— Для глаз. Закрыть. В дырки смотреть. Час можно драться. Два часа драться. Час мало. Два часа — все уйдут…
Орк показал по сторонам руками.
— Убегут. Два часа драться надо. Потом слепой буду. Умереть сегодня, — и разразился хрипящей скороговоркой.
— Помедленней, — попросил Гхай. — Медленно говори, тогда пойму.
Когда орк закончил, Гхай покачал головой: «Прости, Гхирыжш, не могу. Никто из нас не может». И обратился ко мне: «Чшаэм, у тебя нож бъёрнингский был. Он где?»
— В мешке, — сказал я. — Сверху лежит.
— Я отдам ему? — попросил Гхай. — Нам лишняя тяжесть, а у них с клинками плохо. Наконечники на копьях и то у многих каменные. Отдам, а?
— Давай, — согласился я и повернулся к нему спиной.
Гхай вынул из мешка тяжёлое оружие «медведей» и протянул его орку. «Не можем остаться, — извинился он ещё раз. — Возьми. Подарок». Орк растерялся, было, а потом, протянув руки, принял нож в дрогнувшие ладони. Вытянул клинок из ножен, потрогал лезвие пальцем, одобрительно цокнул, и вдруг, прижав нож к груди, словно боялся, что мы его отберём обратно, начал часто кланяться, быстро-быстро тараторя что-то. «Не надо, — покачал головой Гхай. — Пусть он тебе хорошо послужит. Удачи тебе, Гхирыжш-Шин-Нагх».
Орк поклонился ещё два раза, мне и Гхаю отдельно, и отошёл, пятясь.
— Это Гхирыжш, — грустно сказал Гхай, глядя, как орка окружили его товарищи. — Вчера познакомились. Будет вместе с этими снагами колодец защищать. Если два часа продержатся, уу-гхой с ребятишками успеют далеко в пустыню уйти. Жалко парня, всего неделю, как имя получил.
— А потом? — спросил я. — Потом-то что?
— Что потом? — удивился Гхай. — Снаг перебьют. А остальные потом вернутся, через несколько дней. Не могут же они без воды вечно по пустыне ходить.
— Не будет у них никакого потом, — вмешался в наш разговор подошедший Гхажш. — И некуда им будет возвращаться. Когда они обратно придут, колодец будет трупами завален и песком засыпан. Так нынче стрелки воюют. Я им объяснял, что всем здесь надо драться, либо всем уходить. Тогда, может, хоть половина выживет. Не верят. Ни мне, ни Угхлууку. Думают, обойдётся.
— Ладно, хватит сопли жевать! — закончил он неожиданно и зло. — У нас своё дело! И нам надо его сделать! Уходим.
Когда мы поднялись наверх котловины, уже выглядывал из-за окоёма краешек солнца. В его отсветах был виден орочий караван, поднимающийся по северному склону. Наш путь лежал на восток. Навстречу свету. Последний раз я оглянулся на деревню, и в этот миг снизу, от колодца, донеслось пение.
Обычно Тёмное наречие звучит грубо и неприятно для уха, но пятнадцать десятков уу-снага пели высокими и чистыми детскими голосами, и этот слитный звенящий звук будил во мне тоску и сожаление.
— Что они поют? — спросил я Гхажша.
— Песню снаги перед боем, — ответил он. — Умирать готовятся.
— Переведи, — попросил я.
— Некогда, — сказал он. — Идти надо.
— Я переведу, — вдруг заговорил корноухий эльф, державший под уздцы бактра.
«Враг — впереди,
А жизнь — позади,
Нам некуда отступать.
Встань поближе, друг,
Да натягивай лук
И даром стрелы не трать.
Щит — на руке,
Клинок — в кулаке,
Убей и зарой свой страх.
Не время тоске,
Коль яд на клинке,
И враг в десяти шагах.
Нет слез и слов,
Обычай суров -
Без имени умирать.
Но это война,
И покажет она,
Кому имена давать.
Кто разберёт,
Как жребий падёт.
Кто выживет — будет знать.
О мёртвых народ
Песни после споёт.
Придёт пора — вспоминать.
Закончилась песня, замолчал эльф, а я всё стоял. Внутри меня отголоском орочьего напева звучал высокий и чистый звенящий зов Сторожевого горна родного Тукборо. «Вставай! Беда! Вставай! Враги! Вставай! Не спи! Тревога!» -
— Идём, Чшаэм, — сказал Гхажш. — Не надо оглядываться. Идём.
И мы пошли навстречу солнцу, постепенно ускоряя шаг и переходя на бег. Мы бежали, склонив головы, чтобы встречные лучи не слепили глаза, и сквозь мерный топот тяжёлых походных сапог в мой разум всё настойчивей и настойчивей пробивался зов горна. «Вставай! Беда! Вставай! Тревога!»
Глава 31
Ненавижу песни и музыку эльфов. Дедушка Сэм приходил от них в восторг. Я ненавижу.
Мы бежали чуть меньше часа, а потом я остановился. Остановился неожиданно даже для самого себя. Просто понял, что не могу бежать дальше. Не оттого что устал. Я понял, что должен вернуться. Не спрашивайте меня почему. Может быть, потому, что я не мог оставить в беде тех, чей хлеб ел. Может быть, меня поразила грустная, звенящая песня снаг. Может быть… Да мало ли, что может быть. Неправильно это было — взять и убежать. Это было разумно, но это было неправильно. Правильно было — вернуться. Это было страшно, до ледяной ломоты в коленях, но это было правильно. И я остановился.
— Ты чего? — Гхай едва не сбил меня с ног, с размаху ткнувшись в спину.
— Я возвращаюсь, — ответил я.
— Как это? — не понял Гхай. — Куда?
— В деревню, — пояснил я. — Обратно в деревню.
— Незачем, — подошёл к нам Гхажш. — Незачем тебе возвращаться. У нас есть дело, которое мы должны сделать. Там ты ничем никому не поможешь.
— Может быть, — сказал я. — Даже, наверное. Но я возвращаюсь.
— Ты не можешь вернуться, — возразил Гхажш. — Я тебе говорил, больше у тебя не будет возможности передумать. Мы должны идти дальше.
— Идите, — пожал я плечами. — У вас есть дело. Я выбрал себе другое. Ты сам мне объяснял, что вся наша жизнь зависит от сделанного нами выбора. Я выбрал, и ты не можешь меня лишить того, что я выбрал.
— Могу, — вдруг жёстко сказал Гхажш. — Ты стал одним из нас. Ты помнишь, что бывает за нарушение приказов?
— Ты решил лишить меня имени? — спросил я. — Или просто убить прямо сейчас? Можешь попробовать. Но этим ты мне ничего не докажешь. Я хочу вернуться. Я не могу убегать, когда там детей убивают.
— О каких детях ты говоришь? О снагах, что остались защищать колодец? Забудь о них. Они всего лишь снаги. Те, кто не совершил ничего достойного, чтобы получить имя. Они хвост, отброшенный ящерицей. Им предопределено умереть сегодня, и они умрут. Зачем ТЫ хочешь умереть вместе с ними? Ты можешь это хотя бы объяснить?
— Не могу, — честно сказал я. — И я не хочу умирать, я хочу им помочь. Хоть чем-то. Даже, если это грозит мне смертью. Ты говоришь — снаги. Сколько лет этим снагам?
— Какая разница? — удивился Гхажш. — Ну лет по двенадцать-одиннадцать, к чему это?
— Они дети. Дети, защищающие свой дом. Я хочу им помочь.
— Я тебя не понимаю. Какое значение это имеет? Гхай, сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — хмуро ответил Гхай.
— Гху-ургхану тоже было пятнадцать. Урагху — восемнадцать. Мне — двадцать два. Какое значение имеет, кому из нас сколько лет? Взрослым делают не годы, а дела. И снаги делают то, что должно им делать. Ты думаешь, среди них есть хоть один, кому приказано было там остаться? Каждый из них решал это сам. Это их выбор, не твой.
— Да как ты не поймёшь, — в сердцах воскликнул я. — Они не станут взрослыми. Ты говорил, что ваш народ хочет стать людьми. Людьми, какими их задумал Единый. У этих парнишек в деревне не будет такой возможности. И у их детей и внуков тоже не будет. Потому что у них не будет детей. У них не будет даже сегодняшнего заката. Почему единственным достойным поступком в их жизни должна быть смерть? Почему? Можешь мне это объяснить? Всё Дело, о котором ты так тревожишься, перед этим — пыль и пустота. Некому будет читать книги Барад-Дура, если бросать своих детей на смерть. Кому нужны оставшиеся от мёртвых манускрипты, если ради них надо оставить умирать живых детей? Я решил вернуться, чтобы драться рядом с ними. И выжить или умереть тоже вместе с ними. Ничего более этого я тебе объяснить не смогу. Это МОЙ выбор. И если ты хочешь лишить меня этого, то можешь ударить меня в спину, когда я буду уходить…
— Я с ним пойду, — вдруг заявил Гхай.
— Ещё не легче, — вздохнул Гхажш. — Ты-то чего с ума сошёл?
— Ни чего я не сошёл, — ответил Гхай. — Он мой кровник. Он однажды доказал, что он лучше меня. В этот поход я пошёл не с тобой, а с ним. Я буду защищать его спину.
— Да ты… — Гхажш сплюнул. — Ты…
— Хватит! — мы все вздрогнули от неожиданности. Это заговорил Угхлуук.
— Хватит! Шагхрат! — повторил он. — Замолчи! Пока не наговорил того, чего потом придётся стыдиться. Ты пойдёшь с ними.
— Зачем? — изумился Гхажш. — Зачем, азогх?
— Ты мне как-то сказал, что у этого парня многие из нас могут поучиться. Настала пора поучиться у него и тебе!
Тем временем, эльф ловко снял свёрток с Угхлууком с плеч и распеленал его.
— Я не понимаю тебя, азогх, — покачал головой Гхажш. — Я редко возражаю тебе, но сейчас ты не прав. Мы там все погибнем и не сделаем того, ради чего мы здесь.
— Сейчас нет времени объяснять тебе всё, мальчик, — мягко сказал Угхлуук. — А погибать я тебе запрещаю. Вам всем запрещаю. Ваша жизнь принадлежит не Вам. Подними меня, Лингол.
Эльф вскинул руку Угхлуука себе на плечо и поднял его на ноги. Первый и последний раз я видел Угхлуука стоящим. Иссохший, костистый, со свободной, болтающейся рукой, бессильно свисавшей до колена, он был жуток.
— Я Угхлуук, — сказал он, и в голосе его вдруг исчезло старческое дребезжание, но зазвучали мощь и власть. — А Угхлуук! Агх азогх урр-уу-гхай буурз-ар-ум, а кримп-ат-ул. Ты! — он остановил свой когтистый взгляд на Гхажше. — Вы! — он перевёл взор на Гхая с Огхром. — Пойдёте вместе с ним, — взгляд Угхлуука спрятал на пару мгновений когти и ласково погладил меня, — и будете защищать его спину до конца его жизни или вашей! Я сказал!
— Ты не прав, азогх!!! — закричал Гхажш, когда эта речь кончилась. — Мы почти у цели, и ты заставляешь нас бросить всё! Зачем?! Мы погибнем без всякой пользы, и кто потом начнёт всё сначала?!
Угхлуук обратил на него взгляд, и некоторое время они молча стояли, глядя друг на друга. Гхажш опустил глаза первым.
— Я Угхлуук, — повторил азогх буурзарум. — Я сказал.
— Так есть, — обречённо отозвался Гхажш. — Ты приказал, я понял. Я пойду за Чшаэмом и буду защищать его спину до конца его жизни или моей. Веди, Чшаэм! Моё сердце в твоих руках! — и приложил кулак к груди. Там, где сердце.
— Моё сердце в твоих руках, — глухим шёпотом отозвались Гхай с Огхром и, так же приложив кулаки к груди, склонили передо мной головы.
— Веди их, малыш, — улыбнулся мне Угхлуук. — Я надеюсь, что ты приведёшь их обратно ко мне, невредимыми. И не держи зла на Гхажша, он очень скоро всё поймёт сам.
Я оглянулся. Мои спутники уже сбрасывали сбруи и куртки с рубахами, оставляя при себе только оружие и баклаги с водой. Гхай натягивал лук, заступив за него ногой и уперевшись одной из налучин в землю. Я тоже скинул с себя все лишнее, подождал, пока Гхай проверит, как села тетива, и сказал: «Двинулись!»
Эльф догнал нас примерно через четверть часа. Обогнал, словно мы не бежали изо всех сил, и встал на дороге.
— Чего ещё? — спросил Гхажш, задыхаясь от быстрого бега. — Азогх передумал?
— Нет, — качнул головой корноухий. — Он отправил меня за вами.
— Он хотел что-нибудь передать?
— Да. Он сказал: «Провиден, но не предначертан путь. Извилиста тропинка».
— Что это значит?
— Он не говорил. Он сказал передать это дословно.
— Всё? Или ещё что-то?
— Он приказал мне идти с вами.
— Ясно, — Гхажш немного помолчал. — Тебе нужно оружие?
— Если бы лук… — задумчиво отозвался эльф.
— Отдай ему лук, — приказал Гхажш Гхаю.
— Ещё чего, — возмутился Гхай. — Стану я всякому гхаме свой лук отдавать. Перебьётся.
— Кому сказал, отдай! — прикрикнул Гхажш. — В его руках от лука больше пользы будет.
— Не дам! — набычился Гхай. — Не для него лук делан. И не ори на меня! Ты больше не начальник, ты мне приказывать не можешь.
— Да-а? — удивлённо протянул Гхажш. — А кто же тебе может приказывать?
— ОН! — Гхай ткнул пальцем в мою сторону. — Забыл, что азогх сказал? Он теперь для нас всех начальник. Прикажет — отдам. А ты не можешь приказывать.
— Он прав, — кивнул Огхр. — Теперь Чшаэм решает и приказывает.
Гхажш только руками развёл: «Решай!» «Отдай, пожалуйста, — сказал я Гхаю и спросил у эльфа. — Кинжал нужен?» Эльф кончиками пальцев нежно погладил тетиву, проверил ногтем заточку налучных крючьев, вынул из колчана и осмотрел одну из стрел. «Пожалуй, нет, — задумчиво произнёс он. — Я думаю, что немного позже кинжал для меня найдётся».
Потом ещё некоторое время ушло на препирательство по поводу того, кто должен бежать впереди, потому что Гхай не желал бежать перед эльфом. Он ему не доверял. Я спорить не стал и просто побежал первым сам. Эльф — за мной, а за ним и все остальные.
Возможно, это спасло нам жизнь.
В повисшей в недвижном утреннем воздухе пыли видно было недалеко, и королевских стрелков Гондора я увидел, когда до них оставалось меньше полусотни шагов. Ватага в добрых четыре десятка человек внезапно вывернула из-за какого-то бугра. Они бежали по нашему следу. Нам навстречу. Заметив нас, они что-то закричали, на ходу обнажили короткие прямые мечи и ускорили бег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Орк показал по сторонам руками.
— Убегут. Два часа драться надо. Потом слепой буду. Умереть сегодня, — и разразился хрипящей скороговоркой.
— Помедленней, — попросил Гхай. — Медленно говори, тогда пойму.
Когда орк закончил, Гхай покачал головой: «Прости, Гхирыжш, не могу. Никто из нас не может». И обратился ко мне: «Чшаэм, у тебя нож бъёрнингский был. Он где?»
— В мешке, — сказал я. — Сверху лежит.
— Я отдам ему? — попросил Гхай. — Нам лишняя тяжесть, а у них с клинками плохо. Наконечники на копьях и то у многих каменные. Отдам, а?
— Давай, — согласился я и повернулся к нему спиной.
Гхай вынул из мешка тяжёлое оружие «медведей» и протянул его орку. «Не можем остаться, — извинился он ещё раз. — Возьми. Подарок». Орк растерялся, было, а потом, протянув руки, принял нож в дрогнувшие ладони. Вытянул клинок из ножен, потрогал лезвие пальцем, одобрительно цокнул, и вдруг, прижав нож к груди, словно боялся, что мы его отберём обратно, начал часто кланяться, быстро-быстро тараторя что-то. «Не надо, — покачал головой Гхай. — Пусть он тебе хорошо послужит. Удачи тебе, Гхирыжш-Шин-Нагх».
Орк поклонился ещё два раза, мне и Гхаю отдельно, и отошёл, пятясь.
— Это Гхирыжш, — грустно сказал Гхай, глядя, как орка окружили его товарищи. — Вчера познакомились. Будет вместе с этими снагами колодец защищать. Если два часа продержатся, уу-гхой с ребятишками успеют далеко в пустыню уйти. Жалко парня, всего неделю, как имя получил.
— А потом? — спросил я. — Потом-то что?
— Что потом? — удивился Гхай. — Снаг перебьют. А остальные потом вернутся, через несколько дней. Не могут же они без воды вечно по пустыне ходить.
