Правда, монеты у меня были только французские, но зато из благородных металлов.
– Ну, если серебром, тогда, ничего. Если серебром, тогда, конечно, и подумать можно, – сказал староста. – И жить можете сколько угодно. А ежели нечистого не боитесь, так хоть в охотничьем доме.
– Охотничий дом с нечистым! – неожиданно для присутствующих, обрадовался я. – И далеко он отсюда?!
Староста удивленно на меня посмотрел и пожал, плечами:
– Близко, с версту отсюда, только там жить нельзя, кикиморы болотные замучают. Кто туда попадет, назад не вернется.
– Ничего, у меня против нечисти специальная молитва есть! Как-нибудь справлюсь!
Ничего более приятного, я услышать просто не мог. В таких страшных для местных жителей домах вполне могли обитать не совсем обычные для этой эпохи люди. Возможно, как-то связанные с моей проблемой перемещения во времени…
– Я не хочу жить в доме с нечистой силой! – вмешалась в разговор Матильда. – Я боюсь привидений!
– Ладно, – легко согласился я, – боишься, оставайся здесь. Я тебе самый лучший шалаш построю!
– Я не хочу жить в шалаше, – подумав, сообщила она.
– Тогда сама предлагай, что хочешь, можно в деревне, только если там тебя поймают французы …
– А почему я одна, а как же ты?
– Я нечистой силы и прочих глупостей не боюсь, зачем же мне мучиться в антисанитарных условиях?
Конца фразы Матильда, само собой, не поняла, но смысл уловила верно. Подумала, и легкомысленно, махнула рукой.
– Ладно, где наша не пропадала, познакомимся с кикиморами. Баня там хотя бы есть? – спросила она у старосты.
Тот не ответил и испуганно перекрестился.
– Свят, свят, свят, откуда же мне то ведать, я с нечистыми не знаюсь!
Мне показалось, что он уже пожалел, что предложил нам такое сомнительное жилище.
– Нас хотя бы туда проводят? – спросил я.
– И не проси, барин, кто же захочет в такое место идти. Если только Филатка, если с ним сторгуешься. Больше некому. Да и то навряд, не станет он душой рисковать.
Мы оба посмотрели на стоящего невдалеке провожатого. Он понял, что разговор идет о нем, и подошел ближе.
– Филат, – обратился я к нему, – отведешь нас в охотничий дом, где нечистая сила обитает?
Мужик сначала даже не понял о чем идет разговор, но когда староста объяснил, что мы от него хотим, замахал руками.
– И ни, Боже мой! Я что себе враг! У меня баба и малые ребята, если кикимора в болото утащит, кто их кормить-поить будет!
– Я хорошо заплачу, – пообещал я.
– Слышал я, барин, уже твои посулы, только пока ломанной полушки от тебе не видел, – сердито сказал он. – Наперед за прежнее разочтись, тогда и разговор разговаривать будем!
Я без слова вынул кошель с французскими монетами и дал ему пять франков. Это произвело впечатление не только на Филата, но и на старосту. Мне кажется, что он уже пожалел, что упустил такого выгодного клиента.
– Неужто золотой отвалишь? – дрогнувшим голосом спросил мужик.
– Золотой будет слишком жирно, а серебряным награжу, – ответил я. – Тебе и дело-то указать, где тот охотничий дом.
– Коли так, то я сам покажу, – по правилам свободной конкуренции, вмешался в торг староста.
– Ты, Иван Михеич, совесть поимей, чего не в свои дела встреваешь! – разом потеряв уважение к начальству, сердито оборвал старосту Филат. – Мы с барином уже почитай свои люди, а ты встреваешь! Не гоже тебе так поступать!
– Ладно, – попытался я погасить спор, – готовь нам с собой еду и у тебя будет серебро, – сказал я Ивану Михеевичу.
Тот смерил мужика многозначительным взглядом и, ворча себе под нос, пошел за провиантом. Филат же, окрыленный одержанной победой, попытался нам рассказать какой он значительный человек.
