Тебе никуда не рыпнуться. Пойми, все
запрограммировано. Признай, что реестр твоих шалостей выглядит
значительным. Одного пункта из него достаточно, чтобы размазать тебя по
стене... Но если твою "содержательную личность", несмотря на все грешки и
провинности, не положили под трибунал, значит, было что-то важнее грехов.
- И что же?
- Проект генерального эксперимента. Конечно, в течение этих последних лет
мы немало налюбовались твоими импровизациями, но все ключевые моменты были
не случайными, они родились в наших планах, он значились в наших графиках.
Мы, можно сказать, сочиняли твою судьбу.
Раз-два, и я оказался куклой на ниточках со многолетним стажем. Кто только
не занимался моей судьбой - все, кроме меня самого.
- Между прочим, после обращения за врачебной помощью к Пинесу, я кое о чем
догадался, Виталий Афанасьевич. Но за счет своего фальшивого приволья так и
не усек, что хожу на привязи.
- Вот и славно, без комплексов тебе лучше работалось,- порадовался за меня
генерал.
- А майор Безуглов в ваших планах-графиках тоже фигурировал?
- Безуглов выполнял наши указания, когда покрывал твой мухлеж с секретной
папкой и журналом. Гражданку Розенштейн мы выпустили ради чистоты
эксперимента, правильно сделали, она нам пригодилась на южном полигоне. Не
бойся, в итоге она вернулась в Бостон. Пинес плясал под нашу дудку, когда
дарил тебе нужные таблеточки. Ты, конечно, хочешь поинтересоваться о
Затуллине и Киянове. Они, конечно, не подозревали ни ухом ни рылом о наших
задумках, однако попали на игровое поле, в линию пешек, благодаря нам. Мы
спровоцировали и твой побег в Ираке. Только не надо жаловаться и слать
письма в ООН, что мы-де без спросу скормили тебя метантропным матрицам.
Затуллин, Киянов, Остапенко, Колесников и другие принесли пользу родине
совершенно бессознательно и невольно. А ты и раньше многое понимал, теперь
же вообще полностью в курсе.
Вот оно, высокое чекистское искусство - я уж пять лет, как имею внутри
крючок, проглоченный по самый анус, и никакой неуютности при этом никогда
не чувствовал. Почти. Не понимаю даже, зачем кто-то спроваживал на пенсию
дедушку-генерала, он ведь с хиханьками-хахоньками заставит вас скушать
атомную бомбу.
Но Фиму-то генерал Сайко не упомянул, значит экспериментаторы не взяли
Гольденберга с потрохами. Потому, кстати, и валяли всю дорогу в дерьме. И
житель вечности демон-вольняшка Апсу тоже неизвестен генералу КГБ. Это
приятно.
- Никогда не жалко было меня через эту мясорубку проворачивать, Виталий
Афанасьевич?
- Жалко у пчелки в жопке,- лениво отреагировал дед-генерал. Было заметно,
что для него вопрос не любопытен.- И вообще, Глеб, поскольку всем хорошим в
себе ты обязан нам, то мы спокойно можем это хорошее забрать назад. Так что
не морочь никому задний проход.
Да, его грубыми устами говорил сам коммунизм, самое высокое и большое дело.
- Я готов рискнуть жизнью, пожалуй, даже умом-разумом во имя интересов
страны. Но мне, естественно, не хотелось бы пропадать зазря. Поэтому я
требую некоторых разъяснений от товарища из Кремля. Считайте это последним
желанием.
Помощник генсека минуту пошептался с Бореевым, и тот, видимо, объяснил, что
я являюсь ценным кадром, с которым необходимо обхождение.
- Хорошо, товарищ майор, задавайте свои вопросы,- визитер не соблаговолил
развернуть свою бесприметную физиономию в мою сторону.
- Вы сказали, что кто-то из высшего руководства получит научным образом
выработанное лидерство. Но у нашей страны уже есть испытанный лидер, Юрий
Владимирович Андропов, генеральный секретарь ЦК КПСС.
