Я же, покачиваясь, тупо смотрел на проезжающие машины. Стекла автомобилей нестерпимо бликовали на солнце и мучили глаза.
Григорий Алексеевич вручил мне банку и заставил сделать несколько глотков. Взмахнул рукой, тормознул частника:
— На улицу Красный Казанец, Выхино!
В машине я снова уснул. Пивко легло на все вчерашнее.
* * *
И привиделась огромная земляная пещера. Отовсюду, словно шерсть животного, торчали корни растений. Посреди пещеры находилась неглубокая яма, наполненная какой-то вязкой субстанцией, похожей на разведенную водой глину.
Утопая ножками в этой глиняной «луже», стоял длинный деревянный помост. На нем спали люди, укутанные во вполне домашние одеяла. Головы их покоились на таких же обычных постельных подушках.
Женщина с черными и кудрявыми волосами, со смоляными глазами шла рядом со мной и что-то рассказывала. Но я не слушал ее и с интересом разглядывал пещеру. Когда мы подошли поближе к помосту, я увидел спящую… нет, не красавицу, а обычную девушку. Голова ее была покрыта резиновой купальной шапочкой.
Что-то вдруг зашевелилось под одеялом рядом с ней.
Я отпрянул от неожиданности.
Женщина-провожатая откинула край одеяла. Там спал грудной младенец. Он ворочался во сне. На голове такая же резиновая шапочка. В мое сознание ворвался голос женщины-провожатой:
— Они спят до поры. Как и все эти люди на помосте.
Я оглянулся на женщину. Она держала в руках купальную шапочку, измазанную изнутри «глиняным раствором» из ямы:
— Если наденешь шапочку, то уснешь. И будешь спать долго. Пока с тебя шапочку не снимут и не смоют раствор.
Я снова посмотрел на девушку. Шапочку с нее уже сняли. Русые ее волосы, уже омытые и чистые, веером покрывали подушку. Ресницы чуть подрагивали. Губы приоткрылись.
— Она просыпается, — пояснила провожатая. — Хочешь, я надену тебе такую же шапочку?
— Нет!
— Вам все равно нельзя встречаться. Это приведет к большому несчастью.
Я отпрянул и посмотрел женщине в глаза. Они были черны, как мрачная ночь.
11
Профессор вышел из ванной:
— Не умеешь ты пить, Леша! Закалки нет… Хоть помнишь, что вчера тебе генерал впаривал?
— А что он мне… впаривал?
— О потерянных агентах.
— Да, что-то такое.
— Про Китай.
— И китайцев, — добавил я.
— Вполне понятно, что про китайцев, раз речь шла о Китае. Иди умойся, я пока кофе приготовлю.
Мой костюм, ничуть не помятый, словно пошит из волшебной ткани, висел на вешалке. Я посмотрел на него с содроганием и ушел в ванную комнату. Больше мне надеть нечего. Значит, неприятности и сегодня меня не оставят? Интересно, Григорий Алексеевич когда-нибудь отдыхает? Надо бы смотаться домой, переодеться. Да и поспать не мешает по-человечески.
Кофе облегчения не принес. Не надо смешивать не только понятия, но и коктейли, говаривал мой друг и собутыльник талантливый журналистище Сашка Митрофанов. Это всегда хорошо начинается, но плохо заканчивается. И еще одно непреложное правило: насколько хорошо тебе было вчера, настолько хреново будет сегодня. Я вздохнул.
— Мне бы домой, переодеться… А, Григорий Алексеевич? Надо еще еженедельник купить, чтобы наброски для книги делать.
— Успеется! Сейчас мы с тобой поедем еще в одно место…
Я нервно сглотнул.
— Место шикарное! Лечебное и познавательное одновременно. Называется «Пятница 32-е». Такое кафе у метро «Парк культуры». Знаешь о нем?
Я не знал.
