– Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?
Этот голос! Где она слышала его?
Когда человек в белом поднялся, все еще прикрывая голову руками, Хали поняла, что на нем все же не бортовой комбинезон, а длинная накидка, оплетавшая его длинные ноги. Мужчина отступил на шаг, на два и снова упал, вскрикнув:
– Кто ты?
– Я Иисус, – отозвался раскатистый голос, – которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.
Хали замерла.
«Иешуа, – слышалось ей в мертвой тишине. – Хесус. Иисус».
Фокус проектора померк, лампы на потолке разгорелись желтым. Хали поняла, что она одна в комнате, полной ребятишек, – это был урок для малышей. Почему Ферри приказал ей встретиться с ним здесь?
– А ты знаешь, – спросил у Хали сидящий на полу мальчишка, – откуда у того человека такое странное имя?
– Из смешения двух древних культур Земстороны, – ответила она. – А что вы смотрели?
– Корабль говорит, это сегодняшний урок. Началось с того, что тот мужчина скакал на лошади. Очень быстро. А у нас в гибербаках есть лошади?
– По накладным – есть, но у нас пока нет для них места.
– Я бы хотел на лошади покататься!
– А что вы узнали из сегодняшнего урока?
– Что Корабль везде, всегда был и все видел, – серьезно ответил мальчик.
Товарищи его закивали.
«Ты поэтому показал мне Иешуа, Корабль?»
Ответа не было. Но Хали и не ожидала ответа.
«Я не усвоила урок. Чему бы ни желал научить меня Корабль… я провалила экзамен».
Расстроенная, она поднялась, потом снова глянула на заговорившего с ней малыша. Почему нет взрослых? Конечно, это детское богоТворение – но хотя бы инструктор…
– Вы доктора Ферри не видели? – спросила она.
– Он приходил, но его вызвали куда-то, – ответила девчушка из задних рядов. – А разве можно покидать богоТворение?
– Только по корабельным делам, – соврала Хали.
Отговорка вышла пустой, но девочку вроде бы удовлетворила.
Решившись, Хали выбежала из комнаты. Вдогонку ей полетел девчоночий голосок: «А кто же у нас будет учителем?»
«Не я, малышка. Мне самой предстоит многому научиться».
Что-то на борту пошло наперекосяк. Странная беременность Ваэлы была лишь одним признаком из многих. Хали промчалась по боковому проходу в сторону ядра от богоТворильни, отодвинула крышку первого же служебного люка на своем пути и нырнула в проем. По тесной, плохо освещенной трубе она проползла до пересечения с другой, откуда сквозь другой служебный люк вывалилась в главный коридор архива. В зале были люди – группа средней школы на уроке по обращению со сложной техникой, – но ее проход между стеллажами пустовал, и за консолью, скрывавшей вход в тайное убежище Керро, никого не было.
Хали отворила потайной люк, пролезла в залитое слабый розовым светом помещение и плюхнулась в кресло за пультом. Люк за ее спиной со щелчком затворился. От спешки Хали изрядно запыхалась, но переводить дух времени не было. С чего начать? Вокодер, проектор?
Девушка пожевала губу. От Корабля ничего не скроешь. Урок, преподанный тем ребятишкам, был настоящим, она знала это.
«Чтобы обратиться к Кораблю, мне не нужна техника».
Тогда зачем вообще это место?
– Люди, как правило, меньше пугаются так, чем когда Я передаю мысли.
Голос Корабля раздавался из динамика прямо перед Хали, такой спокойный и мудрый, что девушка почему-то озлилась.
– Для Тебя мы просто зверушки? А что будет, когда зверушка Тебе надоест?!
– А как вы можете Мне надоесть?
– Потеряв почтение к Кораблю, – выпалила Хали, не раздумывая. Ответа не было.
Гнев ее остыл. Молча посидев минуту в раздумье, девушка задала иной вопрос:
– Кто Ты, Корабль?
– Кто? Не совсем корректный вопрос, Хали. Я появился вместе с первой человеческой мыслью. Чтобы события свершились в нужной последовательности, потребовалось немало времени – но только лишь времени.
– Так что же почитаешь Ты, Корабль?
– Я почитаю сознание, породившее Мой образ. И Мое почтение явлено в решении Моем наименьшим образом вмешиваться в ваше сознание.
– Так и нам предлагаешь почитать Тебя, Корабль?
– Ты полагаешь, что можешь повлиять на Меня, Хали?
Хали с натугой выдохнула.
– Могу, так ведь.
Это было утверждение, а не вопрос.
Чувствуя, как пол уходит из-под ног, словно озарение свершилось не волей ее, но попущением, Хали поняла наконец в чем был урок лобного места.
