— Сначала я заплакала. А потом расхохоталась: при всей его искусности этому элохиму не по силам было скопировать ту ясную радость, которой всегда так сияет мой Красавчик. А элохима моя бурная реакция задела, — усмехнулась она, — но он не пожелал хохотать вместе со мной и бежал с поля боя с кислой физиономией.
Красавчик беззвучно рассмеялся, его глаза так и лучились радостью и любовью. И вдруг у Линден в голове что-то начало складываться. Рассуждая сама с собой и рассеянным взглядом скользя по Первой, волнующемуся морю и бездонному небу, она заговорила:
— Единственное, что делала Дафин, это отвечала на мои вопросы.
И, оставив Великанов теряться в догадках по поводу такого странного заявления, заспешила в каюту Ковенанта.
«Звёздная Гемма» резво бежала по разгулявшемуся морю, карабкаясь на выраставшие перед ней валы. Линден при такой качке приходилось цепляться за стены и за Кайла, но она упорно продолжала идти. Может, она и не обладает силой, способной выжать из Финдейла правду, зато такой силой обладает Ковенант. Только бы ей удалось поднять хоть краешек пелены, окутывающей его сознание! Наконец-то она отважилась на эту попытку. И даже ждёт её с нетерпением.
Себя она убеждала, что ей не терпится помочь Ковенанту восстановиться. Ей так необходимо общение с ним, его уверенность в себе. Но она всё ещё была в ярости, и внутри её постепенно разрастался мрак.
У дверей каюты она встретила Бринна. Тот вышел ей навстречу и молча преградил дорогу. Даже воздух в коридоре, казалось, был насквозь пропитан исходившей от него неприязнью. До Элемеснедена он никогда не сомневался в её праве навещать Ковенанта, когда ей вздумается. Теперь же он спросил, причём довольно резко:
— Что тебе здесь надо, Избранная?
Она проглотила обиду и глубоко вдохнула, чтобы сдержаться.
— Если ты ещё не слышал, то знай — у нас на борту элохим. Это Финдейл. Они его зачем-то послали вместе с нами, и, похоже, нам от него не отделаться. Единственный из нас, кто может найти на него управу, — это Ковенант. Я пришла попытаться помочь ему, прийти в себя.
Бринн переглянулся с Кайлом, словно спрашивая у него подтверждения её словам, и, опустив глаза, с лёгким поклоном открыл перед ней дверь.
Она шагнула в каюту, метнув на харучая такой свирепый взгляд, что он не последовал за ней, а оставил их с Ковенантом наедине и даже прикрыл двери.
Линден постояла с минутку, собирая все своё мужество, но безмолвное присутствие Ковенанта, словно ледяной рукой сжало её затылок, и она обернулась к нему.
Он сидел на каменном стуле у небольшого круглого столика, словно кукла: ноги вытянуты во всю длину и бессильные руки брошены ладонями вверх на колени. На столике стоял поднос с остатками завтрака. Возможно, она помешала Бринну закончить процедуру кормления. Но Неверящему это было безразлично. Его лицо выражало не больше, чем та чёрная пустота, что угнездилась в его мозгу.
Линден тихо застонала. Она вспомнила, каким увидела его в первый раз: буйного, энергичного, с глазами, мечущими молнии, с повелительной, властной складкой у рта. Он был предельно уставшим, но всё же находил в себе силы жить и бороться. Идти по избранному пути до конца. Этим-то он и приворожил её тогда.
Но сейчас она видела перед собой дряхлого старика, седого, с косматой бородой, надёжно скрывавшей резкость черт. Глядя на него, можно было сказать, что этот человек потерпел крушение всех надежд. Глаза были пусты. Стеклянные, как у трупа.
Сейчас он был даже слишком похож на её отца в тот страшный день. Когда последние капли крови вытекали из его перерезанных вен на грязные половицы чердака, он сидел точно в такой же позе, и взгляд его был так же пуст.
Ковенант отличался от него только тем, что дышал. Ежедневные кормления поддерживали в нём жизнь. Тут он произнёс свою обычную фразу, и Линден испугалась, что на самом дне его подсознания всё же сохранилось нечто, что боится её и предупреждает об этом.
Она обязана одержать его. Как Опустошитель. От одной этой мысли во рту появился отвратительный привкус. Она поняла, что, если будет медлить, взвинтит себя ещё больше. Знакомый страх, который всегда сковывал её волю, болезненно сжал ледяной рукой сердце. Страх перед тем, во что она может превратиться. Руки ходили ходуном, но она заставила себя взять ещё один стул, поставить его так близко к Ковенанту, что, сев, упёрлась коленями в его колени, и трепещущими пальцами сжать его безвольные кисти. Затем она погрузилась в его слепые глаза, пытаясь найти путь к нему.