— Ну, еще бы! Вам, журналистам, знать этого не дано, вы все по вершкам хватаете. Держись меня, Алексей! Я тебя еще по таким местам проведу — закачаешься! В этом кафе собирается практически все разведсообщество России. Улавливаешь, какое лакомое местечко? Кафе организовали два действующих сотрудника разведки. Начальство делает вид, что они служат и получают ежемесячный дивиденд в виде зарплаты, а сотрудники делают вид, что занимаются тут разведкой. Обе стороны такой вариант устраивает… В кафе приходят действующие и бывшие разведчики всех категорий и министерств. Тут они узнают новости от коллег по цеху. Бывшие разведчики подыскивают себе гражданскую работу. В общем, такой негласный профсоюз и форум.
* * *
«Пятница 32-е» оказалось и впрямь местом приличным и даже чопорным. Барная стойка сверкала начищенными бокалами. Маленькие столики покрывали скатерти в красно-желтую клетку. По углам развешены телевизоры. (Как известно, телеящик — главный враг любой дружеской беседы.) Тихо играла музыка, воспаряя к потолку с хрустальными люстрами.
Да, посетители тут никогда не били друг друга в лицо, не швырялись сервизами в официантов, не душили подтяжками бармена, не блевали в «оливье».
Белой лебедью подплыла к столику официантка в накрахмаленном переднике. Обтянутые кожей книги-меню.
— Нам куриный бульон, пожалуйста, — не глядя в меню, заказал профессор. — И…
Ну да! Да! Мы взяли графинчик водочки! К водочке полагались салатики, немного красной икорки, черные хлебцы с чесноком, грибочки, ломтики сладкого красного перца.
После рюмашки волна облегчения прокатилась по организму. Мир показался дружелюбным щенком, и агрессивная среда московского климата вновь стала миролюбивой и ласковой. Уже не так громыхали звуки в голове, и краски внутреннего убранства кафе ласкали глаз.
Людей в заведении было немного. Все-таки понедельник. Люди шпионят сейчас на благо Родины во всю дурь.
В зал вошел человек в довольно поношенном костюме и уселся за соседний столик. Григорий Алексеевич указал мне на него глазами и подмигнул. Я не понял.
Человек заказал салатики, водочку. Смотрел прямо перед собой, как умирающий кабан на жизнерадостную елку.
— Не узнает, — констатировал профессор. — Пусть хлебнет нектара и придет в себя. Нельзя человека отрывать в процессе лечения.
Человек налил стопарик, отставил локоток на офицерский манер, опрокинул в глотку. На щеках сразу расцвел детский румянец. Дыхание стало спокойнее. Глазки обрели живость, а руки пластичность и точность. Человек накинулся на салаты.
Вяземский пересел к нему. Они сдержанно поздоровались, и между ними завязался тихий разговор. Настолько тихий, что я, держа ухо востро, ни черта не расслышал.
Человек протянул профессору тетрадный листок. Профессор пробежал его глазами и быстро спрятал в карман.
— И за стол заплатишь! — добавил человек уже погромче.
— Разумеется! — согласился Вяземский. Снова пересел ко мне:
— Ну вот, Алексей, дела идут!
— Что он вам передал? — спросил я.
— Материалы для наших дальнейших исследований. Купил я, Леша, список людей, с которыми мы можем пообщаться, чтобы потом написать потрясающую книгу. — Он разлил по рюмкам водку.
Хлопнули.
— Трудный тип, — проговорил Вяземский, закусывая. — Много денег запросил. Ох уж мне эти агенты. Они столько собак съели в своей разведке, что съели бы и саму разведку, если бы она имела приемлемые материальные формы.
Я встал и вышел в туалет. Над писсуарами во всю стену красовалась надпись: «Как бы ты ни старался, ничего хорошего из тебя все равно не выйдет». И подпись: «Администрация».
Хочешь не хочешь, но — неконтролируемые ассоциации. Пора бы уж браться за рукопись. И пора заканчивать с попойками. Агентов много, а мне столько не выпить.