– Последствия избыточного вмешательства, – прошептала она.
– Ты радуешь Меня, Хали. Радуешь, как радовал Меня Керро Паниль.
– Хали! – рявкнул Уинслоу Ферри из прибокса на ее поясе. – В лазарет, быстро!
Хали уже выскочила из люка и одолела полпути по коридору, прежде чем сообразила, что прервала беседу с Кораблем на полуслове. Можно было на пальцах пересчитать тех, к кому Корабль обращался лично, а у нее наглости хватило встать и уйти! Мысль эта не успела еще покинуть ее, а Хали уже рассмеялась. Невозможно покинуть Корабль.
Ферри встретил ее у главного входа в лазарет. Старик оделся в прочный синий комбинезон, как колонист. Второй, такой же, он тащил в руках. Когда он сунул костюм ей, Хали увидела, что оба комбинезона снабжены пилотскими шлемами.
Она машинально схватила одежду. Видно было, что старик перепуган – лицо его покраснело, руки тряслись. Ткань показалась ей грубой – в сравнении с корабельным костюмом – съемная накидка и капюшон были как будто скользкими.
– Что… что случилось? – выдохнула она.
– Надо вывезти Ваэлу с борта. Мердок убьет ее.
Хали не сразу осознала его слова. Потом ее одолели сомнения. Почему этот напуганный старик пошел против Мердока? Ведь это значило противостоять самому Оуксу!
– Почему вы хотите помочь? – спросила она.
– Меня снимают. Отправляют на нижсторону, в Первую.
До Хали долетали слухи о Первой лаборатории – опыты с клонами, дикие байки… Но Ферри был смертельно напуган. Может, он знал о Первой что-то более определенное?
– Надо торопиться, – выдохнул старик.
– Но как… Нас догонят!
– Я тебя умоляю! Надевай комбинезон и помоги мне.
Хали поспешно натянула синий комб поверх своего корабельного, чувствуя себя неуклюжей и толстой. Застежки ветровика скользили под пальцами, пока Ферри тащил ее в сторону лазарета.
– Когда они спохватятся, нас уже не будет на борту, – бормотал он. – Через четыре минуты из восьмого дока отправляется грузовой челнок. На борту только оборудование, людей нет – все на автоматике.
Они добежали до палатных ниш. Ферри отдернул занавесь, и Хали едва не воскликнула изумленно. На каталке покоилась Ваэла, уже одетая в нижсторонний комбинезон. Лицо ее закрывал капюшон, на раздутом животе ветровик топорщился складками. Когда Ферри успел ее притащить?
– Мердок приказал перевести ее, – пояснил старик, – как только ты ушла.
Хрюкнув от натуги, он сдвинул каталку с места. Хали собралась было отключить Ваэлу от монитора.
– Рано! – прикрикнул на нее Ферри. – Тогда биометристы сразу поймут, что дело неладно!
Хали отдернула руку. Ясное дело, самой следовало догадаться.
– Теперь подключай свой прибокс, – скомандовал Ферри. – Все решат, что мы опять везем ее на анализы. – Он проворно убрал смятый капюшон Ваэле под спину, а тело прикрыл серым пледом. Когда он поднял ее голову, спящая слабо пошевелилась.
– Чем они ее накачали? – спросила Хали.
– Снотворным, полагаю.
Хали покосилась сначала на себя, потом на Ферри.
– Стоит кому-то глянуть на наши комбы, и неладное точно заподозрят.
– Сделаем вид, что так и надо.
Ваэла вздрогнула во сне, забормотала что-то. Глаза ее распахнулись. «Сейчас. Сейчас!» – вскрикнула она и тут же снова провалилась в забытье.
– Слышу, – пробормотала Хали.
– Готова? – спросил Ферри, берясь за каталку.
Хали кивнула.
– Отрубай!
Хали сорвала датчики, и двое заговорщиков торопливо вытащили каталку в проход.
«Восьмой док, – подумала Хали. – Четыре минуты». Можно успеть, если по дороге никто их не задержит.
Ферри, заметила она, вел каталку к боковому проходу, ведущему прямо в причальную зону. Неплохой выбор.
Они не успели отойти от палаты и на десять шагов, когда Хали получила первый вызов.
– Экель, в лазарет. Экель, в лазарет.
От лазарета до причала было всего пара сотен метров, но внутрикорабельному транспорту довериться было невозможно. Если Мердок желал Ваэле смерти, если Хали недооценила его при первом знакомстве, то войти в транзитную трубу будет смерти подобно. Он сможет поставить систему управления транссетью на оверрайд, и та доставит добычу к его дверям, как заказанный обед.
