– Можете ли вы, господин адвокат, привести доказательства, подтверждающие ваше поистине странное заявление? – спросил он.
– У меня нет прямых доказательств, ваша честь, – спокойно ответил защитник. – Но я хочу указать на неожиданное превращение истца из противника роботов в их сторонника, на его внезапный интерес к Роботехнике, на то обстоятельство, что он отказался от проверки гранок и не разрешил кому-либо их проверять, на тот, наконец, факт, что он намеренно утаил свою книгу после выхода ее из печати, – все это вместе взятое со всей очевидностью свидетельствует о том, что…
– Послушайте, сэр, – нетерпеливо прервал его судья, здесь не место для изощренных логических построений. Истец не находится под судом. А вы не являетесь прокурором. Я категорически запрещаю подобные нападки на свидетеля и хочу заметить, что, решившись в отчаянии на подобный шаг, вы очень сильно ослабили свою позицию. Если у вас, господин адвокат, еще остались разрешенные законом вопросы, то вы можете задать их свидетелю. Но я запрещаю вам устраивать подобные спектакли в зале суда.
– У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Едва защитник вернулся к своему столу, как Робертсон раздраженно прошипел:
– Ради бога, зачем вам это понадобилось? Теперь вы окончательно восстановили против себя судью.
– Зато Нинхеймер выбит из колеи, – хладнокровно ответил защитник. – Теперь он будет нервничать и волноваться. К завтрашнему утру он созреет для нашего очередного шага.
Сьюзен Кэлвин с серьезным видом кивнула головой.
Допрос остальных свидетелей обвинения прошел относительно гладко. Доктор Бейкер подтвердил большую часть показаний Нинхеймера. Затем были вызваны доктора Шпейдель и Ипатьев, трогательно поведавшие о чувстве горечи и потрясения, которое охватило их при чтении упомянутых выше абзацев. Оба высказали мнение, что профессиональная репутация Нинхеймера подорвана самым серьезным образом.
В качестве вещественных доказательств суду были предъявлены гранки и экземпляры монографии.
В этот день защита больше не задавала свидетелям вопросов. Обвинительная часть закончилась, и судебное заседание было отложено до следующего утра.
На другой день, сразу же после возобновления заседания, первый ход сделал защитник: он потребовал, чтобы робот И-Зэт-27 был допущен в зал суда. Обвинение сразу же заявило протест, и судья Шейн попросил обоих адвокатов подойти к судейскому столу.
– Это явное нарушение законов, – с жаром заявил обвинитель. – Робот не может быть допущен ни в одно помещение, открытое для широкой публики.
– Но зал суда, – возразил защитник, – закрыт для всех людей, кроме лиц, имеющих непосредственное отношение к слушаемому делу.
– Одно лишь присутствие в зале суда огромной машины с неустойчивым и ошибочным поведением вызовет смятение среди моих клиентов и свидетелей. Оно превратит этот процесс в ералаш и неразбериху.
Казалось, судья вполне разделяет точку зрения обвинителя. Он без особой приязни повернулся к защитнику и спросил:
– Чем вызвано ваше ходатайство?
– Мы собираемся доказать, что приписываемый роботу И-Зэт-27 поступок является для него абсолютно невозможным. Для этой цели нам необходимы кое-какие демонстрации.
– Не вижу в этом смысла, ваша честь, – возразил представитель обвинения. – В деле, где “Ю.С.Роботс” выступает ответчиком, демонстрации, произведенные служащими “Ю.С.Роботс”, едва ли можно рассматривать как веские доказательства.
– Ваша честь, – вмешался защитник, – веские это доказательства или нет, имеете право судить только вы и уж никак не представитель обвинения. Во всяком случае, я так понимаю это дело.
– Вы понимаете совершенно правильно, – сказал судья, задетый посягательством на его прерогативы. – Тем не менее присутствие робота в зале суда создает определенные юридические трудности.
– Ваша честь, мы надеемся, что никакие трудности не помешают правосудию свершиться. Если робот не будет допущен в зал суда, то мы будем лишены возможности представить единственное доказательство в свою защиту.
Судья задумался.
– А как быть с проблемой доставки робота в зал суда?
– С этой проблемой “Ю.С.Роботс” сталкивается непрерывно. У здания суда стоит грузовик, оборудованный в соответствии с законами о перевозках роботов. Внутри грузовика в специальном контейнере находится робот И-Зэт-27; его стерегут двое рабочих. Двери грузовика заперты, выполнены и все прочие меры предосторожности.