– Филат Фадеич, – это тебе не просто так! Меня голыми руками не возьмешь, – заговорил он, вполне довольный собой.
– Не бойся, – тихо сказал я Матильде, – никакой нечистой силы не существует, все это бабушкины сказки. Если там и есть что-нибудь необычное, то вполне земного происхождения.
– Ишь, умный какой нашелся, думает все ему можно! Раз староста, так все ему дозволено, – бубнил проводник, однако лишь показался Иван Михеич, замолчал, кажется, сам испугавшись собственной смелости.
– Берите, гости дорогие, – сказал тот, ставя перед нами две ивовые корзины, наполненные берестяными туесами, – чем богаты, тем и рады. Дал бы больше, только сами в большой нужде.
– Что здесь? – спросил я.
– Пшено, маслице, медок, сметана, творог, – перечислил он, указывая на «упаковки».
Честно говоря, я даже не ожидал такого изобилия продуктов. Вот что значит не халявные, а товарно-денежные отношения! Я рассчитался, как было оговорено, и довольный староста по любому вопросу попросил обращаться только к нему.
– Ну что, пойдем? – спросил я проводника.
– Пойти оно конечно можно, почему не пойти, – ответил он, глядя на Ивана Михеевича горящим завистью взглядом. – Только боязно мне что-то. Как бы чего с нечистой силой не вышло! Ты бы, барин, набавил малость, а то неправильно получается. Как же так, одним все, а другим кукиш!
– Может быть, ты еще хочешь получить свободу, равенство и братство? – ехидно поинтересовался я.
– Так кто ж не хочет? – неожиданно для меня, ответил он.
– Чего не хочет? – переспросил я, поражаясь тому, что не успел в Россию прийти Наполеон, как идеи французской революции стали уже так популярны у нашего народа.
– Так ясно чего, богатства! Набавить нужно, барин, а то смотри, скупой платит дважды! – припугнул Филат.
– Точно, – согласился я, – только ты другую поговорку забыл: жадность фраера сгубила!
– Так я сам вас и отведу, – вполне адекватно понял суть нашего разговора староста. – Почему хорошим людям не поспособствовать! Оно, конечно, там нечисто, люди зря говорить не стану, да где наша не пропадала!
– Это как так ты все, Иван Михеич, о себе понимаешь? – возмутился Филат. – Не у тебя был договор с барином, а у меня!
– Был да сплыл, – ответил я ему вместо старосты. – Все, друг ситный, твой поезд ушел!
– Как это ушел?! А справедливость? – возмутился Филат, демонстрируя замечательную сущность русского человека, проникать прямо в сущность предмета, минуя непонятные слова. – Ты сперва разочтись за посул, а потом иди куда хочешь, договор дороже денег!
Глава 11
Справедливость оказалась попрана, кривда победила правду, и бедолаге Филату осталось только сетовать на человеческую подлость и копить в себе социальную ненависть. Мы же, не теряя времени, отправились разыскивать таинственный охотничий домик.
– Слышно, барин, хранцуз хорошо поживился в Москве? – поинтересовался Иван Михеевич, когда мы, забредя в непроходимые заросли, вынуждены были остановиться и спешиться.
От кого он это услышал в глухом лесу, староста не объяснил. Я не стал вдаваться в подробности и подтвердил справедливость слухов, рассеянным кивком. В тот момент думал, как мы сумеем пробраться через заросли с лошадями. Ничего даже отдаленно напоминающее тропу тут не было, а лес даже без листвы, казался темным и мрачным.
– Далеко еще? – спросила Матильда, которой уже надоело бесцельное блуждание по чащобе. – Ты же говорил, что идти не больше версты, а мы уже третий час идем и никакого просвета!
– Место-то нечистое, вот оно и выходит. Знать нам нечистый так глаза отводит, и по кругу водит, – объяснил староста. – Я наши леса как свои пять пальцев знаю. Как-нибудь приведу!
