Одно радует — нет худа без добра. Благодаря своей патологической ненависти к кланам Риан сейчас целиком поглощен наблюдением за перемещениями Фелана. Он, кажется, и не подозревает о том, что здесь находится Оми, а я постараюсь удержать его в этом неведении.
Кай смотрел на Моргана и, заметив появившийся в его глазах прежний блеск, подумал, что этот израненный, искалеченный человек до последней капли крови будет защищать Штайнера, его преемников и Федеративное Содружество.
Морган взглянул на небо, на нависшие серые облака, повернулся и медленно зашагал вверх по склону туда, где его терпеливо ждали дочь Кейтлин, Гален, Катрин и Оми.
— За мной, господа. — Он обернулся к юношам. — Мы отдали дань мертвым, поговорили о делах насущных — и довольно, пойдем выпьем за тех, кого с нами нет, да и про живых не забудем.
Кай в последний раз посмотрел на могильный холм, склонил голову и прошептал:
— Когда вы встретитесь с моим отцом, передайте ему, что я по-прежнему люблю его.
Густой плотный туман белым саваном обволакивал опустевшее кладбище. Кай еще раз перекрестился и, не оборачиваясь, пошел вслед за Морганом и его сыном.
II
Таркад, Район Донегала. Федеративное Содружество 19 декабря 3055 г.
Принц Виктор Штайнер-Дэвион в одиночестве стоял у могилы матери и чувствовал двусмысленность своего положения. Все его поступки были известны, и каждый трактовал их по-своему. То, что он был на кладбище один, без представителей прессы и без своих ближайших помощников, многие сочтут желанием любящего сына проститься со своей матерью без ненужной шумихи и дешевой демонстрации. Да, именно так подумают бесчисленные миллионы подданных его империи, выросшей из унаследованной им от отца старой Солнечной Федерации до гигантских размеров Федеративного Содружества, простирающегося на многие и многие тысячи световых лет.
Ледяной ветер хлестал по лицу, снежные хлопья слепили глаза. Не замечая этого, принц обнажил голову. расстегнул нижнюю пуговицу шерстяного пальто и опустился на колено.
У основания памятника горел вечный огонь, шипя и раскидывая языки пламени. Одетыми в перчатки руками Виктор копнул снег у основания и поднес к глазам. Сильный ветер уносил легкие снежинки с его ладоней, оставляя более тяжелые. Разной формы, они напоминали части разобранной геометрической головоломки. Он положил их на край принесенного с собой длинного ящика. Он копнул еще раз. Затем еще и еще.
Виктор прекрасно понимал, что он не может быть абсолютно один, совершенно очевидно, что спрятавшийся неподалеку какой-нибудь прыткий репортер не только снимает его, но, возможно, тут же монтирует или даже передает отснятые кадры, а где-нибудь в другом конце Вселенной операторы записывают полученные цифровые данные и, переведя их в изображение, делают «горячую» запись. Еще принц Федеративного Содружества Виктор Штайнер-Дэвион понимал, что скандальные кадры могут быть рассмотрены как отчаянная попытка эксгумировать тело матери. Зачем? Да чтобы скрыть некоторые весьма пикантные детали. Но какие? Да какие угодно, например, те, которые доказывают, что полгода назад во время посещения принцем своей матери она скончалась вовсе не от взрыва бомбы. «Не нужно быть особым провидцем, — думал Виктор, — что те, кому нужно, извлекут для себя максимальную пользу из этого визита». Он тщетно пытался найти утешение в наставлениях своей Катрин, любимой фразой которой была: «Плохой рекламы не бывает».
«Ошибаешься, Катрин, — думал принц. Виктора покоробило от мысли, что его сестру во всем королевстве зовут не Катериной, а Катрин, по имени его бабушки. У него же язык не поворачивался назвать ее так же. — Ошибаешься, сестрица, плохая реклама бывает, еще как бывает, и Риан Штайнер умеет ее делать с дьявольской ловкостью».
Злость к Риану прибавила Виктору сил, и он принялся копать с утроенной энергией. Он копал все глубже и глубже, и вот наконец перед ним появилась выбитая на гранитном основании надпись: «Мелисса Штайнер-Дэвион, любящая жена, любимая мать, добродетельная правительница». Он улыбнулся, прочитав надпись, которую многократно видел и читал прежде.