Опять театральная пауза.
- Я не уполномочен обсуждать таких вещей. Могу только напомнить, что и Юрий
Владимирович не вечен.
Да, похоже, ГБ и ЦК не считают, что свет клином сошелся на товарище
Андропове.
- Но даже если генеральная репетиция завершится успешно, все равно
распространять результаты эксперимента на целую страну - это рискованно.
Неужели нет другого выхода?
Помощник генсека поднялся, показывая, что мое время истекло. А Бореев
дружески взял меня под руку.
- Пойдемте, Глеб Александрович, я продемонстрирую вам план предстоящего
эксперимента. Вы убедитесь, что он до смешного безопасный.
- А на мне от такой безопасности не вырастет обильный урожай из почек и
слизней? Небось, собираетесь за мой счет выполнить продовольственную
программу?
Сайко отделался легкомысленным хихиканьем, а Бореев принялся
растолковывать, как троечнику, выводя меня в коридор.
- Мы нашли и неоднократно опробовали гармоническую группу совершенно
безопасных матриц. Они хоть из разных домов, но органично сочетаются друг с
другом, так сказать комплементарны. Вся группа получила прозвище
"пирамида". Забавно, да? Она вызвает цепную реакцию подчинения,
горизонтальный и вертикальный резонанс, который распространяется на все
контактирующие метантропные матрицы...
- Очень вдохновлен. Значит, вы уверены, что ваша "пирамида" вызовет
подчинение именно мне. А, кстати, кто мне будет подчиняться?- поймал я
ученого на слове.
- А хотя бы органы вашего родного тела,- мудрец засмеялся.- Если серьезно,
"подчинение" будет холостым. Мы просто произведем замеры состояния Ф-поля,
и все тут.
Так я и поверил. На генеральных репитициях в нашем ведомстве ничего
холостого не бывает.
Навестить Москву меня уже не пустили, предпочли держать на коротком
поводке. А вместо этого отправили в один из опустевших боксов. По всему
чувствовалось, что боец я все-таки одноразовый.
Апсу больше носу не показывал - испугался, наверное, наружних и внутренних
ударов или копил силы для решающего момента.
Я не был в курсе, когда начнется "раздражение" Ф-поля. Когда от меня
отправится на "ту сторону" вертикальное резонансное возмущение. Когда оно
запрыгает с уровня на уровень, с физического на кварково-гравитонный, далее
на суперстринговый и так далее, когда доберется до самого девятого неба, до
Поля Судьбы. Когда я стану аппетитной приманкой для матриц "пирамиды".
Считается, что почетно быть первым. Даже если ты играешь роль Белки и
Стрелки. Может, наше стремление к "первости" тоже от демонов?
Хронометры в моем уютном боксе отсутствовали. Впрочем, я догадался, что
вечер наступает и солнышко тикает, когда медсестра помогла мне уколом
успокоительного.
Укол не слишком наполнил меня покоем. Эх, если бы все делалось с наскока,
на "даешь!" и "ура!". А так у меня в голове снова, как цыплятки,
вылупляются сомнения насчет нашего высокого дела. Наверное, не ниже оно,
чем иногда кажется. Только вот мы, не покладая моральных и физических сил,
приманиваем потусторонних кощеев. А они перво-наперво покончат с той
человеческой волей и тем человеческим разумом, которые могут им помешать.
Помешать их паразитизму на наших судьбах и энергиях.
Можно, конечно, сказать, что нам плевать на паразитизм, что для нас важнее
удержать колосс державы на ногах, обутых в кирзовые сапоги.
Да и Бореева нельзя по-простецки обозвать резиновым изделием. У него
осталась доля нормальной человеческой разумности, которая считает, что
Отверженные вовсе не желают побаловаться нами. А если и побаловаться, то
лишь во вторую очередь, а в первую - упорядочить и объединить наши судьбы,
сделать изо всей страны прекрасный симфонический оркестр.
