Много их. Свой дом от грязи очищать – дело правильное, а зачем чужой чистить, если в своем работы полно? У чужого дома тоже хозяева есть. А нам бы в живых остаться и домой вернуться.
– Та-ак, – Бабай оглядел свою команду, – кто еще так думает?
Девчонки отвели глаза. Ясен пень, домой хотят, вон глаза заплаканные. Зато О-о хмыкнул:
– Фигня, Бабай. Гоблинов везде надо бить. У себя побьем, а они отсюда к нам опять придут. Или вообще не драться, а только сидеть тихо, как мыши. Ага?
Бабай повернулся к Сергею:
– Ну, а ты чего скажешь, умник?
То и скажу, что прав О-о и Кишка прав. За нашу жизнь мы всех гоблинов точно не перебьем. Но бить их надо везде, где увидим, потому что иначе мы от них все равно не избавимся. Одних прибьем, другие придут. Они по всей Земле расселились. Такая нам выпала судьба – оказаться в Москве. Значит, что-то нам здесь значительное предстоит совершить. Просто так ничего в жизни не делается. Мы должны были все здесь оказаться, вот и оказались.
Тебя-то, понятно, гоблины сюда привезли, – буркнула Ира. – А нас-то за что? Гадостью какой-то сюда кинуло.
– Не просто так кинуло, – ответил на это Серега. – Ведь вы могли и не ходить и на эту гадость не смотреть, так?
– Ну так.
– А ведь пошли.
– Сдуру пошли, – вступилась за Иру Света. – Нечего было и ходить.
– Может, и незачем, а вы пошли. Значит, зачем-то это нужно было. Что-то жизнь вам здесь готовит, и мне заодно. Все в жизни происходит не просто так.
– Правильно! – высунулся Шуруп. – Перебьем всех гоблинов верховных и домой!
– Кончай базар, – наконец сказал Бабай. – Нам тут жить. До самой весны. Так что сначала жилье оборудовать надо, а потом разбираться, будем мы драться или как. Хотя я вас, братва, не понимаю. Там мы, значит, орлами были, а здесь вдруг мышами станем? Никого не вижу, ничего не слышу, в норке сижу? Не, ребята, это фигня полная. А москвичи на нас как посмотрят? Мол, появились придурки какие-то, тише воды, ниже травы быть хотят?
– Они и сами тут не больно-то навоевали, – буркнул Кишка.
– А ты знаешь, сколько они навоевали?
– Знаю, небось. Видно. Сами по норам прячутся.
2
А впрочем, нужно было жить постепенно. Решать проблемы не все сразу, а одну за другой.
А кроме глобальных проблем на каждый день имелась целая куча мелких проблемок, без решения которых можно было очень легко попрощаться со своей шкурой.
Станция метро была местом отличным, просто, можно сказать, замечательным, но и его следовало оборудовать.
Дни стояли мерзкие, дождливые. Костя распланировал маскировку входа, показал, все одобрили без исключений и теперь батрачили, как проклятые.
Работа была муторная, тяжелая. Бабай с Кишкой таскали проржавелые автомобильные остовы, каменные плиты от ближайших развалин. Костя с О-о создавали из этого хлама тщательно продуманный лабиринт. Так шли день за днем. Текла осень.
3
Октябрь сыпал холодными дождями, нависал туманами. По утрам рассветало сквозь сырость неохотно, с трудом, точно дневному свету лень было тратить себя на этот неприютный, тошный мир... Такое настроение передалось и бойцам Бабая, поселившимся на бывшей станции метро «Юго-Западная» и оказавшимся в состоянии вынужденного безделья.
Гвоздь снабдил новую команду радиосвязью: одной рацией, самолично собранной им, – чудовищный на вид агрегат работал безотказно даже в подземелье – и персонально для командира выделил мини-передатчик, нечто вроде мобильного телефона, только с меньшим, конечно, радиусом действия.
– Базовая станция у меня, – объяснил Гвоздь. – От вас это километров пять, не больше. Брать будет без проблем!
– Чего – брать? – удивился Бабай.
– Волну, – встрял Костя. – Ну, звуки, передачу. Это же все по волнам идет.