– Дальше куда? – спросил я, чтобы прервать бессмысленный спор.
– Думаю, теперь нужно идти на полдень. Да вы, барины, не опасайтесь, Иван Михеев еще никого не подводил! Сказал, приведу, значит приведу. Раньше дорога здесь была, а как тут больше никто со страха не ходит, все и заросло молодью.
Мы повернули на юг, и пошли в обход зарослей. Как и все последние дни моросил дождь. Земля в лесу успела промокнуть, но пока ноги не вяли, и идти было не трудно. Однако Матильде не нравилось само предприятие, и она периодически начинала на меня ворчать.
– Неужели ты боишься нечистой силы? – спросил я, после ее очередного едкого замечания по поводу мужской безответственности. – Ты ведь христианка и не должна верить в языческую нечисть!
– Я сама знаю, во что мне верить, – сердито ответила она. – Долго мы здесь еще будем бродить?!
– Скоро придем, – успокоил я, – здесь самое подходящее место для дома с привидениями.
В этот момент наш проводник остановился и начал внимательно осматривать окрестности. Потом подошел к нам и, указывая рукой в заросли орешника, доложил:
– Кажись, дошли.
Я посмотрел в нужном направлении, но ничего интересного не увидел. Лес как лес.
– Ну и где тут же охотничий дом? – спросила Матильда.
– Смотри, вон стоит дуб, – ответил староста. – За ним и начинается плохое место.
– Ну, так что мы тогда стоим, пошли туда, – сказал я.
– Мне это никак невозможно, – покачал головой Иван Михеевич, – у меня жена, дети малые, вы теперь сами и без меня найдете. Рассчитай меня, барин, и отпусти от греха подальше.
Мне его предложение совсем не понравилось. Он получает деньги и исчезает, оставив нас в глухом лесу. Поэтому я предложил свой вариант:
– С расчетом тебе, Иван Михеевич, придется подождать. Вы с молодым барином останетесь здесь, а я схожу, посмотрю, где этот дом. Если все в порядке, тогда и разочтемся.
Староста согласно кивнул и с опаской осмотрелся по сторонам:
– Только ты, барин, не долго ходи, а то мне расчета тут ждать нету.
Я передал поводья Матильде и пошел напрямик к дубу. Пробравшись сквозь густой орешник, я и оказался на чистой от кустарника поляне. Место здесь было красивое. Сразу за дубом начинался пологий склон, образующий небольшую лощину, укрытую от ветров. В ее глубине действительно виднелось строение теремного типа, окруженное невысоким частоколом.
Чтобы не испытывать терпение Матильды, я сразу же пошел назад, только теперь в обход кустарника, через который было не провести лошадей. Оказалось, что сюда можно пройти и чистым лесом. Мои спутники ждали на прежнем месте и очень обрадовались, увидев меня живым.
– Где ты столько времени ходишь! – набросилась на меня Матильда. – Мы уже думали, что с тобой что-то случилось!
– Дом внизу, – сказал я, рассчитываясь со старостой. – Дыма нет, людей тоже не видно.
– Зря ты, барин, в такое место идешь, – сказал на прощанье Иван Михеевич, пряча за пазуху монету, – люди даром говорить не будут, плохое это место!
– Ничего, как-нибудь с молитвой прорвемся, – пообещал я. – Спасибо тебе за помощь.
Староста поклонился и быстро, не оглядываясь, ушел. Мы остались вдвоем.
– Ты, правда, не боишься туда идти? – спросила Матильда.
– Не боюсь, – ответил я, забирая у нее повод. – Для людей нет ничего страшнее человека, а с нечистой силой, если она там есть, мы постараемся поладить.
Миновав рощицу, мы вышли на склон лощины. Теперь, когда спешить было некуда, я подробнее рассмотрел «охотничий домик». Был он сравнительно невелик, метров двенадцать на двенадцать в два этажа с парой островерхих башенок, делающих его похожим на сказочный терем. Довольно красивый образчик русского деревянного зодчества. Днем, при свете ничего таинственного в нем не было. Дом как дом.