Достаточно припомнить, что усатый вождь забрал себе волю целого
народонаселения плюс сгреб судьбы всех "сестер и братьев" в свою охапку.
Конечно, он стер в порошок, не моргнув глазом, несколько лишних миллионов
душ, но ведь врага-супостата побил.
Но почему-то такой пример не слишком вдохновляет. Ведь так и норовишь
зачислить себя в ряды этих списанных в утиль миллионов. Хотя, по идее,
предстоит мне сейчас примерить усы вождя.
Стена в моем боксе становилась все прозрачнее, превращаясь в радужную
капель, за которой маячили танцующие тени. А потом завеса еще более
истончилась, и меня легко, как осенний листик, пронесло сквозь нее.
Сперва я увидел, что неподалеку от меня, утопив задницу и спину в мякоти
кресла, располагался тот самый выдвиженец руководства, потенциальный
цезарь, будущий командир, грядущий любимец как седовласых, так и патлатых,
как очкариков, так и мозолеруких, как чекистов, так и диссидентов. Ради
него, значит, огород городили со всеми этими экспериментами. Я высмотрел у
молодого (условно) лидера странную отметину там, где лоб окончательно
переходит в макушку. Расплывшаяся печать Энлиля? А еще за мной приглядывал,
но только с почтительного расстояния, человек, знакомый по портретам и
нескольким торжественным собраниям,- Юрий Владимирович собственной
значительной персоной.
Облики вождей недолго занимали меня, потому что по краям нашего, в общем-то
небольшого мирка, похожего на пирог, возникли гигантские персонажи Поля
Судьбы. Вначале я еще различал фигуры - и даже скрюченные пальцы одного, и
острый подбородок другого, и бултыхающиеся груди третьей. Само собой, что
все эти причиндалы были огромными, не то слово. Отсюда у меня и страх, и
бздение перед непреодолимой силой. Потом фигуры стали все более
расплываться, завихряться. Они огромными смерчами втягивали наш мир вместе
со всем народным хозяйством и надвигались на меня. Как ни странно, страх от
этого даже поубавился.
Вихри вблизи выглядели просто гармоническими переливами света и радужными
пузырями. Все это завораживало и внушало благостное умиротворение.
Я с охотой погрузился в приятное мерцание и вновь увидел дорогу на бойню и
башню Нергала, его красный храм с серебряными рогами "всех насажу" и
золотое внушительное извание с огромными провалами глаз. А затем
почувствовал себя - нет, не одним из тех человечков, что покорно бредут на
заклание, пытаясь спасти свой род и свой город от ярости демона.
ОН пригласил меня стать вождем вместе с ним. Я согласился попробовать -
почему нет. Хорошо было оказаться заодно с ним. Он называл себя смертью,
дисциплинирующей и несущей прогресс. Я летел вместе с ним, похожим на
птицу-стервятника, зорким глазом вычленяя из серого пейзажа свою добычу.
Она давала знать о себе сладким запахом разложения души и тела. А какой у
них был замечательный вкус!
Мы парили над Москвой, глядя на беспорядочно снующих внизу человечков.
Хитросплетение их судеб выглядело бестолковым. Ни вместе, ни по отдельности
они не оставляли отпечатка в истории. Но одного нашего дыхания, дыхания
дисциплинирующей смерти было бы достаточно, чтобы направить все судьбы в
общее русло, к единым целям. Мы уже приготовились дыхнуть. Но тут случилась
какая-то мельтешня с восприятием...
И я оказался на веранде Саидовского дома, где кушал плов под бренчание
домбры. Перед нами цвела беседка, овитая виноградной лозой, а за ней
пестрел садик. Потом пейзаж заплыл туманом, а когда немного прояснилось, то
сад стал в сотни раз просторнее и цветистее. Он раскинулся на десятках
террас. Кроны деревьев,- магнолий, кипарисов, дубов,- скрывали и затеняли
бассейны, портики, галереи, искусственные гроты и прочие
достопримечательности. У подножия террас была мощная стена с квадратными
башнями, а дальше расстилался город. Приземистый, огромный, похожий на
пчелиные соты. Вавилон, что ли?