Бабай ни хрена не понял, но здраво рассудил, что лучше этим себе голову не забивать.
– Ладно, – сказал он. – Ты мне, главное, растолкуй, какие кнопки тискать.
Костя с Гвоздем наперебой стали втолковывать, – оказалось, не так уж сложно.
– Питание только берегите, – предупредил Гвоздь, – батареи то есть. Я вам в запас, ясное дело, дам, но зря расходовать ни к чему...
Ну, это и ежу понятно. Зря не расходовали. Раз или два в день выходили на связь – с Гвоздем либо с Даней, сообщали друг другу, что все нормально, все тихо, ничего такого не предвидится.
Так текли дни. Жратвы у ребят было завались, с водой тоже без проблем, а вдобавок и делать нечего. Вроде бы лафа, но Бабай-то знал, насколько эта лафа обманчива. Расслабляться нельзя! При такой жизни от безделья не только обленишься, утратишь боевую сноровку, но очень просто и болезнь какую-нибудь нажить. В подземелье, без воздуха, без света.. Конечно, командир установил график дежурств: ребята по двое, по трое патрулировали окрестности, заодно и знакомясь с ними. Это было, конечно, необходимо и полезно, но никак не достаточно.
– Ну что там у вас, – говорил по рации Бабай Дане, – что-нибудь намечается?
– Нет пока, – отвечал Даня. Как что наметится – тут же сообщу.
Бабай хмыкал. Даня его отлично понимал:
– Да, да. Без дела разлад наступает, сам знаю. Но и рисковать впустую ни к чему. Исследуйте окрестности! Чем не дело? Там любопытного много.
Ну, это чистая правда. Вокруг «Юго-Западной» громоздились безмолвные, жутковатые в своем безмолвии бетонные коробки, меж ними всегда гулял ветер, завывая, высвистывая – то грозно, то печально... Ребята лазали по этажам, на одном из зданий забрались на крышу. Ветер чуть их не сдул оттуда, но смотреть сверху вниз было чертовски интересно, аж дух захватывало. В одну сторону распростерся огромный пустой город: дома, дома, дома... до горизонта пустыня мегаполиса. Над нею тоже возносились пики высоток, – одна казалась совсем недалекой; Сергей смотрел, смотрел на нее и неуверенно сказал, ткнув пальцем:
– Вот ту башню видите?.. По-моему, это университет. Отец рассказывал... Похоже на его описание.
– Уни... что? – Костя поперхнулся.
– Университет, – повторил Сергей и разъяснил, что это такое. Поняли.
– Он там учился, – грустно добавил Сергей. Ненадолго все примолкли. Потом О-о произнес:
– Можно туда сходить. Посмотреть...
– Подумаем, – сказал Бабай. Обернулся. – Мне почему-то та сторона больше нравится.
В той стороне город кончался. Над пустырем едва-едва возвышались руины церкви, а дальше шли леса. Но и там высились здания. Одно, левее, стояло как-то на отшибе, уже в лесу. Оно было огромное и круглое, белое – настоящий дворец.
– Во, дом какой, гляньте! – восхитился Шуруп. – Круглый!
– А это что, не знаешь? – спросил Сергея Костя. Тот отрицательно покачал головой. Сказал лишь:
– Да, странное сооружение...
Чем-то оно привлекло его. Показалось загадочным, таинственно-мрачным, несмотря на белый цвет...
Впрочем, белым оно было условно: от лет и непогод оно стало таким... цвета дождя – и в тускло-облачный осенний день, казалось, хочет слиться с фоном, стать невидимым.
– Если дождь пойдет... – медленно произнес Сергей, – его совсем не видно будет...
– Кого – его? – не понял Бабай.
– Да вот, дом этот круглый...
Сергей как в воду глядел: и минуты не прошло, как сперва закапал, а затем брызнул, заморосил дождичек. Ребята поспешили убраться с крыши.
Потом были еще вылазки. К университету, правда, и к круглому дому Бабай отправляться запретил: далеко все же, незнакомый город... Пришлось ограничиться окрестностями.
