А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– возмутилась было мать-богиня, но испытала двойной оргазм. – Ух!
Это из неё выпала бабушка будущих землян.
– Нарекаю тебя Манзан Гурме, что значит «слаще некуда»! – решила Эхе, закатывая глаза, и отбросила дочь в сторону, с тех пор прозванную закатной.
Утомлённая неземной связью, родительница всего уснула и не слышала, как Пересвет покинул её, а на его место тут же взгромоздился кривой, как сабля, Перетьма-Месяц.
– А дальше? – спросила его сонная Эхе.
– А дальше яйца мешают, – грубо буркнул Месяц и тут же завопил от боли, потому что изнутри богини кто-то цапнул его за кривой рог. И не просто укусил, а отчекрыжил чуть ли не под самый корешок. Это шла на свет вторая бабушка – злая Маяс Хара.
– Интересно, чья это? – удивилась мать-богиня при виде лысой, морщинистой, но очень зубастой новорождённой.
– Моя-с харя, – признал дочь кривой Месяц, не задумываясь, что за минутное удовольствие придётся теперь веки вечные расплачиваться редкоземельными элементами таблицы Менделеева – платить алименты.
– Да будет так! – провозгласила Эхе и нарекла дочь Маяс Харой, отшвыривая в сторону восхода плод своей похоти. Ухватила Перетьму-Месяца за второй рог и принялась им пользоваться как вибромассажёром.
Маяс Хара почувствовала в себе мужское начало (или конец) и выплюнула его прямо в ладошку старшей сестры. Манзан Гурме очнулась от потрясения рождением на свет и принялась во все глаза озирать мир. Взору открылось, что вытворяют Эхе с Месяцем. Подражая старшим, она набросилась на злую Хару, разя женское начало мужским концом, зажатым в кулаке. От чудовищного трения огрызок Перетьмы смылился, и, когда он растаял, как лунный свет, Маяс сомкнула срамные губы и выплюнула младенца мужского пола, выкрикнув вслед:
– Пока!
Мужчина-младенец толком не расслышал напутствия и стал прозываться Пахан.
Хара, желая продолжения, ухватила сладкую Гурме за уши и впилась срамными губами в её алый ротик. Манзан ткнулась в бородатый лик и высунула язык. Маяс замяукала от наслаждения, отпустила уши старшей сестры и явила миру второго младенца. На сей раз – женского пола.
– Какого – тьфу! – ты… я? – отплёвывалась Гурме.
Глуховатый Пахан опять толком не расслышал, рассудил, что имя сестры – Туя, и так стремительно бросился на неё, что расплющил лица себе и женщине-младенцу. От удара глаза их растеклись к вискам узкими щёлочками. Пахан подражал прародителям и приговаривал:
– А по мне, что Тую, что этую.
Туя, что в переводе означает «луч света Дары в тёмном царстве Ухин», закричала, чтобы Пахан немедленно вынул протуберанец, а то ей «рожать некуда».
– А родишь мне сына? – спросил Пахан.
– Держи карман шире! – велела Туя.
Брат охлопал себя в поисках: карманов, но не нашёл ни одного. Где уж там, когда ни штанов, ни даже трусов на нём не было. Пахан принялся ползать по земле, надеясь нашарить хоть какие штаны: длинные или короткие, джинсы или шаровары, – покрой не важен, лишь бы карманы нашлись. Не отыскав даже набедренной повязки, выкопал ямку и велел сестре:
– Рожай сюда!
Туя присела на корточки, и в тёплую ямку хлынул поток будущих землян.
– Как назовём мы детей своих? – спросил гордый папаша, разглядывая кучу малу зародышей.
– Иди в меня, скажу, – пообещала Туя, валясь на спину и широко разбрасывая ноги.
Пахан запутался в мужских достоинствах, пытаясь отличить свой кривой рог от клочкатых протуберанцев, и человечество так, наверное, никогда бы и не явилось на свет, кабы Туя не взяла инициативу в свои руки.
– И тянет, и тянет, – ворчала она, хотя брат очень даже старался, пытаясь в страсти своей пробурить её насквозь.
От трения Туя воспылала, и в наивысшей точке накаливания из ушей её повалил пар. Сестра сбросила наездника и устремилась к ямке. Раскорячилась над зародышами и принялась поливать взбитыми соками.
Человечество родилось.
ГЛАВА 2
Обустройство верхнего мира и сотворение нижнего
Сварливая баба горше цикуты.
Сократ
Эхе-бурхан очнулась в неопределённое время суток, когда в непрерывной борьбе Ухин Хары и Цаган Дар-эке царило неустойчивое равновесие и было неясно: день ли сменяется ночью или наоборот. Рядом не было ни Пересвета, ни Перетьмы. Родительница всего сущего поднялась с квадратной постели и ударилась головой о колокольно загудевший медный свод. Когда звон утих, сверху прогремел приказ:
– Давай сюда!