Я опять же был приглашен подключиться к Саиду-Белу, и мы спустились вниз,
растворяясь по дороге в тумане. Мы невидимыми щупальцами проникали в каждую
клеточку города, в каждое жилище, в каждую душу. Теперь во всякую ячейку
вливалась наша воля, направляя ее судьбу. Мы лепили клеточки герода,
стирали их в порошок, жертвовали ими, заселяли, опустошали и посылали на
фиг. Каждая ячейка насаживалась, как бусинка, на ниточку предписанной
судьбы. Приземистый город с радостью отдавал лишнюю энергию, благодаря
которой расцветал клевый сад на вершине холма. Намек на цветущий сад
коммунизма?
Туман менял очертания города, и казалось, что мы имеем дело уже не с
Вавилоном, а с Москвой.
И вдруг по зыбким улицам пронесся тоскливый шакалий вой. Апсу наконец
поднакопил силенок, чтобы проявиться в виде звука. Кажется, он хочет
навести какой-то шухер. Где же я все-таки - наверху, с вождями, или внизу,
с теплыми комочками плоти и разума, копошащимися в ячейках распластанного
города?
Когда я попытался отвалить в сторонку, то ничего путного у меня не вышло.
Я неожиданно оказался в полном одиночестве в темном узком переулке. Спереди
и сзади резко зажглись фары и ослепили меня. А потом с двух сторон хлынули
темные фигуры с массивными кулаками. Я сразу понял, что нахожусь уже не
вместе с вождями.
Затемненные "доброжелатели" вывернули мне руки и врезали по морде. Затем
уложили на склизкий асфальт и поставили сверху тяжелые сапоги.
Вскоре я отрешился от конкретных образов и ощущений и понял, что это
матрицы-демоны из "пирамиды" взяли меня в оборот, это они меня
утрамбовывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
запрограммировано. Признай, что реестр твоих шалостей выглядит
значительным. Одного пункта из него достаточно, чтобы размазать тебя по
стене... Но если твою "содержательную личность", несмотря на все грешки и
провинности, не положили под трибунал, значит, было что-то важнее грехов.
- И что же?
- Проект генерального эксперимента. Конечно, в течение этих последних лет
мы немало налюбовались твоими импровизациями, но все ключевые моменты были
не случайными, они родились в наших планах, он значились в наших графиках.
Мы, можно сказать, сочиняли твою судьбу.
Раз-два, и я оказался куклой на ниточках со многолетним стажем. Кто только
не занимался моей судьбой - все, кроме меня самого.
- Между прочим, после обращения за врачебной помощью к Пинесу, я кое о чем
догадался, Виталий Афанасьевич. Но за счет своего фальшивого приволья так и
не усек, что хожу на привязи.
- Вот и славно, без комплексов тебе лучше работалось,- порадовался за меня
генерал.
- А майор Безуглов в ваших планах-графиках тоже фигурировал?
- Безуглов выполнял наши указания, когда покрывал твой мухлеж с секретной
папкой и журналом. Гражданку Розенштейн мы выпустили ради чистоты
эксперимента, правильно сделали, она нам пригодилась на южном полигоне. Не
бойся, в итоге она вернулась в Бостон. Пинес плясал под нашу дудку, когда
дарил тебе нужные таблеточки. Ты, конечно, хочешь поинтересоваться о
Затуллине и Киянове. Они, конечно, не подозревали ни ухом ни рылом о наших
задумках, однако попали на игровое поле, в линию пешек, благодаря нам. Мы
спровоцировали и твой побег в Ираке. Только не надо жаловаться и слать
письма в ООН, что мы-де без спросу скормили тебя метантропным матрицам.
Затуллин, Киянов, Остапенко, Колесников и другие принесли пользу родине
совершенно бессознательно и невольно. А ты и раньше многое понимал, теперь
же вообще полностью в курсе.
