Я молчал.
– Я это понял уже тогда, когда моя машина уперлась в бронетранспортер. Нет, вру! Сначала я подумал, что это воинская часть. Но потом, когда стало ясно, что это засада, сообразил: твоя работа. Мне надо было… – он замолчал.
– Что же тебе надо было?
– Выслать вперед разведку.
– Да, ты совершил грубую тактическую ошибку, – согласился я, – но я это предвидел. Если бы ты выслал вдоль дороги людей, мы бы их пропустили, не обнаружив себя и дождались пока вы въедете на дорогу всей колонной. Правда, мы понесли бы тогда потери и, возможно, большие, но все равно бы вас уничтожили.
– Выходит, я бы в любом случае проиграл? Вы меня расстреляете?
– А ты как думаешь?
– Да, конечно…
Надо было отдать ему должное: ни один мускул его лица не дрогнул и голос оставался спокойным. Можно было подумать, что мы с ним мирно беседуем как в былые времена за чашкой кофе.
И все-таки он спросил. Правда, спросил спокойно:
– Другой вариант возможен?
Я молчал.
– Ладно! Не будем больше об этом. И все-таки я хотел, чтобы ты меня понял.
– Я это стараюсь сделать… Кое о чем я догадываюсь, но не уверен…
– Можно я сяду?
– Садись.
Он опустился на траву и с наслаждением вытянул ноги. Глубоко вздохнул.
– Какой, право, здесь чистый воздух. Помнишь, как мы здесь…
– Я все помню, – прервал я его.
– Да, конечно. Мало времени… Ах! Если бы мы были вместе… Но ты всегда был идеалистом… Да пойми же ты, наконец! Человечество летит в пропасть!
– А ты, что?! Помогаешь ему спастись?
– Да, помогаю. Вернее, хотел помочь, но теперь… – он махнул рукой.
– А в помощники взял себе уголовников?
– У меня не все были уголовники, – быстро возразил он, – а, впрочем, какая разница! Нужны решительные исполнители моего плана. Интеллигенты для этого не подходили.
– Естественно! Они не стали бы стрелять в восьмилетних детей.
– В каждом великом деле есть свои издержки.
– В чем же величие твоего дела?
– Не надо! Если хочешь со мной говорить, то говори на равных! Если нет – кончай и все…
– А я и не иронизирую. Напротив, даже допускаю, что твои конечные цели были направлены на благо. Конечно, в твоем понимании. Не думаю, что твоей мечтой было стать атаманом шайки бандитов.
– Постой! Помнишь, мы как-то обсуждали с тобой возможность такого варианта и ты сказал, что в случае катастрофы оставшиеся в живых организуются в небольшие изоляты?
– Ну, и?
– Так вот! Я проанализировал ситуацию и понял, что выжить смогут только крупные изоляты. Вернее, изоляты, превратившиеся в племена с основой государственного порядка. Именно они в дальнейшем смогут объединить все человечество и спасти его от вырождения.
– Почти согласен. Тем более, что мелким изолятам грозит генетическое вырождение.
– Да! Да! Ты же сам это говорил раньше!
– И что?
– Как что?! Исходя из этого, надо было создать уже сейчас ядро такого объединения. А как его создать, если кругом паника? Следовательно, единственный вариант – это создать насильственно! Кто раньше создаст ядро, тот и будет диктовать условия. Мы, живущие в индустриально развитом обществе с городской организацией, в новых условиях не только теряем наше преимущество, но и попадаем в невыгодные условия в сравнении со скотоводческими районами с негустым населением. Они будут развиваться, ибо их крах меньший, чем наш! Пройдет некоторое время и они оправятся от последствий катастрофы. Еще немного времени и сюда хлынут полчища кочевников, установится иго монголов или турков, или еще кого-то в этом роде. И снова они будут насиловать наших жен и убивать мужчин.
– Поэтому твои уголовники начали заниматься этим, чтобы успеть до прихода монголов? За этим вы набрали полный «Икарус» девушек?
– А как достичь роста численности изоляты? Ты знаешь другой способ? Да, мы действительно набрали их около полусотни и собирались еще набрать. Мы их тщательно отбирали. Это все молодые, здоровые, красивые, если хочешь знать. Они могли бы дать жизнь многочисленному и здоровому поколению. Разве лучше было оставить их погибать в городах и селах? Да, вот еще что! – Он помолчал, видимо колеблясь, но потом решительно произнес:
– После того, как вы меня расстреляете (голос его не дрогнул), пошли людей в Любомль. Там в здании райсовета сидят еще человек тридцать. Их охраняют, но я дам записку… Там же сложены еще различные припасы. Мы не могли увезти все сразу.