– Похоже, вы заранее были уверены в благоприятном для себя решении, – произнес судья, к которому вновь вернулось скверное расположение духа.
– Вовсе нет, ваша честь. Если решение окажется неблагоприятным, грузовик просто уедет восвояси. Никаких самонадеянных предположений мы и не думали строить.
Судья кивнул:
– Ходатайство защиты удовлетворено.
Двое рабочих ввезли на тележке контейнер с роботом и распаковали его. В зале суда воцарилась мертвая тишина.
Когда толстые плиты упаковочного пластика были убраны, Сьюзен Кэлвин протянула руку:
– Пойдем, Изи.
Робот посмотрел в ее сторону и тоже протянул ей свою громадную ручищу. Он возвышался на добрых два фута над головой Сьюзен Кэлвин, но покорно последовал за ней, словно малое дитя, держащееся за материнскую руку. Кто-то нервно хихикнул и подавился смешком под пристальным взглядом робопсихолога.
Изи осторожно опустился в массивное кресло, принесенное судебным приставом; кресло затрещало, но выдержало.
– Когда возникнет необходимость, ваша честь, – начал защитник, – мы докажем, что это действительно робот И-Зэт-27, тот самый робот, который находился в аренде у Северо-восточного университета в течение рассматриваемого судом промежутка времени.
– Очень хорошо, – кивнул его честь, – это будет необходимо. Лично я не имею ни малейшего представления, как вы ухитряетесь отличать одного робота от другого.
– А теперь, – продолжал защитник, – я бы хотел вызвать своего первого свидетеля. Профессор Саймон Нинхеймер, будьте добры занять свидетельское кресло.
Секретарь растерянно посмотрел на судью.
– Как, вы вызываете в качестве свидетеля защиты самого потерпевшего? – с нескрываемым удивлением спросил судья.
– Да, ваша честь.
– Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что своего свидетеля вы не можете допрашивать с той же свободой и пристрастием, которые допустимы при перекрестном допросе свидетеля противной стороны?
– Я это делаю с единственной целью установить истину, вкрадчиво ответил защитник. – Мне надо задать ему лишь несколько вопросов.
– Что ж, – с сомнением в голосе произнес судья, – вам виднее. Вызовите свидетеля.
Нинхеймер вышел вперед и был уведомлен, что он все еще находится под присягой. У профессора был менее уверенный вид, чем накануне, словно он предчувствовал, что должно произойти.
Защитник посмотрел на него почти ласково.
– Итак, профессор Нинхеймер, вы предъявили моему клиенту иск на сумму в 750 000 долларов.
– Да. Именно на эту… э-э… сумму.
– Это очень большие деньги.
– Мне был причинен очень большой ущерб.
– Ну, не такой уж и большой. В конце концов, речь идет всего лишь о нескольких абзацах. Неудачных, быть может, не скрою, но, если уж на то пошло, книги со всякого рода курьезами то и дело выходят в свет.
У Нинхеймера от негодования задрожали ноздри.
– Сэр, эта книга должна была стать вершиной моей ученой карьеры! А вместо этого меня выставили перед всем миром жалким недоучкой, извращающим мысли моих многоуважаемых друзей и коллег, последователем нелепых и… э-э… устарелых взглядов. Моя репутация ученого безвозвратно загублена. Независимо от исхода этого процесса ни на одной научной конференции я уже не смогу… э-э… смотреть коллегам в глаза. Я лишен возможности продолжать работу, которая была делом всей моей жизни. У меня отняли… э-э… цель жизни, уничтожили ее смысл.
Защитник – как ни странно – и не подумал остановить свидетеля; в продолжение всей его речи он рассеянно разглядывал свои ногти. Дождавшись паузы, он успокаивающе произнес:
– И все же, профессор Нинхеймер, учитывая ваш возраст, вряд ли вы могли надеяться заработать до конца своей жизни не будем мелочны – скажем, больше 150 000 долларов. А вы хотите, чтобы вам присудили впятеро большую сумму.
Нинхеймер совсем распалился.
– Да разве загублен только остаток моей жизни?! Я даже не представляю, сколько поколений социологов будет указывать на меня как… э-э… на дурака или безумца. Все, чего я добился, все мои достижения будут погребены и забыты. Мое доброе имя запятнано не только до конца дней моих, но и на грядущие времена, потому что всегда найдутся люди, которые не поверят, будто в этих искажениях повинен робот.
