Многочисленные отряды пиктов расположились вокруг каменного кольца походным лагерем. Сразу бросилась в глаза непривычная для столь многолюдного сборища тишина и какое-то необъяснимое, немного торжественное состояние воинов, застывших, будто каменные изваяния, вокруг своих костров. Никто не смел входить внутрь кольца, как заметил Конан, и лишь вожди кланов переносили туда странные свертки, аккуратно складывая их у входа в долмен и поспешно покидая таинственный круг.
Солнце уже давно перевалило за полдень, когда над болотом послышался жалобный плач, словно погребальная песнь, которая, казалось, шла из-под самой земли. И верно, вскоре из подземелья потянулась длинная вереница пиктов в нелепых и непривычных для них одеяниях, вроде жреческих хламид, которые эти дикари и носить-то не умели.
Конан от души посмеялся, глядя на столь необычное зрелище, но эти недавно посвященные адепты неведомых сил вели себя так важно и надменно, будто шагали во главе колонны богов. Некоторые из них несли чаши, вырезанные из человеческих черепов, — они-то и исполняли гимн, от которого у киммерийца сводило зубы. Лица и руки жрецов были разрисованы яркими красками. Видимо, полностью отказаться от своих дикарских привычек пикты все-таки не смогли.
Те, кто был свободен, без промедления принялись заносить свертки внутрь подземелья. Чашеносцы же покинули круг и разбрелись среди завороженных, словно в гипнотическом сне, воинов. Устрашающего вида сосуды передавались в руки вождей, с жадностью голодных хищников лакающих таинственное питье. Чаши прошли по рукам, пока последний из воинов не пригубил хотя бы каплю напитка, и вернулись к хозяевам. На этом церемония закончилась. Жрецы скрылись под сводами долмена, а пикты через некоторое время потянулись прочь с болота. Но их места тотчас занимались другими, кому не досталось божественного напитка и кто не успел к началу церемонии, ибо бесчисленные отряды дикарей все шли и шли сюда из леса.
Вскоре внутри каменного кольца вновь выросла гора даров и подношений. Терпеливые в своем ожидании пикты неподвижно сидели у костров, не смея даже шорохом нарушить могильную тишину. Конан прекрасно понимал, что здесь он больше не увидит ничего интересного. Нужно попытаться проникнуть внутрь долмена. Но как это сделать, когда повсюду дикари?..
Заморосил теплый летний дождик. Снова выглянуло солнышко. Весь день Конан провалялся на вершине холма, наблюдая за пиктами. Ближе к вечеру торжественный выход жрецов повторился.
Перед закатом отряд дикарей загнал в священный круг десяток пленных хайборийцев — ужасно изможденных и смертельно уставших, — и они тут же повалились на стынущую землю. По действиям воинов киммериец догадался, что жрецы не появятся раньше утра. С несчастными пленниками осталось всего двое сторожей из разных кланов, меняющихся каждые несколько часов.
«Пожалуй, это единственный шанс», — решил Конан и немедленно приступил к осуществлению своего плана.
Конан соскользнул с холма и где бегом, где ползком подобрался к спящему лагерю. Здесь, в самом сердце своих владений, пикты вели себя крайне беспечно, не опасаясь демонов болот и иных обитателей ночи, не боясь, что какой-то смельчак рискнет забраться сюда — поэтому даже не удосужились выставить охрану.
Непроглядная ночь была Конану верным союзником. Незамеченным он подобрался к затухающему костру и осторожно выглянул из-за развалин. Пикты спали вповалку, закутавшись в теплые меховые одеяла. Мощным рывком Конан выдернул из кучи первого попавшегося пикта и, словно гигантский удав, сдавил его в своих могучих объятиях. Послышался хруст ломаемых костей. Пикт даже дернуться не успел, как его душа уже отправилась к предкам. Киммериец завладел одеялом — грязными вонючими лохмотьями, грубо сшитыми из обрывков козьих шкур, — и, морщась от отвращения, завернулся в него с головой. Безжизненное тело он без лишнего шума утопил в одном из бочагов.
Лавируя между кострами, киммериец подобрался к каменному частоколу менгиров. Последний раз критически оглядел себя с ног до головы. Теперь он ничем не отличался от оборванных пленников, беспокойно метавшихся в сонном бреду. Правда, рост… Но с этой проблемой он как-нибудь справится. Конан слегка присел и на полусогнутых ногах прошелся между столбами, поправил спрятанный на спине меч, удовлетворенно хмыкнул.
