ведь я все-таки не разбираюсь в науке. Занесло тебя, братец! Чтобы чем-то заполнить паузу, я взял со стола стакан и принялся жадно глотать его содержимое.
Но молчание не затянулось.
– И что же ты предлагаешь? – Морис не выглядел задетым за живое. Последним моим словам, похоже, он просто не придал значения. – Давайте все вернемся на Землю, будем ее радеть и холить, всю науку подчиним решению сиюминутных частных проблем; терзаясь муками совести, будем думать, чем увековечить себя перед потомками в культуре и искусстве, – ты этого хочешь?
Вет, сколько тебя помню, ты всегда был идеалистом. Неужели ты не понимаешь, что это старомодно. Во все времена большинство людей видело смысл жизни в удовлетворении своих потребностей. Это в твоей терминологии то злое, враждебное окружение, в котором творили борцы за прекрасное. Сейчас этого окружения нет. Да, в этом огромная заслуга тех людей, но одновременно и своего рода приговор им. Зачем нужны борцы, если не с кем и не с чем бороться – каждый может самовыражаться в чем угодно и как угодно. Я не согласен с тем, что мы духовно убоги. Взять, к примеру, тебя. Хоть мы давно и не виделись, но до меня доходили твои работы, и я гордился, что эти звуковые картины создал мой давний друг. Не знаю, как ты их оцениваешь сам, но мне кажется, что они достойно олицетворяют наше время. Можешь зазнаваться! А если всерьез – посмотри вокруг. У нас нет серых личностей. Каждый по-своему чем-то замечателен. Ты обвиняешь современников в отсутствии творческих начал в искусстве? Но, прости, какого искусства стоит создание музыкального автомата, способного каждого сделать композитором, и сколько хорошей музыки создали эти автоматы. Ты скажешь – без участия человека, а я возражу – с участием. Кто задавал автомату эмоциональный настрой; кто вводил в него свои переживания? Люди, и только они. Вот тебе, кстати, и вкладывание души в неодушевленное. Как видишь, Вет, мы умеем это делать, только на качественно ином уровне.
Что касается ученых, осевших на Салге, могу повторить то, что уже сказал: труд здесь плодотворней, чем где бы то ни было. Видимо, условия располагают. Тебя не устраивают направления и тематика работ? Но извини, наверняка ты многого не понимаешь просто в силу неподготовленности. Да и много ли работ ты знаешь? Слышал лишь про мою и Торна. Не суди опрометчиво! Мы любим Землю, но" работать с оглядкой на нее на каждом шагу я не вижу необходимости. Ничего тревожного там не происходит, отдельные недоделки – проблемы чисто технические, большинству из нас неинтересные. Да и проживает сейчас на материнской планете лишь треть человечества. Зачем копья ломать?!
Морис помолчал, взял из вазы яблоко, надкусил и, улыбнувшись, закончил, обращаясь одновременно ко мне и Рике:
– Чтобы вы не думали о нас, как о каких-то предателях-злодеях, я познакомлю вас вечером с моими приятелями-учеными. Хотите?
– Любопытно познакомиться, – спорить с Морисом не хотелось, да и вправду было интересно.
Рика улыбнулась в ответ и в знак согласия хлопнула глазами.
Ее немногословие за обедом и этот финальный жест почему-то мне не очень понравились.
Едва за окнами стемнело, я оделся для званого вечера и направился к Рике. На стук в дверь ответа не последовало.
– Старуха! – Я постучал сильней.
Тихо. Решив, что меня уже ждут, направился к лестнице.
Поднимаясь, я действительно различил наверху голоса. Шел оживленный разговор. Такая молчаливая за обедом, Рика сейчас с успехом наверстывала упущенное. Она о чем-то спрашивала Мориса, тот отвечал и, в свою очередь, спрашивал сам. После очередной его реплики они вдруг засмеялись и долго не могли успокоиться. Я стоял на последней ступеньке и уже готов был шагнуть на площадку, чтобы разделить их веселье, как вдруг:
– А ты совсем не изменился, Мор! – Отчетливо донеслись слова Рики, и я замер.
Каждому с детства внушают, что подслушивать нехорошо, но что поделаешь! Моя профессия приучила меня иногда мириться с этим пороком, и, отбросив праведные угрызения совести, я обратился в слух.
– Ты тоже, Альфи, – произнес Морис. – Разве что внешне…
– Все течет…
Они помолчали.
– Где же Вет? – опять послышался голос Рики. – Наверняка до сих пор не проснулся с обеда. Представить трудно, какой это соня. Позови его, а то придется ждать до утра.
Послышались шаги. Я кубарем скатился с лестницы и, изобразив заспанную физиономию, не спеша стал подниматься.
