Росалия прыснула, нагнувшись над тарелкой.
Дун Абрахам отшвырнул кость и погрузил жирные пальцы в чашу с розовой водой.
– Сегодня, – сказал он, уставя на Хайме насупленный взгляд, – министр финансов говорил, что торговый дом Падильо и Кучильо согласен принять вас в дело. Мне пришлось сделать вид, что я все знаю. Потрудитесь объяснить, что это значит?
Вот как! – с радостным удивлением подумал Хайме. Дело дошло до министра финансов!
Вслух он сказал, стараясь придать голосу почтительную мягкость:
– Отец, вы же знаете… Речь, наверное, идет о снаряжении корабля в океанское плавание. К Островам пряностей…
– Я велел вам выкинуть это дурацкое плавание из головы, – повысил голос дун Абрахам. – Но вы, как я вижу, снова посмели ослушаться меня.
– Отец, поверьте, мне очень жаль, но… я не могу исполнить ваше…
Он не докончил, потому что дун Абрахам грохнул кулаком по столу. Разноголосо звякнула посуда. Супруга и Росалия поспешно покинули столовую.
Дун Абрахам взял себя в руки.
– Послушай, Хайме, – сказал он тихо и даже печально, – послушай и постарайся понять… Я начал думать о тебе задолго до твоего рождения. Одно у меня желание, Хайме, одна мечта – чтобы мой сын занял достойное положение при дворе. Всю жизнь, всю свою трудную жизнь, Хайме, я работал ради этого. Ради тебя, потому что сам я уже не молод, и вот теперь, когда остался всего один шаг…
Он говорил долго, но Хайме знал все, что он скажет, потому что слышал это уже не раз.
Наконец дун Абрахам умолк.
– Я понимаю вас, отец, – сказал Хайме, – и очень благодарен за то, что вы так обо мне печетесь. Я и займу достойное положение при дворе, но… немного другим путем. Представьте себе, как возвысит меня король, когда я присоединю к его державе богатые заокеанские острова. Представьте, какой…
– Нет, Хайме, нет, – замотал головой дун Абрахам. – Не хочу я это представлять. Мало кастеллонских моряков погибло в океане? Вспомни дуна Бартоло – с какими муками добрался он до мыса Санту-Тринидад, и даже он, храбрейший из наших мореходов, не решился обогнуть его. Никто не знает что там дальше…
– У дуна, Бартоло не было таких портуланов, как у меня, отец. И его корабль был плохо снаряжен для дальнего…
– Не знаю, что наговорили тебе проклятые марсельские евреи, но дун Бартоло был великим мореходом… Ах, Хайме, сынок, ну что тебе дался этот океан? – В голосе дуна Абрахама прозвучала отчаянная нотка. – Почему ты не можешь жить как все?
Хайме был тронут. Он встал из-за стола так порывисто, что заколебалось пламя свечей. Он подошел к отцу и обнял его за плечи.
Как объяснить ему то странное чувство, которое он, Хайме, испытывал, увидев корабли в марсельском порту? Будто кто-то невидимый толкнул его тогда в самое сердце и шепнул: «Вот оно…» Как объяснить холодок восторга, охвативший его в сумеречной мастерской старика картографа при виде портуланов, собранных, нарисованных, расчисленных за долгую жизнь? Моря «сего мира плескались в этой комнате, и призывно трубил океан…
– Отец, – мягко сказал Хайме, – поймите и вы меня. Придворная жизнь не по мне. Я живу ожиданием той минуты, когда отплыву в океан.
– Что ты знаешь о жизни, щенок? – Дун Абрахам устремил тоскливый взгляд на узкое окно, за которым угасал горячий летний день. – Ты ходишь в бархатных штанах и в кружевах, тебе подают еду в серебряной посуде, ты и понятия не имеешь о том, как это можно не быть сытым. Если будешь вести себя умно, тебя ожидает королевская милость… Чего тебе еще нужно? Ну, чего? Звезд с неба?
– Звезды мне не нужны, отец. Вернее, нужны для того, чтобы прокладывать путь в океане. Видит всемогущий бог, я все правильно расчел. За мысом Санту-Тринидад…
Тут дун Абрахам снова трахнул кулаком по столу.
– А ты его видел, этот мыс? Ты сидел на одном сухаре и глотке воды в сутки? Что ты знаешь об океане? Да ты, не дойдя до этого мыса, штаны обмараешь!
Хайме, звеня шпорами, выскочил из столовой.