Колесики каталки поскрипывали, и Хали это жутко раздражало. Ферри тяжело дышал от непривычного напряжения. Немногие встречные расступались перед двумя врачами, торопящимися по каким-то своим, врачебным делам.
– Экель! – снова запищал прибокс. – Экель, срочно в лазарет!
Они завернули за угол, направляясь к посадочной зоне, и едва не повалили каталку. Ферри ухватил Ваэлу за плечи, не давая ей соскользнуть. Хали помогла ему, не переставая толкать каталку в сторону восьмого дока. Мимо промелькнули ворота пятого, и восьмой уже показался в конце туннеля.
Ферри запустил руку Ваэле под лопатки и вытянул оттуда какой-то маленький предмет. Лицо его разом побелело.
– Что там? – спросила Хали.
Старик показал. Штуковинка выглядела совсем безобидно – блестящая серебряная трубочка.
– Следак, – выдохнул Ферри.
– Откуда он взялся?
– Мердок, должно быть, пытался заставить Ваэлу проглотить его, но рано ушел, а она выплюнула.
– Но…
– Они знают, где мы! Биокомпьютер может проследить, как зонд движется в теле, да, но следак можно обнаружить в любом месте на борту!
Хали выхватила приборчик из рук Ферри и что было сил швырнула себе за плечо.
– Нам хватит и пары минут.
– Экель, стоять!
От пронзительного вопля она встала как вкопанная. Из люка прямо перед носом у Ферри показался Мердок. В руке он сжимал лазерный скальпель, и Хали вдруг осознала, что этот инструмент можно применить и как оружие. На полной мощности скальпель мог с десяти метров отрезать человеку ногу.
Как прекрасно понимали иезуиты, основная функция логики – ограничивать число аргументов в споре и тем самым сдерживать мыслительные процессы. Еще в веданте этот способ обуздывать бешеную изобретательность разума включал семь логических определений: качество, сущность, действие, общее, частное, сродное и несуществующее, или отрицание. Эти семь категорий, как мнилось создателям системы, ограничивали пределы поля символов. Осознание того факта, что все символические системы по сути своей безграничны и бесконечны, пришло намного позднее.
Раджа Томас, из корабельных архивов.
Сжимавший Томаса в объятьях дирижаблик издал короткую трель, стравливая газ из пузырей, и начал медленно опускаться в голубой туман. Томас слышал его песню, ощущал свое тело в колыбели, осознавал даже, что Алки начала свой долгий спуск к горизонту. Он видел темно-лиловое полуденное небо, подсвеченный сбоку синий туман в чаше островерхих скал внизу и все же не мог довериться ни своим глазам, ни разуму, воспринимавшему увиденное.
Потом туман окутал его, жаркий и влажный.
Воспоминания путались, будто Томас пытался разглядеть их сквозь толщу бурных вод, плыли и колебались, складываясь в пугающие сочетания.
«Спокойно. Только спокойно».
Была ли то его мысль, Томас не мог поручиться.
«Где я?»
Ему помнилось – кажется, – как его выпихнули из шлюза на пустошь вокруг Редута. Значит, он – скорей всего – на Черном Драконе. Но как он оказался в щупальцах дирижаблика, Томас не мог вспомнить.
«Как я тут очутился?»
В тот же миг, словно его смятение вытребовало у памяти ответ, он увидел себя как бы со стороны – убегающего по прибрежной равнине от настигающего рвача – и спикировавшего к нему дирижаблика. Образы мелькали перед его мысленным взглядом против воли.
«Спасение? Но чем я служу этому зверю? Балластом? Пищей? Может, дирижаблик несет меня в свое гнездо, куче голодных… голодных кого?»
– Гнездо!
Он услышал это слово так отчетливо, словно говорящий стоял у него за спиной. Но вокруг не было никого. И голос не принадлежал ни Кораблю, ни самому Томасу.
«Корабль!»
У них осталось менее семи суток! Корабль готов сломать запись… и покончить с человечеством.
«Я просто схожу с ума. И никакой дирижаблик не волочит меня сквозь синий туман».
В мозгу его словно отворился люк, и оттуда хлынули сбивчивые голоса – он узнал только голос Паниля. Воспоминания… рассудок Томаса цеплялся за воспоминания, открывшиеся ему вместе с этой несвязной болтовней. Гондола – вцепившиеся в плазмаглас щупальца десятков дирижабликов… занимаются любовью Ваэла и Паниль, и тела их оплетают толстые черные щупальца, словно любопытные змеи… Он услышал собственный истерический смех – или это тоже воспоминание? Вспомнился цеппелин, которым они добрались до Редута… камера – и те нелепые спецклоны… и снова хохот. «Я брежу… и вспоминаю бредовые видения…»
– Это не бред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56