Эстер ничего не говорила, потому что ей приходилось почти бежать, чтобы не отстать от друга. Натан знал «о чем она думает; они оба знали, что ему никогда не хватит смелости сказать такое Даниэлю.
– Мне очень жаль, Даниэль. На самом деле жаль… Господи, вставай, Даниэль. Вставай…
Но Даниэль не смог бы встать. Натан знал это совершенно точно. Рука все еще сжимала теплое железо кочерги. Натан уставился на дело своих рук. Лицо его выражало странную смесь шока и коварства. Шторм не стихал, и Старый Город был исхлестан ветром и дождем необыкновенной силы. Снаружи желоб ветхого здания едва справлялся со стремительным потоком воды, льющейся сверху. Оконные рамы дребезжали, словно кто-то пытался проникнуть в дом. В дальнем углу комнаты, где протекала крыша, вода капала в ржавое ведро.
А что, если он встанет? Что, если он не умер, а просто находится без сознания?
В холодной темноте комнаты Натан присел на корточки возле тела и дотронулся до него концом кочерги.
– Даниэль, – прошептал он настойчиво.
Ответа не последовало, однако взгляд голубых мудрых глаз Даниэля, казалось, обвинял.
Мне жаль, ты же знаешь…
Натан опустился на пол рядом со своей жертвой.
Даниэль изменил его жизнь, «разрушил его мир», как он часто любил повторять. Сейчас краски того дня казались необыкновенно яркими…
Натан находился в саду на Принсес-стрит поздней весной. День был ясным и солнечным, но в то же время холодным и неприятным, хотя местные жители притворялись, что наступило лето. Вокруг на траве лежали люди. Семейные пары не обращали внимания на своих пронзительно кричащих детей, только делали им замечания, когда те уж слишком досаждали остальным любителям солнца. Натан сидел, прижав ноги к подбородку, нахохлившись, как худая черная птица. Живая тень этой яркой идиллии. Маленькая девочка лет трех подошла и с любопытством уставилась на него. Он без улыбки ответил на взгляд. Они довольно долго смотрели друг на друга, пока мать девочки не позвала ее. Перед тем как уйти, крошка сморщила нос и сказала:
– От вас пахнет, мистер.
Натан не смог удержаться от улыбки. В конце концов, это правда, и самоуверенность девочки очень забавна. Последние несколько недель он спал где попало и очень часто делал неверный выбор между душем в Вейверли-Стейшн и уколом. Натан протер глаза и стал смотреть на девочку, которую ругала мать за разговоры с незнакомым человеком. Его глаза были очень чувствительными к свету и болели, и ему пришло в голову, что, наверное, он занес в них какую-то инфекцию.
– Доброе утро. Рядом с тобой свободно? – раздался мужской голос, мягкий и мелодичный.
Натан, нахмурившись, посмотрел наверх. Рядом с ним было столько травы, и никто не сидел. Фигура, стоявшая рядом, находилась в тени, причем солнце светило человеку в спину.
– Что бы ты ни продавал, у меня нет денег, – холодно буркнул он в ответ. – И, – добавил, немного помедлив, – у меня нормальная ориентация, так что не теряй, парень, времени.
Незнакомец, нисколько не обидевшись, засмеялся.
– Я ничего не продаю. Правильнее было бы сказать, что я дарю. Он подошел и сел. В этот момент луч солнца запутался в его волосах, и вокруг головы распространилось золотое сияние вроде нимба. Это оказалось предвестником того, что случилось дальше.
Нет, не надо об этом думать…
Мужчина сел близко к Натану, так близко, что тот почувствовал дискомфорт. Тем не менее, несмотря на эту раздражающую мысль, он остался сидеть, где сидел, близко к незнакомцу.
– Меня зовут Даниэль, – представился мужчина. – Могу я узнать твое имя?
Натан прищурил глаза и настороженно посмотрел на парня:
– А тебе какое дело?
– Я просто хотел поддержать разговор, – пожал плечами Даниэль. – Сегодня такой прекрасный день, правда?
– Прекрасный?
Натан фыркнул. Он ненавидел это слово, и люди, которые говорили, что дела идут прекрасно, вызывали у него подозрение, как хиппи или джентльмены из высшего общества, прячущиеся в коконы от суровой реальности.
– Да, но… – Даниэль, казалось, почувствовал его недоверие.
Позже Натан узнал, что он обладал необыкновенной интуицией, граничащей с… чудом.
Прекрати. Он никогда не был святым или пророком…
– Но… – Даниэль прилег на траву, опершись на локти, и добродушно рассмеялся, – все-таки день прекрасный.