«Ты была бы счастлива, мама, зная, что тебя помнят именно такой». Принцу вдруг показалось, что, подумав, он произнес эти слова. В самих словах, если бы их кто-нибудь слышал, нет ничего предосудительного, но его шепот на могиле матери может быть истолкован как угодно. Если Риан Штайнер и его подручные заметят, что Виктор что-то сказал, они выставят Виктора дремучим невежественным варваром, который перед принятием важных решений приходит посоветоваться с духом своей матери.
Эта мысль показалась Виктору настолько дикой, что, разозлившись, он чуть не ударил кулаком по мраморному надгробию, но сдержался. Легкая усмешка пробежала по его лицу, когда он представил себе, как этот кадр мог быть обыгран. Все знали, что принц был крайне несдержан, его ничего не стоило разозлить. После скандальных программ о нем, которые во множестве выпускал Риан, принц вообще впадал в бешенство. Легко можно представить, как взвился бы Риан, увидев, что Виктор колотит по надгробию женщины, даровавшей ему жизнь.
«Им ничего не стоит переврать что угодно», — думал Виктор, вспоминая события полугодичной давности. Тогда его сестра Катрин, получив одобрение Виктора действовать по своему усмотрению, решила, что оставлять разорванные бомбой останки матери будет кощунством и оскорблением ее достоинства и красоты. Поэтому Катрин приказала похоронить Мелиссу немедленно. И из всех детей на похоронах матери не присутствовал только Виктор.
Риан быстренько состряпал из этого факта целую историю, центральным стержнем которой была неприязнь или даже ненависть между матерью и сыном, который, не исключено, имеет некоторое отношение к ее кончине. Катрин немедленно выступила с обращением и доказала полную необоснованность любых обвинений. Ей удалось погасить начавшуюся было кампанию, но нашлись люди, которые поверили в гнусные россказни только лишь по той причине, что дыма без огня не бывает. Даже то, что Виктор воспитывался и вырос на Таркаде, воспринималось как предательство по отношению к наследию Штайнеров, и многие, даже очень многие были бы счастливы видеть вместо Виктора другого правителя, более лояльного к традиционным штайнеровским ценностям.
«Ив роли другого Риан видит только себя». Виктор глубоко вдохнул морозный воздух. Горло перехватило холодом, зубы заныли. Ничего не скажешь, Риан — умелый и расчетливый политик, но и Виктор тоже не простак. То, до чего он сам не додумается, подскажет Катрин, она уже не раз помогала принцу выбивать почву из-под ног Риана. И сейчас Виктору нечего бояться — это посещение могилы матери пойдет на пользу ему, а не Риану.
Виктор отвлекся от политики и поднял принесенный с собой ящик. Таркад славится своей непредсказуемой погодой, бывает, что в самое благоприятное время вдруг ни с того ни с сего начнется настоящая метель. Некоторые предсказатели поговаривают, что такая погода в этот день свидетельствует о недовольстве Господа и что на Рождество следует ждать конца света. Принц ни на грош не верил в эти бредни и только радовался, что разыгравшаяся непогода может помешать кому-нибудь шпионить за ним.
Он брал в расчет выкрутасы погоды еще два месяца назад, когда планировал посетить место успокоения Мелиссы в один день с похоронами Гончих Келла на Арк-Ройяле. Несмотря на всю свою любовь и почтение к матери, он очень сожалел, что не может присутствовать там. Ему хотелось лично поблагодарить Кедлов за успешно проведенную миссию, избавившую Внутреннюю Сферу от очередной жестокой войны с кланами. Но поскольку пресса способна сделать сенсацию из ничего не значащего поступка, принц предпочел отправить на Арк-Ройял в качестве своих личных представителей Катрин и своего помощника Галена Кокса.
Улыбнувшись своим мыслям, Виктор открыл ящик и извлек из него прекрасно сделанный хрустальный цветок. По форме он напоминал бутон микосии, любимого цветка матери, растения необычайно редкого и прекрасного. Только этот искусственный цветок красотой и тонкостью линий, пожалуй, превосходил настоящий. Создатель его, а это признанный мастер, был щедро награжден за свой труд, и тем не менее сейчас, любуясь хрустальным бутоном, Виктор решил наградить мастера еще.
