Или свидетельство лояльности властям. В любом случае, отказываться было нецелесообразно, и Колдин сноровисто продырявил новенький китель Маргуса.
– Ну вот, – удовлетворенно похлопал он его по груди, украшенной алым флажком с профилем Дедушки Ленина. – Хоть немного на человека похож стал!
Пройдя недолгую, но несколько унизительную процедуру инструктажа у дежурного по училищу («Правую штанину задрать! Показать носки!»), Колдин с Ауриньшем наконец вышли в город.
– Ну что, Марик, – Цунь жадно озирался по сторонам. – Пошли?!
– А куда? – Маргус невозмутимо оглядывал улицу.
– «Куда-куда»! На волю! В пампасы! – терпкий пьянящий воздух свободы уже начал гулять в крови, словно бокал шампанского. – В ДОФ пойдем!
– А что это?
– Дом офицеров, – авторитетно разъяснил Колдин, – на танцы. Все туда ходят. Полтинник есть?
– Что есть?
– Пятьдесят копеек, на билет.
– Нет, – немного растерялся Ауриньш, – мне не давали…
– Разводят халявщиков в вашем институте, – сварливо проворчал Цунь. – Ладно, пошли. Помни мою доброту! – и он подкинул на ладони рупь, неведомо как уцелевший от буфета.
Дом офицеров стоял на углу улицы Подбельского – «Подбелки», Рязанского Бродвея и Арбата. Это в столицах дома офицеров располагаются скромно, без претензий. А Рязань в первую очередь знаменита своими офицерами, как Хохлома – ложками, или Иваново – невестами: четыре военных училища в городе! Естественно, Дом офицеров являлся одним из самых престижных заведений города и располагался в самом престижном месте.
Солидное здание постройки прошлого века было выкрашено классической светлой охрой. И архитектура, и интерьер Дома призваны были служить утверждению о незыблемости традиций славного российского офицерства: мрамор широких ступеней лестницы с красной ковровой дорожкой, прижатой к ним блестящими латунными прутьями; тяжелый бархат портьер; тусклое сияние массивных латунных ручек на могучих дверях, вызывающих в памяти Верещагинские «Врата Тамерлана»; антикварная люстра, отражающаяся в натертом паркете…
Живую ноту современности вносили во все это строгое великолепие разухабистая музыка, обычная для дешевых ресторанов, да базарная толкотня перед окошком кассы.
– Очень много людей, – озабоченно проговорил Маргус, когда они подошли к кассе. – Может быть, придем сюда в другой раз?
– Ты что, больной? Когда он еще будет, этот другой раз! Стой здесь и никуда не сваливай, – строго напутствовал его Цунь, и шустрым вьюном ввинтился в толпу.
Выросший под жарким азиатским солнцем, в гомоне и суете восточных базаров, он в любой толкучке чувствовал себя как рыба в воде. Через пять минут он выбрался наружу – помятый, встрепанный, но торжествующий.
– Держи! – протянул он билет Ауриньшу. – Учись, салага, пока я жив!
В танцевальном зале не то что яблоку – горошине было негде упасть. Основным фоном цветовой гаммы зала служила унылая зелень парадных мундиров, разбавленная яркими мазками разноцветных погон и петлиц, легкомысленных платьиц девчонок. Правда, многих посетительниц назвать девчонками можно было лишь с очень большой натяжкой – ох, далеко не первый год посещали они этот памятник архитектуры в надежде подцепить мужа-офицерика. И посему приветственно подмигивали томящимся у стенки начальникам патрулей, отлично помня этих строгих капитанов и майоров еще юными розовощекими курсантиками. Начальники патрулей делали вид, что поглощены службой, и подавляли ностальгические вздохи.
– Марик, смотри – телки! – восхищенно выдохнул Цунь. – Живые!
– Где? – завертел Ауриньш белобрысой головой, словно перископом. – Здесь нет телок, только девушки…
– А я про кого говорю? – начал нетерпеливо притоптывать Колдин. – Айда! – и он решительно потащил Маргуса к ближайшей стайке девчонок, скромно топтавшихся у стены и постреливавших взглядами по сторонам.
– Девчонки, привет! – бодро подкатил к ним Цунь с бородатой шуточкой. – Вам сережки не нужны?
Девчонки, однако, на нее купились.
– А что за сережки? – живо заинтересовались они – эпоха тотального дефицита, что вы хотите.
