхался от возмущения, – это самый настоящий разврат!
Но Светку не так-то легко было сбить с толку. Она уничтожающе смерила нашего председателя с головы до ног:
– Вот как? Разврат? Скажите пожалуйста! Вы просто не знаете истории. Матриархат существовал около двухсот тысяч лет, значительно дольше чем ваш патриархат. И, если он существовал так долго, то значит тому были основания! Не так ли? – она обратилась к залу, вернее, к своим сторонницам.
– Говори, Светка! Говори! – послышались ободряющие голоса наших феминисток.
– Так вот! – продолжала ободренная ими Светка. – При матриархате не существовал брак и род велся по женской линии. Мария Федоровна! – обратилась она к сидящей в первом ряду учительнице истории, – подтвердите, пожалуйста!
Та поднялась со стула, краснея от смущения:
– Да, это, действительно так! – засвидетельствовала она и быстро села на место.
Светка хотела продолжать, но на трибуну фурией ворвалась Клава – жена шофера. Она оттолкнула Светку, которая не удержалась на ногах и упала на пол. Зал приветствовал это падение хохотом.
– Не слухайте ее! – закричала в зал Клава. – Это она курва всэ из-за мого Васыля! Бесстыжа! – обратилась она к Светке, которая уже успела подняться. – И як же тоби не соромно?! От чому вас учать в школи, – ее гнев уже был направлен на учительницу, которая имела неосторожность подтвердить историческую истинность Светкиного заявления.
– Все! – продолжала Клава, – все! Я выходжу з республики! Закону такого нэма, щоб у живой жинки чоловика выдбыраты! Все! – Она бросила негодующий взор на Светку и пошла на свое место. Там, подойдя к мужу, она схватила его за руку и попыталась вывести из зала. Она что-то ему негодующе говорила, но что, из-за хохота не было слышно.
Борис Иванович поднялся и стал призывать зал к порядку, то есть колотить по столу молотком, неизвестно как попавшим ему в руки. «Наверное припас заранее», – мысленно усмехнулся я предусмотрительности завхоза. Однако надо было что-то делать. У Светки, без сомнения, было немало сторонников. Если дело дойдет до голосования, то неизвестно, чья точка зрения одержит верх. Это надо было учитывать. В то же время я не имел права лишать слова избранного общим голосованием Трибуна. Необходимо было искать выход из положения. Но сначала пусть выскажется. Конечно, она несла чушь! Но, если ей сразу заткнуть рот, то тем самым будет создан прецедент, которого я больше всего хотел избежать. Поэтому я встал со своего места, показывая собравшимся, что хочу говорить.
Зал постепенно утих. Сторонницы Светки притихли, но по их разочарованным лицам было видно, что они не одобряют моего вмешательства. Я повернулся к Светке, которая стояла у трибуны.
– Если вы не закончили свое выступление, попрошу вас, пожалуйста, продолжайте!
Пожалуй, никто не ожидал такого и меньше всего – Светка. Поэтому, вместо того, чтобы продолжать свою речь, она громко пискнула, чем вызвала новую бурю веселья, но я снова успокоил зал и ободряюще кивнул ей, чтобы она говорила.
Сунув руку в карман за платком, я неожиданно обнаружил в нем листок бумаги. Это была записка Алексея. «Я случайно узнал, что так будет, – писал он, – поэтому протащил на собрании право „вето“. Не сердись!» Я мысленно поблагодарил его за предусмотрительность. Действительно, теперь я в полном праве смогу отложить принятие закона, не прибегая к голосованию. Но, все-таки, надо попробовать переубедить ее сторонниц.
Светка тем временем почти оправилась и продолжала свое выступление. Если быть объективным, то речь ее могла затронуть за живое.