Каждый лист, каждый лепесток цветка представлял собой искусно выполненную голограмму. Листья на стебле содержали изображения двоюродных братьев Мелиссы — Моргана и Патрика Келлов и ее старых, верных друзей, таких, как Миша Оберн. В широких двойных листьях, поддерживающих бутон, помещались портреты родителей Мелиссы, Катрин Штайнер и Артура Лувона, а в каждом из пяти лепестков помещалось изображение одного из детей. В центре бутона была выполнена голограмма свадебной фотографии Мелиссы и Хэнса Дэвиона.
Колючий ветер хлестал по лицу Виктора. Не замечая его, принц смотрел на прекрасный цветок, не в силах оторвать от него взгляда. С трудом сдерживая наворачивающиеся слезы, он положил бутон на холодную мерзлую землю у обелиска и медленно поднялся. Коротко помолившись, он нагнулся, поднял шляпу и ящик и сутулясь пошел к ожидавшему его аэрокару.
Когда до лимузина оставалось всего несколько метров, из его задней двери вылез высокий человек и холодным профессиональным взглядом обвел территорию кладбища. Убедившись, что ничего подозрительного нет, он открыл дверь принцу.
Виктор усмехнулся, наблюдая за поведением осмотрительного телохранителя, но, только устроившись на сиденье, почувствовал себя действительно в безопасности. Его визит на кладбище был предметом особых споров с Курайтисом, который был против того, чтобы принц ходил туда один. Принц же не желал видеть возле себя никого. Сошлись на том, чтоб в течение трех суток до посещения кладбище было прочесано вдоль и поперек, а за восемь часов до визита принца доступ на кладбище был наглухо перекрыт. «Это не добавит мне популярности в Секретариате Разведки, особенно среди сотрудников охраны кладбища».
Виктор расположился на заднем сиденье лимузина, отложил ящик и расстегнул пальто. Хмурый Курайтис сел рядом и закрыл дверцу. Постучав пальцами по бронированному стеклу, отделяющему места для пассажиров от сиденья водителя, он отрывисто произнес в микрофон:
— Пошел.
Заработали турбины, приподнимая лимузин, вихрем взметнуло налипший снег, казалось, будто бы поднялась настоящая метель, но скоро все исчезло. Сверхскоростная машина на воздушной подушке оставила позади себя и снегопад, и правильные ряды памятников Национального Кладбища Триады. Принцем овладели печальные мысли, он думал, что и он когда-нибудь тоже будет погребен здесь, рядом с прочими Штайнерами, правившими Лиранским Содружеством и отчасти повинными в том, что он стал Верховным Правителем Федеративного Содружества.
Отгороженный от принца пуленепробиваемым стеклом со встроенным микрофоном, Курайтис сидел в катапультирующемся кресле у двери и тоже молча смотрел в окно. Виктор знал, что он никогда не заговорит первым, а будет говорить только тогда, когда принц прикажет. Также Виктор знал о прохладном отношении к себе со стороны Курайтиса — на этот счет у принца никаких иллюзий не было. Однако то, что Виктору следовало знать, служба безопасности передавала ему незамедлительно. И в таких случаях Курайтис сообщал принцу много больше, чем кто-нибудь еще.
— Есть сведения? Докладывай! — Принц повернулся к Курайтису.
Курайтис приложил руку к уху и кивнул:
— Наши ребята засекли трех головидеосъемщиков недалеко от вас и два замаскированных высокочувствительных звукозаписывающих устройства, позволяющих делать записи на большом удалении от объекта. Двух операторов мы проверили — отпетые мерзавцы, профессиональные изготовители скандальных материалов. Брать их мы пока не будем, посмотрим за их поведением. Третий оператор — девушка, новичок, студентка-дипломница факультета журналистики Таркадского университета. Ее мы пока подержим до получения полных данных, но предварительная информация о ней не содержит ничего компрометирующего.
— А что с этими устройствами?
— Одно мы взяли, оно принадлежит все той же компании, второе в нашей картотеке не числится. Будем вести наблюдение. Если в течение двух дней никто за ним не придет, тоже возьмем.
Виктор одобрительно кивнул и, стянув лайковые перчатки, спросил уже мягче:
— Ну а что хорошего произошло в империи за это время?
Курайтис повел плечами, как бы выказывая полнейшее равнодушие к тому, что он говорит:
— Питер председательствовал во время возвращения золотой пантеры Клана Львов на поляну заповедника Мокрая Земля Дордонь. Представители экологов и группа спортсменов-охотников были в восторге. Похоже, впервые их реакция была одинаковой.