Ночь стояла — рук не видно. Пробраться между дремлющими часовыми и присоединиться к пленным для ловкого северянина не составило большого труда.
Он бы и в подземелье проник, но там вдруг замелькали огни и послышались голоса. Киммериец устроился среди грязных, потерявших человеческий облик пленников и уже через несколько минут безмятежно дремал.
Бледное туманное утро медленно наползало с востока, растворяясь в густых испарениях болот. Лагерь пиктов постепенно оживал, но давно проснувшийся Конан оставался лежать вместе с другими. За плотной занавесью тумана он не мог ничего разглядеть, и казавшийся таким удачным вчерашний план поутру оказался не столь уж блестящим замыслом. Но отступать было поздно. Оставалось лишь ждать, и Конан терпеливо ждал, хотя неясная тревога ни на миг не покидала его: обострившиеся чувства вновь уловили волны зла, что, подобно морскому прибою, накатывались из черных глубин долмена.
Долго ждать, пребывая в неизвестности, ему не пришлось. Лежа на холодной, сырой земле, киммериец почувствовал, как дрогнули под ним глубины и откуда-то из их потаенных уголков полилась протяжная уже знакомая погребальная мелодия. Она близилась, становясь все громче и громче и отчаянно отзываясь пульсирующей кровью в висках.
Жрецы вышли на поверхность и занялись привычными делами. Перебросившись парой фраз с часовыми, они стали пинками поднимать обессиленных, замерзших за ночь пленников. Измученные люди с трудом держались на непослушных ногах — безропотные, покорные, смирившиеся со своей судьбой.
Крепкий пинок под ребра заставил Конана заскрежетать зубами от ярости. Он с усилием подавил в себе гнев и тяжело поднялся, стараясь во всем походить на своих угрюмых и безответных товарищей по несчастью. Только тут он заметил, что среди пленных есть женщины, но такие грязные и забитые, что взгляд киммерийца не задержался на них.
Куда больше его интересовали жрецы. Пленниками занимались четверо — все плотные, кряжистые, вооруженные короткими копьями с длинными широкими наконечниками, которыми при желании можно было рубить, как боевыми топорами, — оружие явно не пиктское. Подгоняя тычками и окриками сбившихся в испуганное стадо хайборийцев, надсмотрщики погнали их в зияющий зев прохода.
Конан оказался в центре колонны, между полураздетой женщиной со следами безжалостных побоев на всем теле и здоровенным пожилым аквилонцем с мощной мускулатурой молотобойца и бегающим затравленным взглядом из-под ниспадающих на лицо засаленных соломенных косм. Никто из пленных не обратил на киммерийца внимания.
Несчастные люди покорно сносили пинки и издевательства своих конвоиров и тупо брели вперед, не задумываясь, куда и зачем их ведут.
Колонна вступила под мрачные своды долмена, задержавшись возле убегающих куда-то вниз лестничных ступеней, пока жрецы раздували трут для своих факелов. К удивлению киммерийца, внутри подземелья оказалось просторно и сухо. Болотная грязь, растасканная множеством ног, еще покрывала верхнюю часть лестницы, но чем глубже она уходила под землю, тем становилась суше и чище. Высокие потолки, идеально ровные, гладкие стены и полы из плотно пригнанных друг к другу плит, между которыми почти не различались швы кладки, строго выдержанные прямые линии и углы — творения рук неизвестных строителей — ничто не ускользнуло от пытливого взгляда Конана.
Но с каждым пройденным шагом все холодней становилось вокруг, и это вовсе не походило на зимнюю стужу. В морозном воздухе подземелья слились могильный холод и леденящее кровь чувство чего-то потустороннего, что давно покинуло земной мир, превратившись в частицу вечности. Каменный лабиринт дышал ужасом, заставляя учащенней стучать сердца и будоража воображение немыслимыми кошмарами. Мрак клубился по углам величественных залов, на серых стенах танцевали замысловатые, зыбкие тени, словно ожившие чудовища подземных недр. Встреча с неведомым, притаившимся где-то там, в глубине, под сенью гнетущих сводов, не сулила для смертных ничего хорошего. Даже безучастные ко всему невольники почувствовали это, заволновались и замедлили шаг. Лишь безжалостные побои и угрозы надсмотрщиков заставили обреченных людей двинуться дальше.
