А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хотите посмотреть свою комнату?
Бак не ответил. Он разглядывал мультикорд. Это был старый разбитый инструмент, немало повидавший на своём веку и носивший следы не одной пьяной драки. Бак попробовал пальцем фильтры тембров и тихонько выругался про себя. Большинство их было сломано. Только кнопки флейты и скрипки щёлкнули нормально. Итак, двенадцать часов в сутки он будет проводить за этим расстроенным и сломанным мультикордом.
— Хотите посмотреть свою комнату? — повторила Роза. — Ещё только пять часов. Можно хорошенько отдохнуть перед работой.
Роза показала ему узкую каморку за стойкой. Он вытянулся на жёсткой койке и попытался расслабиться. Очень скоро настало шесть часов, и Лэнки появился в дверях, маня его пальцем.
Он занял своё место за мультикордом и сидел, перебирая клавиши. Он не волновался. Не было таких коммерсов, которых бы он не знал, и за музыку он не опасался. Но его смущала обстановка. Облака дыма стали гуще, глаза у него щипало, а пары спирта раздражали ноздри при каждом глубоком вдохе.
Посетителей было ещё мало: механики в перемазанных рабочих костюмах, щёголи-пилоты, несколько гражданских, предпочитавших крепкие напитки и не обращавших никакого внимания на окружающее. И женщины. По две женщины, заметил он, на каждого мужчину в зале.
Внезапно в зале наступило оживление, послышались возгласы одобрения, нетерпеливое постукивание ног. На эстраду поднялся Лэнки с Розой и другими певицами. Сначала Бак пришёл в ужас: ему показалось, что девушки обнажены; но когда они подошли ближе, он разглядел их коротенькие пластиковые одежды. «А Лэнки прав, — подумал он. — Звездолётчики предпочтут смотреть на них, а не на коммерсы в лицах на экране».
— Розу ты уже знаешь, — сказал Лэнки. — Это Занна и Мэй. Давайте начинать.
Он ушёл, а девушки собрались у мультикорда.
— Какие коммерсы вы знаете? — спросила Роза.
— Я их все знаю.
Она посмотрела на него с сомнением.
— Мы поем все вместе, а потом по очереди. А вы… вы уверены, что вы их все знаете?
Бак нажал педаль и взял аккорд.
— Вы себе пойте, а я не подведу.
— Мы начнём с коммерса о вкусном солоде. Он звучит вот так. — Она тихонько напела мелодию. — Знаете?
— Я его написал, — сказал Бак.
Они пели лучше, чем он ожидал. Аккомпанировать им было нетрудно, и он мог следить за посетителями. Головы покачивались в такт музыке. Он быстро уловил общее настроение и начал экспериментировать. Пальцы его сами изобрели раскатистое ритмичное сопровождение в басах. Нащупав ритм, он заиграл в полную силу. Основную мелодию он бросил, предоставив девушкам самим вести её, а сам прошёлся по всей клавиатуре, чтобы расцветить мощный ритмический рисунок.
В зале начали притоптывать ногами. Девушки на сцене раскачивались, и Бак почувствовал, что он сам покачивается взад и вперёд, захваченный безудержной музыкой. Девушки допели слона, а он продолжал играть, и они начали снова. Звездолётчики повскакали на ноги, хлопая в ладоши и раскачиваясь. Некоторые подхватили своих женщин и начали танцевать в узких проходах между столами. Наконец Бак исполнил заключительный каданс и опустил голову, тяжело дыша и вытирая лоб. Одна из девушек свалилась без сил прямо на сцене, и другие помогли ей подняться. Они убежали под бешеные аплодисменты.
Бак почувствовал чью-то руку на своём плече. Лэнки. Без всякого выражения на безобразном лице он взглянул на Бака, повернулся, чтобы оглядеть взволнованных посетителей, снова повернулся к Баку, кивнул и ушёл.
Роза вернулась одна, все ещё тяжело дыша.
— Как насчёт коммерса о духах «Салли Энн»?
— Скажите слова, — попросил Бак.
Она продекламировала слова. Небольшая трагическая история о том, как расстроился роман одной девушки, которая не употребляла «Салли Энн».
— Заставим их плакать? — предложил Бак. — Только сосредоточьтесь. История печальная, и мы заставим их заплакать.
Она встала у мультикорда и жалобно запела. Бак повёл тихий проникновенный аккомпанемент и, когда начался второй куплет, сымпровизировал затухающую мелодию. Звездолётчики тревожно притихли. Мужчины не плакали, но кое-кто из женщин громко всхлипывал, и, когда Роза кончила, наступило напряжённое молчание.
— Живо, — прошипел Бак. — Поднимем настроение. Пойте что-нибудь — что угодно!
