"Ты должна выслушать. Ты должна знать правду, даже если ее трудно вынести".
Мы подходили к следующим домам, и беседы в них велись на ту же тему. Это была их истина для настоящего времени. Я сказала: "Мне ничего не было об этом известно! Мне было невдомек, что подобные чувства жили в сердцах тех, кого мы считали нашими друзьями в благополучное время и нашими скорыми помощниками в скорбях, страданиях и несчастьях. Лучше бы мне никогда об этом не знать! Они ведь были нашими самыми лучшими и верными друзьями".
Человек, сопровождавший меня, повторил следующие слова: [574] "Если бы они с таким же желанием, пылкостью и ревностью беседовали о своем Искупителе, размышляя о Его несравненных достоинствах. Его бескорыстной щедрости, о Его милосердии и прощении, о Его нежном сострадании к болящим, о Его великодушии и неизреченной любви, то насколько более ценными были бы их плоды!"
Тогда я сказала: "Я сильно огорчена. Мой муж не щадил себя в деле спасения душ. Он нес на себе бремя, пока оно не раздавило его; его разбил паралич, его физическое и умственное здоровье оказалось подорванным, и теперь, после того как Бог поддержал его рукой Своей, поднял его с постели, чтобы снова был услышан его голос, подмечать все его странные слова и поступки - просто жестоко и грешно".
Сопровождавший меня человек ответил так: "Когда темой беседы является Христос, Его жизнь и характер, тогда дух воскресает и плодом будет святость и жизнь вечная". Затем он процитировал следующие слова из Библии: "Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте". Эти слова произвели на меня такое впечатление, что в следующую субботу я взяла их за основу своей проповеди.
Мои труды в городе Райт изнурили меня. Мне приходилось постоянно ухаживать за мужем днем, а иногда и ночью. Я делала для него ванны, брала его с собой кататься верхом на лошади и два раза в день гуляла с ним, как бы ветрено и дождливо ни было. Я писала под его диктовку статьи для "Ревью", кроме того сочинила много писем и исписала много страниц личных свидетельств, а также написала большую часть Свидетельства № 11; и все это не считая посещений и публичных выступлений, на которых я старалась говорить как можно дольше и как можно энергичнее. Брат и сестра Рут глубоко сочувствовали мне в моих трудах и переживаниях и нежно [575] заботились обо всех наших нуждах. Мы часто молились, чтобы Господь благословил их материально, благословил их дом и даровал им здоровье, благодать и духовную силу, и я чувствовала, что их сопровождает особое благословение. Хотя после нашего отъезда они много болели, недавно я получила сообщение, что теперь они чувствуют себя лучше, чем прежде. Что касается материального благополучия, то брат Рут написал мне, что его пшеничные поля принесли двадцать семь бушелей с акра, а некоторые даже сорок, тогда как средний урожай у их соседей был всего лишь семь бушелей с акра.
29 января 1867 года мы выехали из города Райт и отправились в Гринвилл, округ Монткелым, находящийся в сорока милях от него. Это был один из самых холодных зимних дней, и мы были рады укрыться от холода и снегопада в доме брата Мейнарда. Эта дорогая семья приняла нас в свой дом и в свои сердца. Мы жили у них шесть недель, трудясь в церквах Грин-вилла и Орлеана и сделав гостеприимный дом брата Мейнарда своим духовным центром.
Господь дал мне способность свободно говорить перед людьми; я чувствовала, что Он подкрепляет меня при каждом усилии. Убедившись, что имею свидетельство для людей и могу трудиться вместе с мужем, я укрепилась в вере, что он выздоровеет и будет успешно трудиться в деле Божьем. Люди принимали его служение, и он много помогал мне. Без него я не смогла бы так много сделать, но с его помощью и в силе Божьей я полностью выполнила порученное мне дело. Господь подкреплял мужа во всех его усилиях. Когда муж, несмотря на свою немощь, отваживался на что-то, доверяясь Богу, силы прибывали к нему и ему становилось лучше день ото дня. Когда я поняла, что к моему мужу возвращаются физические и умственные силы, моей благодарности не было предела, ибо теперь ничто не мешало мне с новой силой и [576] энергией взяться за дело Божье и трудиться бок о бок со своим мужем для народа Божьего в заключительные дни истории этого мира. До того, как его разбил паралич, он занимал важный пост в канцелярии и вынужден был находиться в ней большую часть дня. А поскольку я не могла разъезжать без него, то значительную часть времени была привязана к дому. Я чувствовала, что теперь, когда он трудится в слове и учении и посвящает себя всецело проповеди Евангелия, Бог будет благоприятствовать ему. Мы твердо решили, что муж никогда больше не позволит запереть себя в канцелярии, ибо бумажной работой могли заниматься другие, но сделает так, чтобы мы могли вместе путешествовать и возвещать торжественное свидетельство, которое Бог дал нам для Своей Церкви Остатка.