– Приятного пробуждения, – Морис ждал меня у выхода.
– Что, уже пора?
– Еще чуть-чуть, и можно спать до утра.
– Ты что, решил сочинять рифмы на мои темы? Давно ждете? Могли бы разбудить!
– Сон гостя священен для хозяина!
Он посторонился, освободив проход. Я вышел на площадку и, потягиваясь, поплелся к гравилету. Было неловко за свой поступок. Я заранее репетировал свое изумление от встречи двух старых знакомых, не сразу узнавших друг друга, но актерское мастерство не пригодилось.
– Быстро ВЫ его растолкали, Морис. Я приготовилась ждать дольше. Сон – искусство, в котором он преуспел больше всего!
– Возможно, – я брякнулся на сиденье и откинулся на спинку. – Мы летим или нет?
– Вроде как. ВАМ удобно, Марика?
– Вполне.
– Ну тогда вперед!
Гравилет стремительно взмыл в ночное небо.
Рядом со мной сидели симпатизирующие друг другу люди, знакомые лишь с сегодняшнего утра…
Вообще всякие загадки – мой хлеб. Решать их я обязан по долгу службы. Любые. Какие подсунут жизнь и начальство. Меня этому специально учили. Эту планиду я выбрал сам, причем вполне сознательно. У меня с детства такая дурная привычка – если что не понимаю, докопаться до сути, разложить по полкам, вскрыть причины… Иначе гложет червячок неудовлетворенности. Причем чем запутаннее дело, тем интереснее. Но я же все-таки не машина. Должны быть области, где все ясно! Личная жизнь, например. Избавь, судьба, от ребусов, которые тебе подкидывают близкие люди. Хорош друг! Хороша невеста! Целый день за нос водят, за идиота держат. Сидят вон как ни в чем не бывало… Кто они друг для друга? Подслушал три фразы – вот и гадай. Не хочу! И не буду! Вы меня дурачком выставляете, вот и буду дурачком. Обидно, конечно, но переживу. Да еще посмотрю, как вы дальше крутиться станете… Черт бы вас побрал вместе с вашими секретами! Все настроение испортили… Обманщики!.. А вообще – жизнь прекрасна! Хватит об этом!..
Я взглянул за борт. Никогда прежде мне не доводилось пролетать над Салагой ночью, и я понял, что многое терял. На востоке над побережьем полыхали гигантские зарницы, сплетаясь в причудливую палитру красок: шли какие-то праздники. На западе в горах догорала узкая изумрудная полоска заката – чудо Салги, а над головой играли звезды, перемигиваясь со множеством разноцветных огоньков-светлячков в лесу под нами.
Ночное великолепие захватывало. Я, как школьник на экскурсии, вертел головой во все стороны, восхищенный гармонией игры рукотворных красок с красками природы. Захотелось выразить эту гармонию в звуке, и я ловил и не находил сочетаний, отвечающих моему душевному восторгу…
Внезапный звонок вывел меня из эйфории. Гравилет качнуло, и он стал снижаться.
– Черт! – выругался Морис. – Не проскочили. Жди теперь!
– Что у тебя? – Через его плечо я бросил взгляд на приборы. Аварийная индикация молчала.
– Ничего особенного. Вынужденная посадка на полчаса.
– Почему?
– Возмущения в гравитационном поле. Все аппараты в это время садятся – сильно болтает.
– Причина известна? – Впервые после отлета подала голос Рика.
– Пока нет… А, в общем, это никому не мешает. Мы привыкли.
Я хотел подначить в своем друге любознательность ученого, но раздумал и промолчал. Шутить настроения не было…
– Прошу! – Морис распахнул перед нами дверь. – Добро пожаловать в клуб аборигенов.
Мы вошли в вестибюль, мягко освещенный скрытыми светильниками. Ковер под ногами гасил звук шагов. Прямо напротив входа висело огромное зеркало, к которому сразу направилась Рика. Прихорашиваться! – Почти со злостью подумал я. – Для кого?! Настроение испортилось окончательно. Морис куда-то вышел, и мы были вдвоем.
– Вет, ты чего такой кислый? – Рика улыбалась мне в зеркале.
– Не выспался, – пробурчал я и отвернулся.
– Может, ты заболел?
– Может…
– Да что с тобой?
Говорить правду не хотелось, врать тоже.
– Ну что пристала? Не акклиматизировался еще на Салге, – интонация получилась резче, чем я ожидал.
– А грубить зачем? Могу и не спрашивать… Если так плох, сидел бы дома и не портил мне настроение своим мрачным видом!
