Протяжно и ново для уха людского
Звучало их пенье в глубинах земли.
Шумели деревья на склоне крутом,
И ветры стонали во мраке ночном;
Багровое пламя взвилось над горами -
И вспыхнули сосны смолистым огнем.
Тогда колокольный послышался звон,
Разверзлась земля, почернел небосклон.
Где было жилище - теперь пепелище:
Не ведал пощады свирепый дракон.
И гномы, боясь наказанья с небес,
Уже не надеясь на силу чудес,
Укрылись в богатых подземных палатах -
И след их сокровищ навеки исчез.
За синие горы, где мрак и снега,
Куда не ступала людская нога,
За быстрые воды уйдем до восхода,
Чтоб золото наше отнять у врага.
И, слушая их пение, хоббит почувствовал, как в нем рождается любовь к
прекрасным вещам, сотворенным посредством магии или искусными умелыми
руками, - любовь яростная и ревнивая, влечение, живущее в сердцах всех
гномов. И в нем проснулось что-то туковское, ему захотелось видеть
громадные горы, слышать шум сосен и водопадов, разведывать пещеры, носить
меч вместо трости.
Он выглянул в окно. На черном небе поверх деревьев высыпали звезды.
Он подумал о драгоценностях гномов, сверкающих в темных пещерах. Внезапно
за лесом За Рекой взметнулось пламя (наверное, кто-то разжег костер), и
Бильбо представилось, как мародеры-драконы водворяются на его мирном Холме
и сжигают все вокруг. Он вздрогнул и сразу сделался опять обыкновенным
мистером Бэггинсом из Бэг-Энда, что Под Холмом.
Он встал, дрожа всем телом. Он колебался: то ли просто принести
лампу, то ли сделать вид, будто он идет за ней, а самому спрятаться в
погребе между пивными бочками и не вылезать, пока гномы не уйдут. Но тут
он вдруг заметил, что музыка и пение прекратились, все гномы уставились на
него и глаза их светятся во мраке.
- Куда это вы? - окликнул его Торин тоном, в котором ясно
чувствовалось, что он догадывается о намерениях Бильбо.
- Нельзя ли принести лампу? - робко спросил Бильбо.
- Нам нравится в темноте, - хором ответили гномы. - Темные дела
совершаются во тьме! До рассвета еще далеко.
- Да, да, конечно! - сказал Бильбо и сел, но впопыхах сел мимо
скамейки, прямо на каминную решетку, с грохотом повалил кочергу и совок.
- Ш-ш! - сказал Гэндальф. - Сейчас будет говорить Торин.
И Торин начал так:
- Гэндальф, гномы и мистер Бэггинс! Мы сошлись в доме нашего друга и
собрата по заговору, превосходного, дерзновенного хоббита - да не выпадет
никогда шерсть на его ногах! - воздадим должное его вину и элю!
Он перевел дух, давая хоббиту возможность сказать, как полагается,
вежливые слова, но бедный Бильбо Бэггинс воспринял сказанное совсем не как
похвалу: он шевелил губами, пытаясь опровергнуть слова "дерзновенный" и,
что еще хуже, "собрат по заговору", но так волновался, что не мог
произнести вслух ни звука. Поэтому Торин продолжал:
- Мы сошлись здесь, дабы обсудить наши планы, наши способы и
средства, наши умыслы и уловки. Очень скоро, еще до рассвета, мы тронемся
в долгий путь, в путешествие, из которого некоторые из нас, а возможно,
даже все, кроме, разумеется, нашего друга и советчика, хитроумного чародея
Гэндальфа, могут не вернуться назад. Настал торжественный миг. Наша цель,
как я полагаю, известна всем нам. Но уважаемому мистеру Бэггинсу, а может
быть, и кому-нибудь из младших гномов (я думаю, что не ошибусь, если
назову Кили и Фили) ситуация в настоящий момент может представляться
требующей некоторых разъяснений.
Таков был стиль Торина. Он ведь был важной персоной. Если его не
остановить, он продолжал бы в том же духе без конца, пока бы совсем не
запыхался, но так бы и не сообщил обществу ничего нового. Однако его самым
грубым образом прервали. Бедняга Бильбо при словах "могут не вернуться
назад" почувствовал, что к горлу у него подкатывается крик, и крик этот
наконец вырвался наружу, пронзительный, точно свисток паровоза,
вылетевшего из туннеля. Все гномы повскакивали с мест, опрокинув стол. На
конце своего волшебного посоха Гэндальф зажег голубой огонь, и в его
мерцающем свете все увидали, что несчастный хоббит стоит на коленях на
коврике перед каминов и трясется, как желе. Вдруг он плашмя хлопнулся на
пол с отчаянным воплем: "Молния убила! Молния убила!" - и долгое время от
него не могли добиться ничего другого. Гномы подняли его и перенесли в
соседнюю гостиную, с глаз долой, положили там на диван, поставили рядом
стакан вина, а сами вернулись к своим "темным делам".