Мы спустились вниз по пружинящему под ногами дерну и подошли к воротам. Они оказались запертыми снаружи, но не на замок, а чекой, вставленной в воротный пробой, Это могло говорить о том, что в доме никого нет, и хозяева не опасаются незваных гостей, если не запирают ворота более надежно.
Я отворил ворота, и мы ввели лошадей внутрь. Судя по заросшему травой двору, здесь давно никого не было. Пожелтелый бурьян еще не полег, напоминая о недавнем лете. Мы подошли к дому. Первый его этаж был довольно высок, с узкими стрельчатыми окнами, второй, похоже, спальный, с небольшими окошками, напоминавшими бойницы. Высокое крыльцо опиралось на резные столбы. Судя по цвету дерева, дом был не старый, срублен не более десяти лет назад, что никак не вязалось с его дурной славой. Приведения больше любят селиться в старинных строениях. Однако входить в него без оглядки, я не рискнул и попросил Матильду:
– Я пойду, посмотрю, что там внутри, а ты оставайся здесь, если что, будь наготове.
Матильда согласно кивнула и я начал медленно подниматься по скрипучим ступеням. Крыльцо было обычное, разве что слегка украшенное навесом с резными досками. Так, ничего особенного, обычная топорная плотничья резьба, способная произвести впечатление только на невзыскательного ценителя примитивного народного творчества.
– Дом заперт? – спросил француженка, зорко оглядываясь по сторонам.
– Тоже только на чеку, – ответил я, распахивая входные двери.
Изнутри пахнуло сыростью и, почему-то, пылью. Обнажив на всякий случай саблю, я осторожно вошел в сени. Там было пусто, не оказалось даже обычной в избах лавки, бочки для воды и ведер. Оставив входную дверь открытой, я подошел к внутренней двери и осторожно в нее заглянул. За ней оказалась большая комната, занимающая, скорее всего, весь первый этаж дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Ну, если серебром, тогда, ничего. Если серебром, тогда, конечно, и подумать можно, – сказал староста. – И жить можете сколько угодно. А ежели нечистого не боитесь, так хоть в охотничьем доме.
– Охотничий дом с нечистым! – неожиданно для присутствующих, обрадовался я. – И далеко он отсюда?!
Староста удивленно на меня посмотрел и пожал, плечами:
– Близко, с версту отсюда, только там жить нельзя, кикиморы болотные замучают. Кто туда попадет, назад не вернется.
– Ничего, у меня против нечисти специальная молитва есть! Как-нибудь справлюсь!
Ничего более приятного, я услышать просто не мог. В таких страшных для местных жителей домах вполне могли обитать не совсем обычные для этой эпохи люди. Возможно, как-то связанные с моей проблемой перемещения во времени…
– Я не хочу жить в доме с нечистой силой! – вмешалась в разговор Матильда. – Я боюсь привидений!
– Ладно, – легко согласился я, – боишься, оставайся здесь. Я тебе самый лучший шалаш построю!
– Я не хочу жить в шалаше, – подумав, сообщила она.
– Тогда сама предлагай, что хочешь, можно в деревне, только если там тебя поймают французы …
– А почему я одна, а как же ты?
– Я нечистой силы и прочих глупостей не боюсь, зачем же мне мучиться в антисанитарных условиях?
Конца фразы Матильда, само собой, не поняла, но смысл уловила верно. Подумала, и легкомысленно, махнула рукой.
– Ладно, где наша не пропадала, познакомимся с кикиморами. Баня там хотя бы есть? – спросила она у старосты.
Тот не ответил и испуганно перекрестился.
– Свят, свят, свят, откуда же мне то ведать, я с нечистыми не знаюсь!
Мне показалось, что он уже пожалел, что предложил нам такое сомнительное жилище.
– Нас хотя бы туда проводят? – спросил я.