Я посмотрелся в зеркало. Мне ответил взглядом коротко стриженный человек в костюме. Костюм! Пока я его не сниму, буду напиваться каждый вечер до потери пульса. Надо бы съездить домой и переодеться во что-нибудь более безопасное. Настроив себя на рабочий лад, я вернулся в зал. Между незнакомцем и профессором явно что-то произошло. Они с мрачными рожами сидели каждый за своим столиком и старательно не смотрели друг на друга.
В зал вошел молодой человек. Худой, в костюме, в очках серебряной оправы и со скрипичным футляром в руках. На голове берет, какие сегодня любят носить художники и граждане с переизбытком интеллекта. Типичный ботаник, смертельно раненный высшим образованием.
Молодой человек уверенно прошел к столику недавнего собеседника Вяземского. На ходу открыл футляр и достал оттуда пистолет с глушителем.
Я уронил челюсть. Профессор остекленел.
Молодой человек сделал два выстрела в голову недавнему собеседнику Вяземского. Тело снопом повалилось на пол.
Киллер обернулся к нам, вежливо спросил:
— Я вам не очень помешал?
— Не-е-ет, — проблеял я в тихом ужасе. Киллер ведь не просто обернулся, но и пистолет на нас направил.
— И отлично! Честь имею!
Он спрятал пистолет в скрипичный футляр и под гробовое молчание покинул кафе. А что, киллеры тоже имеют честь? Бармен подскочил к телу, пощупал пульс. Какой уж там пульс! Бармен выхватил из внутреннего кармана пиджака… мобильник. Вызвал милицию, не сводя настороженного взгляда с нас.
— Пойдем-ка, — беззвучно, одними губами сказал мне Вяземский. — Без паники, спокойно, не торопясь.
Мы встали. Пошли к выходу.
— Не дайте им уйти! — ударил в спину истеричный женский вопль.
Официантка-лебедь? Ах, ну да. Мы ж по счету не заплатили!.. Но нет, счет к нам более крупный.
— Они с убийцей заодно! Он с ними говорил! Милиция!!!
— Бегом! — скомандовал профессор.
И мы рванули.
* * *
Мы не пробежали и сотни метров, как улица грохнула грозными голосами:
— Милиция! Стоять! Защелкали затворы пистолетов. Все словно в хреновом кино!
Мы и не подумали останавливаться. Хотя профессор и был вдвое старше меня, я еле поспевал за ним. Мы свернули во дворы. Я оглянулся. За нами пыхтя неслись вперевалку грузные фигуры в штатском. Пистолеты в руках.
— Разделяемся! Я тебя потом догоню! — бросил профессор.
Мы бросились в разные стороны.
Погоня устремилась почему-то за мной. На какое-то мгновение стало обидно.
Я бежал и лихорадочно соображал, куда податься и хватит ли у меня сил?
Позади раздалось бибиканье автомобиля. Я обернулся. Мои преследователи — тоже. Машина! А за рулем… Вяземский! Профессор лихо разогнал машиной погоню по кустам, подлетел ко мне и открыл дверцу:
— Со мной поедешь? Или снова разделимся?
Я запрыгнул на сиденье.
По багажнику зашлепали пули. Словно неведомая сила вышибала из стального листа заклепки. Заветвились по заднему стеклу густые трещины.
— Вы передавили милицию! — крикнул я.
— Милицию? — хмыкнул Григорий Алексеевич, неистово крутя баранку. Машина петляла по дворам. — Милицию, да?! Но скажи мне, как они так быстро поспели на место преступления?!
— Ну… Киллера караулили. Операцию проводили.
— Тебе не кажется странным, что они сначала дождались, пока киллер замочит человека, а потом погнались не за киллером, а за нами?
— Ну…
— И где ты видел ментов, вооруженных пистолетами с глушителями?
— А… у них они были с глушителями? — Чего не рассмотрел, того не рассмотрел.
— Х-ха! — издал Вяземский и полностью меня убедил.
— Машина у вас откуда вдруг взялась? — спросил я.
— Взял… — неопределенно пожал плечами профессор. — Их столь вокруг припарковано!
— Угнали?!
— А ты предпочел бы сейчас не сидеть в машине, пусть угнанной, а лежать на мостовой с простреленной башкой?