Я остро ощущала, что народ Божий находится в плохом духовном состоянии, и каждый день признавалась, что исчерпала запас своих сил. Находясь в городе Райт, мы отослали мое Свидетельство № 11 в издательство, и я использовала практически каждое мгновение, свободное от собраний, чтобы записывать материал для Свидетельства № 12. В Райте я работала на пределе своих физических и умственных возможностей. Я понимала, что надо отдохнуть, но мне некогда было перевести дух. По нескольку раз в неделю я выступала перед народом и исписывала множество страниц личными свидетельствами. Я ощущала на себе бремя ответственности за души, и чувство долга было настолько велико, что я спала всего лишь по несколько часов каждую ночь.
Трудясь таким образом и словом, и пером, я получала из Батл-Крика письма, которые сильно меня расстраивали. Читая их, я испытывала невыразимое уныние духа, переходившее временами в отчаяние, и это на некоторое время парализовало мою жизненную энергию. Три ночи я почти не смыкала глаз, мысли мои тревожили меня. Я, как могла, скрывала свои чувства от мужа и от той милой семьи, у которой мы жили. Никто не знал, какое бремя гнетет мою душу, когда я присоединялась к утренним и вечерним молитвам у семейного алтаря, но я стремилась возложить это бремя на великого [577] Носителя бремен. Однако мои моления исходили из скорбящего сердца, и из-за непроизвольных приступов горя и отчаяния я часто запиналась и теряла мысль во время молитвы. Кровь приливала к голове, меня шатало, и я едва не падала в обморок. У меня часто текла кровь из носа, особенно когда я пыталась писать. Я вынуждена была откладывать перо, но не могла сбросить с себя груз тревоги и ответственности, когда сознавала, что имею свидетельство для других, однако не имею физической возможности его передать.
Я получила еще одно письмо, в котором мне сообщали о решении издательства отложить публикацию Свидетельства № 11 до тех пор, пока я не напишу о том, что мне было показано об Институте здоровья, поскольку руководители этого предприятия крайне нуждались в средствах и хотели, чтобы мое свидетельство оказало должное влияние на братьев. Тогда я описала часть того видения, которое мне было показано относительно института, но не могла изложить его полностью из-за повышенного кровяного давления. Если бы я знала, что Свидетельство № 12 будет отложено на такой долгий срок, то не стала бы посылать и ту часть материала, которая содержалась в Свидетельстве № 11. Я полагала, что, отдохнув несколько дней, смогу снова взяться за перо, но, к величайшему моему огорчению, обнаружила, что мой мозг находится не в том состоянии, чтобы я могла что-либо писать. Пришлось отказаться от мысли изложить свидетельства общего или личного характера, и я все время переживала об этом.
Учитывая сложившиеся обстоятельства, мы решили вернуться в Батл-Крик, переждать там период распутицы и за это время дописать Свидетельство № 12. Моему мужу не терпелось повидаться с братьями в Батл-Крике, поговорить с ними и вместе порадоваться тому, что Господь сделал для него. Я собрала свои рукописи, и мы отправились в путь. По дороге мы провели два собрания в Орандже и воочию видели, какую пользу они принесли церкви и как она воспряла духом. Мы сами воспряли [578] под благотворным воздействием Духа Божьего.