– Я вам скажу, почему я за матриархат и против брака! – пообещала она собранию. – Семья, – это, конечно, хорошо. Папа, мама и я! Только вот я тоже хочу быть мамой! А Клавка, например, не хочет, чтобы я тоже мамой стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Мне снова пришлось выйти на трибуну и поблагодарить собравшихся за доверие. Зал ответил, как полагается в этих случаях, аплодисментами. Когда они стихли, я представил членов будущего «правительства». Ими стали все мои бывшие помощники. Между ними и были распределены «министерские портфели». Все они заняли места в президиуме. Я невольно «залюбовался» Александром Ивановичем, уж очень торжественный у него был вид, когда он величественно шествовал на сцену. При распределении обязанностей ему достался «портфель» министра внутренних дел и госбезопасности и, разумеется, – министра здравоохранения. Слово «министр» употребляется мною безусловно в ироническом смысле. Но, право, если бы к Александру Ивановичу кто-то всерьез обратился, называя его министром, он бы принял это как должное.
И все же, несмотря на некоторую комичность ситуации, назначение правительства не было игрой. Закладывались основы нашего общества и по лицам присутствующих в зале я видел, что они это понимают. Когда-нибудь, если мы выживем в этом изменчивом мире, наши потомки будут изучать на уроках истории это первое законное избрание правительства, окружая все это, как полагается, героикой и вымыслом. Ведь любому народу ужасно хочется иметь героическое прошлое! Возможно, найдется и новый Гомер. И воспоет он наш бой на лесной дороге и подвиги, которые совершали в этой битве герои. Не исключено, что сражение по его воле растянется на несколько дней. Каждый из которых будет описан отдельной главой или песней. Так рождаются мифы. И кто знает, может быть в этих мифах, будет фигурировать новая прекрасная Елена, похищенная коварными «троянцами»-бандитами, во главе с подлым Парисом-Виктором. Я вдруг поймал себя на мысли, что вновь называю его по имени. «Да, Виктор, – мысленно обратился я к нему, – то, что мы сейчас делаем, это как раз противовес тому, что ты считал неизбежным в развитии общества после катастрофы. И все, что я буду делать – будет продолжением нашего спора там, на лесной поляне. Может быть, этот спор продлится и в будущих поколениях…»
От размышлений меня оторвал голос председательствующего. Борис Иванович предоставил слово Наталье, которая должна была выступить с первыми законопроектами. Хотя я всегда был против всяких «сценариев» в подобных случаях, но на этот раз мы заранее обсудили между собой некоторые положения нашей организации и решили поручить выступить с ними Наталье. На тот случай, если пройдет моя кандидатура, в чем, впрочем, никто не сомневался.
– Предлагаемые законы, – начала Наталья, – войдут со временем в содержание конституции. Пока это первооснова. Остальные законы будут вырабатываться в соответствии с обстоятельствами нашей жизни. Первое, что нам надо решить, это то, как мы будем называть себя. Я имею в виду социальную основу нашего будущего строя.
Зал зашумел, посыпались предложения.
– Мы, – Наталья дала понять, что она сейчас говорит от имени правительства, – предлагаем считать наш строй демократическим по существу. Поэтому, назваться демократической республикой, видимо, будет правильно.
Поднялся Борис Иванович:
– Других предложений нет? Ставлю на голосование. Кто за? Против? Принято единогласно. Отныне мы уже не колония, а демократическая республика.
Наталья продолжала:
– Первый вопрос о власти. Предлагается избрать Президента республики на четыре года, и на этот же срок – Трибунат.
Возражений не было.
– Теперь, – Наталья бросила взгляд на меня, – теперь есть еще одно предложение. Каждый гражданин республики, – читала она, – имеет право в любое время покинуть ее всей семьей и со всем своим имуществом. Никто не должен чинить ему никаких препятствий.
Зал недоуменно затих, потом посыпались вопросы:
– Зачем покидать? Куда?
Наталья посмотрела на меня. Пришлось разъяснить. Дело в том, что этот законопроект вызвал поначалу сомнения и среди моих товарищей-помощников.
– Любая демократия, – обратился я к собранию, – подразумевает свободу передвижения. Эта свобода дает личности гарантию не только от тирании правительства, но и от тирании большинства. Если личность не ограждена от такой тирании, то ни о какой демократии не может быть и речи. Поэтому, несогласный с формой организации общества, с его законами и порядками, может беспрепятственно покинуть его.
– А как же армия? – послышался вопрос из зала.