Она принялась за другой коммерс, и Бак заставил звездолётчиков вскочить на ноги захватывающим ритмом своего аккомпанемента.
Одна за другой выступали девушки, а Бак рассеянно поглядывал на посетителей, потрясённый таинственной силой, исходившей из его пальцев. Импровизируя и экспериментируя, он вызывал у людей самые противоположные чувства. А в голове у него неуверенно шевелилась одна мысль.
— Пора сделать перерыв, — сказала наконец Роза. — Лучше возьмите-ка чего-нибудь поесть.
Семь тридцать. Полтора часа непрерывной игры. Бак почувствовал, что его силы и чувства иссякли, равнодушно взял поднос с обедом и отнёс его в каморку, которая называлась его комнатой. Голода он не чувствовал. Он с сомнением принюхался к еде, попробовал её — и жадно проглотил. Настоящая еда, после многих месяцев синтетической!
Он немного посидел на койке, раздумывая, сколько времени отдыхают девушки между выступлениями. Потом пошёл искать Лэнки.
— Не хочется мне зря сидеть, — сказал он. — Не возражаете, чтобы я поиграл?
— Без девушек?
— Да.
Лэнки облокотился обеими руками на стойку, — забрал подбородок в кулак и некоторое время сидел, глядя отсутствующим взглядом на противоположную стенку.
— Сам будешь петь? — спросил он наконец.
— Нет. Только играть.
— Без пения? Без слов?
— Да.
— Что ты будешь играть?
— Коммерсы. Или, может быть, что-нибудь импровизировать.
Долгое молчание. Потом:
— Думаешь, что сможешь играть, пока девушек нет?
— Конечно, смогу.
Лэнки по-прежнему сосредоточенно смотрел на противоположную стенку. Его брови сошлись, потом разошлись и сошлись снова.
— Ладно, — сказал он. — Странно, что я сам до этого не додумался. Бак незаметно занял своё место у мультикорда. Он тихо заиграл, сделав музыку неназойливым фоном к шумным разговорам, наполнявшим зал. Когда он усилил звук, лица повернулись к нему.
Он размышлял о том, что думают эти люди, впервые в жизни слыша музыку, не имеющую отношения к коммерсу, музыку без слов. Он напряжённо наблюдал и был доволен тем, что овладел их вниманием. А теперь — может ли он заставить их подняться с мест одними только лишёнными жизни тонами мультикорда? Он придал мелодии чёткий ритмический рисунок, и в зале начали притопывать ногами.
Когда он снова усилил звук. Роза выскочила из-за двери и поспешила на сцену. Её бойкая физиономия выражала растерянность.
— Все в порядке, — сказал ей Бак. — Я просто играю, чтобы развлечься. Не выходите, пока не будете готовы.
Она кивнула и ушла. Краснолицый звездолётчик около сцены посмотрел снизу на чёткие контуры её юного тела и ухмыльнулся. Как зачарованный, Бак впился глазами в грубую, требовательную похоть на его лице, а руки его бегали по клавиатуре в поисках её выражения. Так? Или так? Или…
Вот оно! Тело его раскачивалось, и он почувствовал, что сам попал под власть безжалостного ритма. Он нажал ногой регулятор громкости и повернулся, чтобы посмотреть на посетителей.
Все глаза, как будто в гипнотическом трансе, были устремлены в его угол. Бармен застыл наклонившись, разинув рот. Чувствовалось какое-то волнение, было слышно напряжённое шарканье ног, нетерпеливый скрип стульев. Нога Бака ещё сильнее надавила на регулятор.
С ужасом наблюдал он за тем, что происходило внизу. Похоть исказила лица. Мужчины вскакивали, тянулись к женщинам, хватали их, обнимали. С грохотом свалился стул, за ним стол, но никто, казалось, не замечал этого. С какой-то женщины, бешено развеваясь, слетело на пол платье. А пальцы Бака все носились по клавишам, не подчиняясь больше его власти.
Невероятным усилием он оторвался от клавиш. В зале, точно гром, разразилось молчание. Он начал тихо наигрывать дрожащими пальцами что-то бесцветное. Когда он снова взглянул в зал, порядок был восстановлен. Стол и стул стояли на местах, и посетители сидели, явно чувствуя облегчение-все, кроме одной женщины, которая в очевидном смущении поспешно натягивала платье.
Бак продолжал играть спокойно, пока не вернулись девушки.
Шесть часов утра. Тело ломило от усталости, руки болели, ноги затекли. Бак с трудом спустился вниз. Лэнки стоял, поджидая его.
— Оплата по первому классу, — сказал он. — Будешь работать у меня сколько хочешь. Но полегче с этим, ладно?