Они надоели довольно быстро. Вот тогда-то и наступила скука... Бабай забеспокоился. Нужно дело! А дела не было.
Он и сам не то чтоб опустился, нет; этого бы он себе не позволил. Однако вялость, лень одолевали точь-в-точь, как тогда в Уфе... все хотелось прилечь, вздремнуть.
А тут еще и ностальгия. Бабай старался не подать виду, ходил бодрее, прогоняя сон, насвистывал, распоряжался. Но в глубине души поселилась глухая, тяжкая тоска, сидела жабой, тянула... И ведь странно: днем в сон клонит, ходишь хоть спички в глаза вставляй – а спать ляжешь, и чтоб тебе треснуть! Ни хрена не заснешь. Все храпят давно (кроме часовых, конечно!), а он, командир, лежит во тьме с открытыми глазами и не может заснуть.
Вспоминались люди, навсегда ушедшие из его жизни. Жалко было этого почти до слез.
Мать. Сестра. Очкарик. Тот мужик, что спас, их всех когда-то. Теперь Бабая мучило, что он не помнит его имени. Дядя Миша вроде?.. Нет, не вспомнить. Лицо помнится, пожалуйста. Немолодое, доброе, большие залысины спереди со лба... Ну и на том спасибо. Буду помнить! Никогда не забуду.
Даже Поддувало вспоминался по-хорошему. Гаденыш был, конечно, если правду говорить, ну да уж что там... Бог с ним. И Рита, и Оля... И Витек.
А Снежана с малышней! Что с ними?! Эх, если б можно было сорваться да полететь туда, домой!.. Дом! Никогда еще Бабай не думал так об их неказистом жилище в заводском подземелье. Не понимал, не понимал... Видать, и вправду что-то начинаешь ценить тогда, когда потеряешь.
Но не один Бабай был таков. Прочие тоже тосковали. Косте снились сны: вот он идет по лугу, солнце, лето... И весь луг полон цветущих ромашек. Как бы даже нет конца у него, у этого поля – можно идти и идти бесконечно, и счастье твое такое же бескрайнее, как поле, как небо, как свет солнца... Костю сильно подмывало рассказать об этом друзьям, но он не решался. Думал, засмеют.
Свои изгибы памяти были и у Сергея. Со временем точно анестезия отошла, и вот теперь-то боль потери вцепилась в душу клещами. Больше всего Сергей боялся разрыдаться во сне – хотя отлично понимал, что никто бы его не осудил, все бы все поняли, наверняка и поддержали. Но было бы ужасно стыдно перед самим собой. Разве этому учил его отец?! Он учил сына быть мужчиной, вести себя по-мужски – в любом случае, каким бы этот случай ни был.
Ну а вести по-мужски – прежде всего, думать. Для того и голова на плечах! И Сергей думал.
В тот последний миг отец крикнул: «Помни поляну!» Что это значит? А вот что: одна из тех лесных полян, где они с отцом бывали в своих блужданиях. Сидели на траве, болтали... Сергей без труда мог припомнить все – не так уж их и много было... Но с этим-то все ясно, не ясно другое: зачем надо помнить? Впрочем, и тут догадаться нетрудно. Это очень важно! Что важное, что-то существенное там, на той поляне... А вот что – вот тут уж думай, родной, ломай голову.
Сергей пытался думать, но мысль как-то не шла. В самом деле, ну что здесь можно предполагать?.. Да все, что угодно! А раз так, то все гипотезы – гадание на кофейной гуще. Единственное здравое решение: вернуться в лес, обходить эти все поляны одну за другой, внимательно исследовать их и думать, что же такое имел в виду Алексей Владимирович. Решение громоздкое, спору нет. Но кто предложит что-либо другое?.. А кроме того, до весны об этом, ясен пень, и думать нечего.
Потому мысли Сергея сами собой уплывали в прошлое. Родные лица, дом, огород, лес. Помнилось, как шли с отцом потаенными тропами, глядели снизу вверх в кроны деревьев, как шумел в них ветер... однажды вспомнилось, как вышли на границу леса – такие дали распахнулись перед ними, что Сергей ахнул и долго стоял зачарованный, а отец посмеивался над ним... Это и снилось тоже, иной раз Сергей просыпался средь ночи – и такая тоска, хоть вой.
Так, повторимся, текли дни. Пришельцы обживались на новом месте, привыкали к нему. Уже не казалось оно чужим: родным, правда, еще не стало, но знакомым – да, конечно... тяга к дому не проходила, да ведь жить-то надо. Вот и жили. Неважнецки. Каждому в душе хотелось перемен.
4
Это прекрасно понимал и Даня. Психолог он был не хуже Бабая. Он представлял, каково сейчас ребятам и как влияет на них безделье. В данной ситуации, пожалуй, лучше всего было бы им сейчас рассредоточиться; вот они, москвичи, недаром жили малыми группами или совсем поодиночке: такая жизнь закаляла, не давала расслабиться – правда, лишь тем, у кого есть характер. Ну а бесхарактерным, вообще-то, в том мире делать было нечего.
Все так, кроме одного обстоятельства: разбредаться новичкам было никак нельзя. Пока не стали здесь как рыба в воде, не изучили подземелья, переулки и дворы как свои пять пальцев... Риск! Потому придется пока подождать. Пока – потому что долгое ожидание опасно не менее, чем молодецкая дурь.
Даня связался с Тэйки:
– Привет, Тэ! Слушай, у тебя новых данных никаких нет?.. Понимаешь, надо новых ребят этих, из Уфы, привлекать к делу поскорее, а то они скиснут так, в бездействии.
Тэйки среди Даниных бойцов была одним из лучших разведчиков – не хуже Немо и, пожалуй, получше самого Дани... Получше в некоторых компонентах: вряд ли она могла сравниться с генералом в стрельбе, в тактическом мастерстве: выборе позиции и прочем. Но она была неуловимым и бесшумным лазутчиком, могла пройти без отдыха такое расстояние, какого не осилить никому из парней, умела проскользнуть незамеченной под самым носом у гоблинов и добыть столь ценные сведения, что остальные только восхищенно качали головами – им это было недоступно.
Но нынче и Тэйки не могла своему генералу помочь.
– Ничего пока, – звучал из динамика рации ее голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Та-ак, – Бабай оглядел свою команду, – кто еще так думает?
Девчонки отвели глаза. Ясен пень, домой хотят, вон глаза заплаканные. Зато О-о хмыкнул:
– Фигня, Бабай. Гоблинов везде надо бить. У себя побьем, а они отсюда к нам опять придут. Или вообще не драться, а только сидеть тихо, как мыши. Ага?
Бабай повернулся к Сергею:
– Ну, а ты чего скажешь, умник?
То и скажу, что прав О-о и Кишка прав. За нашу жизнь мы всех гоблинов точно не перебьем. Но бить их надо везде, где увидим, потому что иначе мы от них все равно не избавимся. Одних прибьем, другие придут. Они по всей Земле расселились. Такая нам выпала судьба – оказаться в Москве. Значит, что-то нам здесь значительное предстоит совершить. Просто так ничего в жизни не делается. Мы должны были все здесь оказаться, вот и оказались.
Тебя-то, понятно, гоблины сюда привезли, – буркнула Ира. – А нас-то за что? Гадостью какой-то сюда кинуло.
– Не просто так кинуло, – ответил на это Серега. – Ведь вы могли и не ходить и на эту гадость не смотреть, так?
– Ну так.
– А ведь пошли.
– Сдуру пошли, – вступилась за Иру Света. – Нечего было и ходить.
– Может, и незачем, а вы пошли. Значит, зачем-то это нужно было. Что-то жизнь вам здесь готовит, и мне заодно. Все в жизни происходит не просто так.
– Правильно! – высунулся Шуруп. – Перебьем всех гоблинов верховных и домой!
– Кончай базар, – наконец сказал Бабай. – Нам тут жить. До самой весны. Так что сначала жилье оборудовать надо, а потом разбираться, будем мы драться или как. Хотя я вас, братва, не понимаю. Там мы, значит, орлами были, а здесь вдруг мышами станем? Никого не вижу, ничего не слышу, в норке сижу? Не, ребята, это фигня полная. А москвичи на нас как посмотрят? Мол, появились придурки какие-то, тише воды, ниже травы быть хотят?
– Они и сами тут не больно-то навоевали, – буркнул Кишка.
– А ты знаешь, сколько они навоевали?
– Знаю, небось. Видно. Сами по норам прячутся.
2
А впрочем, нужно было жить постепенно. Решать проблемы не все сразу, а одну за другой.
А кроме глобальных проблем на каждый день имелась целая куча мелких проблемок, без решения которых можно было очень легко попрощаться со своей шкурой.
Станция метро была местом отличным, просто, можно сказать, замечательным, но и его следовало оборудовать.
Дни стояли мерзкие, дождливые. Костя распланировал маскировку входа, показал, все одобрили без исключений и теперь батрачили, как проклятые.
Работа была муторная, тяжелая. Бабай с Кишкой таскали проржавелые автомобильные остовы, каменные плиты от ближайших развалин. Костя с О-о создавали из этого хлама тщательно продуманный лабиринт. Так шли день за днем. Текла осень.
3
Октябрь сыпал холодными дождями, нависал туманами. По утрам рассветало сквозь сырость неохотно, с трудом, точно дневному свету лень было тратить себя на этот неприютный, тошный мир... Такое настроение передалось и бойцам Бабая, поселившимся на бывшей станции метро «Юго-Западная» и оказавшимся в состоянии вынужденного безделья.
Гвоздь снабдил новую команду радиосвязью: одной рацией, самолично собранной им, – чудовищный на вид агрегат работал безотказно даже в подземелье – и персонально для командира выделил мини-передатчик, нечто вроде мобильного телефона, только с меньшим, конечно, радиусом действия.
– Базовая станция у меня, – объяснил Гвоздь. – От вас это километров пять, не больше. Брать будет без проблем!
– Чего – брать? – удивился Бабай.
– Волну, – встрял Костя. – Ну, звуки, передачу. Это же все по волнам идет.
Бабай ни хрена не понял, но здраво рассудил, что лучше этим себе голову не забивать.
– Ладно, – сказал он. – Ты мне, главное, растолкуй, какие кнопки тискать.
Костя с Гвоздем наперебой стали втолковывать, – оказалось, не так уж сложно.
– Питание только берегите, – предупредил Гвоздь, – батареи то есть. Я вам в запас, ясное дело, дам, но зря расходовать ни к чему...
Ну, это и ежу понятно. Зря не расходовали. Раз или два в день выходили на связь – с Гвоздем либо с Даней, сообщали друг другу, что все нормально, все тихо, ничего такого не предвидится.
Так текли дни. Жратвы у ребят было завались, с водой тоже без проблем, а вдобавок и делать нечего. Вроде бы лафа, но Бабай-то знал, насколько эта лафа обманчива. Расслабляться нельзя! При такой жизни от безделья не только обленишься, утратишь боевую сноровку, но очень просто и болезнь какую-нибудь нажить. В подземелье, без воздуха, без света.. Конечно, командир установил график дежурств: ребята по двое, по трое патрулировали окрестности, заодно и знакомясь с ними. Это было, конечно, необходимо и полезно, но никак не достаточно.
– Ну что там у вас, – говорил по рации Бабай Дане, – что-нибудь намечается?
– Нет пока, – отвечал Даня. Как что наметится – тут же сообщу.
Бабай хмыкал. Даня его отлично понимал:
– Да, да. Без дела разлад наступает, сам знаю. Но и рисковать впустую ни к чему. Исследуйте окрестности! Чем не дело? Там любопытного много.
Ну, это чистая правда. Вокруг «Юго-Западной» громоздились безмолвные, жутковатые в своем безмолвии бетонные коробки, меж ними всегда гулял ветер, завывая, высвистывая – то грозно, то печально... Ребята лазали по этажам, на одном из зданий забрались на крышу. Ветер чуть их не сдул оттуда, но смотреть сверху вниз было чертовски интересно, аж дух захватывало. В одну сторону распростерся огромный пустой город: дома, дома, дома... до горизонта пустыня мегаполиса. Над нею тоже возносились пики высоток, – одна казалась совсем недалекой; Сергей смотрел, смотрел на нее и неуверенно сказал, ткнув пальцем:
– Вот ту башню видите?.. По-моему, это университет. Отец рассказывал... Похоже на его описание.
– Уни... что? – Костя поперхнулся.
– Университет, – повторил Сергей и разъяснил, что это такое. Поняли.
– Он там учился, – грустно добавил Сергей. Ненадолго все примолкли. Потом О-о произнес:
– Можно туда сходить. Посмотреть...
– Подумаем, – сказал Бабай. Обернулся. – Мне почему-то та сторона больше нравится.
В той стороне город кончался. Над пустырем едва-едва возвышались руины церкви, а дальше шли леса. Но и там высились здания. Одно, левее, стояло как-то на отшибе, уже в лесу. Оно было огромное и круглое, белое – настоящий дворец.
– Во, дом какой, гляньте! – восхитился Шуруп. – Круглый!
– А это что, не знаешь? – спросил Сергея Костя. Тот отрицательно покачал головой. Сказал лишь:
– Да, странное сооружение...
Чем-то оно привлекло его. Показалось загадочным, таинственно-мрачным, несмотря на белый цвет...
Впрочем, белым оно было условно: от лет и непогод оно стало таким... цвета дождя – и в тускло-облачный осенний день, казалось, хочет слиться с фоном, стать невидимым.
– Если дождь пойдет... – медленно произнес Сергей, – его совсем не видно будет...
– Кого – его? – не понял Бабай.
– Да вот, дом этот круглый...
Сергей как в воду глядел: и минуты не прошло, как сперва закапал, а затем брызнул, заморосил дождичек. Ребята поспешили убраться с крыши.
Потом были еще вылазки. К университету, правда, и к круглому дому Бабай отправляться запретил: далеко все же, незнакомый город... Пришлось ограничиться окрестностями.
Они надоели довольно быстро. Вот тогда-то и наступила скука... Бабай забеспокоился. Нужно дело! А дела не было.
Он и сам не то чтоб опустился, нет; этого бы он себе не позволил. Однако вялость, лень одолевали точь-в-точь, как тогда в Уфе... все хотелось прилечь, вздремнуть.
А тут еще и ностальгия. Бабай старался не подать виду, ходил бодрее, прогоняя сон, насвистывал, распоряжался. Но в глубине души поселилась глухая, тяжкая тоска, сидела жабой, тянула... И ведь странно: днем в сон клонит, ходишь хоть спички в глаза вставляй – а спать ляжешь, и чтоб тебе треснуть! Ни хрена не заснешь. Все храпят давно (кроме часовых, конечно!), а он, командир, лежит во тьме с открытыми глазами и не может заснуть.
Вспоминались люди, навсегда ушедшие из его жизни. Жалко было этого почти до слез.
Мать. Сестра. Очкарик. Тот мужик, что спас, их всех когда-то. Теперь Бабая мучило, что он не помнит его имени. Дядя Миша вроде?.. Нет, не вспомнить. Лицо помнится, пожалуйста. Немолодое, доброе, большие залысины спереди со лба... Ну и на том спасибо. Буду помнить! Никогда не забуду.
Даже Поддувало вспоминался по-хорошему. Гаденыш был, конечно, если правду говорить, ну да уж что там... Бог с ним. И Рита, и Оля... И Витек.
А Снежана с малышней! Что с ними?! Эх, если б можно было сорваться да полететь туда, домой!.. Дом! Никогда еще Бабай не думал так об их неказистом жилище в заводском подземелье. Не понимал, не понимал... Видать, и вправду что-то начинаешь ценить тогда, когда потеряешь.
Но не один Бабай был таков. Прочие тоже тосковали. Косте снились сны: вот он идет по лугу, солнце, лето... И весь луг полон цветущих ромашек. Как бы даже нет конца у него, у этого поля – можно идти и идти бесконечно, и счастье твое такое же бескрайнее, как поле, как небо, как свет солнца... Костю сильно подмывало рассказать об этом друзьям, но он не решался. Думал, засмеют.
Свои изгибы памяти были и у Сергея. Со временем точно анестезия отошла, и вот теперь-то боль потери вцепилась в душу клещами. Больше всего Сергей боялся разрыдаться во сне – хотя отлично понимал, что никто бы его не осудил, все бы все поняли, наверняка и поддержали. Но было бы ужасно стыдно перед самим собой. Разве этому учил его отец?! Он учил сына быть мужчиной, вести себя по-мужски – в любом случае, каким бы этот случай ни был.
Ну а вести по-мужски – прежде всего, думать. Для того и голова на плечах! И Сергей думал.
В тот последний миг отец крикнул: «Помни поляну!» Что это значит? А вот что: одна из тех лесных полян, где они с отцом бывали в своих блужданиях. Сидели на траве, болтали... Сергей без труда мог припомнить все – не так уж их и много было... Но с этим-то все ясно, не ясно другое: зачем надо помнить? Впрочем, и тут догадаться нетрудно. Это очень важно! Что важное, что-то существенное там, на той поляне... А вот что – вот тут уж думай, родной, ломай голову.
Сергей пытался думать, но мысль как-то не шла. В самом деле, ну что здесь можно предполагать?.. Да все, что угодно! А раз так, то все гипотезы – гадание на кофейной гуще. Единственное здравое решение: вернуться в лес, обходить эти все поляны одну за другой, внимательно исследовать их и думать, что же такое имел в виду Алексей Владимирович. Решение громоздкое, спору нет. Но кто предложит что-либо другое?.. А кроме того, до весны об этом, ясен пень, и думать нечего.
Потому мысли Сергея сами собой уплывали в прошлое. Родные лица, дом, огород, лес. Помнилось, как шли с отцом потаенными тропами, глядели снизу вверх в кроны деревьев, как шумел в них ветер... однажды вспомнилось, как вышли на границу леса – такие дали распахнулись перед ними, что Сергей ахнул и долго стоял зачарованный, а отец посмеивался над ним... Это и снилось тоже, иной раз Сергей просыпался средь ночи – и такая тоска, хоть вой.
Так, повторимся, текли дни. Пришельцы обживались на новом месте, привыкали к нему. Уже не казалось оно чужим: родным, правда, еще не стало, но знакомым – да, конечно... тяга к дому не проходила, да ведь жить-то надо. Вот и жили. Неважнецки. Каждому в душе хотелось перемен.
4
Это прекрасно понимал и Даня. Психолог он был не хуже Бабая. Он представлял, каково сейчас ребятам и как влияет на них безделье. В данной ситуации, пожалуй, лучше всего было бы им сейчас рассредоточиться; вот они, москвичи, недаром жили малыми группами или совсем поодиночке: такая жизнь закаляла, не давала расслабиться – правда, лишь тем, у кого есть характер. Ну а бесхарактерным, вообще-то, в том мире делать было нечего.
Все так, кроме одного обстоятельства: разбредаться новичкам было никак нельзя. Пока не стали здесь как рыба в воде, не изучили подземелья, переулки и дворы как свои пять пальцев... Риск! Потому придется пока подождать. Пока – потому что долгое ожидание опасно не менее, чем молодецкая дурь.
Даня связался с Тэйки:
– Привет, Тэ! Слушай, у тебя новых данных никаких нет?.. Понимаешь, надо новых ребят этих, из Уфы, привлекать к делу поскорее, а то они скиснут так, в бездействии.
Тэйки среди Даниных бойцов была одним из лучших разведчиков – не хуже Немо и, пожалуй, получше самого Дани... Получше в некоторых компонентах: вряд ли она могла сравниться с генералом в стрельбе, в тактическом мастерстве: выборе позиции и прочем. Но она была неуловимым и бесшумным лазутчиком, могла пройти без отдыха такое расстояние, какого не осилить никому из парней, умела проскользнуть незамеченной под самым носом у гоблинов и добыть столь ценные сведения, что остальные только восхищенно качали головами – им это было недоступно.
Но нынче и Тэйки не могла своему генералу помочь.
– Ничего пока, – звучал из динамика рации ее голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44