– Служба в армии является долгом и привилегией граждан республики. Но, если гражданин республики считает, что республика ведет несправедливую, захватническую войну, он вправе отказаться от участия в ней и от гражданства тоже. Это должно быть предостережением будущим правительствам от различного рода авантюр.
– А если он просто трус?
– Тогда республика ничего не потеряет, лишившись такого гражданина.
– Не будет ли это подрывом всякой государственности? – спросил один из избранных Трибунов.
– Не будет, если считать, что государство существует для людей, а не люди для государства.
– А если, – продолжал Трибун, видимо еще не убежденный в правоте моего предложения, – если человек совершил преступление и, используя этот закон попытается уйти от наказания?
– Здесь я с вами согласен! Необходимо ввести поправку и после слов «…и всем своим имуществом…» добавить «если к моменту отказа от гражданства и жительства он не совершил никаких преступлений, караемых законами республики».
Трибун сел, удовлетворенно улыбаясь. Я тоже был рад. Наша демократия начинала действовать. Семнадцатилетний мальчишка внес существенную поправку в законопроект. Это было очень хорошо!
– Какие еще будут поправки? – обратился к залу Борис Иванович.
– А если семья не захочет уехать? – встрепенулась вдруг Светка. – Что тогда?
– В законе сказано: «каждый человек», следовательно, это распространяется на всех членов семьи, за исключением, конечно, несовершеннолетних.
В общем, законопроект прошел и стал отныне Законом. Пока у нас не было других предложений. Мы не хотели заниматься законотворчеством и ждали, когда сама жизнь подскажет нам, какие предложения и изменения в правила нашей жизни мы должны будем внести.
Я сел на место и уже хотел шепнуть Борису Ивановичу, чтобы он закрывал конференцию, как вдруг, неожиданно для меня, с места встал Алексей и попросил слова. Я вопросительно посмотрел на него: вроде бы обо всем договорились.
– Я вот что хочу! Нам надо четко очертить права главы правительства. Это необходимо, так как бывают случаи, когда глава правительства должен заранее знать свои полномочия. Я буду краток! Предложение такое: Президент имеет всю полноту исполнительной власти, является главнокомандующим армии и в законодательной сфере может приостановить на год принятие законопроекта.
Возражений не последовало и предложение было утверждено. Борис Иванович хотел закрыть конференцию, однако, на трибуне внезапно появилась Светка,
– Я тоже имею предложение! – заявила она, вытаскивая из кармана бумажку с текстом.
Глава XI
БУНТ
– По поручению моих избирательниц, – она поправилась, – избирателей (сзади кто-то из ребят фыркнул) предлагаю обсудить и принять следующий закон.
Я посмотрел в зал. Светкина «партия» заметно оживилась. Ребята же сидели с недоуменными лицами. По-видимому, то, что сейчас последует, обсуждалось в узком кругу Светкиных подруг, которые и протащили ее кандидатуру в Трибунат. Ну, посмотрим, что же она сейчас выдаст… И Светка «выдала»:
– Брак отменяется. Провозглашается свободная любовь. Дети этой любви считаются общими детьми и никто из мужчин не может на них претендовать. Отныне род ведется по материнской линии, – продолжала Светка. – Поскольку нас, то есть, женщин, здесь большинство, то будет справедливо, если брачные отношения будут носить характер матриархата!
Зал взорвался. Возмущенные крики смешались возгласами одобрения и аплодисментами. Я заметил, что Светку, в основном, поддерживают ее подруги по бывшему стационару. Новоприбывшие женщины, видимо, не были посвящены в «заговор» и поэтому сейчас оживленно между собою переговаривались. Ребята топали ногами, улюлюкали, смеялись и кричали Светке, видимо, что-то не совсем безобидное. Больше всего возмущались замужние и, особенно, Клава – жена нашего шофера. Ее я прекрасно понимал. Светка давно подбиралась к Васе и, кажется, не совсем безуспешно.
– Садитесь! Я лишаю вас слова! – раздался возмущенный крик Бориса Ивановича.
– Так вот она какая, ваша демократия! – окрысилась Светка. – Если вы даже мне, Трибуну, не даете возможности высказаться.