– Один – я, а второй Сережка – вот он, тоже вот такой пацан!
Девчонки покатились. Спустя минуту парни уже были взяты на абордаж мертвой бульдожьей хваткой – словно по заказу объявили белый танец, и Серегу прицепила к себе дородная розовощекая блондинка, мечта Кустодиева. Маргус достался низенькой грудастой брюнетке – она уверенно проталкивала его сквозь толпу танцующих и преданно смотрела ему в лицо, словно боровичок из травы: тебя Сережа зовут? а меня Лариса, ах, не Сережа, ну он прикольщик, а как тебя? Маргус? ой, а ты откуда? из Риги? ой, ну я так и подумала, мне блондины ваще нравятся так, я сразу подумала ты прибалт, ты на артиста одного похож, уф-ф, тут так душно, у меня аж смотри, как сердце бьется, – деловито прижала она ладонь Маргуса к своему могучему бюсту.
– Есть небольшая тахикардия, – спокойно отозвался Маргус, мягко отнимая руку. – Но не страшно, вам только курить не надо – вредно…
– Ой, да ладно! Кто сейчас не курит? У вас в Риге ваще все девчонки дымят, я туда за шмотками ездила, что – не видела? Ой, музыка уже кончилась, чего такие короткие песни гоняют, мы еще потанцуем, да, Марик?
– Спасибо, – Маргус вежливо проводил ее на место. – Благодарю вас.
– Дорогие гости, внимание! – разнесся вдруг с эстрады бодрый голос молодящейся тетеньки-массовика. – А сейчас мы проведем конкурс! Победитель в этом конкурсе получит вот этот зам-мечательный приз! – и она торжествующе продемонстрировала кремовый торт размером с том энциклопедии.
Вожделеющий гул разнесся по залу. Еще бы. Не верьте хвастливым россказням курсантов о том, какие они отпетые пьяницы – на самом деле больше всего курсант любит пожрать, а уж если дело касается сладкого – тут уж он… ну, пусть не Родину продаст, но на многое способен, на многое. А что вы хотите – организмы молодые, здоровые, растущие, постоянные дикие нагрузки – энергии требуется, как реактивному истребителю, а углеводов в армейском рационе – строго по норме.
– Этот приз получит пара, которая лучше всех исполнит… Танго! – провозгласила тетенька, не сумев полностью скрыть в голосе злорадные нотки.
Гул толпы мгновенно стал возмущенно-разочарованным. Ну не падлы, а? Нашли танцоров.
– Ну же, товарищи! – ярмарочным голосом зазывала массовичка. – Смелее! Смотрите, какой замечательный приз! – все у нее шло по плану, у заразы.
Из казны Дома офицеров положено выделять средства на такие вот мероприятия. Сотрудниками Дома покупается на казенные деньги шикарный торт, объявляется невыполнимое задание, и за отсутствием желающих принять участие в конкурсе приз остается организаторам. И по окончании танцев уверенно съедается под чаек или что-нибудь покрепче: не пропадать же добру. Если же вдруг появляется дерзкий претендент на приз, то претендент этот, как правило, оказывается пьяненьким, и только по этой причине решившимся на столь безрассудный поступок. Его тут же с удовольствием сцапывает патруль – а как же, им тоже план выполнять надо. Беспроигрышная лотерея, короче говоря.
– У-у, с-сволочи! – страдальчески шмыгнул носом Цунь. – Издеваются над людьми! Блин, хотела же меня маманя в детстве на танцы отдать – чего я уперся, ишак отвязанный…
Окружающие высказывались примерно в том же духе.
– Сергей, а почему никто не выходит? – невинно поинтересовался Маргус, оглядываясь по сторонам. – Мне кажется, этот приз хотели бы получить многие…
– Марик, паразит такой, хоть ты не издевайся! – возмутился Цунь. – Иди, да спляши, раз такой умный! Маргус Лиепа…
– Сергей, почему ты так нервничаешь? – недоуменно проговорил Маргус. – Если ты этот приз так хочешь, я могу его взять.
– Э-э, Марик, ну тебя на фиг! – встревожился Цунь. – Ты что, чокнулся – четыре патруля в зале! Повяжут в момент и смыться не успеешь!
– Зачем повяжут? – не понял Маргус. – Она же сама предлагает?
– Так танцевать же надо, деловая колбаса! Танго! Ты хоть слово такое слышал?!