Тоже верно… Значит, нас собирались «шлепнуть». Как свидетелей преступления? Но это мог сделать и киллер! Тогда выходит, что киллер и наши преследователи не работают сообща? Кто же они? И зачем одному понадобилось «шлепнуть» разведчика, после того как тот передал бумагу профессору, и зачем какие-то другие решили пристрелить нас?
Мы выскочили из дворов на какую-то улицу и чуть не врезались в патрульную милицейскую машину. Постовой махнул полосатой палкой.
Вяземский мигом тормознул.
— Вы что делаете?! — зашипел я.
— Спокойно.
Я представил себе, как мы сейчас выглядим со стороны. Заднее стекло украшают дырочки от пуль. С червячными трещинами. От нас обоих несет перегаром.
Постовой подошел, нагнулся к окошку водителя, козырнул:
— Документы и права!
— Сто баксов, — Вяземский протянул зеленую купюру.
Постовой не хапнул бумажку, испуганно отпрянул, оглядел машину. Потом всмотрелся в наши лица. И тут случилось нечто неожиданное. Он приложил руку к козырьку и со всей серьезностью сказал:
— Можете следовать заданным маршрутом!
Я ожидал чего угодно: что профессор расплатится фальшивыми баксами, набьет постовому морду или пристрелит его, пытаясь убежать во дворы. Но никак не того, что нас отпустят.
Григорий Алексеевич вдавил педаль газа, машина вырвалась на середину дороги, мы помчались дальше.
Я глянул назад. Постовой не отнимал руку от козырька и пожирал нас глазами.
— В чем дело? — повернулся я к профессору.
— Газеты читать надо.
— В каком смысле? — не понял я.
— В самом прямом. Была заметка о том, что Управление собственной безопасности ГУВД Москвы проводит всякие провокации против дорожных ментов. Берется машина неопрятного вида. Водитель и пассажиры в машине дышат настоящим перегаром. Едут с превышением скорости. Останавливает их постовой — они ему сотню баксов протягивают. Мент ее хватает, машина едет дальше. До следующего постового на трассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Григорий Алексеевич вручил мне банку и заставил сделать несколько глотков. Взмахнул рукой, тормознул частника:
— На улицу Красный Казанец, Выхино!
В машине я снова уснул. Пивко легло на все вчерашнее.
* * *
И привиделась огромная земляная пещера. Отовсюду, словно шерсть животного, торчали корни растений. Посреди пещеры находилась неглубокая яма, наполненная какой-то вязкой субстанцией, похожей на разведенную водой глину.
Утопая ножками в этой глиняной «луже», стоял длинный деревянный помост. На нем спали люди, укутанные во вполне домашние одеяла. Головы их покоились на таких же обычных постельных подушках.
Женщина с черными и кудрявыми волосами, со смоляными глазами шла рядом со мной и что-то рассказывала. Но я не слушал ее и с интересом разглядывал пещеру. Когда мы подошли поближе к помосту, я увидел спящую… нет, не красавицу, а обычную девушку. Голова ее была покрыта резиновой купальной шапочкой.
Что-то вдруг зашевелилось под одеялом рядом с ней.
Я отпрянул от неожиданности.
Женщина-провожатая откинула край одеяла. Там спал грудной младенец. Он ворочался во сне. На голове такая же резиновая шапочка. В мое сознание ворвался голос женщины-провожатой:
— Они спят до поры. Как и все эти люди на помосте.
Я оглянулся на женщину. Она держала в руках купальную шапочку, измазанную изнутри «глиняным раствором» из ямы:
— Если наденешь шапочку, то уснешь. И будешь спать долго. Пока с тебя шапочку не снимут и не смоют раствор.
Я снова посмотрел на девушку. Шапочку с нее уже сняли. Русые ее волосы, уже омытые и чистые, веером покрывали подушку. Ресницы чуть подрагивали. Губы приоткрылись.
— Она просыпается, — пояснила провожатая. — Хочешь, я надену тебе такую же шапочку?
— Нет!
