Большинство из них лежали на вязком дне, и из воды торчали только их рубки, да мачты.
Но вон то в конце пирса…
— Пошли, — он взял Бхаджат за руку, и они побежали по крошащейся мостовой к водной кромке и по прогибающимся скрипучим доскам причала.
Судно в конце пирса оказалось старым прогулочным катером. Оно с величайшим
достоинством плавало на покачивавших его речных волнах. Дэвиду думалось, что тяжелая на вид масса под брезентом на корме судна это, должно быть, мотор. Он шагнул с пирса на палубу катера, а затем обернулся и взял за руку Бхаджат, когда та легко спрыгнула на борт. Судно качнулось на причальном конце.
— Ты умеешь управлять таким судном? — спросила Бхаджат.
— Нет, — внезапно сообразил Дэвид. — Я не подумал…
— Да ничего, — улыбнулась она. — Я умею.
Она провела его в рубку и принялась разглядывать в темноте кнопки на приборной доске у крошечного штурвала.
Внезапно бухнул открывшийся люк каюты в низу, и перед ними обрисовался силуэт самого крупного человека из всех, когда-либо виденных Дэвидом. Огромный черный человек-гора с кулаками размером с футбольные мячи.
— Какого черта вы делаете на моем катере? — прорычал Лео.
31
Мы находились в центре обучения, когда в Хьюстоне вспыхнули бои. Из первоначальных шестидесяти в нашем классе осталось всего одиннадцать.
Центру обучения — старому джонсоновскому комплексу, построенного еще во времена НАСА — партизаны не угрожали. Но при идущих в Хьюстоне и Галвестоне боях, начальство решило как можно быстрее доставить нас на Космическую Станцию «Альфа».
Нам в этом вопросе не предоставили никакого выбора. Совершенно внезапно стала действовать воинская дисциплина. Всех одиннадцать наших отправили строем в поджидавший их на аэродроме челнок и набили внутрь. Мы видели дым, затянувший горизонт со стороны Хьюстона.
Нас заперли, и мы улетели, так вот просто. По крайней мере я сидел рядом с Рут. Все гадали, что же происходит, и продолжаются ли дома бои.
Дневник Уильяма Пальмквиста.
Спальню Эммануила Де Паоло превратили в кардиологический бокс интенсивной заботы. Спальня всегда отличалась аскетизмом монашеской кельи. Де Паоло не любил помпы и самовозвеличивания. А теперь на письменном столе стоял набитый электроникой серый металлический ящик с экраном осциллографа в центре, верно отражавшим слабеющее сердцебиение Директора Всемирного Правительства. Другие электронные пульты загораживали единственное окно комнаты. Саму постель окружали механизмы жизнеобеспечения, мониторы, бутылки и трубки, подсоединенные к телу старика с посеревшим лицом.
Эфиоп стоял в дверях, боясь идти дальше. Единственными звуками в спальне служили гудение электроники и пыхтение электромоторчика вспомогательного кровеносного насоса, имплантированного хирургами в нижнюю аорту Директора.
Де Паоло не реагировал ни на какое их лечение.
— Он старый человек, — тихо говорили они друг другу за пределами возможной слышимости пациента. — Чего мы можем еще ожидать? — Это было объявление о похоронах.
Бовето потребовал ему дать поговорить с Директором. Массивный африканец крушил одну за другой линии обороны, поспешно воздвигнутой сотрудниками Де Паоло вокруг своего шефа. Бовето добрался до самых личных апартаментов Директора. И там его остановил эфиоп — последняя линия обороны. Эфиопа не могли поколебать никакие доводы или угрозы Бовето: ни чрезвычайность положения, ни необходимость немедленно принять решение, ни важность Бовето в Совете, ни будущее карьеры эфиопа. Ничто. Эфиоп оставался непоколебим.
Но уведомить директора требовалось. Уж это-то было ясно. Поэтому эфиоп неохотно согласился передать новости сам.
В правой руке он держал официальный приказ. Под ним требовалась подпись Де Паоло. Эфиоп понимал, этот приказ будет для старика смертным приговором.
Когда помощник медленно приблизился к постели, веки Де Паоло дрогнули, и он открыл глаза.
— Я спал, — произнес Директор. — Видел во сне… родителей. — Голос его представлял собой слабеющий шепот. — Я не думал о них много лет… десятков лет…
Эфиоп неуверенно стоял у постели.
— Какое сейчас время дня? — спросил Де Паоло.
— Раннее утро, сэр, — прошептал в ответ эфиоп. — Только-только рассвело.