Натан скривил губы, размышляя, следует ли ему тоже засмеяться.
– Послушай. Буду честным с тобой, – сказал парень. – Мне кажется, что ты нуждаешься в пище, и тебе не мешало бы помыться, не в обиду будет сказано. Я знаю место, где это ничего не стоит.
– Какая-то ловушка?
– Здесь нет никакой ловушки. В крайнем случае мы можем попросить тебя постирать занавески или помыть посуду, – улыбнулся Даниэль.
Глупо улыбаясь, Натан уставился на труп.
Ты был так умен, Даниэль. Собирай теперь там потерянные души.
Если бы Даниэль тогда сел с ним рядом и сказал правду, что хотел помочь его душе, Натан бы посмеялся и назвал его чудаком. По воле случая в этот день, как и год назад, он был на грани срыва и способен на насилие. Возможно, поэтому Натан и смог напасть на своего спасителя. Как оказалось, их встреча позволила Даниэлю прожить еще только год. Он нашел в комнате Натана таблетки, кокаин и небольшое количество травки, что привело их к конфронтации, закончившейся таким образом.
Неожиданно Даниэль пошевелился. Еле заметное движение, которое Натан чуть не пропустил в полутемной комнате. Но затем оно повторилось. Пальцы левой руки судорожно сжались в кулак, а потом снова раскрылись.
Жив? На какое-то мгновение Натан почувствовал облегчение. Можно будет сказать, что произошел несчастный случай. Или уверить, что на минуту дьявол попутал. Даниэлю это понравится. Он обожает изгонять злых духов. Еще больше славы «золотому мальчику». Больше власти. Больше любви…
– Нет! – громко сказал он в темноту. Его голос был тихим и мягким, темные глаза расширились. – Нет, Дэнни, на этот раз все. Теперь моя очередь.
Подняв кочергу высоко над головой, Натан ударил еще три раза. После третьего удара Даниэль, его золотой друг, харизматический пророк, основатель общества «Дети Всемирного Потопа», стал совершенно неузнаваем. Половина головы представляла собой бесформенную массу, и теперь казалось, что его прекрасное классическое лицо сорвано, как маска. На неповрежденной стороне лица безжизненно смотрел голубой глаз, и еще можно было увидеть озорной изгиб рта. Кровь была повсюду, но Натан не обращал внимания на это теплое доказательство его вины. Он опустился на пол, лег рядом с другом, продолжая сжимать в руке кочергу, и смотрел на все еще красивую неповрежденную сторону лица Даниэля. Ему казалось, что тот его слушает.
– Нет-нет, Даниэль, неужели ты не понимаешь? – шептал он. – Это все из-за тебя. Это ты виноват.
Он тихо рассмеялся, смех был хриплый, отрывистый. Потом, когда церковные колокола над Старым Городом пробили полночь, Натан уснул.
– Я не понимаю, Мориас. Кто эти люди? Почему они одеты в такую смешную одежду?
– Ш-ш-ш, малышка. Я и сам пока этого не знаю. Но вода никогда не ошибается. Давай посмотрим вместе. Вот и люди, которых ты можешь узнать…
Лужайка залита теплым солнечным светом. Вокруг Тристана танцуют яркие бабочки. В неподвижном воздухе висят крошечные крупинки цветочной пыльцы. Позднее лето в долине Мирранон находится в зените своей красоты, и она покрыта ковром из полевых цветов, а воздух наполнен прекрасным пением жаворонков, чьи гнезда прячутся в высокой траве. Тристан ни на что не обращал внимания, он плакал. В нескольких футах от него мирно жевал траву его пони, только что сбросивший хозяина на землю, словно не имея никакого отношения к падению Тристана. Мальчик решил, что ненавидит лошадей. Злые, противные существа. А люди, которые толкуют об их благородстве, сами полны лошадиного навоза. Он продолжал плакать горько и громко, смутно сознавая, что просто очень напуган. Тристану было трудно восстановить дыхание, и ему казалось, будто что-то сдавливает его ребра. Так сильно упасть! Но он знал, что не только пони виноват в падении; оно случилось еще и по причине того, что отец называет неполноценностью. Ноги оставались очень слабыми, несмотря на постоянные упражнения, и поэтому у мальчика не хватало сил сжать бока пони так, чтобы контролировать животное. Что уж тут говорить о большом коне. Родители Тристана вообще были против, чтобы он ездил верхом, но Риган уговорила их купить маленького пони, зная, насколько важна для брата независимость. Услышав, что к нему приближается всадник, Тристан перестал плакать и вытер лицо рукавом.