И вновь вокруг неё стала сгущаться беспросветная тьма, удушливая, просачивающаяся и в неё.
Но тут же появилась опасность: её полная уверенность в бессилии и беззащитности Ковенанта выпустила на волю её давний голод, и тот, урча от жадности, стал расползаться в ней.
Совершенно инстинктивно она попыталась загнать его назад и удержаться на сумеречной границе между своим сознанием и мраком бессознательности Ковенанта. Но бездонная пучина чёрной пустоты, заполнившей его мозг, стала затягивать её. Однако она была ещё в состоянии различать некоторые аспекты его состояния, которые сохранились где-то на задворках. К своему огромному удивлению, она обнаружила, что воздействие на него, заставившее замолчать его разум, оказывается, приостановило и распространение яда.
Кроме того, она нашла определённые качества, делавшие его поддающимся воздействию элохимов. Они ни за что не смогли бы проникнуть так глубоко в него, если бы он сам не подставился, подчиняясь привычке брать все на себя. Именно из этого источника брали начало и его сила, и его неспособность защитить себя. В её глазах эти качества были столь высокими достоинствами, что ей достичь подобного даже не стоило и пытаться.
Но её воля уже попала в знакомую ловушку. Входить так, как она вошла в него, было бесчестным и подлым поступком, это было надругательством над его целостностью — но, с другой стороны, разве можно оставить его без помощи? Разве это не было бы тоже подлостью? И пока Линден путалась в противоречиях, голодная тварь, свившая себе гнездо в её сердце, беспрепятственно просачивалась наружу, алкая силы и власти. Силы Ковенанта. Возможности отмерять по своему желанию жизнь и смерть.
Подстёгиваемая голодом, она нырнула в Ковенанта.
И ночь приняла её как дар.
В одну секунду она окутала весь мир. Она поглотила небо, словно ураган, хотя здесь не было ни ураганов, ни неба. Здесь просто не было ничего. Ураган — это ветры, море; у каждого ветра своё направление; он может быть тёплым или холодным. Здесь же не было ни направлений, ни холода, ни тепла — ничего. В этой пустоте не было ни единой зацепки, которая позволила бы её хоть как-то определить и назвать. Словно чёрная дыра в межзвёздном пространстве, только не было звёзд, чтобы определить её местонахождение. Она заполнила Линден, словно ледяное касание Гиббона, и она была теперь полностью беспомощна перед разверзшейся тьмой, абсолютно беспомощна — ведь отец же выкинул ключ в окно, и у неё нет ни сил, ни дара убеждения, чтобы вырвать его из лап смерти.
Никаких эмоций в ней уже не осталось, кроме боли от огромной потери; её затягивал недвижный смерч мрака, а со дна воронки навстречу стали подниматься рождённые им образы. Фигура — само воплощение тьмы — приближалась к ней из дальнего далека. Сначала её очертания расплывались, словно она шла по мерцающему от жара песку пустыни, и разглядеть, кто это, было невозможно. А потом Линден разглядела.
Это был Ковенант.
Он пытался кричать, но у него не было рта. Лицо покрывали глубокие шрамы. В лихорадочно блестевших глазах светилось глубокое отвращение к себе. Страстное желание и страх заставляли его тащиться неровными скачками, как калеку. Но он все приближался, и ему нужно было её сердце.
Его руки превратились в змей, выраставших из плеч. Они извивались и шипели, готовясь к броску. Из пастей торчали клыки, белые, как кость.
Она попалась. Она понимала, что нужно поднять руки и попытаться защититься, но они безвольно повисли. Они были слишком тяжелы, чтобы их поднять против неизбежности, сверкавшей белыми клыками.
Сделав рывок, Ковенант внезапно вырос прямо перед ней — как воплощение всех её ошибок, преступлений и Любовей. Его змеи бросились на неё, и она провалилась в ещё горший, ещё более глубокий мрак. Вместе с Ковенантом.
А потом Линден ощутила, что стиснута в мощном объятии, словно змеи обвили её и душат. Она забилась, пытаясь вырваться, но ей не удалось. Её движения были скованы гамаком. Она хотела крикнуть, но не смогла. Каюта была окутана мраком, как разрушенное сознание Ковенанта.
Наконец она пришла в себя настолько, что осознала, что находится в своей каюте и в своём гамаке. И темно было потому, что уже наступила ночь, а не потому, что она провалилась в пропасть мрака. И слабый привкус «глотка алмазов» во рту вовсе не напоминал о смерти.