В ту ночь мне приснилось, что я нахожусь в Батл-Крике. Я смотрела через боковое окно на входную дверь и увидела, как к дому приближается группа людей, шедших по двое. Они выглядели суровыми и решительными. Я хорошо их знала и потому сразу пошла открыть дверь в гостиной и впустить братьев, но решила еще раз посмотреть на них. Теперь картина изменилась, и вся процессия стала похожа на шествие католической инквизиции. Один нес в руке крест, другой - жезл. Когда люди приблизились, державший жезл начертил им линию вокруг нашего дома, сказав три раза: "Этот дом объявляется вне закона. Имущество конфискуется. Они хулили святой орден". Меня охватил ужас, я выбежала из дома через северный вход и сразу оказалась среди людей, часть которых я узнала, но не осмелилась сказать им ни слова, боясь, как бы они меня не выдали. Я попыталась найти уединенное место, где можно было выплакать свое горе и помолиться, не натыкаясь повсюду на жесткие, инквизиторские взгляды. Я часто повторяла: "О, если бы только я могла понять происходящее! О, если бы только они сказали мне, что я такого сделала!" Я плакала навзрыд и молилась, когда видела, как конфискуют наше скромное имущество. Я пыталась прочитать сочувствие или жалость во взглядах окружавших меня и приметила лица отдельных людей, которые, как мне казалось, поговорили бы со мной и утешили бы меня, если бы не боялись, что другие это заметят. Я решила было сбежать от толпы, но, увидев, что за мной следят, скрыла свои намерения. Я громко разрыдалась и произнесла: "О, если бы только они объяснили мне, что я такого сказала или сделала!"
Мой муж, спавший в той же комнате на соседней кровати, услышал, как я громко всхлипываю, и разбудил меня. Моя подушка намокла от слез, а дух мой был подавлен и опечален.
Брат и сестра Хауи сопровождали меня и мужа до Западного Виндзора, где нас тепло приняли брат и сестра Кармен. В субботу и воскресенье мы встречались с братьями и сестрами [579] из окрестных церквей и свободно возвещали им наше свидетельство. Проявившие интерес к делу Божьему испытали особое благодатное воздействие Святого Духа. Наши конференции проходили успешно, и почти все свидетельствовали, что сильно укрепляются и воодушевляются, бывая на них.
Через несколько дней мы снова оказались в Батл-Крике, где не были около трех месяцев. В субботу, 16 марта, мой муж проповедовал в церкви об освящении. Эту проповедь стенографировал редактор "Ревью", и она была опубликована в номерах 29 и 18. Джеймс также ясно и убедительно говорил после обеда и утром первого дня. Я как всегда без напряжения делилась своим свидетельством. В субботу, 23 марта, мы свободно проповедовали для церкви в Ньютоне, а еще через субботу трудились в церкви Конвиса, оставшись там и на воскресенье. Мы намеревались вернуться на север и проехали тридцать миль, но были вынуждены повернуть обратно из-за ужасного состояния дорог. Мой муж был страшно разочарован холодным приемом, который ему оказали в Батл-Крике, и я тоже расстроилась. Мы решили, что не можем нести свидетельство в этой церкви, пока нам не дадут понять, что нуждаются в нашем служении, и предпочли трудиться в Конвисе и Монтеррее до окончания весенней распутицы. Следующие две субботы мы провели в Конвисе и имеем доказательство того, что проделали хорошую работу, поскольку сейчас там проявляются ее лучшие плоды.
Я приехала домой в Батл-Крик, как уставший ребенок, которому нужны слова утешения и поддержки. Но мне больно здесь писать о том, с какой холодностью нас встретили наши братья, с которыми три месяца назад я расставалась в полном единстве взглядов, за исключением того, что мы выехали, не послушав их совета. В первую же ночь, проведенную в Батл-Крике, мне снилось, что я работаю изо всех сил и еду на большое собрание и что я сильно устала. Пока сестры [580] причесывали меня и поправляли на мне платье, я заснула, а проснувшись, с удивлением и негодованием обнаружила, что мою одежду куда-то унесли, а вместо нее нацепили на меня старые лохмотья и еще что-то сшитое и связанное из обрывков одеяла. Я спросила: "Что вы сделали со мной? Кто унес мою одежду и заменил ее на нищенские лохмотья? Кто мог так бессовестно поступить?" Я сорвала с себя эти лохмотья и выбросила их. Мне было очень больно и обидно, и я в досаде закричала: "Верните мне мою одежду, которую я ношу двадцать три года и ничем не опозорила ее. Если вы не сделаете это, я позову на помощь людей, и они вернут ее мне, ведь я ношу эту одежду вот уже двадцать три года".