– Хорошо! Допустим, вам удалось создать такую большую изоляту. Что дальше?
– А дальше мы бы стали подчинять себе другие, восстанавливая таким образом государство.
– Каким же образом вы подчинили бы себе других и на какой основе строилось бы государство?
– Подчиняли бы, конечно, силой. А основа… Видишь ли, деревянная соха или даже плуг и правовое общество несовместимы. Каждая общественная формация требует определенного развития производительных сил. Скоро весь сельскохозяйственный инвентарь придет в негодность, станки работают на электричестве. Его мы лишились надолго. Придется возродить кузнечное дело. Горючее тоже иссякнет. Впрягать в плуг лошадь? Ты согласен?
– Вполне!
– И какие же социальные отношения могут развиваться при таком способе производства? Будь реалистом! Ты же хорошо знаешь историю! Только феодальные. Даже на первых порах – рабство!
– Следовательно, население соседних изолят будет превращено в рабов или крепостных?
– Но это неизбежно! Социальная организация человечества обязательно пройдет через разделение на классы. Рабов и рабовладельцев, помещиков и крепостных, потом – капиталистов и т. д… До полного возрождения.
– Возрождения к чему? К государству, к войнам, к атомным бомбам? Стоит ли вступать на путь этих страданий, чтобы прийти к тому же, чем только что кончили?
– У тебя другие предложения? Четкая программа, план?
– Четкой программы, признаюсь, нет. Но думаю, что человечеству не обязательно проходить вновь эти стадии развития. У нас есть то, чего не было у древних.
– Интересно, что же это такое?
– Информация!
– Ну, знаешь, через поколение люди разучатся читать. Им будет просто некогда учиться читать, не говоря уже о физике, математике.
– Постараюсь, чтобы они не разучились.
– Знаешь кто ты? Ты вредный идеалист. Ты отвергаешь реальный путь развития и возрождения, морочишь людям голову прожектами, не имеющими под собой научной основы. Я с тобой никогда не соглашусь!
– Я это знаю.
Он досадливо поморщился, по-видимому, пожалев о вырвавшемся у него признании. Он хотел жить и делал ставку на то, что сможет убедить меня в своей правоте, не понимая, что его жизнь нисколько от этого не зависит. Если бы я мог, то, несомненно, сохранил бы ему жизнь.
– Ты идеализируешь человека! Пойми, что основная побудительная сила, вынуждающая человека действовать – это возможность творить насилие над своими ближними. Именно это объединяло Племена и народы, побуждало творческую фантазию, стимулировало развитие науки и промышленности.
Власть, власть и власть – вот чего жаждет каждый из нас. Ибо власть дает все! Для интеллектуала – возможность действовать и претворять в жизнь свои замыслы. Для других – возможность получать от общества максимум материальных благ и самых красивых женщин. Эти бандиты, которых я сам презираю не меньше тебя, пошли за мною и приняли мой план только потому, что это давало им власть над себе подобными. Нельзя идти против законов природы. Природу можно подчинить только путем использования этих законов в своих целях!
– Я не против власти, как некоего организующего механизма. Не принимай меня за анархиста. Но я вижу власть не как результат насилия, а как результат целесообразности, признаваемой большинством. А в наших условиях – всеми входящими в общество. Ибо любой, не согласный с большинством, может уйти из данного общества, поскольку теперь освободились огромные пространства. Мне претит насилие большинства над меньшинством и даже над отдельным человеком. Безразлично, физическое оно, духовное или идеологическое.
– Толстовщина!
– Вот тут ты не прав. Лев Николаевич призывал к непротивлению злу насилием. Я же говорю совсем о другом. О неприемлемости насилия, а это значит, что оправдать насилие может только насилие по отношению к другому насилию. Здесь, я считаю, насилие должно быть применено быстро, эффективно и беспощадно.
– Но зло против зла само становится злом! Так, кажется, учили гуманисты?
– Думаю, не так. Минус на минус, как известно, дает плюс. По-моему, эту формулу, которую ты только что произнес, придумало само зло, чтобы, не встречая сопротивления, безнаказанно творить свои дела. Знаешь, какое самое отвратительное свойство было у нашего народа? Его долготерпение. Помнишь, как у Некрасова:
Люди холопского званья
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказанье –
Тем им милей господа!