— Не будет у них никакого потом, — вмешался в наш разговор подошедший Гхажш. — И некуда им будет возвращаться. Когда они обратно придут, колодец будет трупами завален и песком засыпан. Так нынче стрелки воюют. Я им объяснял, что всем здесь надо драться, либо всем уходить. Тогда, может, хоть половина выживет. Не верят. Ни мне, ни Угхлууку. Думают, обойдётся.
— Ладно, хватит сопли жевать! — закончил он неожиданно и зло. — У нас своё дело! И нам надо его сделать! Уходим.
Когда мы поднялись наверх котловины, уже выглядывал из-за окоёма краешек солнца. В его отсветах был виден орочий караван, поднимающийся по северному склону. Наш путь лежал на восток. Навстречу свету. Последний раз я оглянулся на деревню, и в этот миг снизу, от колодца, донеслось пение.
Обычно Тёмное наречие звучит грубо и неприятно для уха, но пятнадцать десятков уу-снага пели высокими и чистыми детскими голосами, и этот слитный звенящий звук будил во мне тоску и сожаление.
— Что они поют? — спросил я Гхажша.
— Песню снаги перед боем, — ответил он. — Умирать готовятся.
— Переведи, — попросил я.
— Некогда, — сказал он. — Идти надо.
— Я переведу, — вдруг заговорил корноухий эльф, державший под уздцы бактра.
«Враг — впереди,
А жизнь — позади,
Нам некуда отступать.
Встань поближе, друг,
Да натягивай лук
И даром стрелы не трать.
Щит — на руке,
Клинок — в кулаке,
Убей и зарой свой страх.
Не время тоске,
Коль яд на клинке,
И враг в десяти шагах.
Нет слез и слов,
Обычай суров -
Без имени умирать.
Но это война,
И покажет она,
Кому имена давать.
Кто разберёт,
Как жребий падёт.
Кто выживет — будет знать.
О мёртвых народ
Песни после споёт.
Придёт пора — вспоминать.
Закончилась песня, замолчал эльф, а я всё стоял. Внутри меня отголоском орочьего напева звучал высокий и чистый звенящий зов Сторожевого горна родного Тукборо. «Вставай! Беда! Вставай! Враги! Вставай! Не спи! Тревога!» -
— Идём, Чшаэм, — сказал Гхажш. — Не надо оглядываться. Идём.
И мы пошли навстречу солнцу, постепенно ускоряя шаг и переходя на бег. Мы бежали, склонив головы, чтобы встречные лучи не слепили глаза, и сквозь мерный топот тяжёлых походных сапог в мой разум всё настойчивей и настойчивей пробивался зов горна. «Вставай! Беда! Вставай! Тревога!»
Глава 31
Ненавижу песни и музыку эльфов. Дедушка Сэм приходил от них в восторг. Я ненавижу.
Мы бежали чуть меньше часа, а потом я остановился. Остановился неожиданно даже для самого себя. Просто понял, что не могу бежать дальше. Не оттого что устал. Я понял, что должен вернуться. Не спрашивайте меня почему. Может быть, потому, что я не мог оставить в беде тех, чей хлеб ел. Может быть, меня поразила грустная, звенящая песня снаг. Может быть… Да мало ли, что может быть. Неправильно это было — взять и убежать. Это было разумно, но это было неправильно. Правильно было — вернуться. Это было страшно, до ледяной ломоты в коленях, но это было правильно. И я остановился.
— Ты чего? — Гхай едва не сбил меня с ног, с размаху ткнувшись в спину.
— Я возвращаюсь, — ответил я.
— Как это? — не понял Гхай. — Куда?
— В деревню, — пояснил я. — Обратно в деревню.
— Незачем, — подошёл к нам Гхажш. — Незачем тебе возвращаться. У нас есть дело, которое мы должны сделать. Там ты ничем никому не поможешь.
— Может быть, — сказал я. — Даже, наверное. Но я возвращаюсь.
— Ты не можешь вернуться, — возразил Гхажш. — Я тебе говорил, больше у тебя не будет возможности передумать. Мы должны идти дальше.
— Идите, — пожал я плечами. — У вас есть дело. Я выбрал себе другое. Ты сам мне объяснял, что вся наша жизнь зависит от сделанного нами выбора. Я выбрал, и ты не можешь меня лишить того, что я выбрал.
— Могу, — вдруг жёстко сказал Гхажш. — Ты стал одним из нас. Ты помнишь, что бывает за нарушение приказов?