– И не проси, барин, кто же захочет в такое место идти. Если только Филатка, если с ним сторгуешься. Больше некому. Да и то навряд, не станет он душой рисковать.
Мы оба посмотрели на стоящего невдалеке провожатого. Он понял, что разговор идет о нем, и подошел ближе.
– Филат, – обратился я к нему, – отведешь нас в охотничий дом, где нечистая сила обитает?
Мужик сначала даже не понял о чем идет разговор, но когда староста объяснил, что мы от него хотим, замахал руками.
– И ни, Боже мой! Я что себе враг! У меня баба и малые ребята, если кикимора в болото утащит, кто их кормить-поить будет!
– Я хорошо заплачу, – пообещал я.
– Слышал я, барин, уже твои посулы, только пока ломанной полушки от тебе не видел, – сердито сказал он. – Наперед за прежнее разочтись, тогда и разговор разговаривать будем!
Я без слова вынул кошель с французскими монетами и дал ему пять франков. Это произвело впечатление не только на Филата, но и на старосту. Мне кажется, что он уже пожалел, что упустил такого выгодного клиента.
– Неужто золотой отвалишь? – дрогнувшим голосом спросил мужик.
– Золотой будет слишком жирно, а серебряным награжу, – ответил я. – Тебе и дело-то указать, где тот охотничий дом.
– Коли так, то я сам покажу, – по правилам свободной конкуренции, вмешался в торг староста.
– Ты, Иван Михеич, совесть поимей, чего не в свои дела встреваешь! – разом потеряв уважение к начальству, сердито оборвал старосту Филат. – Мы с барином уже почитай свои люди, а ты встреваешь! Не гоже тебе так поступать!
– Ладно, – попытался я погасить спор, – готовь нам с собой еду и у тебя будет серебро, – сказал я Ивану Михеевичу.
Тот смерил мужика многозначительным взглядом и, ворча себе под нос, пошел за провиантом. Филат же, окрыленный одержанной победой, попытался нам рассказать какой он значительный человек.
– Филат Фадеич, – это тебе не просто так! Меня голыми руками не возьмешь, – заговорил он, вполне довольный собой.
– Не бойся, – тихо сказал я Матильде, – никакой нечистой силы не существует, все это бабушкины сказки. Если там и есть что-нибудь необычное, то вполне земного происхождения.
– Ишь, умный какой нашелся, думает все ему можно! Раз староста, так все ему дозволено, – бубнил проводник, однако лишь показался Иван Михеич, замолчал, кажется, сам испугавшись собственной смелости.
– Берите, гости дорогие, – сказал тот, ставя перед нами две ивовые корзины, наполненные берестяными туесами, – чем богаты, тем и рады. Дал бы больше, только сами в большой нужде.
– Что здесь? – спросил я.
– Пшено, маслице, медок, сметана, творог, – перечислил он, указывая на «упаковки».
Честно говоря, я даже не ожидал такого изобилия продуктов. Вот что значит не халявные, а товарно-денежные отношения! Я рассчитался, как было оговорено, и довольный староста по любому вопросу попросил обращаться только к нему.
– Ну что, пойдем? – спросил я проводника.
– Пойти оно конечно можно, почему не пойти, – ответил он, глядя на Ивана Михеевича горящим завистью взглядом. – Только боязно мне что-то. Как бы чего с нечистой силой не вышло! Ты бы, барин, набавил малость, а то неправильно получается. Как же так, одним все, а другим кукиш!
– Может быть, ты еще хочешь получить свободу, равенство и братство? – ехидно поинтересовался я.
– Так кто ж не хочет? – неожиданно для меня, ответил он.
– Чего не хочет? – переспросил я, поражаясь тому, что не успел в Россию прийти Наполеон, как идеи французской революции стали уже так популярны у нашего народа.
– Так ясно чего, богатства! Набавить нужно, барин, а то смотри, скупой платит дважды! – припугнул Филат.
– Точно, – согласился я, – только ты другую поговорку забыл: жадность фраера сгубила!