– При чем здесь демократия?! – по слогам произнес Борис Иванович. – То, что вы предлагаете, носит другое название, – он задыхался от возмущения, – это самый настоящий разврат!
Но Светку не так-то легко было сбить с толку. Она уничтожающе смерила нашего председателя с головы до ног:
– Вот как? Разврат? Скажите пожалуйста! Вы просто не знаете истории. Матриархат существовал около двухсот тысяч лет, значительно дольше чем ваш патриархат. И, если он существовал так долго, то значит тому были основания! Не так ли? – она обратилась к залу, вернее, к своим сторонницам.
– Говори, Светка! Говори! – послышались ободряющие голоса наших феминисток.
– Так вот! – продолжала ободренная ими Светка. – При матриархате не существовал брак и род велся по женской линии. Мария Федоровна! – обратилась она к сидящей в первом ряду учительнице истории, – подтвердите, пожалуйста!
Та поднялась со стула, краснея от смущения:
– Да, это, действительно так! – засвидетельствовала она и быстро села на место.
Светка хотела продолжать, но на трибуну фурией ворвалась Клава – жена шофера. Она оттолкнула Светку, которая не удержалась на ногах и упала на пол. Зал приветствовал это падение хохотом.
– Не слухайте ее! – закричала в зал Клава. – Это она курва всэ из-за мого Васыля! Бесстыжа! – обратилась она к Светке, которая уже успела подняться. – И як же тоби не соромно?! От чому вас учать в школи, – ее гнев уже был направлен на учительницу, которая имела неосторожность подтвердить историческую истинность Светкиного заявления.
– Все! – продолжала Клава, – все! Я выходжу з республики! Закону такого нэма, щоб у живой жинки чоловика выдбыраты! Все! – Она бросила негодующий взор на Светку и пошла на свое место. Там, подойдя к мужу, она схватила его за руку и попыталась вывести из зала. Она что-то ему негодующе говорила, но что, из-за хохота не было слышно.
Борис Иванович поднялся и стал призывать зал к порядку, то есть колотить по столу молотком, неизвестно как попавшим ему в руки. «Наверное припас заранее», – мысленно усмехнулся я предусмотрительности завхоза. Однако надо было что-то делать. У Светки, без сомнения, было немало сторонников. Если дело дойдет до голосования, то неизвестно, чья точка зрения одержит верх. Это надо было учитывать. В то же время я не имел права лишать слова избранного общим голосованием Трибуна. Необходимо было искать выход из положения. Но сначала пусть выскажется. Конечно, она несла чушь! Но, если ей сразу заткнуть рот, то тем самым будет создан прецедент, которого я больше всего хотел избежать. Поэтому я встал со своего места, показывая собравшимся, что хочу говорить.
Зал постепенно утих. Сторонницы Светки притихли, но по их разочарованным лицам было видно, что они не одобряют моего вмешательства. Я повернулся к Светке, которая стояла у трибуны.
– Если вы не закончили свое выступление, попрошу вас, пожалуйста, продолжайте!
Пожалуй, никто не ожидал такого и меньше всего – Светка. Поэтому, вместо того, чтобы продолжать свою речь, она громко пискнула, чем вызвала новую бурю веселья, но я снова успокоил зал и ободряюще кивнул ей, чтобы она говорила.
Сунув руку в карман за платком, я неожиданно обнаружил в нем листок бумаги. Это была записка Алексея. «Я случайно узнал, что так будет, – писал он, – поэтому протащил на собрании право „вето“. Не сердись!» Я мысленно поблагодарил его за предусмотрительность. Действительно, теперь я в полном праве смогу отложить принятие закона, не прибегая к голосованию. Но, все-таки, надо попробовать переубедить ее сторонниц.
Светка тем временем почти оправилась и продолжала свое выступление. Если быть объективным, то речь ее могла затронуть за живое.
– Я вам скажу, почему я за матриархат и против брака! – пообещала она собранию. – Семья, – это, конечно, хорошо. Папа, мама и я! Только вот я тоже хочу быть мамой! А Клавка, например, не хочет, чтобы я тоже мамой стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60