– Да, я слышал. Я по телевизору видел один раз. Я смогу, – Ауриньш уже не смотрел на Серегу, а внимательно оглядывался вокруг.
– Вот, – остановился он на ком-то прицельным взглядом. – Мне кажется, она подойдет, антропометрия хорошая…
Мягко, но непреклонно раздвигая плечом толпу, он направился к неприметной девчонке в черном платьице, одиноко скучавшей у колонны. Серега глянул на нее – и аж затосковал от жалости. Маргус, козел ты электронный, что ж ты делаешь, а? Девчонку и так судьба обидела: такая страшненькая, что даже поддатые солдаты на нее не клюют, так еще и ты над ней поиздеваться решил. И ведь хрен остановишь гада – у него там уже какая-то программа врубилась!
Маргус между тем приблизился к девушке и, вытянувшись перед ней в струнку, уронил в поклоне свою гладко причесанную белобрысую башку. Сказать, что девчонка растерялась – значит, ничего не сказать. Опешила, обомлела, вспыхнула, бедная – аж глаза слезами набухли, отшатнулась было смыться, да куда там: все уже это дело заметили, мигом расступились и стоят, гады, заржать готовые. А Маргус все стоит – стройный, элегантный, как графин: прибалт – он и есть прибалт, недаром только им и доверяют у нас в кино эсэсовцев да иностранцев играть. И девчонка перед ним вздохнуть не смеет – нет, ну как же ее угораздило такой страшненькой-то уродиться? Разве только что волосы у нее шикарные – вороные, тяжелые, конским хвостом схвачены, да фигурка, в общем, ничего – стройненькая такая, тонконогая. И тут она с Маргусом взглядом встретилась – и будто отключилась: чуть улыбнулась, ресницы опустила (да они у нее какие длинные, оказывается!) и в самом настоящем реверансе присела! Тут уж все притихли и быстренько к стенам оттянулись, чтобы им простор дать – для маневра, значит.
Маргус уверенно, словно только этим всю жизнь и занимался, вывел девушку в центр зала. И они замерли в классической позе – стройные, легкие. Сама меньше всего ожидавшая такого развития событий массовичка ткнула пухлым пальчиком в клавишу магнитофона. Запись оказалась на удивление хорошей: чисто и сильно вступил старомодный оркестр и его звукам мгновенно откликнулись тела танцоров.
То, что происходило дальше – трудно передать словами. Исчез гарнизонный зал с аляповатой лепниной на потолке. Пропала эстрада с пошленькой группой и накрашенной солисткой. Улетучился неистребимый казарменный запах, исходящий от десятков разгоряченных тел. В зале воцарилась аргентинская ночь – знойная, страстная, с шумом океанского прибоя и шелестом пальмовых листьев. И королевской парой этой ночи были эти ребята – бог ты мой, как же они танцевали! Лед и пламень – ни убавить, ни прибавить. Сдержанно-холодный, с отточенными, властными движениями белокурый Ауриньш, пожираемый изнутри синим огнем еле сдерживаемой страсти. И – порхающая вокруг него угольной тропической бабочкой, обжигающая его черным пламенем девчонка с ледяным сердцем, в самый последний момент властно не позволяющая пересечь ему последнюю, самую тонкую грань страсти. Зал ошеломленно смотрел на них, и было совершенно ясно – научиться так танцевать – невозможно, как невозможно научиться у птиц летать, для этого надо самому родиться птицей.
Прозвучал последний аккорд, и танцоры замерли, брошенные друг к другу последним порывом: Маргус одной рукой обнимал девчонку за талию, другой рукой подхватил ее дерзко вздернутое бедро. Одна рука девчонки обхватила шею Маргуса, другая – легла ему на грудь, готовая как оттолкнуть, так и прижать к себе. И – глаза в глаза, сердце к сердцу – вместе с бешеной страстью столько целомудрия было в этих двоих, что ни одна зараза даже не гыгыкнула, ни одной соленой шуточки не прозвучало. Только штык-нож патрульного неловко звякнул в звенящей тишине.
Танцоры изящно, по всем правилам, поклонились. И вот тогда грохнули аплодисменты! И восторженный свист, и вопли! Девчонка, словно внезапно проснувшись, растерянно озиралась по сторонам и стремительно краснела. Маргус что-то тихо говорил ей, мягко похлопывая по ладошке, а к ним уже спешила-спотыкалась восторженная тетенька-массовичка с тортищем на вытянутых руках.
– Зам-мечательно! – провозгласила она рыдающим голосом. – Я с огромным удовольствием вручаю этот приз… Как, ребята, вас зовут?.. Лиле Марлиной, радиоинститут, и Маргусу Ауриньшу, десантное училище! Похлопаем, товарищи!
– Спасибо, сударыня, спасибо! – подхватил у нее торт расторопный Цунь. – Нам уже пора, у нас увольнение кончается.
– Ой, мальчишки, вы что – уходите? – окружили их знакомые девчонки. – Да вы что – идемте к нам! Чаю попьем, поболтаем!
– Не, не, девочки – в другой раз! – решительно отмел все поползновения Колдин. – Вы мне телефончик оставьте, мы к вам потом обязательно зайдем, а сейчас мы уже опаздываем. Все, все, Маргус! Пошли, говорю! – и, балансируя коробкой с тортом в одной руке, другой рукой он ухватил за рукав Ауриньша, ведущего светскую беседу с партнершей по танцу и шустро потащил его к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Ну вот, – удовлетворенно похлопал он его по груди, украшенной алым флажком с профилем Дедушки Ленина. – Хоть немного на человека похож стал!
Пройдя недолгую, но несколько унизительную процедуру инструктажа у дежурного по училищу («Правую штанину задрать! Показать носки!»), Колдин с Ауриньшем наконец вышли в город.
– Ну что, Марик, – Цунь жадно озирался по сторонам. – Пошли?!
– А куда? – Маргус невозмутимо оглядывал улицу.
– «Куда-куда»! На волю! В пампасы! – терпкий пьянящий воздух свободы уже начал гулять в крови, словно бокал шампанского. – В ДОФ пойдем!
– А что это?
– Дом офицеров, – авторитетно разъяснил Колдин, – на танцы. Все туда ходят. Полтинник есть?
– Что есть?
– Пятьдесят копеек, на билет.
– Нет, – немного растерялся Ауриньш, – мне не давали…
– Разводят халявщиков в вашем институте, – сварливо проворчал Цунь. – Ладно, пошли. Помни мою доброту! – и он подкинул на ладони рупь, неведомо как уцелевший от буфета.
Дом офицеров стоял на углу улицы Подбельского – «Подбелки», Рязанского Бродвея и Арбата. Это в столицах дома офицеров располагаются скромно, без претензий. А Рязань в первую очередь знаменита своими офицерами, как Хохлома – ложками, или Иваново – невестами: четыре военных училища в городе! Естественно, Дом офицеров являлся одним из самых престижных заведений города и располагался в самом престижном месте.
Солидное здание постройки прошлого века было выкрашено классической светлой охрой. И архитектура, и интерьер Дома призваны были служить утверждению о незыблемости традиций славного российского офицерства: мрамор широких ступеней лестницы с красной ковровой дорожкой, прижатой к ним блестящими латунными прутьями; тяжелый бархат портьер; тусклое сияние массивных латунных ручек на могучих дверях, вызывающих в памяти Верещагинские «Врата Тамерлана»; антикварная люстра, отражающаяся в натертом паркете…
Живую ноту современности вносили во все это строгое великолепие разухабистая музыка, обычная для дешевых ресторанов, да базарная толкотня перед окошком кассы.
– Очень много людей, – озабоченно проговорил Маргус, когда они подошли к кассе. – Может быть, придем сюда в другой раз?
– Ты что, больной? Когда он еще будет, этот другой раз! Стой здесь и никуда не сваливай, – строго напутствовал его Цунь, и шустрым вьюном ввинтился в толпу.
Выросший под жарким азиатским солнцем, в гомоне и суете восточных базаров, он в любой толкучке чувствовал себя как рыба в воде. Через пять минут он выбрался наружу – помятый, встрепанный, но торжествующий.
– Держи! – протянул он билет Ауриньшу. – Учись, салага, пока я жив!
В танцевальном зале не то что яблоку – горошине было негде упасть. Основным фоном цветовой гаммы зала служила унылая зелень парадных мундиров, разбавленная яркими мазками разноцветных погон и петлиц, легкомысленных платьиц девчонок. Правда, многих посетительниц назвать девчонками можно было лишь с очень большой натяжкой – ох, далеко не первый год посещали они этот памятник архитектуры в надежде подцепить мужа-офицерика. И посему приветственно подмигивали томящимся у стенки начальникам патрулей, отлично помня этих строгих капитанов и майоров еще юными розовощекими курсантиками. Начальники патрулей делали вид, что поглощены службой, и подавляли ностальгические вздохи.
