Недавно провалившись на экзаменах на полицейских курсах скоростного вождения, что дало б ему право участвовать в погонях, Гленн готовился к пересдаче. И хотя голова его была полна мудрых слов, услышанных от инструктора, Грейс сомневался, что они проникли в его мозги. Когда стрелка спидометра дошла до отметки сто миль в час поблизости от поворота к гольф-клубу Северного Брайтона, он сокрушенно подумал: «Что я наделал, снова сев в машину с маньяком? Измотанным, терзаемым похмельем и глубокой депрессией сумасшедшим, лишившимся семейной жизни и склонным к самоубийству?..»
О ветровое стекло кровавыми снежинками расплющивались мошки. Встречные автомобили, каждый из которых, по твердому убеждению Грейса, должен был их смести, превратив в огненном взрыве в груду искореженного железа и человеческой плоти, каким-то чудом проносились мимо. Живая изгородь по обеим сторонам дороги раскручивалась непрерывной лентой со скоростью света. Смутно, самым краешком глаза Грейс различал людей, махавших клюшками для гольфа.
Наконец, вопреки законам физики, которые он знал и понимал, «форд-мондео» все-таки прибыл на стоянку в Северном Брайтоне целым и невредимым.
Среди машин по-прежнему стоял темно-красный «бентли» Брайана Бишопа.
Грейс выбрался из полицейского автомобиля, вонявшего горелым маслом и гудевшего, как плохо настроенное пианино, и позвонил по мобильнику инспектору Уильяму Уорнеру в аэропорт Гатуик.
Билл Уорнер ответил после второго гудка и сообщил, что на ночь уходит домой, но немедленно предупредит все службы, чтобы искали в аэропорту Брайана Бишопа.
Потом Грейс позвонил в полицейский участок Истборна, патрулировавший Бичи-Хэд, подозревая, что Брайан Бишоп может решиться на самоубийство. И наконец, звякнул Клио Мори, извинившись за пропущенное вечернее свидание, которого ждал всю неделю. Она все поняла и пригласила выпить попозже, когда он освободится, если только не слишком устанет.
После этого суперинтендент поручил одному из своих помощников в офисе обзвонить членов следственной бригады, передать, что в связи с исчезновением Бишопа просит их снова собраться на инструктаж в 23.00. Затем набрал CG99, связался с дежурным инспектором и, посвятив его в текущие события, попросил добавочных ресурсов, чтобы взять под неусыпное наблюдение место преступления на Дайк-роуд-авеню, на случай если Бишоп попытается туда проникнуть.
Возвращаясь к «мондео», Грейс планировал следующим дедом обзвонить всех, с кем Брайан Бишоп играл в гольф нынче утром, выяснить, не связывался ли с ним кто-нибудь. Но в тот самый момент у него зазвонил телефон.
Звонила контролерша одного из местных агентств такси. Она сообщила, что их водитель посадил в свою машину Брайана Бишопа на улице рядом с «Отелем дю Вен» полтора часа назад.
34
Крис Тэррант подпер кулаком подбородок. В аудитории воцарилось молчание. Резкий свет телестудии играл в больших, не по моде, очках сидевшего в кресле интеллектуала. Ставки росли быстро. Он собирался потратить выигранные деньги – если удастся их выиграть – на покупку бунгало для больной жены, и на его высоком лбу выскакивали капельки пота.
Крис Тэррант повторил вопрос.
«Джон, у вас шестьдесят четыре тысячи фунтов. – Он сделал паузу, поднял чек в воздухе на всеобщее обозрение, потом вновь положил. – За сто двадцать пять тысяч фунтов скажите, где находится курорт Монастырь: а) в Тунисе; б) в Кении; в) в Египте; г) в Марокко?»
Камера поймала жену претендента, сидевшую в инвалидной коляске среди публики с таким видом, словно кто-то вот-вот стукнет ее по голове крикетной битой.
«Ну, – пробормотал мужчина. – По-моему, не в Кении».
Глядя с кровати в телевизор, Софи хлебнула «Совиньона».
– И не в Марокко, – вслух проговорила она. Ее познания в географии невелики, но однажды она ездила отдыхать в Марракеш на неделю и позаботилась перед отъездом побольше узнать о стране. Там не звонят монастырские колокола.
Окно в комнате было открыто настежь. Вечерний воздух оставался по-прежнему теплым и липким, но, по крайней мере, веял устойчивый бриз. Она устроила сквозняк, открыв дверь спальни, окна в гостиной и на кухне. Слабый раздражающий грохот танцевальной музыки – бум-бум-бум – сотрясал тишину ночи. Может быть, это у соседей внизу или где-то еще.