Воздев глаза, Эхе увидела откинутую крышку в днище небесного котла. Из дыры свешивался Дзаячи и призывно махал рукой. Мать-родительница подалась к нему, Дзаячи ухватил её за неизвестно откуда взявшиеся титьки и потянул на себя. Нижний, лишённый ног (но со ступнями) шар грязевой бабы прокатился под куполом, и к нему прилипли сцепившиеся Ухин и Дара. Создатель всего дёрнул, и все три шара, составляющие Тело Эхе, проскочили через небесную дыру.
– Здесь твоё место, – сказал Дзаячи, задвигая прозрачную крышку медного свода.
– В небесном дворце? – спросила Эхе-бурхан, хозяйским взором окидывая пространство от медного, страшно кривого пола до хрустальной оболочки, крыши цилиндрической формы чертогов. – Ты его для меня воздвиг?
Пустое пространство ей не понравилось. Она принялась мысленно заполнять его кроватями и диванами, столами и стульями, шкафами и полками, сундуками и комодами, без чего ни одна женщина не представляет себе уюта. Но не успела, к великому её сожалению, фантазия дойти до ярких ковров и кружевных занавесок, не хватило на то времени, прилипшего к грязевым бокам; безудержный полёт хозяйственной бабы прервал равнодушный ответ Дзаячи:
– Нет, мы пойдём дальше, наружу.
Эхе-бурхан поперхнулась, глаза её вылезли из орбит, и создатель всего спасительно хлопнул праматерь всех богов по спине, чтобы привести в чувство. Эхе открыла рот, и из него вылетел и шлёпнулся на пол Хухе Мунхе-тенгри («вечносинее небо»).
– А что мы станем делать снаружи? Там же ничего нет!
– Наше с тобой дело – творить иные миры, – объяснил муж и повелитель.
– Кто же тогда останется следить за тем, что творится под медным котлом?
– Вот он и станет, – сказал Дзаячи, поднимая с пола Хухе Мунхе и грозно глядя ему в глаза. – Станешь следить?
– Стану, отец, стану, – пропищал вечносиний тенгри.
– И за небесным дворцом присматривать?
– И за ним, отец.
– Вот и ладушки, – успокоился папаша, равнодушно отбросил сына в сторону и пинком проломил проход в хрустальной цилиндрической стене небесного дворца. – Поехали, Эхе, – схватил супругу за титьки и устремился в звёздное пространство.
Вылетая в открытый космос, Эхе зацепилась нижним шаром за неровный край прохода, оставив на нём шевелящийся грязный ком, залепивший выход в околоземное пространство. Мать-родительница не заметила потери. Они с супругом неслись к ближайшей звезде, чтобы и там создать пригодные для жизни миры. А поскольку звёзд бесчисленное множество, то на обустройство вселенной им требовалась вечность., И с тех пор на Земле никто не слышал ни о Дзаячи, ни о супруге его Эхе-бурхан.
Хухе Мунхе пообещал папаше следить за порядком под медным котлом и присматривать за небесным дворцом, но перепутал: за дворцом следил, поселившись в нём, а за порядком на Земле только присматривал. Да и то редко. Гораздо больше интересовал его грязный комок, шевелящийся на месте закрывшегося прохода в хрустальной сфере.
На разглядывание комка у Хухе ушло веков двадцать. Всё это время он неизвестно что ел и пил, поглощённый загадкой: а что там, собственно, шевелится? Наконец синий тенгри не выдержал, подпрыгнул и оторвал кусок таинственной грязи. Усевшись на пол, Мунхе разломил ком. Из него выкатились намертво сцепившиеся Ухин Хара и Цаган Дар-эке. Тенгри немедленно взял их себе в жёны.
Цаган оказалась доброй и ласковой женой, но никудышной любовницей. Отнекивалась, когда Хухе Мунхе приставал с ласками: неудобно, мол, заниматься любовью днём, очень уж светло. Зато Ухин предавалась страсти так неистово, что готова была истязать мужа ночи напролёт. Жаль только, всё остальное время злилась и ворчала. И то ей не так, и это не эдак.
Ночная супруга сражалась с мужем на полу небесного дворца и других развлечений не признавала, а Дара полюбила наблюдать за действиями населяющих срединный мир существ, прильнув к прозрачному люку в днище котла. Её интересовало всё: во что одеваются мужчины и женщины, как обустраивают жилища, на чём спят, как и что едят. Насмотревшись, она потребовала от супруга, чтобы тот развёл ей костёр, изготовил ножи, котелки, сковородки и вертела, а также пригнал на выпас стада баранов и коров, табун лошадей и стаю собак. Хухе отмахивался от приставучей бабы, мол, как-нибудь погодя пригоню. Пришлось Цаганке объявлять сексуальную забастовку. Она наотрез отказалась вступать с мужем в интимные отношения до тех пор, пока не исполнит её немудрящую женскую прихоть.