Принц широко улыбнулся:
— Это прекрасная новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Кай смотрел на Моргана и, заметив появившийся в его глазах прежний блеск, подумал, что этот израненный, искалеченный человек до последней капли крови будет защищать Штайнера, его преемников и Федеративное Содружество.
Морган взглянул на небо, на нависшие серые облака, повернулся и медленно зашагал вверх по склону туда, где его терпеливо ждали дочь Кейтлин, Гален, Катрин и Оми.
— За мной, господа. — Он обернулся к юношам. — Мы отдали дань мертвым, поговорили о делах насущных — и довольно, пойдем выпьем за тех, кого с нами нет, да и про живых не забудем.
Кай в последний раз посмотрел на могильный холм, склонил голову и прошептал:
— Когда вы встретитесь с моим отцом, передайте ему, что я по-прежнему люблю его.
Густой плотный туман белым саваном обволакивал опустевшее кладбище. Кай еще раз перекрестился и, не оборачиваясь, пошел вслед за Морганом и его сыном.
II
Таркад, Район Донегала. Федеративное Содружество 19 декабря 3055 г.
Принц Виктор Штайнер-Дэвион в одиночестве стоял у могилы матери и чувствовал двусмысленность своего положения. Все его поступки были известны, и каждый трактовал их по-своему. То, что он был на кладбище один, без представителей прессы и без своих ближайших помощников, многие сочтут желанием любящего сына проститься со своей матерью без ненужной шумихи и дешевой демонстрации. Да, именно так подумают бесчисленные миллионы подданных его империи, выросшей из унаследованной им от отца старой Солнечной Федерации до гигантских размеров Федеративного Содружества, простирающегося на многие и многие тысячи световых лет.
Ледяной ветер хлестал по лицу, снежные хлопья слепили глаза. Не замечая этого, принц обнажил голову. расстегнул нижнюю пуговицу шерстяного пальто и опустился на колено.
У основания памятника горел вечный огонь, шипя и раскидывая языки пламени. Одетыми в перчатки руками Виктор копнул снег у основания и поднес к глазам. Сильный ветер уносил легкие снежинки с его ладоней, оставляя более тяжелые. Разной формы, они напоминали части разобранной геометрической головоломки. Он положил их на край принесенного с собой длинного ящика. Он копнул еще раз. Затем еще и еще.
Виктор прекрасно понимал, что он не может быть абсолютно один, совершенно очевидно, что спрятавшийся неподалеку какой-нибудь прыткий репортер не только снимает его, но, возможно, тут же монтирует или даже передает отснятые кадры, а где-нибудь в другом конце Вселенной операторы записывают полученные цифровые данные и, переведя их в изображение, делают «горячую» запись. Еще принц Федеративного Содружества Виктор Штайнер-Дэвион понимал, что скандальные кадры могут быть рассмотрены как отчаянная попытка эксгумировать тело матери. Зачем? Да чтобы скрыть некоторые весьма пикантные детали. Но какие? Да какие угодно, например, те, которые доказывают, что полгода назад во время посещения принцем своей матери она скончалась вовсе не от взрыва бомбы. «Не нужно быть особым провидцем, — думал Виктор, — что те, кому нужно, извлекут для себя максимальную пользу из этого визита». Он тщетно пытался найти утешение в наставлениях своей Катрин, любимой фразой которой была: «Плохой рекламы не бывает».
«Ошибаешься, Катрин, — думал принц. Виктора покоробило от мысли, что его сестру во всем королевстве зовут не Катериной, а Катрин, по имени его бабушки. У него же язык не поворачивался назвать ее так же. — Ошибаешься, сестрица, плохая реклама бывает, еще как бывает, и Риан Штайнер умеет ее делать с дьявольской ловкостью».
Злость к Риану прибавила Виктору сил, и он принялся копать с утроенной энергией. Он копал все глубже и глубже, и вот наконец перед ним появилась выбитая на гранитном основании надпись: «Мелисса Штайнер-Дэвион, любящая жена, любимая мать, добродетельная правительница». Он улыбнулся, прочитав надпись, которую многократно видел и читал прежде.