Бак подумал о Вэл, съёжившейся в мрачной комнате, живущей на синтетической пище.
— Не будет считаться нарушением правил, если я попрошу аванс?
— Нет, — сказал Лэнки. — Не будет. Я сказал кассиру, чтобы выдал тебе сотню, когда будешь уходить. Считай это премией.
Усталый от долгой поездки на движущемся тротуаре, Бак тихонько вошёл в свою полутёмную комнату и огляделся. Вэл не видно — ещё спит. Он сел к своему мультикорду и тронул клавишу.
Невероятно. Музыка без коммерсов, без слов может заставить людей смеяться, и плакать, и танцевать, и сходить с ума.
И она же может превратить их в непристойных животных.
Дивясь этому, он заиграл мелодию, которая вызвала такую откровенную похоть, играл её все громче, громче.
Почувствовав руку у себя на плече, он обернулся и увидел искажённое страстью лицо Вэл…
…Он пригласил Халси прийти послушать его на следующий же вечер, и Халси сидел в его комнатушке, тяжело опустившись на койку, и все вздрагивал.
— Это несправедливо. Никто не должен иметь такой власти над людьми. Как ты это делаешь?
— Не знаю, — сказал Бак. — Я увидел парочку, которая там сидела, они были счастливы, и я почувствовал их счастье. И когда я заиграл, все в зале стали счастливы. А потом вошла другая пара, они ссорились — и я заставил всех потерять голову.
— За соседним столиком чуть не начали драться, — сказал Халси. — А уж то, что ты устроил потом…
— Да, но вчера это было ещё сильнее. Посмотрел бы ты на это вчера!
Халси опять содрогнулся.
— У меня есть книга о греческой музыке, — сказал Бак. — Древняя Греция — очень давно. У них было нечто, что они называли «этос». Они считали, что различные звукосочетания действуют на людей по-разному. Музыка может делать людей печальными или счастливыми, или приводить их в восторг, или сводить с ума. Они даже утверждали, что один музыкант, которого звали Орфей, мог двигать деревья и размягчать скалы своей музыкой. Теперь слушай. Я получил возможность экспериментировать и заметил, что игра моя производит самое большое действие, когда я не пользуюсь фильтрами. На этом мультикорде все равно работают только два фильтра — флейта и скрипка, — но когда я пользуюсь любым из них, люди не так сильно реагируют. А я думаю — может быть, не звукосочетания, а сами греческие инструменты производили такой эффект. Может быть, тембр мультикорда без фильтров имеет что-то общее с тембром древнегреческой кифары или…
Халси фыркнул.
— А я думаю, что дело не в инструментах и не в звукосочетаниях. Я думаю, дело в Баке, и мне это не нравится. Надо было тебе остаться музыкоделом.
— Я хочу, чтоб ты мне помог, — сказал Бак. — Хочу найти помещение, где можно собрать много народу — тысячу человек по крайней мере, не для того чтобы есть и смотреть коммерсы, а чтобы просто слушать, как один человек играет на мультикорде.
Халси резко поднялся.
— Бак, ты опасный человек. Будь я проклят, если стану доверять тому, кто заставил меня испытать такое, как ты сегодня. Не знаю, что ты собираешься затеять, но я в этом не участвую.
Он вышел с таким видом, будто собирался хлопнуть дверью. Но мультикордист из ресторанчика Лэнки не заслуживал такой роскоши, как дверь в своей комнате. Халси нерешительно потоптался на пороге и исчез. Бак последовал за ним и стоял, глядя, как тот нетерпеливо пробирается к выходу мимо столиков.
Лэнки, смотревший на Бака со своего места за стойкой, взглянул вслед уходящему Халси.
— Неприятности? — спросил он.
Бак устало отвернулся.
— Я знал этого человека двадцать лет. Никогда я не считал его своим другом. Но и не думал, что он мой враг.
— Иногда такое случается, — сказал Лэнки.
Бак тряхнул головой.
— Хочу отведать марсианского виски. Никогда его не пробовал.
За две недели Бак окончательно утвердился в ресторанчике Лэнки. Зал бывал битком набит с того момента, как он приступал к работе, и до тех пор, пока он не уходил утром. Когда он играл один, он забывал о коммерсах и исполнял все что хотел. Как-то он даже сыграл посетителям несколько пьес Баха и был награждён щедрыми аплодисментами — хотя им и было далеко До неистового энтузиазма, обычно сопровождающего его импровизации.
Сидя за стойкой, поедая свой ужин и наблюдая за посетителями, Бак смутно чувствовал себя счастливым. Впервые за много лет у него было много денег. И работа ему нравилась.
1 2 3 4 5 6 7
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов