Отнюдь не потому, что оба ударились об валун в темноте.
Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?
Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам.
Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э… своей восставшей плотью.
— О, извини! Я случайно! Не хотел.
Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за…
— Ой, что это тут! — и не отпускала.
Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза.
— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?
Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».
— Сплаваем! Хочу!
— Очень?
— Ну, очень. Очень!
Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.
— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.
— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…
От террасы зычно позвали:
— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!
К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…
На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.
На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.
Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.
На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.
Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!
Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.
Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.
Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?
Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!
— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?
— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…
— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.
— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.
— Извини дружище.
— Да ничего… м-м… Костя.
— Никита я. Ромашкин.
— Ну, извини.
— Квиты, Саша.
— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?
— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?
— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!
— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?
— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.
У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:
— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!
— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!
— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?
— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
— Болел?
— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.
— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.
— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.
— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.
— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.
— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…
— Что, правда, интересно?
— Интересно!
И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…
***
— Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! — усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. — Привираешь?
— А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный порядок? — вступился Кирпич за Ромашкина. — И где ж «больно часто»?! Я вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай, Никитушка…
Глава 16. Байки капитана Александра Сергеевича П…
Мало того, что начфин был Александр Сергеевич, еще и фамилия у него начиналась на "П". Не Пушкин, точно. Или Плющев, или Паньшин, или вообще Пущин. С именем в ходе знакомства разобрались, а фамилию уточнить было как-то недосуг. И ладно! Ведь не у следователя на допросе. Давай, Александр Сергеевич П., трави байку. Или байки.
Да, действительно, их у Александра Сергеевича П. несколько. Какую сначала? Грустную? Или ироничную?
Валяй грустную!
Байка первая. Грустная.
Знаешь, лейтенант, с той поры, как мы посидели в привокзальном пивбаре, много чего случилось. Я в тот день ждал поезд на Ашхабад, ехал на гарнизонную гауптвахту — отбывать десять суток. Нет, не за растрату! А то все думают, что если начфин, значит обязательно растрата, финансовые злоупотребления, хищения. Нет, не за растрату. За банальный мордобой… Вернее за укрепление воинской дисциплины подручными средствами.
Весной прошлого года отправился я в командировку на Украину получить и доставить новобранцев в батальон. Причем сам, балбес, вызвался! Призывники набирались из Закарпатья, а лететь через Москву и Киев. В Москве у меня было одно неотложное дело, личного характера, и Киев я давно мечтал посмотреть. Да и в городе Львове было на что посмотреть. Турист хренов выискался! Знал бы!..
В Москве и Киеве время я провел с пользой и превеликим удовольствием. В городе Львове обстановка похуже, национализм, в кабаках лучше по-русски не трепаться, ешь и пей молча. А по улицам шататься, желательно в дневное время. Только Львовом маршрут не ограничился, призывной контингент предстояло забрать в Самборе. Вот где настоящие истинные западенцы! Бандеровец на бандеровце сидит и бандеровцем погоняет. Сплошная «самостийность» и русофобство. Два раза за «драного кацапа» и «вонючего москаля» от меня местные хлопцы по мордам получили, разок — я от них. Нервы мне тогда попортили крепко. Я ж парень простой, с Поволжья. Прадед был бурлаком, да и меня бог силой в руках не обидел.
В общем, получил с рук на руки в военкомате двадцать хлопцев и отправился в обратный путь. Из Львова до Киева добрались без происшествий. В самолет до Ташкента сели без задержек и эксцессов. Долетели, и слава богу. До дому рукой подать, Педжен вот он рядом, всего-то одну ночь ехать.
Тут я расслабился и недоглядел. Кто-то из ухарей сбегал в магазин и приволок авоську водки. Ребята хоть и селяне, а ушлые. Это они до поры до времени затихарились, а как перезнакомились, так решили отметить начало службы в армии. Я же их вещи в военкомате проверил, в Львове, в Киеве торбы и кошелки осмотрел несколько раз, чтоб спиртного не утаили или не получили в дальнюю дорожку от кого-то из знакомых.
Бандеры меня очень разозлили своей негостеприимностью, поэтому я, хотя и не строевой офицер, но им «равняйсь», «смирно», «шагом марш» по полной программе устроил! Проверки, пересчеты, построения через каждые полчаса. Мои хохлы стонали и проклинали зверюгу-капитана, меня то есть. А я внушал новобранцам, что предстоящие полгода главней меня начальника в части не будет.
Куда едем, для чего готовить их будут, хлопцы не знали до отлета в Ташкент. А как услышали номер рейса и место прибытия, так всполошились: Афганистан рядом, а там война! Запаниковали…
Видимо, со страха и решили нажраться. Я лишь на полчаса в вагоне задремал, а ко мне в купе уже проводник прибежал, тормошит:
— Там твои напились, куролесят!
Ну, я туда. В плацкартном вагоне хорошо протоплено, от жары хлопчиков совсем развезло: слюни распустили, сопли по пояс. Мат— перемат! Кто песни спевает, кто друг дружку за грудки хватает, кто к женщинам пристает.
Взялся я успокаивать, а они только сильнее взбесились. Неуправляемый процесс начался. Они — в драку. Ну, я и приложился к их пьяным физиономиям. В проходе встал и молочу кулаками одного за другим. Подходи, следующий, кто смелый!
Им ко мне толпой не подобраться, мешают друг дружке.
Хрясть первому в челюсть — готов! Хрясть второму — он под полку упал. Хрясть в рыло третьему — он в ноги наседающим приятелям рухнул, те по нему прошлись и не заметили. Еще двоих вырубил: одного ногой в пах, второго правым боковым в голову. Следующую парочку за шеи схватил и — головой об голову, даже звон услышал.
В общем, подавил, можно сказать, бунт. Те, кому еще не досталось, попятились, рванули от меня к дальнему туалету. Догнал и накостылял без жалости и без исключения. Каждому перепало!
Короче, они у меня все в одну шеренгу построились по стойке смирно и государственный гимн спели. Кто на ногах не стоял, тот на колени опустился. Но пели, пели!
Вот так, салажня! Я вас научу Родину любить! И офицерский состав уважать, как неотъемлемую часть Родины! Все, отбой!
Утром — Педжен. Прибыли. Я хохлов на вокзале построил — гляжу, рожи у некоторых никуда не годятся: распухли, в кровоподтеках. Да и у меня у самого в груди щемит — тоже кто-то из них вчера неслабо кулаком зацепил (позже выяснилось — трещина в ребре). Строем отвел в туалет — там умылись, почистились, привели себя в порядок. На всякий случай, заставил написать объяснительные, где сами хлопчики каялись в пьянстве и дебоше, просили прощения.
Прибыл в батальон, доложил командиру о происшедшем. Тот обругал меня насчет спиртного, что не доглядел, не уследил. На том история и закончилась. Так мне показалось. Ан, нет! История только началась.
Полгода курсанты отучились. Я уж и забыл, ребро зажило, по служебным делам замотался совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?
Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам.
Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э… своей восставшей плотью.
— О, извини! Я случайно! Не хотел.
Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за…
— Ой, что это тут! — и не отпускала.
Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза.
— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?
Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».
— Сплаваем! Хочу!
— Очень?
— Ну, очень. Очень!
Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.
— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.
— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…
От террасы зычно позвали:
— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!
К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…
На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.
На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.
Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.
На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.
Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!
Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.
Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.
Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?
Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!
— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?
— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…
— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.
— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.
— Извини дружище.
— Да ничего… м-м… Костя.
— Никита я. Ромашкин.
— Ну, извини.
— Квиты, Саша.
— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?
— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?
— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!
— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?
— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.
У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:
— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!
— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!
— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?
— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!
— Болел?
— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.
— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?
— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.
— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.
— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.
— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.
— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.
— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…
— Что, правда, интересно?
— Интересно!
И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…
***
— Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! — усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. — Привираешь?
— А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный порядок? — вступился Кирпич за Ромашкина. — И где ж «больно часто»?! Я вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай, Никитушка…
Глава 16. Байки капитана Александра Сергеевича П…
Мало того, что начфин был Александр Сергеевич, еще и фамилия у него начиналась на "П". Не Пушкин, точно. Или Плющев, или Паньшин, или вообще Пущин. С именем в ходе знакомства разобрались, а фамилию уточнить было как-то недосуг. И ладно! Ведь не у следователя на допросе. Давай, Александр Сергеевич П., трави байку. Или байки.
Да, действительно, их у Александра Сергеевича П. несколько. Какую сначала? Грустную? Или ироничную?
Валяй грустную!
Байка первая. Грустная.
Знаешь, лейтенант, с той поры, как мы посидели в привокзальном пивбаре, много чего случилось. Я в тот день ждал поезд на Ашхабад, ехал на гарнизонную гауптвахту — отбывать десять суток. Нет, не за растрату! А то все думают, что если начфин, значит обязательно растрата, финансовые злоупотребления, хищения. Нет, не за растрату. За банальный мордобой… Вернее за укрепление воинской дисциплины подручными средствами.
Весной прошлого года отправился я в командировку на Украину получить и доставить новобранцев в батальон. Причем сам, балбес, вызвался! Призывники набирались из Закарпатья, а лететь через Москву и Киев. В Москве у меня было одно неотложное дело, личного характера, и Киев я давно мечтал посмотреть. Да и в городе Львове было на что посмотреть. Турист хренов выискался! Знал бы!..