Этот сон сбылся. В Батл-Крике о нас ходили самые невероятные и неправдоподобные слухи, наносящие вред нашей репутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Мы подходили к следующим домам, и беседы в них велись на ту же тему. Это была их истина для настоящего времени. Я сказала: "Мне ничего не было об этом известно! Мне было невдомек, что подобные чувства жили в сердцах тех, кого мы считали нашими друзьями в благополучное время и нашими скорыми помощниками в скорбях, страданиях и несчастьях. Лучше бы мне никогда об этом не знать! Они ведь были нашими самыми лучшими и верными друзьями".
Человек, сопровождавший меня, повторил следующие слова: [574] "Если бы они с таким же желанием, пылкостью и ревностью беседовали о своем Искупителе, размышляя о Его несравненных достоинствах. Его бескорыстной щедрости, о Его милосердии и прощении, о Его нежном сострадании к болящим, о Его великодушии и неизреченной любви, то насколько более ценными были бы их плоды!"
Тогда я сказала: "Я сильно огорчена. Мой муж не щадил себя в деле спасения душ. Он нес на себе бремя, пока оно не раздавило его; его разбил паралич, его физическое и умственное здоровье оказалось подорванным, и теперь, после того как Бог поддержал его рукой Своей, поднял его с постели, чтобы снова был услышан его голос, подмечать все его странные слова и поступки - просто жестоко и грешно".
Сопровождавший меня человек ответил так: "Когда темой беседы является Христос, Его жизнь и характер, тогда дух воскресает и плодом будет святость и жизнь вечная". Затем он процитировал следующие слова из Библии: "Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте". Эти слова произвели на меня такое впечатление, что в следующую субботу я взяла их за основу своей проповеди.
Мои труды в городе Райт изнурили меня. Мне приходилось постоянно ухаживать за мужем днем, а иногда и ночью. Я делала для него ванны, брала его с собой кататься верхом на лошади и два раза в день гуляла с ним, как бы ветрено и дождливо ни было. Я писала под его диктовку статьи для "Ревью", кроме того сочинила много писем и исписала много страниц личных свидетельств, а также написала большую часть Свидетельства № 11; и все это не считая посещений и публичных выступлений, на которых я старалась говорить как можно дольше и как можно энергичнее. Брат и сестра Рут глубоко сочувствовали мне в моих трудах и переживаниях и нежно [575] заботились обо всех наших нуждах. Мы часто молились, чтобы Господь благословил их материально, благословил их дом и даровал им здоровье, благодать и духовную силу, и я чувствовала, что их сопровождает особое благословение. Хотя после нашего отъезда они много болели, недавно я получила сообщение, что теперь они чувствуют себя лучше, чем прежде. Что касается материального благополучия, то брат Рут написал мне, что его пшеничные поля принесли двадцать семь бушелей с акра, а некоторые даже сорок, тогда как средний урожай у их соседей был всего лишь семь бушелей с акра.
29 января 1867 года мы выехали из города Райт и отправились в Гринвилл, округ Монткелым, находящийся в сорока милях от него. Это был один из самых холодных зимних дней, и мы были рады укрыться от холода и снегопада в доме брата Мейнарда. Эта дорогая семья приняла нас в свой дом и в свои сердца. Мы жили у них шесть недель, трудясь в церквах Грин-вилла и Орлеана и сделав гостеприимный дом брата Мейнарда своим духовным центром.
Господь дал мне способность свободно говорить перед людьми; я чувствовала, что Он подкрепляет меня при каждом усилии. Убедившись, что имею свидетельство для людей и могу трудиться вместе с мужем, я укрепилась в вере, что он выздоровеет и будет успешно трудиться в деле Божьем. Люди принимали его служение, и он много помогал мне. Без него я не смогла бы так много сделать, но с его помощью и в силе Божьей я полностью выполнила порученное мне дело. Господь подкреплял мужа во всех его усилиях. Когда муж, несмотря на свою немощь, отваживался на что-то, доверяясь Богу, силы прибывали к нему и ему становилось лучше день ото дня. Когда я поняла, что к моему мужу возвращаются физические и умственные силы, моей благодарности не было предела, ибо теперь ничто не мешало мне с новой силой и [576] энергией взяться за дело Божье и трудиться бок о бок со своим мужем для народа Божьего в заключительные дни истории этого мира. До того, как его разбил паралич, он занимал важный пост в канцелярии и вынужден был находиться в ней большую часть дня. А поскольку я не могла разъезжать без него, то значительную часть времени была привязана к дому. Я чувствовала, что теперь, когда он трудится в слове и учении и посвящает себя всецело проповеди Евангелия, Бог будет благоприятствовать ему. Мы твердо решили, что муж никогда больше не позволит запереть себя в канцелярии, ибо бумажной работой могли заниматься другие, но сделает так, чтобы мы могли вместе путешествовать и возвещать торжественное свидетельство, которое Бог дал нам для Своей Церкви Остатка.