«Ты была бы счастлива, мама, зная, что тебя помнят именно такой». Принцу вдруг показалось, что, подумав, он произнес эти слова. В самих словах, если бы их кто-нибудь слышал, нет ничего предосудительного, но его шепот на могиле матери может быть истолкован как угодно. Если Риан Штайнер и его подручные заметят, что Виктор что-то сказал, они выставят Виктора дремучим невежественным варваром, который перед принятием важных решений приходит посоветоваться с духом своей матери.
Эта мысль показалась Виктору настолько дикой, что, разозлившись, он чуть не ударил кулаком по мраморному надгробию, но сдержался. Легкая усмешка пробежала по его лицу, когда он представил себе, как этот кадр мог быть обыгран. Все знали, что принц был крайне несдержан, его ничего не стоило разозлить. После скандальных программ о нем, которые во множестве выпускал Риан, принц вообще впадал в бешенство. Легко можно представить, как взвился бы Риан, увидев, что Виктор колотит по надгробию женщины, даровавшей ему жизнь.
«Им ничего не стоит переврать что угодно», — думал Виктор, вспоминая события полугодичной давности. Тогда его сестра Катрин, получив одобрение Виктора действовать по своему усмотрению, решила, что оставлять разорванные бомбой останки матери будет кощунством и оскорблением ее достоинства и красоты. Поэтому Катрин приказала похоронить Мелиссу немедленно. И из всех детей на похоронах матери не присутствовал только Виктор.
Риан быстренько состряпал из этого факта целую историю, центральным стержнем которой была неприязнь или даже ненависть между матерью и сыном, который, не исключено, имеет некоторое отношение к ее кончине. Катрин немедленно выступила с обращением и доказала полную необоснованность любых обвинений. Ей удалось погасить начавшуюся было кампанию, но нашлись люди, которые поверили в гнусные россказни только лишь по той причине, что дыма без огня не бывает. Даже то, что Виктор воспитывался и вырос на Таркаде, воспринималось как предательство по отношению к наследию Штайнеров, и многие, даже очень многие были бы счастливы видеть вместо Виктора другого правителя, более лояльного к традиционным штайнеровским ценностям.
«Ив роли другого Риан видит только себя». Виктор глубоко вдохнул морозный воздух. Горло перехватило холодом, зубы заныли. Ничего не скажешь, Риан — умелый и расчетливый политик, но и Виктор тоже не простак. То, до чего он сам не додумается, подскажет Катрин, она уже не раз помогала принцу выбивать почву из-под ног Риана. И сейчас Виктору нечего бояться — это посещение могилы матери пойдет на пользу ему, а не Риану.
Виктор отвлекся от политики и поднял принесенный с собой ящик. Таркад славится своей непредсказуемой погодой, бывает, что в самое благоприятное время вдруг ни с того ни с сего начнется настоящая метель. Некоторые предсказатели поговаривают, что такая погода в этот день свидетельствует о недовольстве Господа и что на Рождество следует ждать конца света. Принц ни на грош не верил в эти бредни и только радовался, что разыгравшаяся непогода может помешать кому-нибудь шпионить за ним.
Он брал в расчет выкрутасы погоды еще два месяца назад, когда планировал посетить место успокоения Мелиссы в один день с похоронами Гончих Келла на Арк-Ройяле. Несмотря на всю свою любовь и почтение к матери, он очень сожалел, что не может присутствовать там. Ему хотелось лично поблагодарить Кедлов за успешно проведенную миссию, избавившую Внутреннюю Сферу от очередной жестокой войны с кланами. Но поскольку пресса способна сделать сенсацию из ничего не значащего поступка, принц предпочел отправить на Арк-Ройял в качестве своих личных представителей Катрин и своего помощника Галена Кокса.
Улыбнувшись своим мыслям, Виктор открыл ящик и извлек из него прекрасно сделанный хрустальный цветок. По форме он напоминал бутон микосии, любимого цветка матери, растения необычайно редкого и прекрасного. Только этот искусственный цветок красотой и тонкостью линий, пожалуй, превосходил настоящий. Создатель его, а это признанный мастер, был щедро награжден за свой труд, и тем не менее сейчас, любуясь хрустальным бутоном, Виктор решил наградить мастера еще.
Каждый лист, каждый лепесток цветка представлял собой искусно выполненную голограмму. Листья на стебле содержали изображения двоюродных братьев Мелиссы — Моргана и Патрика Келлов и ее старых, верных друзей, таких, как Миша Оберн. В широких двойных листьях, поддерживающих бутон, помещались портреты родителей Мелиссы, Катрин Штайнер и Артура Лувона, а в каждом из пяти лепестков помещалось изображение одного из детей. В центре бутона была выполнена голограмма свадебной фотографии Мелиссы и Хэнса Дэвиона.
