Разбудил меня какой-то непривычный шум. Я приподнялся и — не поверил своим глазам: к берегу подходил катер! Возбужденно переговариваясь, на берегу толпились все члены коммуны.
— Мимо проезжал, решил газеты подкинуть! — вы крикнул моторист, бросая Потапычу конец.
Катер пристал к причалу, и мы с волчьей жадностью набросились на газеты. Потапыч о чем-то говорил с мотористом, а мы возбужденно сообщали друг другу новости. И тут я обратил внимание на Машеньку: она держалась чуть-чуть в сторонке и была чуть-чуть не такая, как всегда. Сверкнула мысль: ведь пришел катер! Я посмотрел на своих друзей: они тоже были взволнованы и тоже искоса поглядывали на Машеньку. И мне вдруг захотелось, чтобы катер-искуситель скорее ушел, чтобы исчезла эта вдруг возникшая напряженность. И по глазам своих друзей я понял, что они думают о том же.
— Спасибо за газеты, Григорий, — поблагодарил моториста Потапыч. — Через две недели ждем, приезжай к обеду.
— Приеду, не беспокойтесь!
Взревел мотор.
— Отдай концы!
И здесь произошел случай, навсегда вошедший в летопись коммуны имени Робинзона Крузо.
— Стой! Подожди! — послышался крик.
Все оцепенели. Борис сжал кулаки и сделал шаг вперед, но в него с двух сторон вцепились Машенька и Зайчик.
— Давай быстрей! — выкрикнул моторист. — Кидай чемоданы!
— Пошли, товарищи, — сухо сказал Ладья, и мы, обходя Ракова стороной, молча зашагали наверх. Машенькины глаза подозрительно заблестели. На душе было противно и сыро. Стрекот мотора отдалялся.
— Ишь, жмет! — повернувшись к озеру, воскликнул Шурик. — Ой!
Мы оглянулись.
На причале, не сводя глаз с удаляющегося катера, сидел Раков. Рядом с ним стояли его чемоданы.
— Н-да! — радостно выдохнул профессор. Машенька вспыхнула. Борис, ни слова не говоря, помчался вниз.
— Илья Лукич! — окликнул он неподвижного Ракова. — Илья Лукич!
Раков не шелохнулся.
— Илья Лукич, — повторил Борис, дотрагиваясь до его плеча.
Раков медленно повернулся.
— Ну чего? — хмуро спросил он.
— Извините, Илья Лукич. Позвольте, я помогу вам отнести чемоданы.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
По настоянию Игоря Тарасовича мы отправились на обход острова. Мысль о том, что мы живем на неподнятой археологической целине, не давала ученому покоя. Недавние неудачи только разожгли его пыл. Ему мерещились валуны с надписями тысячелетней давности, курганы-могильники с бесценными для науки костями, дощечки, бусы и клады.
— Неподалеку от Новгорода, — мечтательно произнес он, — не так давно нашли прелюбопытную берестяную дощечку: некая Настасья писала Петру, что ее муж Василий уехал торговать кожами и приедет только через месяц. Это говорит…
— …о том, — продолжил Антон, — что за тысячу лет женщины нисколько не изменились. Стоило мужу уехать в служебную командировку за кожами, как Настасья тут же отпраздновала с Петром это событие.
— Ну, а чем же кончилась романтическая история? — поинтересовалась Машенька.
— Ответное письмо Петра, увы, не найдено, — уныло ответил Игорь Тарасович.
— Добром это дело кончиться не могло, — решил Антон. — Представляю, что дружок Василия, местный почтмейстер, послал к своему приятелю гонца-скорохода, и бедняга рогоносец, бросив кожи, досрочно вернулся из командировки. Он поднял скандал, и Петра за моральное разложение уволили из вечеуправления. В состоявшейся затем дуэли Петр мечом обрубил Василию рога. Кстати, они еще не нашлись?
— Антон, вы женоненавистник, — сказала Машенька. — Чем это мы, бедные, так провинились перед вами?
— Вы — ничем! — весело ответил Антон. — Да и к остальным я отношусь не так уж плохо. У меня даже иногда мелькает мысль, уж не обратить ли на кого-нибудь из них свое внимание.
— И что же вы делаете с этой мыслью? — полюбопытствовала Машенька. И, оглянувшись, тихо добавила: — Ну, скажем, если эта мысль… обо мне?
— О вас? — Антон усмехнулся. — А разве о вас можно думать как о женщине? Ведь вы врач, и при взгляде на вас у человека могут возникнуть только мысли об уколах, горчичниках или валерьянке. Так что, моя красавица, ничем не могу вас порадовать.
— Ага, значит, все-таки я красавица? — зацепилась Машенька. — Следовательно, если бы я перестала быть врачом, вы могли бы обо мне думать просто как о красавице, не так ли?