- Легко возбудимый субъект, - сказал Гэндальф, когда все заняли свои
места. - Подвержен необъяснимым приступам, но один из лучших - свиреп, как
дракон, которому прищемили хвост дверью.
Если вам когда-нибудь доводилось видеть дракона, которому прищемили
хвост дверью, то вы поймете, что это чисто поэтическое преувеличение в
применении к любому хоббиту, даже к двоюродному прадеду Старого Тука по
имени Бычий Рев, который был такого гигантского (для хоббита) роста, что
мог ездить верхом на лошади. Это он когда-то как ураган налетел на армию
гоблинов из Маунт-Грэма в битве на Зеленых Полях и сшиб своей деревянной
палицей голову с плеч их короля Гольфимбуля. Голова пролетела сто метров
по воздуху и угодила прямо в кроличью нору; таким образом была выиграна
битва и одновременно игра в гольф.
Тем временем изнеженный потомок Бычьего Рева приходил в себя на
диване в гостиной. Отлежавшись и глотнув вина, он с опаской подкрался к
двери в столовую. Говорил Глойн, и вот что Бильбо услышал:
- Пф! (Или другой какой-то пренебрежительный звук вроде этого.)
Думаете, он подойдет? Легко Гэндальфу расписывать, какой он свирепый, а ну
как возбудится и заорет не вовремя - тогда дракон и все его родственники
проснутся и мы погибли! Сдается мне, его крик вызван страхом, а вовсе не
возбуждением! Право, не будь на дверях волшебного знака, я бы решил, что
мы попали не туда. Едва я увидел, как этот пузан подпрыгивает и пыхтит в
дверях, я сразу заподозрил неладное. Он больше смахивает на бакалейщика,
чем на взломщика!
Тут мистер Бэггинс нажал на ручку и вошел. Туковская порода в нем
взяла верх. Он почувствовал, что он обойдется без настоящей постели и без
завтрака, только бы его считали свирепым. Кстати, он и вправду
рассвирепел, услыхав слова "как этот пузан подпрыгивает...". Много раз
впоследствии бэггинсовская сторона его существа раскаивалась в
безрассудном поступке, и он говорил себе: "Бильбо, ты глупец, ты сам, по
доброй воле, встрял в это дело".
- Прошу прощения, - проговорил он, - я нечаянно услышал ваши слова.
Не буду делать вид, будто понимаю, о чем идет речь; особенно мне непонятно
замечание о взломщиках. Но думаю, что я правильно усвоил одно (все это он
называл "держать себя с достоинством"): вы считаете меня никуда не годным.
Хорошо, я вам докажу, на что я способен. Никаких волшебных знаков у меня
на дверях нет, ее красили всего неделю назад, и вы, разумеется, ошиблись
адресом. Как только я увидел ваши несимпатичные физиономии, я сразу
заподозрил, что вы попали не туда. Но считайте, что вы попали туда.
Скажите, что надо делать, и я постараюсь это выполнить, хотя бы мне
пришлось сражаться с кошмарными хобборотнями в Самой Крайней Пустыне. У
меня был двоюродный пра-пра-прадедушка Тук Бычий Рев, так он...
- Верно, верно, только это было давно, - прервал его Глойн. - А я
говорил про вас. И уверяю вас, на ваших дверях есть знак, как раз тот
знак, который используют - или использовали в прошлом - представители
вашей профессии. И означает он вот что: "Опытный взломщик возьмется за
хорошую работу, предпочтительно рискованную, оплата по соглашению". Можете
называть себя "кладоискатель высшей категории", если вам не по вкусу
"взломщик". Некоторые именуют себя так. Нам-то все равно. Гэндальф сообщил
нам, что один местный специалист срочно ищет работу и что собрание
назначается здесь, в среду, на пять часов.
- Как же не быть знаку, - вмешался Гэндальф. - Я сам его поставил на
дверях. И по весьма веским причинам. Вы меня просили подыскать для
экспедиции четырнадцатого, я и выбрал мистера Бэггинса. Пусть кто-нибудь
попробует сказать, что я ошибся, выбрал не того и попал не туда, и можете
отправляться втринадцатером и получать сполна все, что причитается за это
число. А не хотите - ступайте домой, копайте уголь!