– Марик, смотри – телки! – восхищенно выдохнул Цунь. – Живые!
– Где? – завертел Ауриньш белобрысой головой, словно перископом. – Здесь нет телок, только девушки…
– А я про кого говорю? – начал нетерпеливо притоптывать Колдин. – Айда! – и он решительно потащил Маргуса к ближайшей стайке девчонок, скромно топтавшихся у стены и постреливавших взглядами по сторонам.
– Девчонки, привет! – бодро подкатил к ним Цунь с бородатой шуточкой. – Вам сережки не нужны?
Девчонки, однако, на нее купились.
– А что за сережки? – живо заинтересовались они – эпоха тотального дефицита, что вы хотите.
– Один – я, а второй Сережка – вот он, тоже вот такой пацан!
Девчонки покатились. Спустя минуту парни уже были взяты на абордаж мертвой бульдожьей хваткой – словно по заказу объявили белый танец, и Серегу прицепила к себе дородная розовощекая блондинка, мечта Кустодиева. Маргус достался низенькой грудастой брюнетке – она уверенно проталкивала его сквозь толпу танцующих и преданно смотрела ему в лицо, словно боровичок из травы: тебя Сережа зовут? а меня Лариса, ах, не Сережа, ну он прикольщик, а как тебя? Маргус? ой, а ты откуда? из Риги? ой, ну я так и подумала, мне блондины ваще нравятся так, я сразу подумала ты прибалт, ты на артиста одного похож, уф-ф, тут так душно, у меня аж смотри, как сердце бьется, – деловито прижала она ладонь Маргуса к своему могучему бюсту.
– Есть небольшая тахикардия, – спокойно отозвался Маргус, мягко отнимая руку. – Но не страшно, вам только курить не надо – вредно…
– Ой, да ладно! Кто сейчас не курит? У вас в Риге ваще все девчонки дымят, я туда за шмотками ездила, что – не видела? Ой, музыка уже кончилась, чего такие короткие песни гоняют, мы еще потанцуем, да, Марик?
– Спасибо, – Маргус вежливо проводил ее на место. – Благодарю вас.
– Дорогие гости, внимание! – разнесся вдруг с эстрады бодрый голос молодящейся тетеньки-массовика. – А сейчас мы проведем конкурс! Победитель в этом конкурсе получит вот этот зам-мечательный приз! – и она торжествующе продемонстрировала кремовый торт размером с том энциклопедии.
Вожделеющий гул разнесся по залу. Еще бы. Не верьте хвастливым россказням курсантов о том, какие они отпетые пьяницы – на самом деле больше всего курсант любит пожрать, а уж если дело касается сладкого – тут уж он… ну, пусть не Родину продаст, но на многое способен, на многое. А что вы хотите – организмы молодые, здоровые, растущие, постоянные дикие нагрузки – энергии требуется, как реактивному истребителю, а углеводов в армейском рационе – строго по норме.
– Этот приз получит пара, которая лучше всех исполнит… Танго! – провозгласила тетенька, не сумев полностью скрыть в голосе злорадные нотки.
Гул толпы мгновенно стал возмущенно-разочарованным. Ну не падлы, а? Нашли танцоров.
– Ну же, товарищи! – ярмарочным голосом зазывала массовичка. – Смелее! Смотрите, какой замечательный приз! – все у нее шло по плану, у заразы.
Из казны Дома офицеров положено выделять средства на такие вот мероприятия. Сотрудниками Дома покупается на казенные деньги шикарный торт, объявляется невыполнимое задание, и за отсутствием желающих принять участие в конкурсе приз остается организаторам. И по окончании танцев уверенно съедается под чаек или что-нибудь покрепче: не пропадать же добру. Если же вдруг появляется дерзкий претендент на приз, то претендент этот, как правило, оказывается пьяненьким, и только по этой причине решившимся на столь безрассудный поступок. Его тут же с удовольствием сцапывает патруль – а как же, им тоже план выполнять надо. Беспроигрышная лотерея, короче говоря.
– У-у, с-сволочи! – страдальчески шмыгнул носом Цунь. – Издеваются над людьми! Блин, хотела же меня маманя в детстве на танцы отдать – чего я уперся, ишак отвязанный…
Окружающие высказывались примерно в том же духе.