Вскоре спуск закончился, и пленников оставили в большой сумрачной зале. Откуда-то из темноты явились другие жрецы и о чем-то заговорили с конвоем. Конан прислушался, он понимал гортанный говор дикарей, в котором всего-то и была одна-другая тысяча слов. Но гулкое подземное эхо коверкало слова, и как ни старался киммериец, а разобрать удалось лишь обрывки отдельных фраз. Пленников построили в ряд. Старший среди жрецов, с бронзовыми браслетами на руках, прошелся вдоль строя, придирчиво рассматривая людей. Для своих неведомых целей он отобрал пятерых самых крепких и сильных мужчин, которых тут же куда-то увели. Остальных, включая женщин и Конана, которого жрец принял за горбуна, точно скот погнали по длинному и узкому боковому тоннелю. С недобрыми смешками надсмотрщики втолкнули их в зловонную пещеру, поспешно захлопнув за ними каменные створки массивных дверей.
Узники тут же уселись на пол, не обращая внимания на холод и какую-то слизь под ногами. Конан сбросил лохмотья и с удовольствием выпрямился во весь свой гигантский рост.
Из пиктского одеяла он изготовил некое подобие факела, достал кремень и кресало. Свалявшаяся, плохо выделанная козья шкура никак не хотела загораться, но вот слабые язычки пламени затрепетали на кончике импровизированного светильника, один миг — и он, ярко вспыхнув, осветил их узилище.
Весь пол пещеры покрывала кровь, всюду валялись груды рванья с белеющими человеческими костями. В дальнем конце пещеры виднелся широкий проход во всю стену, за которым нельзя было рассмотреть ничего, кроме темноты. Под землей что-то глухо зарокотало. Конан приблизился к одной из куч, громоздившихся вдоль стен, ковырнул ее мечом. Первое, что он увидел, была оторванная человеческая голова.
«Кром! Что же здесь происходит?!»
Ответом ему стало приближающееся из тоннеля громоподобное рычание, будто шквальный ветер хлестнувшее по подскочившим в испуге людям.
Перепуганные невольники от страха готовы были слиться со стенами. А грозный звериный рык все близился. И вскоре к нему присоединилось эхо тяжелой поступи, от коей содрогались незыблемые пещерные своды.
Люди в панике заметались по пещере, в исступлении колотя кулаками в безмолвные и равнодушные к их участи двери. Кто-то неведомый, но очень большой и грузный знакомой дорогой шел прямо к ним. Узники словно обезумели, и только Конан трудился с лихорадочной быстротой, поджигая истлевшую ветошь и кости, вспыхивающие, словно сухой тростник.
Киммериец сперва почувствовал, а уж затем увидел чудовище, вызванное сюда из глубин преисподней, чтобы стать их палачом. В беспорядочно мечущемся свете доброй дюжины костров толком ничего невозможно было разглядеть. Что-то уродливое и косматое, то ли зверь, то ли демон, заполнило собой весь проход и остановилось на пороге, наблюдая сквозь узкие щелочки глаз за агонией вопящей в исступлении пищи. Тягучая слюна потекла по бесформенной морде, и голодное брюхо чудовища отозвалось утробным урчанием.
Конан, выставив перед собой меч, медленно пятился, оставаясь все время лицом к противнику, и остановился, только когда почувствовал спиной холодный камень стены.
— Умоляю, убей меня! — послышался слабый голос откуда-то снизу.
Конан бросил короткий взгляд, не успев толком разглядеть сжавшуюся в углу женскую фигурку.
— Сиди тихо, женщина. Мне вовсе не хочется умирать! — грубо приказал он.
В следующий момент чудовище сделало шаг, с завидным проворством сцапав ближайшую жертву. Пещера наполнилась истошным воплем несчастного. За первой смертью последовала настоящая бойня, безучастным свидетелем которой поневоле стал киммериец. Но вот все кончено, настало время и ему встретиться со смертью один на один… Женщина не в счет.
Чудовище слегка притомилось, гоняясь по всей пещере за удирающей бестолковой пищей, тяжело дышало, высунув до земли длинный, шершавый язык, но по-прежнему глядело на Конана, как на лакомый кусок мяса.
Переваливаясь на исполинских лапищах, оно лениво направилось к киммерийцу. Не дожидаясь нападения, Конан атаковал, вложив в удар всю силу. Меч рубанул по оскаленной морде, пройдя наискось через глаз и оставив глубокий кровавый след. От неожиданности чудище отшатнулось и с жалобным мычанием, мотая лохматой башкой, уселось на задние лапы.
1 2 3 4 5