Риган! Он выпрямился и помахал рукой, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало. Она ехала уверенно и быстро, как всегда. В красном платье, с длинными черными развевающимися волосами. Именно такой образ наездницы люди имеют в виду, когда говорят о благородной осанке в поэтических выражениях.
– Трис, что случилось?
Девушка без всяких усилий остановила лошадь и легко спрыгнула на землю.
– Со мной все в порядке. – Он пожал плечами и с усилием поднялся на ноги. – Честно.
– Лжец, – сказала сестра грустно. Она нахмурилась, прокладывая себе путь через высокую траву, приподнимая длинную юбку, чтобы на нее не наступить. – Я видела, как ты упал. – Риган остановилась перед братом и приподняла за подбородок его лицо, чтобы лучше разглядеть рану на виске, довольно сильно кровоточащую. – Сядь, Трис, – попросила девушка. – Я ничего не могу сделать, когда ты раскачиваешься из стороны в сторону.
Они оба сели, и Риган без лишних слов промыла рану водой. Она оказалась не настолько глубокой, как девушка боялась, но на память об этом дне у Триса на долгое время останется тонкий светлый шрам.
– Отец прав, – неожиданно сделал заключение мальчик. – Я не могу ездить верхом. – Его глаза наполнились слезами разочарования, которые Риган предпочла не замечать. – Я ничего не могу делать. Я неполноценный, беспомощный жалкий инвалид.
Риган схватила его за плечи и слегка встряхнула.
– Отец никогда такого бы не сказал, Трис. У него бы язык не повернулся.
Мальчика удивило, что она выступила в защиту отца. Между Риган и Талискером существовало сильное противостояние, которое в лучшем случае можно было объяснить силой их характеров, а в худшем – простой зловредностью девочки. Риган продолжала говорить, прикладывая к окровавленному виску брата уголок подола своей юбки. Последующие слова девушки прозвучали с легкой обидой:
– Он хороший человек и любит тебя, несмотря ни на что, но не умеет показывать свои чувства. Кроме того, он вполне может ошибаться. Знаешь, он гордился бы, увидев, как ловко ты управляешься с Пипом.
Трис какое-то мгновение изучал ее лицо, пытаясь разобраться своим мальчишеским умом, что именно его насторожило в тоне сестры.
– Он и тебя любит, Ри, – пробормотал мальчик.
Она улыбнулась ему в ответ, однако ничего не сказала, и Тристану пришлось сменить тему.
– Кто выбрал такое детское имя для моего пони? – пожаловался он. – Разве можно уважать того, кто носит имя Пип?
Риган улыбнулась. У нее была прелестная улыбка, полностью преображавшая черты лица девушки. А выражение лукавства еще больше украшало ее.
– Это мама назвала его, так что мы не могли изменить имя. Они оба посмотрели на довольно непрезентабельного серого пони, поглощенного обгладыванием нижних веток ближайшего дерева.
– Мы могли бы… нет, – Риган не стала продолжать, – не имеет значения.
– Что? О чем ты?
Трис всегда был готов поддержать любую идею сестры.
– Ну, мы могли бы дать ему секретное имя. Об этом будем знать только ты, я и пони. Надо подыскать что-нибудь более подходящее. – Она казалась абсолютно серьезной и внимательно смотрела на несчастное животное. – Мне кажется, что в маленьком теле пони заточена большая лошадь.
– Ты имеешь в виду, как и у меня? – грустно заметил Тристан. Риган покраснела, явно смутившись, что так необдуманно обидела брата своим замечанием.
– В какой-то мере да, – сказала она наконец. – Он обладает сильным характером и заслуживает уважения, его ум и благородство не имеют границ…
– Да, да, – с энтузиазмом поддержал Трис, захваченный идеей сестры, – и он станет выглядеть гораздо лучше, если мы будем ухаживать за ним как следует.
Мальчик хихикнул, забыв про боль.
– И как мы его назовем?
Риган помогла брату подняться.
– Давай подойдем к нему и спросим.
– Спросим?..
Они подошли к Пипу, и Риган легко поймала пони. Вечернее солнце сделало животное более покорным. Девушка протянула руку и потрепала животное по загривку.
– А теперь, Трис, посмотри ему в глаза.
– Зачем? – жалобно спросил Трис, чувствуя себя совершенно беспомощным.
– Просто сделай, как я сказала, – серьезно скомандовала Риган. – Вот так, правильно. А теперь внимательно смотри ему в глаза и про себя думай, как бы он хотел, чтобы ты его назвал.
– Хорошо.
Трис уставился в добрые коричневые глаза лошадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60