Вот оно, высокое чекистское искусство - я уж пять лет, как имею внутри
крючок, проглоченный по самый анус, и никакой неуютности при этом никогда
не чувствовал. Почти. Не понимаю даже, зачем кто-то спроваживал на пенсию
дедушку-генерала, он ведь с хиханьками-хахоньками заставит вас скушать
атомную бомбу.
Но Фиму-то генерал Сайко не упомянул, значит экспериментаторы не взяли
Гольденберга с потрохами. Потому, кстати, и валяли всю дорогу в дерьме. И
житель вечности демон-вольняшка Апсу тоже неизвестен генералу КГБ. Это
приятно.
- Никогда не жалко было меня через эту мясорубку проворачивать, Виталий
Афанасьевич?
- Жалко у пчелки в жопке,- лениво отреагировал дед-генерал. Было заметно,
что для него вопрос не любопытен.- И вообще, Глеб, поскольку всем хорошим в
себе ты обязан нам, то мы спокойно можем это хорошее забрать назад. Так что
не морочь никому задний проход.
Да, его грубыми устами говорил сам коммунизм, самое высокое и большое дело.
- Я готов рискнуть жизнью, пожалуй, даже умом-разумом во имя интересов
страны. Но мне, естественно, не хотелось бы пропадать зазря. Поэтому я
требую некоторых разъяснений от товарища из Кремля. Считайте это последним
желанием.
Помощник генсека минуту пошептался с Бореевым, и тот, видимо, объяснил, что
я являюсь ценным кадром, с которым необходимо обхождение.
- Хорошо, товарищ майор, задавайте свои вопросы,- визитер не соблаговолил
развернуть свою бесприметную физиономию в мою сторону.
- Вы сказали, что кто-то из высшего руководства получит научным образом
выработанное лидерство. Но у нашей страны уже есть испытанный лидер, Юрий
Владимирович Андропов, генеральный секретарь ЦК КПСС.
Опять театральная пауза.
- Я не уполномочен обсуждать таких вещей. Могу только напомнить, что и Юрий
Владимирович не вечен.
Да, похоже, ГБ и ЦК не считают, что свет клином сошелся на товарище
Андропове.
- Но даже если генеральная репетиция завершится успешно, все равно
распространять результаты эксперимента на целую страну - это рискованно.
Неужели нет другого выхода?
Помощник генсека поднялся, показывая, что мое время истекло. А Бореев
дружески взял меня под руку.
- Пойдемте, Глеб Александрович, я продемонстрирую вам план предстоящего
эксперимента. Вы убедитесь, что он до смешного безопасный.
- А на мне от такой безопасности не вырастет обильный урожай из почек и
слизней? Небось, собираетесь за мой счет выполнить продовольственную
программу?
Сайко отделался легкомысленным хихиканьем, а Бореев принялся
растолковывать, как троечнику, выводя меня в коридор.
- Мы нашли и неоднократно опробовали гармоническую группу совершенно
безопасных матриц. Они хоть из разных домов, но органично сочетаются друг с
другом, так сказать комплементарны. Вся группа получила прозвище
"пирамида". Забавно, да? Она вызвает цепную реакцию подчинения,
горизонтальный и вертикальный резонанс, который распространяется на все
контактирующие метантропные матрицы...
- Очень вдохновлен. Значит, вы уверены, что ваша "пирамида" вызовет
подчинение именно мне. А, кстати, кто мне будет подчиняться?- поймал я
ученого на слове.
- А хотя бы органы вашего родного тела,- мудрец засмеялся.- Если серьезно,
"подчинение" будет холостым. Мы просто произведем замеры состояния Ф-поля,
и все тут.
Так я и поверил. На генеральных репитициях в нашем ведомстве ничего
холостого не бывает.
Навестить Москву меня уже не пустили, предпочли держать на коротком
поводке. А вместо этого отправили в один из опустевших боксов. По всему
чувствовалось, что боец я все-таки одноразовый.