«-У вас еще есть две подсказки, – напомнил Крис Тэррант.
– Пожалуй, позвоню другу».
Показалось, или в дверях спальни только что мелькнула тень? Софи выждала секунду, одним ухом прислушиваясь к телевизору, глядя на дверь, чувствуя пробежавшие по спине тревожные мурашки. Друга, которому решил позвонить претендент, звали Рон. Раздался телефонный звонок.
Ничего. Померещилось. Она поставила стакан, взяла вилку, подцепила креветку, кусочек авокадо, отправила в рот.
«– Привет, Рон! Это Крис Тэррант.
– Привет, Крис! Как дела?»
Глотая, Софи снова увидела тень. На этот раз настоящую, не воображаемую. Фигура двинулась к двери. Слышался какой-то целлофановый шорох одежды. По улице протарахтел мотоцикл.
– Кто там? – сдавленно пискнула она сорвавшимся от страха голосом.
Молчание.
« – Рон, у меня здесь ваш друг Джон. Он уже выиграл шестьдесят четыре тысячи фунтов и хочет получить сто двадцать пять. Как у вас с географией?
– М-м-м… более или менее…
– Хорошо, Рон, у вас тридцать секунд, время пошло. За сто двадцать пять тысяч фунтов скажите, где находится курорт Монастырь: а)…»
У Софи скрутило желудок. Она схватила пульт, выключила звук. Взгляд метнулся к двери, к сумке с мобильником, недосягаемой на туалетном столике.
Тень шевелилась, колыхалась. Кто-то стоит, стараясь не двигаться, и не может сдержаться.
Она схватила поднос – единственное орудие, кроме маленькой вилки.
– Кто там? Кто это?
Тень шагнула в комнату, и страх мгновенно испарился.
– Ты? – охнула она. – Господи боже мой, как ты меня напугал!
– Не знал, будешь ли ты мне рада.
– Конечно рада! Действительно рада… Страшно хотела поговорить с тобой, увидеть… Как ты? Я… не думала…
– А я тебе подарок принес.
35
Во времена его детства Брайтон и Хоув были двумя отдельными городами, убогими каждый на свой собственный лад. Потом слились по виртуальной, неопределенной и нелогичной границе, словно протоптанной пьяным козлом. Или, скорее, по мнению Грейса, проложенной комитетом трезвых городских планировщиков, у которых, вместе взятых, соображения гораздо меньше, чем у любого козла.
Теперь оба города навсегда поглотили друг друга, превратившись в сити Брайтон и Хоув. Окончательно исковеркав за последние пятьдесят лет дорожную систему Брайтона и лишив побережье легендарного изящества эпохи Регентства, слабоумные градостроители взялись теперь за Хоув. Каждый раз, проезжая вдоль побережья мимо безобразного здания отеля «Тисл», «Одеона» с омерзительной крышей из позолоченной жести, Брайтонского Центра, обладающего всеми архитектурными достоинствами тюрьмы строгого режима, Грейс с трудом подавлял желание завернуть в муниципалитет, чтобы прихватить там парочку планировщиков и выпотрошить их начисто.
Назвать его противником современной архитектуры было бы неправильно. Ему нравятся многие сооружения, в том числе так называемый «Корнишон» в Лондоне. Но он с негодованием видит, как посредственность, окопавшаяся в стенах градостроительного департамента, упорно уничтожает родной, любимый город.
Для заезжего наблюдателя Брайтон соединяется с Хоувом лишь в одном пограничном месте, реально отмеченном довольно красивой, установленной на променаде статуей крылатого ангела с шаром в одной руке и оливковой ветвью в другой – статуей Мира.
С пассажирского места «форда-мондео» Грейс смотрел в окно на ангела, вырисовывавшегося на неуклонно темневшем небе. На другой стороне дороги машины по двум полосам текли в Брайтон. Сквозь опущенные стекла и поднятую крышу их было отлично слышно. Выхлопы, радиоприемники, тарахтевшие мотоциклы с колясками. Вечер пятницы в центре Брайтона – истинный ад. В предстоящие часы в городе закипит жизнь, и полиция, как в любую ночь с пятницы на субботу, бросит все силы на улицы, особенно на Уэст-стрит – ответ Брайтона Лас-Вегасу, – стараясь не допустить ее превращения в военную зону, подогреваемую наркотиками.
Вспоминая то время, когда сам был патрульным, Грейс ничуть не завидовал нынешним уличным бригадам.
Загорелся зеленый, Брэнсон тронул машину, медленно двигаясь в трафике. Слева пошла самая любимая часть города – Хоув-Лаунс, обширное пространство аккуратно подстриженной травы за прибрежным променадом с зелеными беседками и пляжными кабинками чуть дальше.