Я остро ощущала, что народ Божий находится в плохом духовном состоянии, и каждый день признавалась, что исчерпала запас своих сил. Находясь в городе Райт, мы отослали мое Свидетельство № 11 в издательство, и я использовала практически каждое мгновение, свободное от собраний, чтобы записывать материал для Свидетельства № 12. В Райте я работала на пределе своих физических и умственных возможностей. Я понимала, что надо отдохнуть, но мне некогда было перевести дух. По нескольку раз в неделю я выступала перед народом и исписывала множество страниц личными свидетельствами. Я ощущала на себе бремя ответственности за души, и чувство долга было настолько велико, что я спала всего лишь по несколько часов каждую ночь.
Трудясь таким образом и словом, и пером, я получала из Батл-Крика письма, которые сильно меня расстраивали. Читая их, я испытывала невыразимое уныние духа, переходившее временами в отчаяние, и это на некоторое время парализовало мою жизненную энергию. Три ночи я почти не смыкала глаз, мысли мои тревожили меня. Я, как могла, скрывала свои чувства от мужа и от той милой семьи, у которой мы жили. Никто не знал, какое бремя гнетет мою душу, когда я присоединялась к утренним и вечерним молитвам у семейного алтаря, но я стремилась возложить это бремя на великого [577] Носителя бремен. Однако мои моления исходили из скорбящего сердца, и из-за непроизвольных приступов горя и отчаяния я часто запиналась и теряла мысль во время молитвы. Кровь приливала к голове, меня шатало, и я едва не падала в обморок. У меня часто текла кровь из носа, особенно когда я пыталась писать. Я вынуждена была откладывать перо, но не могла сбросить с себя груз тревоги и ответственности, когда сознавала, что имею свидетельство для других, однако не имею физической возможности его передать.
Я получила еще одно письмо, в котором мне сообщали о решении издательства отложить публикацию Свидетельства № 11 до тех пор, пока я не напишу о том, что мне было показано об Институте здоровья, поскольку руководители этого предприятия крайне нуждались в средствах и хотели, чтобы мое свидетельство оказало должное влияние на братьев. Тогда я описала часть того видения, которое мне было показано относительно института, но не могла изложить его полностью из-за повышенного кровяного давления. Если бы я знала, что Свидетельство № 12 будет отложено на такой долгий срок, то не стала бы посылать и ту часть материала, которая содержалась в Свидетельстве № 11. Я полагала, что, отдохнув несколько дней, смогу снова взяться за перо, но, к величайшему моему огорчению, обнаружила, что мой мозг находится не в том состоянии, чтобы я могла что-либо писать. Пришлось отказаться от мысли изложить свидетельства общего или личного характера, и я все время переживала об этом.
Учитывая сложившиеся обстоятельства, мы решили вернуться в Батл-Крик, переждать там период распутицы и за это время дописать Свидетельство № 12. Моему мужу не терпелось повидаться с братьями в Батл-Крике, поговорить с ними и вместе порадоваться тому, что Господь сделал для него. Я собрала свои рукописи, и мы отправились в путь. По дороге мы провели два собрания в Орандже и воочию видели, какую пользу они принесли церкви и как она воспряла духом. Мы сами воспряли [578] под благотворным воздействием Духа Божьего.