– Ты-то много понимаешь в морском деле, – непочтительно бормотал он, взбегая по скрипучим ступенькам. – Всю жизнь на кухне провел, а тоже…
У себя Хайме заперся на ключ. Забегал по комнате. Потом, остыв немного, зажег свечу и присел к столу. Достал из потайного ящика свертки портуланов, любовно разгладил один, всмотрелся в изгибы тонких линий. По памяти перерисовывал он эту карту там, в Марселе. Вот он, мыс Санту-Тринидад. За ним синяя океанская ширь, и дероты – курсы к Островам пряностей – здесь не проложены очевидцем, а вычислены ученым картографом по многим тайным сведениям.
Хайме сам не знал, почему сразу, чуть ли не с первого взгляда уверовал в марсельский портулан.
Что бы там ни было, а он уйдет в океан. По звездам, по тайному портулану поведет он каравеллу, снаряженную торговым домом Падильо и Кучильо. Купцы хотят получать пряности не аррателями, а целыми квинталами. Что ж, они получат то, чего хотят. И он, Хайме, тоже получит, чего хочет: океан. Океан будет с ним каждый день и каждую ночь.
Он добьется, он увидит, как в рассветной синей дымке средь просторов океана встанут горы островные в пенном грохоте прибоя. Там в зеленой чаще леса, под горячим солнцем юга люди черные, нагие собирают черный перец, драгоценнейшую пряность. Ловко медными ножами с веток дерева корицы трубкой кожицу срезают: до того нежна корица, что железа не выносит… О, таинственные земли! О, просторы океана!
3
Прежнего короля, Эрмандадо Четвертого – Благословенного, все боялись. Мрачный, нелюдимый и непонятный, он целые дни проводил с великим инквизитором за списками еретиков, а по ночам, страдая бессонницей, скрыв лицо под белым капюшоном члена Тайного судилища, присутствовал на допросах.
Все боялись его, а он еще больше боялся всех. И особенно тех, кто придумывал что-нибудь новое. Новое он считал опасным, таящим в себе неизвестные угрозы. И смерть его была праздником для всех, кроме немногих приближенных, которые хорошо изучили его нрав и умели угадывать желания.
Новый король, Аурицио Седьмой – Многомудрый, как он велел себя называть, был двоюродным братом Эрмандадо Благословенного, не имевшего детей. Это был деятельный человек с прекрасным аппетитом, любитель псовой охоты и игры в серсо. К святой церкви он относился с уважением, но трактуя по-новому учение святого Пакомио, покровителя Кастеллонии, считал высшим лицом церкви в стране не великого инквизитора, а себя. Великий инквизитор не мог пожаловаться папе: супруга короля, в девичестве – инфанта Соледад де Шевр-э-Шьен приходилась внучатной праплемянницей самому папе. Король Аурицио полагал, что если великому инквизитору дать волю, то в великом королевстве Кастеллонском останется слишком мало мужчин для пополнения войска и уплаты податей и слишком мало женщин для умножения населения, а также для кройки и шитья. Он считал, что недовольство и еретичество идут от неудовлетворенных страстей, и поэтому опубликовал ордонанс, коим населению предписывалось добавлять в повседневную чесночную похлебку коровье, а за его отсутствием – оливковое масло, ибо, как говорилось в ордонансе, пища, не сдобренная маслом, пробуждает в человеке недовольство.
И еще он ввел много других подобных новшеств.
Вот почему повелел он называть себя Многомудрым.
В назначенный день и час король Аурицио подписал указ о возведении в графское достоинство хранителя своего стола. Затем он встал перед коленопреклоненным дуном Абрахамом и ударил его шпагой плашмя по плечу с такой силой, что корона на круглой голове его величества слегка покосилась.
– Граф до Заборра! – торжественно провозгласил король, поправляя корону. – Таков отныне ваш титул, сеньор. Я пожаловал его за долгую верную службу. Все знают, какое ответственное бремя вы, граф, несете… э… в нашем королевстве. Я доволен, граф. Соус, который вы составили ко вчерашнему обеду, был почти безукоризнен. Может быть, в нем слегка не хватало… э… – король пошевелил пальцами, – но в остальном он был превосходен.
– Ваше величество… – растроганно проговорил новоиспеченный граф до Заборра, его большие грустные глаза увлажнились.
– Знаю, граф, знаю, – сказал король усаживаясь на трон. – Знаю и ценю. Попробуйте, граф, добавить в него немного чеснока и тертых орехов, но так, чтобы в меру… Ну, вы понимаете. – Король повернулся к первому министру. – Что там у нас еще на сегодня?
Первый министр, изящнейший герцог Серредина-Буда красиво изогнулся и зашептал королю на ухо.
– Ах да! – сказал король и задумчиво положил два пальца на усы. – Прямо не знаю, прямо не знаю… Ну, пусть войдет, – велел он герцогу. – Останьтесь, граф до Заборра, вы будете нужны.