– Что же изменилось?
– Надеюсь, что многое.
Он некоторое время молчал. Затем продолжил, но уже не так уверенно:
– Хорошо. Пусть даже будет так, хотя я сильно сомневаюсь. Ты говорил о власти, как следствии целесообразности. А если вдруг все решат, что она нецелесообразна? Что ты, например, как носитель власти нецелесообразен. Что тогда? Ты уступишь власть тому, кто будет в глазах толпы более целесообразен?
– Во-первых, люди, которые принимают решение о целесообразности власти – уже не толпа, а демократическое общество. Во-вторых, если ты говоришь лично обо мне, то власть для меня никогда не была привлекательной. Ты это хорошо знаешь.
– Но это ты! А если другой, для которого власть – это все? И он, займет твое место?
– Вот как раз я и хочу избежать этого, заложив общество на таких основах, которые никогда не позволят прийти к власти такому типу.
– Ну-ну! Ты остаешься верен себе. Ты даже не стал писать докторскую, хотя имел для нее материал, а занялся чепухой – стационаром и какой-то сурдокамерой.
– Но, как видишь, я выиграл!
– Чисто случайно.
– Надеюсь, что и дальше так будет.
Он хотел еще что-то добавить, но его прервал звук донесшейся до нас пулеметной очереди. Это был тяжелый пулемет. Я вспомнил, что с ним ушел Саша. Выстрелы доносились со стороны расположенного в трех километрах от нас стационара.
Я вопросительно посмотрел на своего собеседника. Он взглянул на часы и успокаивающе махнул рукой:
– Сейчас все кончится.
Действительно, пулемет замолчал. Потом раздалась короткая автоматная очередь и все стихло.
– Что это значит?
– Это значит, что ты приобрел три десятка голов скота и столько же лошадей, если, конечно, их не перебили пулеметным огнем. Трое моих бандитов, как ты их справедливо называешь, должны были пригнать через Грибовичи скот для нашего будущего стада.
– Ты, я вижу, основательно все организовал.
– Кроме главного! – усмехнулся он и вытащил из кармана авторучку и записную книжку. – Придется тебе быть моим наследником.
Написав несколько строк, он вырвал из книжки листок и протянул мне:
– Пошли человек пять-шесть в Любомль. Захватите с собой пару грузовиков. В записке приказ во всем подчиняться подателю. Но будьте осторожны. Те двое, которые охраняют девушек, – отъявленные бандиты. Советую сразу их прикончить. Они это заслужили! Во дворе стоят три грузовика под брезентом. С одним из них будьте осторожны. В нем взрывчатка и несколько ящиков гранат и снарядов. Пусть за руль сядет самый опытный водитель. Девчат не гоните. Им все равно некуда податься. Их родители или убиты, или умерли. В основном, они из Польши.
– Вы что и туда забрались?
– А почему бы и нет? Границ-то больше не существует!
Я подозвал одного из бойцов и послал его за Алексеем. Алексей внимательно выслушал меня, кивнул головой, что все понял, и хотел было идти, но его окликнул мой пленник:
– Постойте, я совсем забыл! Там же, но на заднем дворе, стоят три автоцистерны с горючим, так что возьмите еще трех водителей.
Алексей отозвал меня в сторону:
– Вы его раньше знали?
– Да, он был моим другом.
Алексей присвистнул и еще раз внимательно посмотрел на пленника.
– М-да… А нельзя ли его отпустить, ведь он уже, по сути, не опасен?
Типичный русский характер. Когда враг повержен, то к нему уже не чувствуют ненависти, даже жалеют.
– В душе я с тобой согласен, но имею ли я на это право. Что скажут остальные? Особенно, когда узнают, что раньше мы с ним были друзьями.
– Они уже забыли о нем. Он же не участвовал в нападении на стационар.
– Но был его организатором.
– Не думаю, что именно он отдал приказ стрелять в детей. У него для этого слишком интеллигентное лицо.
– Люди с такими лицами часто создают такие учения и мировоззрения, которые приносят больше горя и вреда, чем тысячи отъявленных бандитов.
– Ну, это когда было! – не сдавался Алексей. – Теперь нет ни радио, ни печати! Откровенно, меня уже мутит от крови.
– Как-будто я ее жажду! – мне стало немного обидно.
– Да нет, я понимаю! Когда необходимо, то вопросов нет, но сейчас… Я бы отпустил его… А?
– Ладно, иди и делай свое дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60