В ту ночь мне приснилось, что я нахожусь в Батл-Крике. Я смотрела через боковое окно на входную дверь и увидела, как к дому приближается группа людей, шедших по двое. Они выглядели суровыми и решительными. Я хорошо их знала и потому сразу пошла открыть дверь в гостиной и впустить братьев, но решила еще раз посмотреть на них. Теперь картина изменилась, и вся процессия стала похожа на шествие католической инквизиции. Один нес в руке крест, другой - жезл. Когда люди приблизились, державший жезл начертил им линию вокруг нашего дома, сказав три раза: "Этот дом объявляется вне закона. Имущество конфискуется. Они хулили святой орден". Меня охватил ужас, я выбежала из дома через северный вход и сразу оказалась среди людей, часть которых я узнала, но не осмелилась сказать им ни слова, боясь, как бы они меня не выдали. Я попыталась найти уединенное место, где можно было выплакать свое горе и помолиться, не натыкаясь повсюду на жесткие, инквизиторские взгляды. Я часто повторяла: "О, если бы только я могла понять происходящее! О, если бы только они сказали мне, что я такого сделала!" Я плакала навзрыд и молилась, когда видела, как конфискуют наше скромное имущество. Я пыталась прочитать сочувствие или жалость во взглядах окружавших меня и приметила лица отдельных людей, которые, как мне казалось, поговорили бы со мной и утешили бы меня, если бы не боялись, что другие это заметят. Я решила было сбежать от толпы, но, увидев, что за мной следят, скрыла свои намерения. Я громко разрыдалась и произнесла: "О, если бы только они объяснили мне, что я такого сказала или сделала!"
Мой муж, спавший в той же комнате на соседней кровати, услышал, как я громко всхлипываю, и разбудил меня. Моя подушка намокла от слез, а дух мой был подавлен и опечален.
Брат и сестра Хауи сопровождали меня и мужа до Западного Виндзора, где нас тепло приняли брат и сестра Кармен. В субботу и воскресенье мы встречались с братьями и сестрами [579] из окрестных церквей и свободно возвещали им наше свидетельство. Проявившие интерес к делу Божьему испытали особое благодатное воздействие Святого Духа. Наши конференции проходили успешно, и почти все свидетельствовали, что сильно укрепляются и воодушевляются, бывая на них.
Через несколько дней мы снова оказались в Батл-Крике, где не были около трех месяцев. В субботу, 16 марта, мой муж проповедовал в церкви об освящении. Эту проповедь стенографировал редактор "Ревью", и она была опубликована в номерах 29 и 18. Джеймс также ясно и убедительно говорил после обеда и утром первого дня. Я как всегда без напряжения делилась своим свидетельством. В субботу, 23 марта, мы свободно проповедовали для церкви в Ньютоне, а еще через субботу трудились в церкви Конвиса, оставшись там и на воскресенье. Мы намеревались вернуться на север и проехали тридцать миль, но были вынуждены повернуть обратно из-за ужасного состояния дорог. Мой муж был страшно разочарован холодным приемом, который ему оказали в Батл-Крике, и я тоже расстроилась. Мы решили, что не можем нести свидетельство в этой церкви, пока нам не дадут понять, что нуждаются в нашем служении, и предпочли трудиться в Конвисе и Монтеррее до окончания весенней распутицы. Следующие две субботы мы провели в Конвисе и имеем доказательство того, что проделали хорошую работу, поскольку сейчас там проявляются ее лучшие плоды.
Я приехала домой в Батл-Крик, как уставший ребенок, которому нужны слова утешения и поддержки. Но мне больно здесь писать о том, с какой холодностью нас встретили наши братья, с которыми три месяца назад я расставалась в полном единстве взглядов, за исключением того, что мы выехали, не послушав их совета. В первую же ночь, проведенную в Батл-Крике, мне снилось, что я работаю изо всех сил и еду на большое собрание и что я сильно устала. Пока сестры [580] причесывали меня и поправляли на мне платье, я заснула, а проснувшись, с удивлением и негодованием обнаружила, что мою одежду куда-то унесли, а вместо нее нацепили на меня старые лохмотья и еще что-то сшитое и связанное из обрывков одеяла. Я спросила: "Что вы сделали со мной? Кто унес мою одежду и заменил ее на нищенские лохмотья? Кто мог так бессовестно поступить?" Я сорвала с себя эти лохмотья и выбросила их. Мне было очень больно и обидно, и я в досаде закричала: "Верните мне мою одежду, которую я ношу двадцать три года и ничем не опозорила ее. Если вы не сделаете это, я позову на помощь людей, и они вернут ее мне, ведь я ношу эту одежду вот уже двадцать три года".
Этот сон сбылся. В Батл-Крике о нас ходили самые невероятные и неправдоподобные слухи, наносящие вред нашей репутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108