— Какая дьявольская логика! — восхитился Антон. — Нет уж, лучше оставайтесь врачом, в этом качестве вы будете безопаснее.
— Значит, я для вас все-таки опасна? — настаивала Машенька. — Ну, признайтесь, что вы меня боитесь!
— Тише, вас могут услышать! — с досадой прошептал Антон. — Да, боюсь, как боюсь мчащейся по шоссе машины, когда перебегаю улицу. Но ведь я могу и подождать, пока машина пройдет!
— О чем это вы беседуете? — спросил Прыг-скок. — О каких-то дорожных происшествиях?
Машенька, мгновенье назад дразнящая и действительно опасная, перевоплотилась в долю секунды. И Прыг-скоку отвечал уже ласковый и наивный голубоглазый ангел:
— Да, представьте себе, Антон считает, что я слишком слаба и нерешительна, чтобы сесть за руль машины. Он сказал, что ни за что не согласился бы стать моим пассажиром.
— В вашей слабости — ваша сила! — галантно произнес Прыг-скок. — Хотите, я буду вашим инструктором? Вы научитесь в две недели и станете если и не самым лучшим, то самым красивым водителем в Москве!
— Благодарю вас, — потупив глаза, ответила Машенька, — я подумаю.
Мы медленно шагали, любуясь капризным берегом, который то причудливой стрелой вонзался в озеро, то отступал, образуя поросшую камышом бухту; волнами, которые вдруг возникали от порыва ветра, шлепались на берег и в изнеможении падали обратно… Лев Иванович обратил наше внимание на сосну: огромная, она дерзко возвышалась над карликовыми елками, которые недовольно шуршали в тени — сплетничали, наверное.
— Я определяю возраст этой сосны в двести пятьдесят лет, — сказал Игорь Тарасович. — Возможно, мимо нее, тогда молоденькой и игривой, гвардейцы Петра Первого вели в солдаты связанных раскольников; эта сосна была в летах, когда отрубали голову Пугачеву; ей стукнула сотня лет в наполеоновское нашествие… Многое видела и слышала эта сосна!
— Думаю, что такую бездоказательную чушь она слышит впервые, — заметил Лев Иванович. — С тем же успехом коллега Ладья может дать сосне тысячу лет и заявить, что под ее сенью разгуливал пресловутый Рюрик.
Не дав врагам сцепиться, мы поспешно развели их в разные стороны.
Зайчик шел рядом с Игорем Тарасовичем и помогал ему составлять археологическую карту острова.
Ученый наносил на план каждый подозрительный холмик, изучал обрывистые берега и тщательно осматривал валуны, которые во множестве были разбросаны в этих местах. Но единственная надпись, которую пока удалось обнаружить, крупного научного значения не имела. На одном валуне было выцарапано корявыми буквами: «Здесь мы, Тимофей К. и Надя Н., решили навеки пожениться».
Зайчик в последние дни сильно привязался к Игорю Тарасовичу. Полные романтики поиска и открытий рассказы археолога произвели на Зайчика неизгладимое впечатление. Он упивался этими рассказами, жадно перечитывал книги, которые захватил с собой ученый, и сегодня утром объявил окаменевшему Борису, что после отпуска перейдет на работу к Игорю Тарасовичу, в институт, лаборантом. Напрасно Борис кричал, молил, угрожал, стыдил и льстил — Зайчик непоколебимо стоял на своем. Пусть коллектив растит ему смену, твердил Зайчик, а он с рингом кончает. Отныне на чужие челюсти он смотрит только как на объект науки. Лучше найти полуистлевшую челюсть неандертальца, чем разбить кулаки о чугунную скулу Васьки Маркина. Борис дипломатично прекратил разговоры на эту тему, подумав про себя, что времени впереди еще много, а душа Зайчика, в отличие от его мускулов, сделана не из железа.
На песчаном берегу озера было решено устроить первый привал. Антон раскрыл рюкзак и выдал каждому по паре яиц и по ломтю хлеба. Мы расположились у самой воды, лениво переговариваясь.
— Что ни говорите, а в нашем положении есть один большой и непоправимый изъян, — разглагольствовал Лев Иванович. — На этом клочке суши, со всех сторон окруженном водой, не хватает романтики. Мы — Робинзоны, так сказать, запланированные, лишенные сюрпризов и неожиданностей. Наш остров не подвергнется нападению пиратов, и мы точно знаем, что за нами в определенный день придет катер…
— А разве наши археологические открытия — это не сюрприз? — подсказал профессору Борис, которого измена Зайчика толкнула на союз со Львом Ивановичем.