— Вам все равно нельзя встречаться. Это приведет к большому несчастью.
Я отпрянул и посмотрел женщине в глаза. Они были черны, как мрачная ночь.
11
Профессор вышел из ванной:
— Не умеешь ты пить, Леша! Закалки нет… Хоть помнишь, что вчера тебе генерал впаривал?
— А что он мне… впаривал?
— О потерянных агентах.
— Да, что-то такое.
— Про Китай.
— И китайцев, — добавил я.
— Вполне понятно, что про китайцев, раз речь шла о Китае. Иди умойся, я пока кофе приготовлю.
Мой костюм, ничуть не помятый, словно пошит из волшебной ткани, висел на вешалке. Я посмотрел на него с содроганием и ушел в ванную комнату. Больше мне надеть нечего. Значит, неприятности и сегодня меня не оставят? Интересно, Григорий Алексеевич когда-нибудь отдыхает? Надо бы смотаться домой, переодеться. Да и поспать не мешает по-человечески.
Кофе облегчения не принес. Не надо смешивать не только понятия, но и коктейли, говаривал мой друг и собутыльник талантливый журналистище Сашка Митрофанов. Это всегда хорошо начинается, но плохо заканчивается. И еще одно непреложное правило: насколько хорошо тебе было вчера, настолько хреново будет сегодня. Я вздохнул.
— Мне бы домой, переодеться… А, Григорий Алексеевич? Надо еще еженедельник купить, чтобы наброски для книги делать.
— Успеется! Сейчас мы с тобой поедем еще в одно место…
Я нервно сглотнул.
— Место шикарное! Лечебное и познавательное одновременно. Называется «Пятница 32-е». Такое кафе у метро «Парк культуры». Знаешь о нем?
Я не знал.
— Ну, еще бы! Вам, журналистам, знать этого не дано, вы все по вершкам хватаете. Держись меня, Алексей! Я тебя еще по таким местам проведу — закачаешься! В этом кафе собирается практически все разведсообщество России. Улавливаешь, какое лакомое местечко? Кафе организовали два действующих сотрудника разведки. Начальство делает вид, что они служат и получают ежемесячный дивиденд в виде зарплаты, а сотрудники делают вид, что занимаются тут разведкой. Обе стороны такой вариант устраивает… В кафе приходят действующие и бывшие разведчики всех категорий и министерств. Тут они узнают новости от коллег по цеху. Бывшие разведчики подыскивают себе гражданскую работу. В общем, такой негласный профсоюз и форум.
* * *
«Пятница 32-е» оказалось и впрямь местом приличным и даже чопорным. Барная стойка сверкала начищенными бокалами. Маленькие столики покрывали скатерти в красно-желтую клетку. По углам развешены телевизоры. (Как известно, телеящик — главный враг любой дружеской беседы.) Тихо играла музыка, воспаряя к потолку с хрустальными люстрами.
Да, посетители тут никогда не били друг друга в лицо, не швырялись сервизами в официантов, не душили подтяжками бармена, не блевали в «оливье».
Белой лебедью подплыла к столику официантка в накрахмаленном переднике. Обтянутые кожей книги-меню.
— Нам куриный бульон, пожалуйста, — не глядя в меню, заказал профессор. — И…
Ну да! Да! Мы взяли графинчик водочки! К водочке полагались салатики, немного красной икорки, черные хлебцы с чесноком, грибочки, ломтики сладкого красного перца.
После рюмашки волна облегчения прокатилась по организму. Мир показался дружелюбным щенком, и агрессивная среда московского климата вновь стала миролюбивой и ласковой. Уже не так громыхали звуки в голове, и краски внутреннего убранства кафе ласкали глаз.
Людей в заведении было немного. Все-таки понедельник. Люди шпионят сейчас на благо Родины во всю дурь.
В зал вошел человек в довольно поношенном костюме и уселся за соседний столик. Григорий Алексеевич указал мне на него глазами и подмигнул. Я не понял.
Человек заказал салатики, водочку. Смотрел прямо перед собой, как умирающий кабан на жизнерадостную елку.