Делать нечего. Мунхе переоделся до неузнаваемости – в шаровары, красную рубаху навыпуск, расшитую жилетку, сапоги, – подпоясался кушаком, вооружился кнутом и под покровом ночи спустился на землю. Угнал стадо коров и овец, а когда пытался украсть табун, забрехали собаки. На лай сбежались пастухи и принялись метелить конокрада. Хухе пытался объяснить, что лошади требуются ему не корысти ради, а дабы ублажить супругу Цаганку. Хочется ей поесть баранинки.
– Баран, баран, – повторял он, уворачиваясь от крепких кулаков и катаясь в пыли, сбитый удачными пинками.
Пастухи поняли так, что грабить их пришёл сам цыганский барон, и пустили в ход свои пастушьи кнуты. Но тут они погорячились: кнутом верховный тенгри владел куда лучше их всех, вместе взятых. Кнутовище в его руках плясало как живое, плеть косила направо и налево, путая ноги нападающих и валя их в траву рядами и колоннами. Казалось, что Мунхе вооружён не обычным кнутом, а японскими нунчаками, – никто из нападающих не мог пробить сферическую защиту, созданную вращением божественной плётки.
Тогда пастухи взяли своего повелителя в топоры. Получив пару тумаков обушком по затылку, тенгри понял в божественном озарении: плетью обуха не перешибёшь, – и бросился наутёк так быстро, что на лошади не догнать. Конная погоня поняла это и быстро догадалась швырять вслед Хухе подковы которые, устрашающе свистя, догоняли бегущего, хлопали по загривку, спине, рукам и ногам и возвращались назад в ловкие руки пастухов. Тенгри зауважал умных землян.
– Подков… (тут ещё один доисторический бумеранг ударил его по башке). – Бог потерял половину мысли…
– …ков бой! – подумал он, оглянувшись. Загляделся на рослого пастуха и получил подковой в лоб. Упал и был бы, наверное, забит насмерть за конокрадство, хорошо, что Ухин Хара, выручая мужа, погрузила землю в незапланированную тьму. Преследователи потеряли цыганского барона. Он же, продышавшись, подкрался к истекающей в течке кобыле, намочил рукав, а потом сунул его в ноздри вожаку табуна. Жеребец учуял запах и, свесив чуть ли не до земли орудие огула, бросился на конокрада. Хотел потоптать, но тенгри, спасая задницу, ринулся в небеса. Жеребец бросился следом, а за вожаком и весь табун поскакал прямо по воздуху в верхний мир.
От грохота копыт по медному своду под колпаком раздался трудновыносимый гром, а от искр из-под подков родились молнии. Так земляне впервые познакомились с грозой.
Они привыкали к новому страшному явлению природы, пока гроза не сменилась безопасными зарницами. Это Дар-эке по примеру срединных жителей развела на небе костёр пожарче, перерезала горло барану пожирней, а тушу насадила на вертел и принялась готовить ужин.
– Понюхай, как пахнет, – теребила она супруга, тыча мордой в густой дым.
Божку запах жареного мяса понравился, с тех пор стал он большим поклонником баранины на вертеле. Земляне быстро разгадали пристрастие верхнего владыки и принялись приносить ему в жертву овец да баранов. Им доставалось мясо, а тенгри – запах, и все были довольны. За каждого жертвенного барана племенам земным давались поблажки вроде хорошей погоды, богатого приплода и долгой счастливой судьбы.
Для прокорма небесных стад Хухе создал под хрустальным куполом тучные нивы, и через век-другой по навозу стало невозможно ходить не проваливаясь, а от запаха коровьих лепёшек перекашивало даже злую харю Ухин, равнодушной к прочим ароматам.
– Весь дворец засрали! – ругалась ночная жена, провалившись в дерьмо с головой и махая руками для демонстрации глубины.
– Так больше жить нельзя, – поддержала её Дара. – Вот что, супруг: или убирай говно сам, или я позову Херакла!
– А что это ещё за хер? – удивился Мунхе. – Бог, полубог?
– Не тенгри, а тень гри, – пошутила Цаганка. – ещё не родился, но поговаривают, что хрен станет иметь побольше твоего.
Тенгри позавидовал овощу будущего полубога и, чтобы не вводить в искушение супругу, вооружился совковой лопатой и принялся сбрасывать кизяки в открытый люк. Работа ему вскоре надоела, тем более что на непривычных к физическому труду ладонях появились кровавые мозоли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов