Он не ждал никаких посетителей и был удивлен, когда негр-портье, у которого он только что взял ключ от убогого номера, позвонил по телефону, что к нему идет гость с чемоданом, которого провожает мальчик-посыльный.
Майкл пошарил у себя в кармане и обрадовался никелю, который может дать парнишке на чай.
В дверь постучали.
Майкл сам открыл дверь и увидел высокого незнакомого человека с удлиненным лицом и тяжелой нижней челюстью.
Когда Майкл сделал движение по направлению к мальчику-посыльному, незнакомец, взяв у того чемодан, жестом руки остановил Майкла и сам сунул парнишке доллар.
«Ого, — подумал Майкл, — кого это, столь щедрого на чаевые, принесло ко мне?»
— Прошу вас, сэр, проходите, — предложил он.
— Герберт Кандербль — инженер, — представился вошедший. — Я знаю вас и именно поэтому пришел к вам. По делу, — многозначительно добавил он и уселся в кресло, непринужденно заложив правую ногу на выступающее колено. — Мистер Майкл, я слышал, что вы выдвигаете свою кандидатуру в сенаторы от штата.
— Да, сэр, я собираюсь это сделать, — нерешительно произнес Майкл Никсон, стараясь угадать, что нужно этому самоуверенному джентльмену.
— Меня это устраивает, — продолжал гость. — У вас, конечно, на выборную кампанию денег маловато. Но не думайте, что я предложу вам достаточно долларов. Сказать по правде, у меня их нет. Я предоставлю вам нечто, что дороже денег, ибо заинтересован в вашей победе и отстаивании в сенате кое-каких идей, о которых мы с вами еще потолкуем.
— Не рано ли сейчас начинать с меня деятельность лобби, мистер Кандербль?
— Нет, не рано. Вы здорово вели себя на суде, великолепно, по-изобретательски бежали с тюремного двора на геликоптере и шумно реабилитировались в связи с появлением вашей невесты живой и здоровой.
— Которая, между прочим, отказалась от меня, как от приверженца враждебной страны.
— Полцента ей цена, — отрезал Кандербль. — Однако истинно деловые люди заметили вас. И я среди них. Я хочу подкинуть вам одну идею, с которой познакомился в условиях неотвратимой, казалось бы, своей гибели у берегов Ливана.
— Вот как?
— Идея принадлежит русским. Один из них плыл со мной на бочкообразной трубе после потопления нашими доблестными моряками чужого мирного корабля, на котором мы с ним находились. Другой русский выручил меня из воды. Кстати, он был тогда тяжело ранен, не знаю, остался ли в живых. Когда я покидал советский корабль «Дежнев», мой сотоварищ по «трубе спасения» выкрикнул мне вслед один лозунг, который мог бы привести вас в сенат.
— Что вы? Русский лозунг приведет в конгресс США?
— Не русский, а глобальный лозунг всех людей, живущих на земле.
— Какой же это лозунг?
— «МОСТЫ ВМЕСТО БОМБ!»
— О'кэй, сэр! Ведь мир борется против ядерных бомб. Эта борьба неразрывна с моей предвыборной платформой. Но при чем здесь мосты? Вы имеете в виду контакты с русскими?
— Я имею в виду реальный мост, грандиозное инженерное сооружение — плавающий подводный туннель, который мог бы связать наши противостоящие друг другу страны: США и СССР. Я отмахнулся было от этой идеи. Но теперь, после зрелого размышления, вижу в ней обещающую возможность оживления нашей американской промышленности, занятой выпуском мирной продукции, конвертеров, строительства канатных заводов, электростанций, железных дорог — миллионы новых рабочих мест. Возьмите себе на вооружение этот предвыборный лозунг и названные мной перспективы, и вы победите. Тогда и будем говорить о нашей совместной борьбе в сенате. О'кэй?
— Я подумаю, сэр. Этот лозунг не противоречит линии моей партии.
— Я еще принес кое-что для вашей предвыборной борьбы.
И Кандербль стал расстегивать принесенный мальчиком-посыльным чемодан:
— Пожалуйста, Майкл, снимите свой пиджак.
— Вы собираетесь боксировать со мной, Герберт? — пошутил Майкл.
Кандербль с уничтожающей серьезностью посмотрел на него.
Митинг у ворот автомобильного завода был назначен на одиннадцать часов утра.
Люди собирались заблаговременно, сбивались в кучки, о чем-то спорили, размахивая руками. Все новые группы стекались из прилегающих к площади улиц.
Полицейских почему-то не было. Это казалось странным. Ведь рабочие соберутся не для пения псалмов, а слушать будущего красного сенатора и говорить о своих профсоюзных делах.