Днем здесь расхаживают чудаковатые старикашки во всей красе. Мужчины в синих блейзерах с галстуками, в замшевых туфлях совершают утреннюю прогулку, опираясь на трости или на ходунки. Матроны с подсиненными волосами, с набеленными лицами и рубиновыми губами выгуливают пекинесов, держа поводки руками в белых перчатках. Согбенные фигуры в белой фланели медленно движутся вокруг лужаек для игры в боулинг. А поблизости, игнорируя их, словно они давно уже умерли, подростки из состоятельных семей, завладевшие променадом по ту сторону ограждения, катаются на роликовых коньках и скейтбордах, играют в волейбол, упиваясь беззаботной юностью.
Справа бежит Ридженси-сквер. Грейс вгляделся через плечи Брэнсона в красивую площадь с кремовыми фасадами восемнадцатого века, отделенными друг от друга садами, оскверненную знаком подземной стоянки, вывесками разнообразных жилищных агентств. Жилье здесь дешевое. Студенты, мигранты, проститутки, обедневшие старики…
Он иногда гадает, доживет ли до старости. Как ее проживет. Невозможно представить, что выйдет в отставку и будет бродить, прихрамывая, сожалея о прошлом, удивляясь настоящему, не зная будущего. И уж совсем худо, если его будут возить в инвалидной коляске с закутанными покрывалом ногами.
Иногда они с Сэнди шутили по этому поводу. «Обещай, Грейс, никогда слюни не распускать, несмотря ни на какое старческое слабоумие», – говорила она. Милая успокоительная шутка, принятая между двоими согласно живущими людьми, намекала на радостную перспективу состариться не разлучаясь. Что тоже не позволяло понять ее исчезновение.
Мюнхен.
Надо ехать. Надо как-то добраться туда, и как можно скорее. Отчаянно хочется завтра же сесть в самолет, но нельзя. Он ведет расследование, а первые двадцать четыре часа имеют критическое значение. Да еще Элисон Воспер дышит в затылок… Может быть, если дело пойдет хорошо, в воскресенье удастся слетать. Туда и в тот же день обратно. Пожалуй, удастся устроить.
Однако проблема: что сказать Клио?
Гленн Брэнсон прижал к уху мобильный телефон, несмотря на то что сидел за рулем. Потом мрачно выключил, сунул обратно в верхний карман.
– Не отвечает. – Он повысил голос, стараясь перекричать стерео. – Хотел пожелать ребятишкам спокойной ночи. Как считаешь, что делать?
Сержант поймал в радиоприемнике местную поп-станцию по собственному вкусу. Богомерзкий рэп в исполнении какой-то группы, о которой Грейс никогда в жизни не слышал, громыхал нестерпимо.
– Для начала выключи чертову музыку. Брэнсон сделал потише.
– Думаешь, надо вернуться? Я хочу сказать, после скандала?
– Господи боже, – вздохнул Грейс, – я последний человек на свете, с которым можно советоваться по поводу супружеской жизни. Посмотри на меня.
– Тут совсем другое дело. Я хочу сказать, можно мне домой пойти?
– Это твое законное право.
– Не хочу устраивать сцен на глазах у детей.
– По-моему, лучше дать ей какое-то время. На пару дней исчезни, увидишь – сама позвонит.
– Действительно не возражаешь, если я у тебя поживу? Ничем не помешаю?
– Нисколько, – заверил Грейс, хотя мысленно заскрежетал зубами.
Брэнсон заметил отсутствие энтузиазма.
– Если помешаю, то могу в отеле устроиться или еще где-нибудь.
– Ты мой друг, – сказал Грейс. – А друзья друг о друге заботятся.
Гленн повернул направо на широкую красивую улицу, обрамленную с обеих сторон некогда великолепными террасными домами эпохи Регентства, замедлил ход, подкатил к тройному порталу отеля «Лансдаун-Плейс», заглушил мотор, милосердно выключил музыку, а потом фары.
Недавно здесь была обшарпанная двухзвездная гостиница, больше похожая на трущобу, где ютилась горстка постоянных престарелых постояльцев и расселялись убогие туристы, приехавшие на групповую экскурсию. Теперь она превратилась в шикарный городской отель.
Детективы выбрались из машины, вошли внутрь и очутились среди сплошного красного бархата, хрома и золоченого китча. Они направились к администраторской стойке. Дежурная, высокая, статная, в черной тунике с черной бахромой, приветствовала их радостной улыбкой. На ее груди на золотом жетоне было написано «Берта».
Грейс предъявил удостоверение:
– Суперинтендент Грейс, уголовный розыск Суссекса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61