— Ты решил лишить меня имени? — спросил я. — Или просто убить прямо сейчас? Можешь попробовать. Но этим ты мне ничего не докажешь. Я хочу вернуться. Я не могу убегать, когда там детей убивают.
— О каких детях ты говоришь? О снагах, что остались защищать колодец? Забудь о них. Они всего лишь снаги. Те, кто не совершил ничего достойного, чтобы получить имя. Они хвост, отброшенный ящерицей. Им предопределено умереть сегодня, и они умрут. Зачем ТЫ хочешь умереть вместе с ними? Ты можешь это хотя бы объяснить?
— Не могу, — честно сказал я. — И я не хочу умирать, я хочу им помочь. Хоть чем-то. Даже, если это грозит мне смертью. Ты говоришь — снаги. Сколько лет этим снагам?
— Какая разница? — удивился Гхажш. — Ну лет по двенадцать-одиннадцать, к чему это?
— Они дети. Дети, защищающие свой дом. Я хочу им помочь.
— Я тебя не понимаю. Какое значение это имеет? Гхай, сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — хмуро ответил Гхай.
— Гху-ургхану тоже было пятнадцать. Урагху — восемнадцать. Мне — двадцать два. Какое значение имеет, кому из нас сколько лет? Взрослым делают не годы, а дела. И снаги делают то, что должно им делать. Ты думаешь, среди них есть хоть один, кому приказано было там остаться? Каждый из них решал это сам. Это их выбор, не твой.
— Да как ты не поймёшь, — в сердцах воскликнул я. — Они не станут взрослыми. Ты говорил, что ваш народ хочет стать людьми. Людьми, какими их задумал Единый. У этих парнишек в деревне не будет такой возможности. И у их детей и внуков тоже не будет. Потому что у них не будет детей. У них не будет даже сегодняшнего заката. Почему единственным достойным поступком в их жизни должна быть смерть? Почему? Можешь мне это объяснить? Всё Дело, о котором ты так тревожишься, перед этим — пыль и пустота. Некому будет читать книги Барад-Дура, если бросать своих детей на смерть. Кому нужны оставшиеся от мёртвых манускрипты, если ради них надо оставить умирать живых детей? Я решил вернуться, чтобы драться рядом с ними. И выжить или умереть тоже вместе с ними. Ничего более этого я тебе объяснить не смогу. Это МОЙ выбор. И если ты хочешь лишить меня этого, то можешь ударить меня в спину, когда я буду уходить…
— Я с ним пойду, — вдруг заявил Гхай.
— Ещё не легче, — вздохнул Гхажш. — Ты-то чего с ума сошёл?
— Ни чего я не сошёл, — ответил Гхай. — Он мой кровник. Он однажды доказал, что он лучше меня. В этот поход я пошёл не с тобой, а с ним. Я буду защищать его спину.
— Да ты… — Гхажш сплюнул. — Ты…
— Хватит! — мы все вздрогнули от неожиданности. Это заговорил Угхлуук.
— Хватит! Шагхрат! — повторил он. — Замолчи! Пока не наговорил того, чего потом придётся стыдиться. Ты пойдёшь с ними.
— Зачем? — изумился Гхажш. — Зачем, азогх?
— Ты мне как-то сказал, что у этого парня многие из нас могут поучиться. Настала пора поучиться у него и тебе!
Тем временем, эльф ловко снял свёрток с Угхлууком с плеч и распеленал его.
— Я не понимаю тебя, азогх, — покачал головой Гхажш. — Я редко возражаю тебе, но сейчас ты не прав. Мы там все погибнем и не сделаем того, ради чего мы здесь.
— Сейчас нет времени объяснять тебе всё, мальчик, — мягко сказал Угхлуук. — А погибать я тебе запрещаю. Вам всем запрещаю. Ваша жизнь принадлежит не Вам. Подними меня, Лингол.
Эльф вскинул руку Угхлуука себе на плечо и поднял его на ноги. Первый и последний раз я видел Угхлуука стоящим. Иссохший, костистый, со свободной, болтающейся рукой, бессильно свисавшей до колена, он был жуток.
— Я Угхлуук, — сказал он, и в голосе его вдруг исчезло старческое дребезжание, но зазвучали мощь и власть. — А Угхлуук! Агх азогх урр-уу-гхай буурз-ар-ум, а кримп-ат-ул. Ты! — он остановил свой когтистый взгляд на Гхажше. — Вы! — он перевёл взор на Гхая с Огхром. — Пойдёте вместе с ним, — взгляд Угхлуука спрятал на пару мгновений когти и ласково погладил меня, — и будете защищать его спину до конца его жизни или вашей! Я сказал!