Апсу больше носу не показывал - испугался, наверное, наружних и внутренних
ударов или копил силы для решающего момента.
Я не был в курсе, когда начнется "раздражение" Ф-поля. Когда от меня
отправится на "ту сторону" вертикальное резонансное возмущение. Когда оно
запрыгает с уровня на уровень, с физического на кварково-гравитонный, далее
на суперстринговый и так далее, когда доберется до самого девятого неба, до
Поля Судьбы. Когда я стану аппетитной приманкой для матриц "пирамиды".
Считается, что почетно быть первым. Даже если ты играешь роль Белки и
Стрелки. Может, наше стремление к "первости" тоже от демонов?
Хронометры в моем уютном боксе отсутствовали. Впрочем, я догадался, что
вечер наступает и солнышко тикает, когда медсестра помогла мне уколом
успокоительного.
Укол не слишком наполнил меня покоем. Эх, если бы все делалось с наскока,
на "даешь!" и "ура!". А так у меня в голове снова, как цыплятки,
вылупляются сомнения насчет нашего высокого дела. Наверное, не ниже оно,
чем иногда кажется. Только вот мы, не покладая моральных и физических сил,
приманиваем потусторонних кощеев. А они перво-наперво покончат с той
человеческой волей и тем человеческим разумом, которые могут им помешать.
Помешать их паразитизму на наших судьбах и энергиях.
Можно, конечно, сказать, что нам плевать на паразитизм, что для нас важнее
удержать колосс державы на ногах, обутых в кирзовые сапоги.
Да и Бореева нельзя по-простецки обозвать резиновым изделием. У него
осталась доля нормальной человеческой разумности, которая считает, что
Отверженные вовсе не желают побаловаться нами. А если и побаловаться, то
лишь во вторую очередь, а в первую - упорядочить и объединить наши судьбы,
сделать изо всей страны прекрасный симфонический оркестр.
Достаточно припомнить, что усатый вождь забрал себе волю целого
народонаселения плюс сгреб судьбы всех "сестер и братьев" в свою охапку.
Конечно, он стер в порошок, не моргнув глазом, несколько лишних миллионов
душ, но ведь врага-супостата побил.
Но почему-то такой пример не слишком вдохновляет. Ведь так и норовишь
зачислить себя в ряды этих списанных в утиль миллионов. Хотя, по идее,
предстоит мне сейчас примерить усы вождя.
Стена в моем боксе становилась все прозрачнее, превращаясь в радужную
капель, за которой маячили танцующие тени. А потом завеса еще более
истончилась, и меня легко, как осенний листик, пронесло сквозь нее.
Сперва я увидел, что неподалеку от меня, утопив задницу и спину в мякоти
кресла, располагался тот самый выдвиженец руководства, потенциальный
цезарь, будущий командир, грядущий любимец как седовласых, так и патлатых,
как очкариков, так и мозолеруких, как чекистов, так и диссидентов. Ради
него, значит, огород городили со всеми этими экспериментами. Я высмотрел у
молодого (условно) лидера странную отметину там, где лоб окончательно
переходит в макушку. Расплывшаяся печать Энлиля? А еще за мной приглядывал,
но только с почтительного расстояния, человек, знакомый по портретам и
нескольким торжественным собраниям,- Юрий Владимирович собственной
значительной персоной.
Облики вождей недолго занимали меня, потому что по краям нашего, в общем-то
небольшого мирка, похожего на пирог, возникли гигантские персонажи Поля
Судьбы. Вначале я еще различал фигуры - и даже скрюченные пальцы одного, и
острый подбородок другого, и бултыхающиеся груди третьей. Само собой, что
все эти причиндалы были огромными, не то слово. Отсюда у меня и страх, и
бздение перед непреодолимой силой. Потом фигуры стали все более
расплываться, завихряться. Они огромными смерчами втягивали наш мир вместе
со всем народным хозяйством и надвигались на меня. Как ни странно, страх от
этого даже поубавился.