Когда-то первый автомобильный король Генри Форд наводнил Америку дешевыми автомашинами, доступными рядовым американцам, выведя тем страну на путь Великой автомобильной державы. Беря с покупателей меньше своих конкурентов, он платил рабочим больше, чем они, но ставил условие не состоять в профсоюзе.
С тех пор много утекло и воды и бензина. Наследник Генри Форда-старшего, его внук Генри Форд-младший давно уже отказался от былых дедовских запретов. Заработки на его заводах не больше, чем, скажем, у «Дженерал моторс», цена его автомобилей не меньше, чем у других фирм, а рабочие состоят в профсоюзах, но и теряют работу, как члены профсоюзов в других местах. Теперь каждый работающий думал, как бы не лишиться работы, а владельцы заводов — как бы не обанкротиться. Страх стал движущей силой в городе автомобилестроителей. Впрочем, как и во всех других местах «процветающей» страны самых богатых и самых нищих американцев.
Вот перед такими американцами и должен был говорить на митинге Рыжий Майкл, коренастый, широкоплечий «свой парень» с веснушчатым лицом, носом-картофелиной и озорными глазами.
Многие считали, что у него нет никаких шансов пройти в сенат, и видели в его выдвижении в кандидаты партийную тактику, позволяющую выдвижением кандидатов в президенты и вице-президенты, а сейчас и в сенаторы укрепить влияние левой партии, ненавистной владельцам всех мастей, у которых денег на выборы было куда больше, чем у коммунистов, а следовательно, и шансов на успех.
Кривой Джим скучающе наблюдал, как заполнялась площадь народом, как расставили на ней репродукторы, установили на трибуне микрофоны, похожие на утиные головы на тонких змеиных шеях.
Это было удобно, можно заблаговременно прицелиться.
Подняв раму окна, он неторопливо и обстоятельно навел скрещивающиеся в оптическом прицеле нити на средний микрофон, мысленно воображая себе человека, который окажется перед ним, о ком он решительно ничего не знал, даже его имени. Должно быть, один из тех, кто лезет в болтуны, чтобы зашибать доллары.
Джим холодно прикидывал, где окажется сердце у оратора. Был он по природе своей «сердобольным», не обижал ни кошек, ни собак, не выносил ничьих страданий и стремился делать свой бизнес так, чтобы длительной боли клиенту не причинять и чтобы дело кончилось быстро и безболезненно для обеих сторон.
Пока на площади начнется кутерьма и паника. Джим спокойно выйдет из так удобно расположенной квартиры, предварительно опустив раму и присыпав старой пылью разъем и даже прикрыв его припасенной паутиной. Этих полицейских ищеек не так уж трудно сбить с толку, особенно если они не стремятся идти против синдиката.
И Кривой Джим после первого и единственного своего выстрела бистро смотается к своим трем любимым деткам, получит возможность побаловать детишек гостинцами.
Он всегда так отмечал получение гонорара от синдиката.
Его отец, оберштурмбанфюрер СС, тоже в своем кабинете, где при допросах не всегда царила мертвая тишина, держал на столе карточки своих чад, в том числе и маленького Отто, которого в Америке стали звать Джимми (ох уж эти американцы!).
Особый подарок нужен Марте, которая скоро наградит его еще одним младенцем. Если это будет, наконец, девочка, он начнет по старинке копить ей приданое.
Все было готово у Кривого Джима.
Майкл Никсон, вознамерившийся стать сенатором, взошел на трибуну.
Репродукторы разносили по площади его голос, и Кривой — Джим отлично слышал его слова. Он решил поиграть со своей жертвой, как кошка с мышкой, дать ему поболтать немного.
«О чем он там говорит? Конечно, о ядерных бомбах. Все только и болтают о них, словно ничего нет интереснее. Ну кто будет их применять в самом деле, чтобы лишиться всего, что имеешь? Постой, он не просто о бомбах вспоминает, а еще и о каких-то мостах. И верно, мосты нужны между народами, и папаше оберштурмбанфюреру Пфальке мост был нужен, чтобы попасть через океан. Воздушный. Мосты, когда надо, всегда к месту.
Ну ладно, пожалуй, хватит. Что он еще хочет? Строить мост через океан? Через Северный полюс? Да его не на тот свет надо отправить, а в психиатрическую лечебницу для проведения опытов, о которых мечтал отец. Жаль, нет таких отцовских лечебниц. Приходится таких буйнопомешанных успокаивать другими добросердечными средствами».