— Ты не прав, азогх!!! — закричал Гхажш, когда эта речь кончилась. — Мы почти у цели, и ты заставляешь нас бросить всё! Зачем?! Мы погибнем без всякой пользы, и кто потом начнёт всё сначала?!
Угхлуук обратил на него взгляд, и некоторое время они молча стояли, глядя друг на друга. Гхажш опустил глаза первым.
— Я Угхлуук, — повторил азогх буурзарум. — Я сказал.
— Так есть, — обречённо отозвался Гхажш. — Ты приказал, я понял. Я пойду за Чшаэмом и буду защищать его спину до конца его жизни или моей. Веди, Чшаэм! Моё сердце в твоих руках! — и приложил кулак к груди. Там, где сердце.
— Моё сердце в твоих руках, — глухим шёпотом отозвались Гхай с Огхром и, так же приложив кулаки к груди, склонили передо мной головы.
— Веди их, малыш, — улыбнулся мне Угхлуук. — Я надеюсь, что ты приведёшь их обратно ко мне, невредимыми. И не держи зла на Гхажша, он очень скоро всё поймёт сам.
Я оглянулся. Мои спутники уже сбрасывали сбруи и куртки с рубахами, оставляя при себе только оружие и баклаги с водой. Гхай натягивал лук, заступив за него ногой и уперевшись одной из налучин в землю. Я тоже скинул с себя все лишнее, подождал, пока Гхай проверит, как села тетива, и сказал: «Двинулись!»
Эльф догнал нас примерно через четверть часа. Обогнал, словно мы не бежали изо всех сил, и встал на дороге.
— Чего ещё? — спросил Гхажш, задыхаясь от быстрого бега. — Азогх передумал?
— Нет, — качнул головой корноухий. — Он отправил меня за вами.
— Он хотел что-нибудь передать?
— Да. Он сказал: «Провиден, но не предначертан путь. Извилиста тропинка».
— Что это значит?
— Он не говорил. Он сказал передать это дословно.
— Всё? Или ещё что-то?
— Он приказал мне идти с вами.
— Ясно, — Гхажш немного помолчал. — Тебе нужно оружие?
— Если бы лук… — задумчиво отозвался эльф.
— Отдай ему лук, — приказал Гхажш Гхаю.
— Ещё чего, — возмутился Гхай. — Стану я всякому гхаме свой лук отдавать. Перебьётся.
— Кому сказал, отдай! — прикрикнул Гхажш. — В его руках от лука больше пользы будет.
— Не дам! — набычился Гхай. — Не для него лук делан. И не ори на меня! Ты больше не начальник, ты мне приказывать не можешь.
— Да-а? — удивлённо протянул Гхажш. — А кто же тебе может приказывать?
— ОН! — Гхай ткнул пальцем в мою сторону. — Забыл, что азогх сказал? Он теперь для нас всех начальник. Прикажет — отдам. А ты не можешь приказывать.
— Он прав, — кивнул Огхр. — Теперь Чшаэм решает и приказывает.
Гхажш только руками развёл: «Решай!» «Отдай, пожалуйста, — сказал я Гхаю и спросил у эльфа. — Кинжал нужен?» Эльф кончиками пальцев нежно погладил тетиву, проверил ногтем заточку налучных крючьев, вынул из колчана и осмотрел одну из стрел. «Пожалуй, нет, — задумчиво произнёс он. — Я думаю, что немного позже кинжал для меня найдётся».
Потом ещё некоторое время ушло на препирательство по поводу того, кто должен бежать впереди, потому что Гхай не желал бежать перед эльфом. Он ему не доверял. Я спорить не стал и просто побежал первым сам. Эльф — за мной, а за ним и все остальные.
Возможно, это спасло нам жизнь.
В повисшей в недвижном утреннем воздухе пыли видно было недалеко, и королевских стрелков Гондора я увидел, когда до них оставалось меньше полусотни шагов. Ватага в добрых четыре десятка человек внезапно вывернула из-за какого-то бугра. Они бежали по нашему следу. Нам навстречу. Заметив нас, они что-то закричали, на ходу обнажили короткие прямые мечи и ускорили бег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57