Каюта почему-то наклонилась как-то боком, словно дом, перекошенный при оползне. Но тут Линден почувствовала, что корабль сильно качает и поэтому гамак висит под углом к стене. Сквозь гранит она ощущала мощную, пронизывающую всю «Звёздную Гемму» вибрацию от ударов ветра и волн. Значит, в каюте темно не из-за того, что наступила ночь, а из-за того, что налетел шторм.
Он был не просто сильным, он был ужасающим.
В её сознании до сих пор копошились змеи. И она не могла освободиться от них. Но внезапно какое-то движение у стола привлекло её внимание. Приглядевшись, Линден, несмотря на темноту, узнала Кайла. Он сидел на одном из стульев, не сводя с неё глаз. Казалось, никакое предательство с её стороны не может заставить его отказаться от принятой на себя обязанности опекать её. И всё же в сумраке, окутавшем каюту, он казался ей воплощением правосудия, неумолимо требующего от неё покаяния.
— Я давно… — наконец хрипло прошептала Линден. Пустыня иссушила её горло и изгнала всякое воспоминание о «глотке алмазов». Она поняла, что лежит так уже довольно долго. — Я давно в обмороке?
Кайл бесшумно встал.
— День и ночь.
Она тянулась к нему, к этому туманному образу, столь равнодушному и далёкому. Но в нём была стабильность, которая помогала ей удержаться на грани сознания и не соскользнуть в кишащую змеями тьму.
— А Ковенант?
Он неопределённо пожал плечами:
— Состояние юр-Лорда не изменилось.
С тем же успехом он мог бы сказать: «Ты потерпела неудачу. Даже если именно этого и добивалась».
С большим трудом Линден выбралась из гамака — не хотелось лежать перед харучаем, как жертва, обречённая на заклание. Он поспешил ей помочь, но она отстранила его руку, сама спустилась по лесенке на пол и, наконец, оказалась с харучаем лицом к лицу.
— Конечно же, именно этого я и добивалась. — Образы, возникшие после её попытки проникнуть в сознание Ковенанта, все ещё роились в её мозгу, сбивая её и заставляя говорить совсем не то, что она хочет. — Ты обвиняешь меня?
Но лицо Кайла, теперь видимое чётче, совершенно не изменилось:
— Это твои слова. Ни один из харучаев такого не говорил.
— Вам и не нужно говорить. — Она чувствовала, будто в ней что-то сломалось. — У вас это и так на лицах написано.
И вновь Кайл лишь пожал плечами:
— Мы — есть мы. Просто у нас всегда суровые лица. Она понимала, что он прав. У неё не было никаких причин злиться на него. Но в ней все кипело от отвращения к себе. Ей было необходимо выплеснуть разлившуюся желчь, пока та не доконала её. Мы — есть мы. Красавчик нечто подобное говорил об элохимах.
— Конечно же, нет, — пробурчала она. — Боже упаси вас сделать или хотя бы помыслить хоть что-нибудь неверно. Ну так позволь мне кое-что тебе сказать. Может, я и делаю слишком многое неправильно. Может быть, я вообще кругом не права… Но когда я отослала вас из Элемеснедена… Когда я позволила элохимам сделать с Ковенантом то, что они сделали… Я из кожи вон лезла, я пыталась сделать верный шаг.
Лицо Кайла по-прежнему оставалось бесстрастным, словно он не слышал её и не собирался отвечать. Но внезапно он разлепил губы, и слова его прозвучали как приговор:
— Мы не задаёмся такими вопросами. Разве Порча не убеждён всегда в собственной правоте?
Линден покрылась холодным потом. До сих пор она не отдавала себе отчёта, насколько глубоко обижены на неё харучаи за изгнание из Элемеснедена. За непроницаемой маской Кайла она ощущала присутствие чего-то рокового, чего-то такого, что утверждало правоту Стража Крови. Ни один из них не умел прощать.
— Вы не доверяете мне, — прошептала она, внутренне сжавшись.
И вновь Кайл бесстрастно бросил, разве что плечами не пожал:
— Мы давали клятву юр-Лорду. А он тебе доверяет. Ему не было нужды напоминать ей, что, вполне возможно, Ковенант изменит своё мнение, как только сознание вернётся к нему. Но для Линден это было яснее ясного.
— Он пытается, — прошептала она с горечью. — Но не думаю, что достигнет в этом успеха.
И тут она поняла, что не может оставаться здесь больше ни минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86