— Безусловно! — обрадованно подхватил профессор, ехидно поклонившись своему врагу-археологу. — Коллега Ладья еще порадует нас своими сенсациями, если только раскрытие тайны шифрованной коровы не окончательно удовлетворило его честолюбие.
Профессор хихикнул и, отбросив в сторону очищенное яйцо, отправил в рот горсть скорлупы. Комментируя это событие, Ладья указал, что кашель, от которого сейчас надрывается глубокочтимый коллега, свидетельствует о том, что всякое злословие наказуемо; что же касается сюрпризов и сенсаций, то они просто валяются под ногами, следует только хорошенько порыться.
— Вот здесь! — величественно изрек Прыг-скок, топая ногой. — Открой свою тайну, земля!
В то же мгновение нас оглушил взрыв. На лице Ладьи изобразился суеверный ужас.
— А ну-ка, еще разок, — нерешительно попросил он.
— Открой свою тайну, земля, — испуганно повторил Прыг-скок, снова топая ногой.
Новый взрыв потряс наши барабанные перепонки.
Юрик и Шурик рухнули на колени и перекрестились. Профессор перестал кашлять и ошалело поводил глазами.
— Это за холмом, — определила Машенька. — Побежали!
В кроссе на один километр по пересеченной местности победили Юрик и Шурик. Вбежав на вершину, они тут же спрятались за кустарник и начали делать нам какие-то непонятные знаки. Один за другим мы присоединились к братьям и молча — по категорическому требованию Бориса — смотрели на открывшуюся нам картину.
Вода в озере, казалось, изменила цвет: она стала белой. Это плавали кверху брюшком сотни оглушенных рыб; десятки крохотных мальков серебрились на прибрежной траве. Четверо незнакомцев на двух моторных лодках подбирали рыбу сачками, а еще двое рослых парней стояли на берегу, ломая сучья для костра. В нескольких метрах от них, жалобно блея, лежал связанный козел Мармелад, а на почтительном расстоянии, чуть высунувшись из кустов, буквально надрывалась наша военизированная охрана Шницель.
— Возьмем их с налету! — возбужденно предложил Зайчик, поводя плечами.
Борис приложил палец к губам: один незнакомец поднялся, взял охотничье ружье и прицелился в Шницеля. Антон ахнул, вскочил, но мудрый пес мгновенно исчез в кустах.
— Вот и возьми их с налету, — проворчал Борис. — Ребята не промах…
— У них еще два ружья, — прошептала Машенька. — Нужно быть очень осторожными.
Лодки причалили к берегу, и браконьеры собрались вместе, подсчитывая улов.
— Видите, самых крупных подобрали, сволочи, — пробормотал Борис. — Сколько рыбы зря погубили!
— Может быть, нам лучше не вмешиваться? — нерешительно предположил Прыг-скок. — Эти хулиганы могут выстрелить из ружья.
Все посмотрели на Прыг-скока с молчаливым неодобрением.
— Ти-ше! — с досадой прошипел Борис. — Говорите поменьше и только шепотом. Коммуна переходит на осадное положение!
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Продолжение
Словно подчеркивая опасность ситуации, рослый детина в рыжей ковбойке схватил ружье и выстрелил в Шницеля, который вновь залаял из-за кустов. Шницель с визгом исчез, но, судя по здоровому оптимистическому лаю, был невредим. Антон не выдержал.
— Нельзя допустить, чтобы собака так глупо погибла, — решил он. Борис кивнул, и Антон, низко согнувшись в кустах, отправился в обход за своим воспитанником.
— Они сейчас в двадцати шагах от ружей, — нетерпеливо прошептал Зайчик. — Борька, давай помчимся, ей-богу, успеем схватить ружья. Ну, вот увидишь.
— Давайте! — подхватили Юрик и Шурик.
— Погодите. — Борис поморщился. — Холм идет вниз обнаженный, без растительности. Каждую секунду они могут обернуться, и тогда мы в лучшем случае отделаемся дракой.
— Что ж, — храбро сказал Ладья. — Зайчик научил меня кое-каким приемам!
Несмотря на трагизм положения, все прыснули.
Сзади послышался шорох, мы обернулись. В сопровождении весело скалящего зубы Шницеля к нам пробирались Антон и Потапыч.
— Они были в лагере, — громким шепотом сообщил Потапыч. — Сразу, как только вы ушли. Хотели с плиты жаркое взять, да Раков одному поварешкой заехал по лбу, схватил кастрюлю с кипятком и как заорет: «Всех ошпарю!» Из кухни как ветром сдуло!
Шницель залаял. Браконьеры обернулись и посмотрели на вершину холма, но, к счастью, ничего подозрительного не заметили. Раздосадованный Антон резко встряхнул пса, и Шницель, потрясенный таким обращением любимого хозяина, жалобно заскулил у его ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15