— Не узнает, — констатировал профессор. — Пусть хлебнет нектара и придет в себя. Нельзя человека отрывать в процессе лечения.
Человек налил стопарик, отставил локоток на офицерский манер, опрокинул в глотку. На щеках сразу расцвел детский румянец. Дыхание стало спокойнее. Глазки обрели живость, а руки пластичность и точность. Человек накинулся на салаты.
Вяземский пересел к нему. Они сдержанно поздоровались, и между ними завязался тихий разговор. Настолько тихий, что я, держа ухо востро, ни черта не расслышал.
Человек протянул профессору тетрадный листок. Профессор пробежал его глазами и быстро спрятал в карман.
— И за стол заплатишь! — добавил человек уже погромче.
— Разумеется! — согласился Вяземский. Снова пересел ко мне:
— Ну вот, Алексей, дела идут!
— Что он вам передал? — спросил я.
— Материалы для наших дальнейших исследований. Купил я, Леша, список людей, с которыми мы можем пообщаться, чтобы потом написать потрясающую книгу. — Он разлил по рюмкам водку.
Хлопнули.
— Трудный тип, — проговорил Вяземский, закусывая. — Много денег запросил. Ох уж мне эти агенты. Они столько собак съели в своей разведке, что съели бы и саму разведку, если бы она имела приемлемые материальные формы.
Я встал и вышел в туалет. Над писсуарами во всю стену красовалась надпись: «Как бы ты ни старался, ничего хорошего из тебя все равно не выйдет». И подпись: «Администрация».
Хочешь не хочешь, но — неконтролируемые ассоциации. Пора бы уж браться за рукопись. И пора заканчивать с попойками. Агентов много, а мне столько не выпить.
Я посмотрелся в зеркало. Мне ответил взглядом коротко стриженный человек в костюме. Костюм! Пока я его не сниму, буду напиваться каждый вечер до потери пульса. Надо бы съездить домой и переодеться во что-нибудь более безопасное. Настроив себя на рабочий лад, я вернулся в зал. Между незнакомцем и профессором явно что-то произошло. Они с мрачными рожами сидели каждый за своим столиком и старательно не смотрели друг на друга.
В зал вошел молодой человек. Худой, в костюме, в очках серебряной оправы и со скрипичным футляром в руках. На голове берет, какие сегодня любят носить художники и граждане с переизбытком интеллекта. Типичный ботаник, смертельно раненный высшим образованием.
Молодой человек уверенно прошел к столику недавнего собеседника Вяземского. На ходу открыл футляр и достал оттуда пистолет с глушителем.
Я уронил челюсть. Профессор остекленел.
Молодой человек сделал два выстрела в голову недавнему собеседнику Вяземского. Тело снопом повалилось на пол.
Киллер обернулся к нам, вежливо спросил:
— Я вам не очень помешал?
— Не-е-ет, — проблеял я в тихом ужасе. Киллер ведь не просто обернулся, но и пистолет на нас направил.
— И отлично! Честь имею!
Он спрятал пистолет в скрипичный футляр и под гробовое молчание покинул кафе. А что, киллеры тоже имеют честь? Бармен подскочил к телу, пощупал пульс. Какой уж там пульс! Бармен выхватил из внутреннего кармана пиджака… мобильник. Вызвал милицию, не сводя настороженного взгляда с нас.
— Пойдем-ка, — беззвучно, одними губами сказал мне Вяземский. — Без паники, спокойно, не торопясь.
Мы встали. Пошли к выходу.
— Не дайте им уйти! — ударил в спину истеричный женский вопль.
Официантка-лебедь? Ах, ну да. Мы ж по счету не заплатили!.. Но нет, счет к нам более крупный.
— Они с убийцей заодно! Он с ними говорил! Милиция!!!
— Бегом! — скомандовал профессор.
И мы рванули.
* * *
Мы не пробежали и сотни метров, как улица грохнула грозными голосами:
— Милиция! Стоять! Защелкали затворы пистолетов. Все словно в хреновом кино!