Кривой Джим, привычно щурясь, заглянул в оптический прицел, чуть отвел ствол винтовки в сторону, чтобы перекрест нитей пришелся на сердце Рыжего Майкла.
«Ну еще что? Ну давай, давай, залепляй уши. Обещаешь с помощью подводного моста через Ледовитый океан оживить американскую промышленность? Покончить с безработицей? Всех на тяжелую работу тянешь? Может быть, и Кривого Джима пригласишь какие-то там железки таскать? Сейчас мы тебе железку в сердце пошлем, вернее, свинчатку. Мгновенно и безболезненно. Благодарить надо! За квалификацию!»
Кривой Джим нажал спусковой крючок. Винтовка привычно чуть отдала в плечо. Майкл Никсон, Рыжий Майкл, имени которого Кривой Джим даже не знал, должен был упасть замертво на руки стоявших подле него политических боссов. Ведь Кривой Джим не промахивался, в особенности при стрельбе с комфортом. Кривой Джим поторапливался смотаться, пока там начнется кутерьма. Он уже набрал пылесосной пыли, чтобы засыпать разъем оконной рамы, и вдруг услышал продолжающуюся речь как будто живого Майкла. Или ока записана была на ленту? Но, взглянув на трибуну. Кривой Джим на мгновение потерял власть над собой. Его профессиональное самолюбие оказалось задетым. Этот оратор продолжал говорить, словно пуля не угодила ему под третье ребро. Быть такого не может! Оптический прицел, штатив, упор, верный глаз Кривого Джима!
«Подожди! Вызываешь, как говорится, на „бис“! Получай!»
Кривой Джим прицелился еще раз, чего ему никогда не приходилось делать! Что скажут боссы из синдиката? Позор! Фигура перед микрофоном стала ненавистной. Второй хлопок, пуля никак не могла пройти мимо цели, не могла! Тут был точный расчет!
Но Майкл продолжал говорить.
А на площади все-таки началась кутерьма! Значит, пули все-таки долетели до чертовой трибуны! В толпе зашумели, в ней сам собой открылся живой коридор в направлении дома, откуда еще не сбежал Кривой Джим.
Надо уходить, пока не поздно. Первый раз у Кривого Джима не осталось времени, чтобы замаскировать пылью и паутиной разъем рамы окна и собрать свое оборудование. Им овладел жуткий страх за себя. Он поспешно выскользнул из комнаты. Старуха, должно быть, не услышала хлопков или трусила. Осторожно Джим прикрыл за собой выходную дверь, через задний ход поднялся по наружной лестнице на верхний этаж, там перешел в самый крайний подъезд дома, выходивший не на площадь, а на другую улицу. Там спустился по парадной лестнице, смешался с возбужденной толпой и, забыв о своей прославленной молчаливости, стал громче всех кричать, требуя ареста негодяя, покушавшегося на оратора.
Непостижимым образом оратор был жив и здоров, и его огненная, известная по фотографиям «Рыжего процесса» шевелюра горела на солнце.
Джим ничего не понимал. Ужас овладел им. Неужели угас его талант и он подобен теперь всем ублюдкам, которым не подыскать заработка? А дети? Как же он мог промахнуться? Как мог?
Но Кривой Джим напрасно корил себя. Он оба раза не промахнулся. Пули его винтовки с оптическим прицелом дважды ударились в область сердца Майкла Никсона, и дважды расплющились об надетый под белоснежной рубашкой с распахнутым воротом панцирь пуленепробиваемой стали, патент на которую был выдан Американским патентным ведомством на имя инженера Герберта Кандербля.
Кривой Джим выбрался из толпы и в самом подавленном настроении побрел домой. Народ на площади за его спиной бурлил, требуя вмешательства полиции. Но стражей порядка не было, они явно не спешили прибыть на место происшествия. Джим даже пожалел о своей поспешности и оставленной винтовке с оптическим прицелом. И как теперь сложатся его отношения с синдикатом?
Шансы у Майкла Никсона на избрание сенатором штата благодаря «усердию» Кривого Джима необычайно возросли.
Глава вторая. ЗАКОН ВЫГОДЫ
Под ярким южным солнцем город выглядел ослепительно белым. Он меньше всего походил на американские города из стекла и бетона со стандартными небоскребами, крикливыми витринами и рекламами, с шумными сабвеями-подземками, с обрывками прочитанных газет на тротуарах и тоскливо ожидающими у светофора автомобилями.
Столица Соединенных Штатов Америки скорее напоминала тихую провинцию. Уютные, скрытые зеленью домики, тихие улочки, двух-, трехэтажные дома на проспектах, колонны на фронтонах зданий, парки, памятники:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75