Дун Абрахам помрачнел, увидев, как в опустевшую тронную залу вошел, кланяясь от порога, сеньор Кучильо. Король милостиво протянул купцу руку для поцелуя и сказал:
– У вас слишком длинный кафтан, сеньор. Итак, я вас слушаю. Излагайте.
Вкрадчивым голосом Кучильо начал перечислять многие выгоды, которые получит кастеллонская держава от заокеанской экспедиции к Островам пряностей. Король то и дело перебивал его.
– Сколько, вы говорите, будет стоить квинтал черного перца? Семь круидоров?
– Всего семь круидоров, ваше величество. Во много раз дешевле, чем он обходится королевской казне сейчас.
– Вы плохо считаете, сеньор Кучильо. Надо целых три года платить жалованье командоро-навигаро и экипажу, а также солдатам. Цена квинтала возрастет.
– Ваше величество, мы с сеньором Падильо все подсчитали. За вычетом расходов на жалованье и полное снаряжение каравеллы цена одного квинтала будет семь круидоров и ни на один ресо больше.
– Семь круидоров… Не знаю, прямо не знаю, – озабоченно пробормотал король. – А вы уверены, что каравелла приплывет именно к Островам пряностей? Никто ведь не знает, как туда плыть.
– Сын дуна Абрахама… Простите, граф, – Кучильо с улыбкой поклонился хранителю стола. – Сын графа до Заборра учился корабельной астрономии. Он знает, в какой стороне океана лежат Острова пряностей. Так он уверяет.
– Ваш сын, граф? Каков, однако! Впрочем, я слышал о нем. Приведите его как-нибудь ко двору.
– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, ущипнув себя за треугольную бородку. – Мой сын еще крайне молод… Он не вполне отдает себе…
– Это пройдет, – сказал король, – молодость обязательно пройдет, не так ли, сеньоры?
Это была шутка, все засмеялись, и дуну Абрахаму тоже пришлось похихикать.
– Кроме того, – продолжал король, – он пойдет, как я понял, корабельным астрономом, а командоро-навнгаро мы назначим… ну, конечно, назначим дуна Байлароте до Нобиа. Прекрасный моряк. Вчера мне доложили, что он отбил у мавров галеру… Так что вы думаете об этой экспедиции, герцог? – обернулся он к первому министру.
– Разрешите, ваше величество, высказать некоторые опасения, – заговорил герцог Серредина-Буда, изящно округляя губы. – При всей ослепительной привлекательности замышляемой экспедиции, равно как и при поистине грандиозной выгоде, которую она сулит вашей процветающей державе, нельзя в то же время отвлечься от мысли о крайней опасности неведомого океанского пути. Достаточно вспомнить поистине столь же великое, сколь и трагическое плавание дуна Бартоло…
Король заслушался. Прикрыв глаза, он наслаждался плавным течением речи первого министра и почти не прерывал его.
– Прекрасно, герцог Серредина, прекрасно, – сказал он, когда герцог умолк. – Но было бы еще лучше, если бы вы произносили звук «с» несколько тверже… тверже и в то же время мягче… Ну, вы понимаете. – Он посмотрел на дуна Абрахама не выпуская, однако, из поля зрения и сеньора Кучильо. – А что скажете вы, граф?
Дун Абрахам кашлянул, чтобы справиться с волнением. Это был весьма важный момент в его жизни, и он должен был непременно убедить короля.
– Ваше величество… Мне далеко до красноречия герцога Серредина-Буда, но… Ваше величество, плавание за океан сверх человеческих сил. Люди изведают страшные муки, но не достигнут цели. В христианском мире никому неведом… никому, ваше величество, неведомы пути к Островам пряностей. И моему сыну неведомы, это просто ему кажется… От самонадеянности, присущей… Если даже их пощадят бури, они погибнут от голода, потому что… потому что, сколько бы они не взяли продовольствия, его все равно не хватит…
Дун Абрахам закашлялся, и Кучильо воспользовался паузой:
– Хорошая солонина, если ее плотно укупорить в чистых обожженных изнутри бочках, сохраняется долго, и можно так рассчитать…
– Никак нельзя рассчитать, уж я-то знаю! – воскликнул дун Абрахам. – То есть, я хотел сказать, что много слышал… бывалые моряки рассказывали, что солонина разъедает десны, у людей гниют рты и вываливаются зубы… Нет, ваше величество, отправить такую экспедицию – это все равно, что взять и выбросить в океан целые квинталы золота!
– Не знаю, прямо не знаю. – Король сдвинул корону на затылок и почесал лоб. Копченное мясо хорошо сохраняется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12