– Так я сам вас и отведу, – вполне адекватно понял суть нашего разговора староста. – Почему хорошим людям не поспособствовать! Оно, конечно, там нечисто, люди зря говорить не стану, да где наша не пропадала!
– Это как так ты все, Иван Михеич, о себе понимаешь? – возмутился Филат. – Не у тебя был договор с барином, а у меня!
– Был да сплыл, – ответил я ему вместо старосты. – Все, друг ситный, твой поезд ушел!
– Как это ушел?! А справедливость? – возмутился Филат, демонстрируя замечательную сущность русского человека, проникать прямо в сущность предмета, минуя непонятные слова. – Ты сперва разочтись за посул, а потом иди куда хочешь, договор дороже денег!
Глава 11
Справедливость оказалась попрана, кривда победила правду, и бедолаге Филату осталось только сетовать на человеческую подлость и копить в себе социальную ненависть. Мы же, не теряя времени, отправились разыскивать таинственный охотничий домик.
– Слышно, барин, хранцуз хорошо поживился в Москве? – поинтересовался Иван Михеевич, когда мы, забредя в непроходимые заросли, вынуждены были остановиться и спешиться.
От кого он это услышал в глухом лесу, староста не объяснил. Я не стал вдаваться в подробности и подтвердил справедливость слухов, рассеянным кивком. В тот момент думал, как мы сумеем пробраться через заросли с лошадями. Ничего даже отдаленно напоминающее тропу тут не было, а лес даже без листвы, казался темным и мрачным.
– Далеко еще? – спросила Матильда, которой уже надоело бесцельное блуждание по чащобе. – Ты же говорил, что идти не больше версты, а мы уже третий час идем и никакого просвета!
– Место-то нечистое, вот оно и выходит. Знать нам нечистый так глаза отводит, и по кругу водит, – объяснил староста. – Я наши леса как свои пять пальцев знаю. Как-нибудь приведу!
– Дальше куда? – спросил я, чтобы прервать бессмысленный спор.
– Думаю, теперь нужно идти на полдень. Да вы, барины, не опасайтесь, Иван Михеев еще никого не подводил! Сказал, приведу, значит приведу. Раньше дорога здесь была, а как тут больше никто со страха не ходит, все и заросло молодью.
Мы повернули на юг, и пошли в обход зарослей. Как и все последние дни моросил дождь. Земля в лесу успела промокнуть, но пока ноги не вяли, и идти было не трудно. Однако Матильде не нравилось само предприятие, и она периодически начинала на меня ворчать.
– Неужели ты боишься нечистой силы? – спросил я, после ее очередного едкого замечания по поводу мужской безответственности. – Ты ведь христианка и не должна верить в языческую нечисть!
– Я сама знаю, во что мне верить, – сердито ответила она. – Долго мы здесь еще будем бродить?!
– Скоро придем, – успокоил я, – здесь самое подходящее место для дома с привидениями.
В этот момент наш проводник остановился и начал внимательно осматривать окрестности. Потом подошел к нам и, указывая рукой в заросли орешника, доложил:
– Кажись, дошли.
Я посмотрел в нужном направлении, но ничего интересного не увидел. Лес как лес.
– Ну и где тут же охотничий дом? – спросила Матильда.
– Смотри, вон стоит дуб, – ответил староста. – За ним и начинается плохое место.
– Ну, так что мы тогда стоим, пошли туда, – сказал я.
– Мне это никак невозможно, – покачал головой Иван Михеевич, – у меня жена, дети малые, вы теперь сами и без меня найдете. Рассчитай меня, барин, и отпусти от греха подальше.
Мне его предложение совсем не понравилось. Он получает деньги и исчезает, оставив нас в глухом лесу. Поэтому я предложил свой вариант:
– С расчетом тебе, Иван Михеевич, придется подождать. Вы с молодым барином останетесь здесь, а я схожу, посмотрю, где этот дом. Если все в порядке, тогда и разочтемся.