Он так сердито воззрился на Глойна, что гном вжался в спинку стула, а
когда Бильбо открыл было рот, чтобы задать вопрос, Гэндальф повернулся и
кинул на него такой грозный взгляд из-под лохматых бровей, что Бильбо со
стуком захлопнул рот.
- Вот так - произнес Гэндальф. - И чтобы больше никаких споров. Я
выбрал мистера Бэггинса, и будьте довольны. Если я сказал, что он
Взломщик, - значит, он взломщик или будет взломщиком, когда понадобится.
Он далеко не так прост, как вы думаете, и совсем не так прост, как думает
он сам. Настанет время, когда вы все (если доживете) будете благодарить
меня за него. А теперь, Бильбо, мой мальчик, неси-ка лампу и прольем
немного света вот на эту вещь.
На столе, под большой лампой с красным абажуром, он расстелил обрывок
пергамента, похожий на карту.
- Это дело рук Трора, вашего деда, Торин, - сказал он в ответ на
взволнованные возгласы гномов. - Это план Горы.
- Не вижу, чем это нам поможет, - разочарованно сказал Торин, быстро
оглядев план. - Я и без того прекрасно помню Гору и ее окрестности. Я
знаю, где Кромешный Лес и где Иссохшая Пустошь, - там водились драконы.
- Тут на карте и нарисован Дракон, - сказал Балин, - но коль скоро мы
доберемся до Горы, мы и без карты его найдем.
- Есть еще одна подробность, которой вы не заметили, - возразил
волшебник, - потайной ход. Видите вот ту руну на западной стороне и руку с
вытянутым указательным пальцем над другими рунами, слева? В этом месте
есть потайной ход в Нижний Ярус.
- Когда-то он, возможно, и был потайным, - возразил Торин, - но где
уверенность, что он остался потайным до сих пор? Старый Смог живет там так
давно, что у него было время разобраться во всех ходах и выходах.
- Может, и так, но он им все равно не пользуется.
- Почему?
- Потому что ход слишком узок для него. "Пять футов двери вышиною,
пройти там трое могут в ряд", - гласят руны. В такую нору Смог не мог бы
протиснуться даже в молодые годы, а тем более теперь, когда он пожрал
столько гномов и людей из Дейла.
- А по-моему, нора очень широкая, - подал голос Бильбо (который
никогда не сталкивался с драконами, а что касается нор, был знаком только
с хоббичьими). Он опять разгорячился и увлекся происходящим, и забыл, что
лучше помалкивать. Он обожал всякие карты, у него у самого в прихожей
висела большая карта Окрестностей, где его любимые дорожки для прогулок
были помечены красными чернилами. - Не пойму, как такую огромную дверь
можно утаить от кого бы то ни было, даже если Дракон проглядел ее? -
спросил он. (Не забывайте, он был всего лишь маленький хоббит.)
- Самыми разными способами, - ответил Гэндальф. Но как утаили именно
эту дверь, мы не узнаем, пока не увидим ее своими глазами. Насколько я
могу понять из надписей на карте, дверь надежно заперта и сливается с
Горой. Обычный прием гномов, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - подтвердил Торин.
- Кроме того, - продолжал Гэндальф, я забыл упомянуть, что к карте
приложен ключик необычной формы. Вот он! - И Гэндальф протянул Торину
серебряный ключ с длинным стержнем и с затейливой бородкой. - Берегите
его!
- Еще бы не беречь! - сказал Торин и нацепил ключик на золотую
цепочку, которая висела у него на шее и уходила под куртку. - Теперь наше
положение перестает быть таким безнадежным. До сих пор нам было не ясно, с
чего начинать. Мы думали держать путь на Восток, соблюдая осторожность и
осмотрительность, и дойти до самого Долгого Озера. Тогда-то и начались бы
неприятности...
- Не тогда, а намного раньше; уж я-то знаю, что такое путь на Восток,
- прервал Гэндальф.
- Оттуда мы могли бы двинуться вверх по Реке Быстротечной, -
продолжал Торин, пропустив слова Гэндальфа мимо ушей, - и достичь развалин
Дейла - старинного города в долине реки под сенью Горы. Правда, никому из
нас не по душе идти через Главные Ворота. Там река течет прямо под ними,
по туннелю, сквозь большой утес у Южной Оконечности Горы, и из этих же
ворот обыкновенно вылетает дракон, на мой взгляд, слишком часто, если
только он не переменил своих привычек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37