Колючий ветер хлестал по лицу Виктора. Не замечая его, принц смотрел на прекрасный цветок, не в силах оторвать от него взгляда. С трудом сдерживая наворачивающиеся слезы, он положил бутон на холодную мерзлую землю у обелиска и медленно поднялся. Коротко помолившись, он нагнулся, поднял шляпу и ящик и сутулясь пошел к ожидавшему его аэрокару.
Когда до лимузина оставалось всего несколько метров, из его задней двери вылез высокий человек и холодным профессиональным взглядом обвел территорию кладбища. Убедившись, что ничего подозрительного нет, он открыл дверь принцу.
Виктор усмехнулся, наблюдая за поведением осмотрительного телохранителя, но, только устроившись на сиденье, почувствовал себя действительно в безопасности. Его визит на кладбище был предметом особых споров с Курайтисом, который был против того, чтобы принц ходил туда один. Принц же не желал видеть возле себя никого. Сошлись на том, чтоб в течение трех суток до посещения кладбище было прочесано вдоль и поперек, а за восемь часов до визита принца доступ на кладбище был наглухо перекрыт. «Это не добавит мне популярности в Секретариате Разведки, особенно среди сотрудников охраны кладбища».
Виктор расположился на заднем сиденье лимузина, отложил ящик и расстегнул пальто. Хмурый Курайтис сел рядом и закрыл дверцу. Постучав пальцами по бронированному стеклу, отделяющему места для пассажиров от сиденья водителя, он отрывисто произнес в микрофон:
— Пошел.
Заработали турбины, приподнимая лимузин, вихрем взметнуло налипший снег, казалось, будто бы поднялась настоящая метель, но скоро все исчезло. Сверхскоростная машина на воздушной подушке оставила позади себя и снегопад, и правильные ряды памятников Национального Кладбища Триады. Принцем овладели печальные мысли, он думал, что и он когда-нибудь тоже будет погребен здесь, рядом с прочими Штайнерами, правившими Лиранским Содружеством и отчасти повинными в том, что он стал Верховным Правителем Федеративного Содружества.
Отгороженный от принца пуленепробиваемым стеклом со встроенным микрофоном, Курайтис сидел в катапультирующемся кресле у двери и тоже молча смотрел в окно. Виктор знал, что он никогда не заговорит первым, а будет говорить только тогда, когда принц прикажет. Также Виктор знал о прохладном отношении к себе со стороны Курайтиса — на этот счет у принца никаких иллюзий не было. Однако то, что Виктору следовало знать, служба безопасности передавала ему незамедлительно. И в таких случаях Курайтис сообщал принцу много больше, чем кто-нибудь еще.
— Есть сведения? Докладывай! — Принц повернулся к Курайтису.
Курайтис приложил руку к уху и кивнул:
— Наши ребята засекли трех головидеосъемщиков недалеко от вас и два замаскированных высокочувствительных звукозаписывающих устройства, позволяющих делать записи на большом удалении от объекта. Двух операторов мы проверили — отпетые мерзавцы, профессиональные изготовители скандальных материалов. Брать их мы пока не будем, посмотрим за их поведением. Третий оператор — девушка, новичок, студентка-дипломница факультета журналистики Таркадского университета. Ее мы пока подержим до получения полных данных, но предварительная информация о ней не содержит ничего компрометирующего.
— А что с этими устройствами?
— Одно мы взяли, оно принадлежит все той же компании, второе в нашей картотеке не числится. Будем вести наблюдение. Если в течение двух дней никто за ним не придет, тоже возьмем.
Виктор одобрительно кивнул и, стянув лайковые перчатки, спросил уже мягче:
— Ну а что хорошего произошло в империи за это время?
Курайтис повел плечами, как бы выказывая полнейшее равнодушие к тому, что он говорит:
— Питер председательствовал во время возвращения золотой пантеры Клана Львов на поляну заповедника Мокрая Земля Дордонь. Представители экологов и группа спортсменов-охотников были в восторге. Похоже, впервые их реакция была одинаковой.
Принц широко улыбнулся:
— Это прекрасная новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58