Староста согласно кивнул и с опаской осмотрелся по сторонам:
– Только ты, барин, не долго ходи, а то мне расчета тут ждать нету.
Я передал поводья Матильде и пошел напрямик к дубу. Пробравшись сквозь густой орешник, я и оказался на чистой от кустарника поляне. Место здесь было красивое. Сразу за дубом начинался пологий склон, образующий небольшую лощину, укрытую от ветров. В ее глубине действительно виднелось строение теремного типа, окруженное невысоким частоколом.
Чтобы не испытывать терпение Матильды, я сразу же пошел назад, только теперь в обход кустарника, через который было не провести лошадей. Оказалось, что сюда можно пройти и чистым лесом. Мои спутники ждали на прежнем месте и очень обрадовались, увидев меня живым.
– Где ты столько времени ходишь! – набросилась на меня Матильда. – Мы уже думали, что с тобой что-то случилось!
– Дом внизу, – сказал я, рассчитываясь со старостой. – Дыма нет, людей тоже не видно.
– Зря ты, барин, в такое место идешь, – сказал на прощанье Иван Михеевич, пряча за пазуху монету, – люди даром говорить не будут, плохое это место!
– Ничего, как-нибудь с молитвой прорвемся, – пообещал я. – Спасибо тебе за помощь.
Староста поклонился и быстро, не оглядываясь, ушел. Мы остались вдвоем.
– Ты, правда, не боишься туда идти? – спросила Матильда.
– Не боюсь, – ответил я, забирая у нее повод. – Для людей нет ничего страшнее человека, а с нечистой силой, если она там есть, мы постараемся поладить.
Миновав рощицу, мы вышли на склон лощины. Теперь, когда спешить было некуда, я подробнее рассмотрел «охотничий домик». Был он сравнительно невелик, метров двенадцать на двенадцать в два этажа с парой островерхих башенок, делающих его похожим на сказочный терем. Довольно красивый образчик русского деревянного зодчества. Днем, при свете ничего таинственного в нем не было. Дом как дом.
Мы спустились вниз по пружинящему под ногами дерну и подошли к воротам. Они оказались запертыми снаружи, но не на замок, а чекой, вставленной в воротный пробой, Это могло говорить о том, что в доме никого нет, и хозяева не опасаются незваных гостей, если не запирают ворота более надежно.
Я отворил ворота, и мы ввели лошадей внутрь. Судя по заросшему травой двору, здесь давно никого не было. Пожелтелый бурьян еще не полег, напоминая о недавнем лете. Мы подошли к дому. Первый его этаж был довольно высок, с узкими стрельчатыми окнами, второй, похоже, спальный, с небольшими окошками, напоминавшими бойницы. Высокое крыльцо опиралось на резные столбы. Судя по цвету дерева, дом был не старый, срублен не более десяти лет назад, что никак не вязалось с его дурной славой. Приведения больше любят селиться в старинных строениях. Однако входить в него без оглядки, я не рискнул и попросил Матильду:
– Я пойду, посмотрю, что там внутри, а ты оставайся здесь, если что, будь наготове.
Матильда согласно кивнула и я начал медленно подниматься по скрипучим ступеням. Крыльцо было обычное, разве что слегка украшенное навесом с резными досками. Так, ничего особенного, обычная топорная плотничья резьба, способная произвести впечатление только на невзыскательного ценителя примитивного народного творчества.
– Дом заперт? – спросил француженка, зорко оглядываясь по сторонам.
– Тоже только на чеку, – ответил я, распахивая входные двери.
Изнутри пахнуло сыростью и, почему-то, пылью. Обнажив на всякий случай саблю, я осторожно вошел в сени. Там было пусто, не оказалось даже обычной в избах лавки, бочки для воды и ведер. Оставив входную дверь открытой, я подошел к внутренней двери и осторожно в нее заглянул. За ней оказалась большая комната, занимающая, скорее всего, весь первый этаж дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41