Меня чуть не прорвало, но я вовремя сжал зубы. Воистину, можешь считать, что эмоционально защищен от всего на свете, но нет ни в чем совершенства! Уязвимые места обязательно найдутся.
– Вы готовы? – Я не заметил, как вернулся Морис.
– Конечно. – Рика взяла его под руку. – Идемте.
– А ты?
– А ему нужно немножко акклиматизироваться. Пусть побудет один!
И она увлекла Мориса в дверь, из которой он только что вышел.
Конечно, галантный Морис не чета мне. Он никогда не позволит себе грубость в отношении дамы… Даже если выяснит, что его водят за нос. Идите, идите, развлекайтесь! Не смею вам мешать! – Я дважды промерил вестибюль взад-вперед и заметил за одной полуоткрытой дверью небольшой полутемный зал с фонаккордом в глубине. Отлично! Найду, чем заняться, и без вас.
Зажигать свет я не захотел, а просто подсел к фонаккорду и провел по клавишам. Он ответил красивым, насыщенным звуком. Наиграв пару первых пришедших в голову тем, я включил вариатор: было любопытно, на что способен этот инструмент. Огорчаться не пришлось! Причудливо переплетая обе мелодии, автомат начал разработку, находя неожиданно интересные музыкальные решения. Смена ритмов и настроений чередовалась непрерывно в каждой новой вариации, которым, казалось, не будет конца. Это был очень хороший фонаккорд, с каким мне не приходилось иметь дело, и я искренне наслаждался. В нескольких местах показалось, что я бы разработал тему лучше, но это заставило проникнуться еще большей симпатией к автомату: он не выдавал полный идеал, он вызывал на творческий спор, в который подмывало ввязаться. Может, прав Морис, когда говорит, что создание подобных игрушек сродни творчеству больших художников прошлого?.. Может быть… Кстати! – я посмотрел на часы. Несмотря на то, что это был ускоренный просмотр и мне выдавались только фрагменты, на прослушивание ушло добрых полчаса. Я совершенно пришел в себя и успокоился – разум взял верх над эмоциями. Музыка – великая вещь! Как может существовать много вариаций на одну лишь музыкальную тему, так и трактовка любых слов не обязательно однозначна, особенно если не знаешь их предыстории. Весь мой жизненный опыт подтверждает это, и тем не менее я сорвался! Докатился до вздорных вариаций на тему из трех подслушанных фраз неизвестного разговора! Шпион-пенсионер! Ты давно уже вместе с этой женщиной. Знаешь ее, как себя… И вот так сразу во всем усомниться?!
Я встал от фонаккорда и направился к выходу.
– Вы уже кончили? Жаль!
Женский голос заставил меня обернуться. Оказывается, у меня были зрители. Вернее, зрительница. Она сидела в кресле позади фонаккорда.
– Извините, я слушала без спросу, но вы были так увлечены… Не хотелось мешать.
– Ничего страшного, не стоит извиняться. Мне даже приятно. Только не пойму, что вас заинтересовало.
– Ну, прежде всего у нас в клубе нечасто увидишь человека за фонаккордом. А потом… Потом ваши темы. Они весьма оригинальны.
– Вы мне льстите. Это первое, что пришло в голову. Не уверен даже: мои ли они… Все это проделано, чтобы узнать возможности незнакомого инструмента.
– Последняя разработка одного местного ученого. Приятно, что фонаккорд вам понравился.
– Почему вы так думаете?
– Достаточно увидеть вашу реакцию на композиции вариатора.
– Интересно, что же я вытворял? – Облокотившись на фонаккорд, я попытался разглядеть собеседницу, но мешал полумрак.
– О! Не пугайтесь! – Она засмеялась. – Ничего сверх того, что делают одержимые.
Мне стало весело: если музыка трогает, а вокруг никого, я люблю подирижировать, потопать в такт… Обычно задействована и мимика лица. Хорошо хоть сидел к ней спиной! Да и темно здесь, – мелькнуло в голове, но я, на удивление, не испытал смущения – передо мной сидел человек понимающий.
– Нормальная реакция на хорошую музыку, а автомат выдавал именно такую, – сказал я.
– Но ведь вы были согласны не со всеми трактовками. Во всяком случае, мне так показалось…
Она встала с кресла, движением плеч сбросив белую меховую накидку, легкой походкой подошла и села к фонаккорду. Я различил скульптурно правильный профиль, обрамленный густыми светлыми волосами, свободно падавшими на обнаженное плечо. От затылка ко лбу пробегали искры – играла нитка камней.
– По-моему, вот здесь. Не правда ли?
Музыкальный фрагмент, предложенный автоматом, был воспроизведен совершенно точно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17