Ты не слуга, Дэл!
Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.
— Мы услышали крики, — сказала мать. — И подумали, что вы здесь поссорились.
— Мы просто немножко подрались подушками, — ответил Берген.
— Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?
— Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.
— Тебе повезло, Селли, — усмехнулся дядя. — У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!
— О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.
Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.
После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.
— Мне было показалось, что ты там просто хвастался.
Мальчишки не могут не хвастаться. Но у тебя талант, мальчик мой. Небо чуть-чуть грубовато, над некоторыми деталями следует поработать. Но у человека, который так рисует деревья-хлысты, большое будущее.
Берген не любил, да и не умел присваивать чужие почести:
— Деревья рисовал Дэл.
Селли Бишоп в отвращении скривилась, но совладала с собой и, повернувшись к Дэлу, приторно улыбнулась:
— Как это мило, Дэл, что Берген позволяет тебе возиться со своими картинами.
Дэл ничего не ответил. Ноэль перевел задумчивый взгляд на мальчика:
— Контракт?
Дэл кивнул.
— Я выкуплю его, — предложил Ноэль.
— Не продается, — быстро ответил Берген.
— Ну, в принципе, — сладким голоском протянула Селли, — не такая уж плохая мысль. Рассчитываешь что-нибудь поиметь с его таланта?
— Попробовать стоит.
— Контракт, — твердо заявил Берген, — не продается.
Селли холодно глянула на своего сына:
— Все купленное может быть перепродано.
— Да, но если человек любит что-то, он не продаст это ни за какие деньги.
— Любит?!
— Селли, вечно тебе какие-то извращения на ум лезут, — сказал Ноэль. — Сразу видно, эти парни друзья не разлей вода. Порой у меня создается впечатление, что ты мерзейшая сучка на этой планете.
— О, Ноэль, ты слишком добр ко мне. Прослыть на этой планете сучкой действительно достижение. Да и кроме того, ведь есть же еще и императрица.
Они дружно расхохотались и покинули комнату.
— Извини, Дэл, — сказал Берген.
— Ничего, я привык, — кивнул Дэл. — Твоя мать и я никогда не любили друг друга. Но мне плевать — в этом доме только один человек мне небезразличен.
Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства — так называемые «слабости».
Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
— Это же гениально! — воскликнул Локен Бишоп. — Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет — бодрствовать.
Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
— А пройдем ли мы этот самый тест? — поинтересовался Берген.
При виде такой наивности родители громко расхохотались.
— Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
— С чего вдруг? — стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
— Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, — ткнул он пальцем в грудь Бергену. — С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
— Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, — констатировал Берген.
— Да, потому что я богат! — сердито отрезал Локен.
— В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
— Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! — рассмеялась Селли.
— И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. — Берген посмотрел на нее с отвращением.
Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
— Поздравляю, сынок, — сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
— Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? — сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
— Сначала освободи меня.
Берген растерянно смотрел на него.
— Ты обещал, — напомнил Дэл.
— Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
— А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
— Но что я могу сделать? — Берген был искренне расстроен.
— Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.
— Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.
— Тогда убеди отца.
Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.
— В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.
— Отец, — запротестовал Берген, — это же нечестно.
Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч — это в десять раз больше, чем ты когда-то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.
— Но я кормил его целых двадцать лет.
— А он работал на тебя.
— Работал? — перебила Бергена Селли. — Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.
И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:
— Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.
— Это уже меня не касается, — сжав зубы, процедил Локен. — Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.
Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:
— Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.
Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.
Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.
— Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким-то паршивым наемным работягой?!
— Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, — мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.
— Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.
— А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам-слугам.
Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.
— Что? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, — еще раз произнес Дэл.
— А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! — прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.
«Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу», — подумал Берген.
Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:
— А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?
Берген отказывался понимать происходящее:
— О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?
— Так, ничего особенного, — чересчур резко оборвал сына Локен.
Но Дэл не останавливался.
— А твой отец, — обратился он к Бергену, — играет в очень, очень странные игры с пятилетними мальчиками. Я не раз просил его, чтобы он и тебя пригласил, но он почему-то всегда отказывался.