В этот момент робот И-Зэт-27 поднялся с места. Сьюзен Кэлвин и пальцем не шевельнула, чтобы его удержать. Она сидела, глядя вперед, с безучастным видом. Защитник испустил еле слышный вздох облегчения.
Мелодичный голос робота прозвучал громко и отчетливо:
– Я хочу объяснить всем присутствующим, что это я вставил определенные абзацы в корректуру книги, абзацы, смысл которых был прямо противоположен смыслу оригинала…
Даже обвинитель был настолько потрясен зрелищем семифутовой громадины, обращающейся к суду, что не смог разразиться протестом против столь явного нарушения процедурных канонов. Когда он наконец пришел в себя, было уже поздно. Нинхеймер с искаженным от ярости лицом вскочил со свидетельского кресла.
– Черт бы тебя побрал! – исступленно завопил он. – Тебе же было ведено держать язык за зубами…
Опомнившись, он запнулся и умолк; замолчал и робот.
Обвинитель был уже на ногах и потребовал признать судебную ошибку и назначить новое слушание дела.
Судья Шейн отчаянно барабанил по столу молоточком:
– Тихо! Тихо! У обвинения, несомненно, есть все основания для подобного требования, но все же в интересах правосудия я попрошу профессора Нинхеймера закончить свое высказывание. Я отчетливо слышал, как он сказал роботу, что тому было ведено держать язык за зубами. Профессор Нинхеймер, в своих показаниях вы ни словом не обмолвились, что приказывали роботу о чем-то молчать!
Нинхеймер глядел на судью, лишившись дара речи.
– Приказывали ли вы роботу И-Зэт-27 держать язык за зубами? Да или нет? – продолжал судья. – Если приказывали, то о чем именно?
– Ваша честь… – хрипло начал Нинхеймер и замолчал.
Голос судьи звучал совсем беспощадно:
– А может, вы и в самом деле поручили роботу произвести определенные вставки в текст корректуры, а затем приказали ему молчать о вашем участии в этом деле?
Яростные протесты обвинения были прерваны выкриком Нинхеймера:
– Ах, какой смысл отпираться?! Да! Да! – И он бросился прочь из зала, но был остановлен в дверях судебным приставом и, в отчаянии закрыв лицо руками, опустился на стул в последнем ряду.
– Мне совершенно ясно, – сказал судья Шейн, – что робот И-Зэт-27 был приведен сюда с целью заманить свидетеля в ловушку. И если бы не то обстоятельство, что эта ловушка позволила предотвратить серьезную судебную ошибку, я был бы вынужден высказать адвокату защиты порицание за оскорбление суда. Теперь, однако, уже всем ясно, что истец повинен в обмане и мошенничестве, тем более необъяснимом, что он прекрасно понимал губительные последствия этого поступка для своей научной карьеры…
Решение было вынесено в пользу ответчика.
В холостяцкой квартире профессора Нинхеймера, в главном здании Университета, раздался звонок привратника, известивший профессора о том, что его хочет видеть доктор Сьюзен Кэлвин. Молодой инженер, привезший Кэлвин на своей машине, предложил сопровождать ее наверх, но она укоризненно посмотрела на него.
– Боитесь, что он набросится на меня с кулаками? Подождите меня здесь.
Однако Нинхеймеру было не до драк. Не теряя времени, он укладывал вещи, стремясь покинуть Университет прежде, чем весть о решении суда станет всеобщим достоянием.
– Приехали известить меня о встречном иске? – он с вызовом поглядел на Сьюзен Кэлвин. – Зря старались, много не получите. У меня нет ни денег, ни работы, ни будущего. Мне даже нечем оплатить судебные издержки.
– Если вы ищете сочувствия, – холодно ответила доктор Кэлвин, – то от меня вы его не дождетесь. Вы сами погубили себя. Не бойтесь: встречного иска не будет ни к вам, ни к Университету. Мы даже сделаем все, что в наших силах, чтобы избавить вас от тюрьмы за лжесвидетельство. Мы не мстительны.
– Гм, так вот почему меня до сих пор не арестовали за ложные показания? А я – то ломал голову. Впрочем, зачем вам мстить? – с горечью спросил Нинхеймер. – Вы ведь добились теперь всего, чего хотели.
– Да, кое-чего мы добились, – признала доктор Кэлвин. Университет по-прежнему будет пользоваться услугами Изи, но арендная плата будет существенно повышена. Слухи о процессе послужат нам прекрасной рекламой и позволят разместить еще несколько моделей типа И-Зэт, не опасаясь повторения подобных неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45