В Москве и Киеве время я провел с пользой и превеликим удовольствием. В городе Львове обстановка похуже, национализм, в кабаках лучше по-русски не трепаться, ешь и пей молча. А по улицам шататься, желательно в дневное время. Только Львовом маршрут не ограничился, призывной контингент предстояло забрать в Самборе. Вот где настоящие истинные западенцы! Бандеровец на бандеровце сидит и бандеровцем погоняет. Сплошная «самостийность» и русофобство. Два раза за «драного кацапа» и «вонючего москаля» от меня местные хлопцы по мордам получили, разок — я от них. Нервы мне тогда попортили крепко. Я ж парень простой, с Поволжья. Прадед был бурлаком, да и меня бог силой в руках не обидел.
В общем, получил с рук на руки в военкомате двадцать хлопцев и отправился в обратный путь. Из Львова до Киева добрались без происшествий. В самолет до Ташкента сели без задержек и эксцессов. Долетели, и слава богу. До дому рукой подать, Педжен вот он рядом, всего-то одну ночь ехать.
Тут я расслабился и недоглядел. Кто-то из ухарей сбегал в магазин и приволок авоську водки. Ребята хоть и селяне, а ушлые. Это они до поры до времени затихарились, а как перезнакомились, так решили отметить начало службы в армии. Я же их вещи в военкомате проверил, в Львове, в Киеве торбы и кошелки осмотрел несколько раз, чтоб спиртного не утаили или не получили в дальнюю дорожку от кого-то из знакомых.
Бандеры меня очень разозлили своей негостеприимностью, поэтому я, хотя и не строевой офицер, но им «равняйсь», «смирно», «шагом марш» по полной программе устроил! Проверки, пересчеты, построения через каждые полчаса. Мои хохлы стонали и проклинали зверюгу-капитана, меня то есть. А я внушал новобранцам, что предстоящие полгода главней меня начальника в части не будет.
Куда едем, для чего готовить их будут, хлопцы не знали до отлета в Ташкент. А как услышали номер рейса и место прибытия, так всполошились: Афганистан рядом, а там война! Запаниковали…
Видимо, со страха и решили нажраться. Я лишь на полчаса в вагоне задремал, а ко мне в купе уже проводник прибежал, тормошит:
— Там твои напились, куролесят!
Ну, я туда. В плацкартном вагоне хорошо протоплено, от жары хлопчиков совсем развезло: слюни распустили, сопли по пояс. Мат— перемат! Кто песни спевает, кто друг дружку за грудки хватает, кто к женщинам пристает.
Взялся я успокаивать, а они только сильнее взбесились. Неуправляемый процесс начался. Они — в драку. Ну, я и приложился к их пьяным физиономиям. В проходе встал и молочу кулаками одного за другим. Подходи, следующий, кто смелый!
Им ко мне толпой не подобраться, мешают друг дружке.
Хрясть первому в челюсть — готов! Хрясть второму — он под полку упал. Хрясть в рыло третьему — он в ноги наседающим приятелям рухнул, те по нему прошлись и не заметили. Еще двоих вырубил: одного ногой в пах, второго правым боковым в голову. Следующую парочку за шеи схватил и — головой об голову, даже звон услышал.
В общем, подавил, можно сказать, бунт. Те, кому еще не досталось, попятились, рванули от меня к дальнему туалету. Догнал и накостылял без жалости и без исключения. Каждому перепало!
Короче, они у меня все в одну шеренгу построились по стойке смирно и государственный гимн спели. Кто на ногах не стоял, тот на колени опустился. Но пели, пели!
Вот так, салажня! Я вас научу Родину любить! И офицерский состав уважать, как неотъемлемую часть Родины! Все, отбой!
Утром — Педжен. Прибыли. Я хохлов на вокзале построил — гляжу, рожи у некоторых никуда не годятся: распухли, в кровоподтеках. Да и у меня у самого в груди щемит — тоже кто-то из них вчера неслабо кулаком зацепил (позже выяснилось — трещина в ребре). Строем отвел в туалет — там умылись, почистились, привели себя в порядок. На всякий случай, заставил написать объяснительные, где сами хлопчики каялись в пьянстве и дебоше, просили прощения.
Прибыл в батальон, доложил командиру о происшедшем. Тот обругал меня насчет спиртного, что не доглядел, не уследил. На том история и закончилась. Так мне показалось. Ан, нет! История только началась.
Полгода курсанты отучились. Я уж и забыл, ребро зажило, по служебным делам замотался совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37