Гвалт не смолкал по меньшей мере час. Локен нервно стучал кулаком по бедру, тогда как торжествующая Селли твердила, что ее невинный флирт ни в какое сравнение не идет с его позором. Лишь Берген пребывал в искреннем отчаянии:
— Все эти годы, Дэл… Что же творилось все эти годы?
— Тебе я был другом, Берген, — сказал Дэл, опуская почтительное «сэр», — но в их глазах я оставался слугой.
— Ты ничего не говорил мне.
— А что бы ты сделал?
Часом спустя Дэл вышел из комнаты. В руках он держал письменное соглашение.
Придя в себя после первого знакомства с сомеком, Берген узнал от одного из доброжелательных служителей Сонных Зал, что отец его умер спустя несколько дней после его отъезда, а через два года одним из своих любовников была убита мать. Самые большие имения на Кроуве, если не считать земель, принадлежащих императрице, теперь отошли Бергену.
— Мне ничего не нужно.
— Я должен предупредить вас, — сказал служитель, — что в дополнение к этому наследству полагается пять лет под сомеком и год снаружи.
— То есть я буду бодрствовать всего год в целых шесть лет?!
— Таким образом императрица выражает благоволение силам, играющим немалую роль в экономике.
— Но я хочу стать художником.
— Так становитесь им. Но сейчас вы, наверное, хотите навестить могилы родителей. За ведение дел можете не беспокоиться, ваши управляющие справляются прекрасно. А когда закончите все свои дела, можете возвращаться, ведь согласно условиям вам осталось еще два года сомека.
— Сначала я должен кое-кого повидать.
— Как пожелаете. В течение следующих трех дней мы готовы принять вас в любое время. Если же вы не уложитесь в этот срок, вам придется ждать год, и вы потеряете два года сна.
Первые два дня Берген провел в поисках Дэла Ваулза. В конце концов он все-таки нашел его, когда вспомнил, что Дэл все еще обязан платить по контракту, заключенному с Локеном. Управляющие поместьем быстро отыскали его адрес, потому что Дэл регулярно присылал на счет Бишопов оговоренные семьдесят пять процентов.
Дэл открыл дверь, и лицо его озарилось, когда он узнал гостя.
— Берген, — сказал он. — Заходи. Значит, уже целых три года минуло?
— Да, значит, так. Дэл, такое впечатление, будто мы расстались вчера. Для меня это действительно было вчера.
Как ты живешь?
Дэл указал на стены своей квартирки: на них было развешано сорок или пятьдесят всевозможных полотен и набросков. В течение следующих двадцати минут друзья толком не разговаривали, лишь изредка раздавались реплики типа «Вот это, мне вот это нравится» или «Как это у тебя получилось?». А затем Берген, немало потрясенный увиденным, опустился на пол (мебели в комнате не было), и началась беседа.
— Ну и как дела?
— Продается неважно. У меня пока что нет имени. Хотя все равно покупают. А недавно пришла хорошая весть: императорским указом все правительственные структуры должны быть перенесены на Кроув. Даже имя планеты собираются менять. На Капитолий. В общем, если все пойдет как надо, каждая занюханная планетка теперь будет вращаться вокруг Кроува — в политическом смысле, естественно. А это означает наплыв клиентов. Означает, что сюда повалят люди, разбирающиеся в искусстве, а всех вояк и торговых крыс, которые испокон веков держали в лапах эту планету, вышибут вон.
— А ты научился говорить цветистыми фразами с тех пор, как мы в последний раз виделись.
— Я почувствовал свободу.
— Я привез тебе подарок. — Берген вручил ему официальный документ, освобождающий от условий контракта.
Дэл прочитал его, расхохотался, перечитал еще раз и вдруг заплакал.
— Берген, — проговорил он, — ты понятия не имеешь…
Ты даже представить себе не можешь, как трудно было.
— Догадываюсь.
— Я не мог сдать экзамен. Один Господь ведает, как я вообще выжил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22