Мы и не подумали останавливаться. Хотя профессор и был вдвое старше меня, я еле поспевал за ним. Мы свернули во дворы. Я оглянулся. За нами пыхтя неслись вперевалку грузные фигуры в штатском. Пистолеты в руках.
— Разделяемся! Я тебя потом догоню! — бросил профессор.
Мы бросились в разные стороны.
Погоня устремилась почему-то за мной. На какое-то мгновение стало обидно.
Я бежал и лихорадочно соображал, куда податься и хватит ли у меня сил?
Позади раздалось бибиканье автомобиля. Я обернулся. Мои преследователи — тоже. Машина! А за рулем… Вяземский! Профессор лихо разогнал машиной погоню по кустам, подлетел ко мне и открыл дверцу:
— Со мной поедешь? Или снова разделимся?
Я запрыгнул на сиденье.
По багажнику зашлепали пули. Словно неведомая сила вышибала из стального листа заклепки. Заветвились по заднему стеклу густые трещины.
— Вы передавили милицию! — крикнул я.
— Милицию? — хмыкнул Григорий Алексеевич, неистово крутя баранку. Машина петляла по дворам. — Милицию, да?! Но скажи мне, как они так быстро поспели на место преступления?!
— Ну… Киллера караулили. Операцию проводили.
— Тебе не кажется странным, что они сначала дождались, пока киллер замочит человека, а потом погнались не за киллером, а за нами?
— Ну…
— И где ты видел ментов, вооруженных пистолетами с глушителями?
— А… у них они были с глушителями? — Чего не рассмотрел, того не рассмотрел.
— Х-ха! — издал Вяземский и полностью меня убедил.
— Машина у вас откуда вдруг взялась? — спросил я.
— Взял… — неопределенно пожал плечами профессор. — Их столь вокруг припарковано!
— Угнали?!
— А ты предпочел бы сейчас не сидеть в машине, пусть угнанной, а лежать на мостовой с простреленной башкой?
Тоже верно… Значит, нас собирались «шлепнуть». Как свидетелей преступления? Но это мог сделать и киллер! Тогда выходит, что киллер и наши преследователи не работают сообща? Кто же они? И зачем одному понадобилось «шлепнуть» разведчика, после того как тот передал бумагу профессору, и зачем какие-то другие решили пристрелить нас?
Мы выскочили из дворов на какую-то улицу и чуть не врезались в патрульную милицейскую машину. Постовой махнул полосатой палкой.
Вяземский мигом тормознул.
— Вы что делаете?! — зашипел я.
— Спокойно.
Я представил себе, как мы сейчас выглядим со стороны. Заднее стекло украшают дырочки от пуль. С червячными трещинами. От нас обоих несет перегаром.
Постовой подошел, нагнулся к окошку водителя, козырнул:
— Документы и права!
— Сто баксов, — Вяземский протянул зеленую купюру.
Постовой не хапнул бумажку, испуганно отпрянул, оглядел машину. Потом всмотрелся в наши лица. И тут случилось нечто неожиданное. Он приложил руку к козырьку и со всей серьезностью сказал:
— Можете следовать заданным маршрутом!
Я ожидал чего угодно: что профессор расплатится фальшивыми баксами, набьет постовому морду или пристрелит его, пытаясь убежать во дворы. Но никак не того, что нас отпустят.
Григорий Алексеевич вдавил педаль газа, машина вырвалась на середину дороги, мы помчались дальше.
Я глянул назад. Постовой не отнимал руку от козырька и пожирал нас глазами.
— В чем дело? — повернулся я к профессору.
— Газеты читать надо.
— В каком смысле? — не понял я.
— В самом прямом. Была заметка о том, что Управление собственной безопасности ГУВД Москвы проводит всякие провокации против дорожных ментов. Берется машина неопрятного вида. Водитель и пассажиры в машине дышат настоящим перегаром. Едут с превышением скорости. Останавливает их постовой — они ему сотню баксов протягивают. Мент ее хватает, машина едет дальше. До следующего постового на трассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31