Глаза Де Паоло на мгновение вскинулись с прежней силой.
— Ты ведь всю ночь не ложился, верно? Что происходит? Что случилось?
Осциллограф по другую сторону комнаты показал, что биение его сердца участилось, пики сделались острыми там, где им следовало быть плавно закругленными.
Мятеж, — прошептал помощник. — Подпольная Революционная Организация Народа.
— Где?
— В Америке… в большинстве крупных городов.
— Открытые бои?
Кивок.
— Да. Бои на улицах. Американское правительство не может в одиночку овладеть положением. Были даже сообщения о мятеже в рядах американской армии.
— Санта Мария!
— Мы должны приготовиться действовать… Совет набросал приказ, дающий Всемирной Армии право вмешаться. Под ним требуется ваша подпись.
— Американцы просили нас о помощи?
Следившее за состоянием больного оборудование издало высокотонный электронный свист. И пульс, и дыхание, и сердце Де Паоло зачастили, переходя на опасно высокие уровни. Вспомогательный насос в аорте работал на максимуме.
— Пока нет, — ответил помощник. — Они попросили помощь у канадцев, но у Всемирного Правительства пока ничего не запрашивали.
Де Паоло начал хватать воздух открытым ртом. Дверь в спальню распахнулась, и появилась рассерженная женщина — врач.
— Совет хочет получить директорские полномочия для вмешательства, — сказал помощник.
Врач торопливо сделал несколько шагов к пациенту, но Де Паоло поднял хилую руку, останавливая ее.
— Минуточку, синьора, минуточку.
— Любая минута может стать последней, — отрезала она.
Не обращая на нее внимания, Де Паоло спросил помощника:
— Кто из членов совета хочет получить мои полномочия?
— Бовето. Мальков и Лю его поддерживают.
— А Уильямс, американец?
— Он против.
— Конечно. Никому не хочется увидеть на своей земле иностранные войска, какие бы там не возникли у них трудности.
Вот сейчас наступает трудная часть подумал помощник.
— Сэр, боюсь, что я вынужден согласиться с Бовето и остальными. Совет должен иметь полномочия действовать, даже если вы лишились такой возможности.
Лицо Де Паоло исказилось В спазме боли.
— Или… умер, — охнул он.
Врач бросилась к нему. Эфиоп не мог положиться на свой голос. На глаза у него навернулись слезы.
— Ты прав, сынок, как обычно, — сказал Де Паоло, когда врач прижал к его руке шприц пистолет. — Подай мне документ.
Тот был скреплен дощечкой для письма. Эфиоп взял с дощечки ручку и вложил ее в свободную руку Де Паоло. Старик расписался дрожащими слабыми каракулями, а затем откинулся головой на пеноподушку.
— Конечно, — прошептал он. И закрыл глаза. Все мониторы принялись выть скорбную похоронную песнь.
Врач оттолкнул эфиопа от постели и крикнул во встроенный в стене передатчик:
— Реанимационную бригаду! Быстро!
Зная, что все это бессмысленно, помощник вышел из спальни с отяготившим его руку подписанным документом на дощечке. В примыкающей к спальне маленькой библиотеке мимо него промчалась реанимационная бригада, катя с головоломной скоростью свою бесполезную машинерию.
Помощник вошел в гостиную, где раннее утреннее солнце освещало своими лучами Бовето и нескольких человек из внутреннего штата Директора.
— Вот, — произнес он, вручая Бовето подписанные полномочия.
Одна из женщин, на лице у нее отражались испытываемая Эфиопом мука, спросила:
— Он… он…
— Он умер, — безжалостно подтвердил эфиоп. И, повернувшись к пытавшемуся принять сочувственный вид Бовето, добавил:
— Совету придется избрать нового Директора… и одобрить для него новый штат сотрудников.
И, не говоря больше ни слова, он прошел через гостиную и вышел на балкон. Позади он слышал рыдания, и не только женские. Пятьюдесятью этажами ниже город начинал пробуждаться, начиная новый день. У него самого снова застлало глаза. Последний раз глубоко вздохнув чистый, сладкий, как вино, сицилийский воздух, помощник перекинул длинную ногу через балконные перила и дал себе упасть в вечность.
— Вот они опять полезли.
Франт чуть не рассмеялся. Голландский туннель начинал вонять, словно мусорная куча. Повсюду валялись кучи тел. По большей части беложопых. Всю долгую ночь эти фраера из Джерси пытались пробиться сквозь туннель и вернуться на Манхэттен. И все, чего они добились, это своего истребления.