Вихри вблизи выглядели просто гармоническими переливами света и радужными
пузырями. Все это завораживало и внушало благостное умиротворение.
Я с охотой погрузился в приятное мерцание и вновь увидел дорогу на бойню и
башню Нергала, его красный храм с серебряными рогами "всех насажу" и
золотое внушительное извание с огромными провалами глаз. А затем
почувствовал себя - нет, не одним из тех человечков, что покорно бредут на
заклание, пытаясь спасти свой род и свой город от ярости демона.
ОН пригласил меня стать вождем вместе с ним. Я согласился попробовать -
почему нет. Хорошо было оказаться заодно с ним. Он называл себя смертью,
дисциплинирующей и несущей прогресс. Я летел вместе с ним, похожим на
птицу-стервятника, зорким глазом вычленяя из серого пейзажа свою добычу.
Она давала знать о себе сладким запахом разложения души и тела. А какой у
них был замечательный вкус!
Мы парили над Москвой, глядя на беспорядочно снующих внизу человечков.
Хитросплетение их судеб выглядело бестолковым. Ни вместе, ни по отдельности
они не оставляли отпечатка в истории. Но одного нашего дыхания, дыхания
дисциплинирующей смерти было бы достаточно, чтобы направить все судьбы в
общее русло, к единым целям. Мы уже приготовились дыхнуть. Но тут случилась
какая-то мельтешня с восприятием...
И я оказался на веранде Саидовского дома, где кушал плов под бренчание
домбры. Перед нами цвела беседка, овитая виноградной лозой, а за ней
пестрел садик. Потом пейзаж заплыл туманом, а когда немного прояснилось, то
сад стал в сотни раз просторнее и цветистее. Он раскинулся на десятках
террас. Кроны деревьев,- магнолий, кипарисов, дубов,- скрывали и затеняли
бассейны, портики, галереи, искусственные гроты и прочие
достопримечательности. У подножия террас была мощная стена с квадратными
башнями, а дальше расстилался город. Приземистый, огромный, похожий на
пчелиные соты. Вавилон, что ли?
Я опять же был приглашен подключиться к Саиду-Белу, и мы спустились вниз,
растворяясь по дороге в тумане. Мы невидимыми щупальцами проникали в каждую
клеточку города, в каждое жилище, в каждую душу. Теперь во всякую ячейку
вливалась наша воля, направляя ее судьбу. Мы лепили клеточки герода,
стирали их в порошок, жертвовали ими, заселяли, опустошали и посылали на
фиг. Каждая ячейка насаживалась, как бусинка, на ниточку предписанной
судьбы. Приземистый город с радостью отдавал лишнюю энергию, благодаря
которой расцветал клевый сад на вершине холма. Намек на цветущий сад
коммунизма?
Туман менял очертания города, и казалось, что мы имеем дело уже не с
Вавилоном, а с Москвой.
И вдруг по зыбким улицам пронесся тоскливый шакалий вой. Апсу наконец
поднакопил силенок, чтобы проявиться в виде звука. Кажется, он хочет
навести какой-то шухер. Где же я все-таки - наверху, с вождями, или внизу,
с теплыми комочками плоти и разума, копошащимися в ячейках распластанного
города?
Когда я попытался отвалить в сторонку, то ничего путного у меня не вышло.
Я неожиданно оказался в полном одиночестве в темном узком переулке. Спереди
и сзади резко зажглись фары и ослепили меня. А потом с двух сторон хлынули
темные фигуры с массивными кулаками. Я сразу понял, что нахожусь уже не
вместе с вождями.
Затемненные "доброжелатели" вывернули мне руки и врезали по морде. Затем
уложили на склизкий асфальт и поставили сверху тяжелые сапоги.
Вскоре я отрешился от конкретных образов и ощущений и понял, что это
матрицы-демоны из "пирамиды" взяли меня в оборот, это они меня
утрамбовывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54