Франт и его кучка черных удерживали манхэттенский конец туннеля, у входа. Они построили баррикаду из перевернутых автомобилей и грузовиков и разместили свои пулеметы и автоматические винтовки за баррикадой.
Беложопые лезли на них мелкими группами. По большей части — штатские. Немного национальных гвардейцев в зеленых мундирах м шлемах. Лезли они в автомобилях, а несколько раз пытались протаранить баррикаду грузовиками. И добились только одного — сделали баррикаду еще больше, тяжелее, непреодолимей.
Стоя между двух перевернутых автомобилей, Франт оглянулся через плечо на безмолвную, залитую лунным светом ночь на улицах Манхэттена. Он отправил группу ребят помоложе сыскать боеприпасов, чтобы у них все имелось на случай, если джерсийские беложопые попробуют сунуться опять. Ребята отсутствовали уже больше часа.
С тех пор все было тихо. До этой минуты.
— Вот они, опять полезли.
Франт расслышал громыхание, лязганье медленно приближающихся по туннелю грузовиков.
Он не заметил слабого свиста летящих очень высоко реактивных бомбардировщиков. В лунном свете их отработанные газы оставляли на безоблачном небе прекрасные тонкие линии.
— Ебаный в рот! Ты погляди-ка!
Беложопые надвигались на них в огромным оранжевых снегоуборщиках, бульдозерах, экскаваторах, шедших один за другим. Франт увидел двух передних, таких больших, что они едва могли проползти бок о бок по туннелю. А за ними ползли другие. Словно армейские танки. А их массивные, толстые стальные отвалы выпирали перед ними, словно прощупывающий кулак боксера. Первый залп из пулеметов и автоматов безвредно забарабанил по щитам.
Они, казалось, нацеливались прямо на Франта. Он с трудом сглотнул и заорал:
— Беречь патроны! Дуй на пешеходный путь и бей их с боку!
В туннеле зазвенело от стрельбы. Ноздри ему жег едкий запах кордита. Франт увидел, что на кабинах бульдозеров лежат солдаты и стреляют в свою очередь по ним. Пара ребят рванула на пешеходный путь, где скучающие портовые легаши бывало следили за проносящимися по туннелю машинами. Они замочили одного из солдат и бросили по ближайшему бульдозеру пару бутылок с зажигательной смесью.
Горящий керосин разлился по кабине бульдозера. Франт расслышал вопли водителя. Но даже охваченный пламенем, бульдозер продолжал двигаться.
Он врезался в баррикаду как раз тогда, когда шедший рядом с ним снегоуборщик вмазал по другому концу наваленных грузовиков и автомобилей. Вся баррикада начинала медленно ползти назад.
— Назад! — заорал Франт. — Бей по водителям! Бей по водителям!
Ребят давили, поймав в капкан между ревущей, скрипящей, медленно движущейся ордой машин. Франт пальнул из автоматической винтовки и стал пятиться назад, стреляя с бедра. Это казалось, не производило ни малейшего эффекта. Вся чудовищная стена автомобилей и грузовиков по-прежнему ползла на него.
Высоко в небе бомбардировщики сделали над городом один круг, а затем стали сбрасывать свои мертвенно-черные канистры. Металлические яйца падали до назначенной высоты, а затем взрывались пиротехническими вспышками и рассеивали миллионы крошечных золотистых прядей, сыпавшихся на весь Манхэттен. Опустошив свои бомболюки, бомбардировщики развернулись, сохраняя идеальное построение, и направились на базу.
Золотистые пряди рассыпались с ясного неба. Они застилали улицы и крыши, тенты и пустые автостоянки, разбитые машины, взорванные здания, лежащие по мостовой трупы. Почти целую минуту они лежали спокойно, сверкавшим при лунном свете золотистым порошком.
А затем каждая прядь начала выдавать запрограммированные реакции. Большинство из них просто с шипением выделяли вредные газы, вступавшие в реакцию с тканями человеческой носоглотки, вызывая резкую тошноту и головокружение. Другие пряди представляли собой микроминиатюрные электронные передатчики, испускавшие низкочастотные волны, интерферировавшие с электрическими импульсами человеческой нервной системы. Всякий находившийся в пределах пятидесяти метров от такой нервной «зуды», чаще всего падал в эпилептическом припадке. При испытании подопытные откусывали себе языки и ломали в конвульсиях кости. А некоторые задохнулись, другие получили неизлечимые повреждения мозга.
Франт и его шайка отступили перед неотвратимым нажимом бульдозеров и снегоуборщиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62