– Сергей, а почему никто не выходит? – невинно поинтересовался Маргус, оглядываясь по сторонам. – Мне кажется, этот приз хотели бы получить многие…
– Марик, паразит такой, хоть ты не издевайся! – возмутился Цунь. – Иди, да спляши, раз такой умный! Маргус Лиепа…
– Сергей, почему ты так нервничаешь? – недоуменно проговорил Маргус. – Если ты этот приз так хочешь, я могу его взять.
– Э-э, Марик, ну тебя на фиг! – встревожился Цунь. – Ты что, чокнулся – четыре патруля в зале! Повяжут в момент и смыться не успеешь!
– Зачем повяжут? – не понял Маргус. – Она же сама предлагает?
– Так танцевать же надо, деловая колбаса! Танго! Ты хоть слово такое слышал?!
– Да, я слышал. Я по телевизору видел один раз. Я смогу, – Ауриньш уже не смотрел на Серегу, а внимательно оглядывался вокруг.
– Вот, – остановился он на ком-то прицельным взглядом. – Мне кажется, она подойдет, антропометрия хорошая…
Мягко, но непреклонно раздвигая плечом толпу, он направился к неприметной девчонке в черном платьице, одиноко скучавшей у колонны. Серега глянул на нее – и аж затосковал от жалости. Маргус, козел ты электронный, что ж ты делаешь, а? Девчонку и так судьба обидела: такая страшненькая, что даже поддатые солдаты на нее не клюют, так еще и ты над ней поиздеваться решил. И ведь хрен остановишь гада – у него там уже какая-то программа врубилась!
Маргус между тем приблизился к девушке и, вытянувшись перед ней в струнку, уронил в поклоне свою гладко причесанную белобрысую башку. Сказать, что девчонка растерялась – значит, ничего не сказать. Опешила, обомлела, вспыхнула, бедная – аж глаза слезами набухли, отшатнулась было смыться, да куда там: все уже это дело заметили, мигом расступились и стоят, гады, заржать готовые. А Маргус все стоит – стройный, элегантный, как графин: прибалт – он и есть прибалт, недаром только им и доверяют у нас в кино эсэсовцев да иностранцев играть. И девчонка перед ним вздохнуть не смеет – нет, ну как же ее угораздило такой страшненькой-то уродиться? Разве только что волосы у нее шикарные – вороные, тяжелые, конским хвостом схвачены, да фигурка, в общем, ничего – стройненькая такая, тонконогая. И тут она с Маргусом взглядом встретилась – и будто отключилась: чуть улыбнулась, ресницы опустила (да они у нее какие длинные, оказывается!) и в самом настоящем реверансе присела! Тут уж все притихли и быстренько к стенам оттянулись, чтобы им простор дать – для маневра, значит.
Маргус уверенно, словно только этим всю жизнь и занимался, вывел девушку в центр зала. И они замерли в классической позе – стройные, легкие. Сама меньше всего ожидавшая такого развития событий массовичка ткнула пухлым пальчиком в клавишу магнитофона. Запись оказалась на удивление хорошей: чисто и сильно вступил старомодный оркестр и его звукам мгновенно откликнулись тела танцоров.
То, что происходило дальше – трудно передать словами. Исчез гарнизонный зал с аляповатой лепниной на потолке. Пропала эстрада с пошленькой группой и накрашенной солисткой. Улетучился неистребимый казарменный запах, исходящий от десятков разгоряченных тел. В зале воцарилась аргентинская ночь – знойная, страстная, с шумом океанского прибоя и шелестом пальмовых листьев. И королевской парой этой ночи были эти ребята – бог ты мой, как же они танцевали! Лед и пламень – ни убавить, ни прибавить. Сдержанно-холодный, с отточенными, властными движениями белокурый Ауриньш, пожираемый изнутри синим огнем еле сдерживаемой страсти. И – порхающая вокруг него угольной тропической бабочкой, обжигающая его черным пламенем девчонка с ледяным сердцем, в самый последний момент властно не позволяющая пересечь ему последнюю, самую тонкую грань страсти. Зал ошеломленно смотрел на них, и было совершенно ясно – научиться так танцевать – невозможно, как невозможно научиться у птиц летать, для этого надо самому родиться птицей.
Прозвучал последний аккорд, и танцоры замерли, брошенные друг к другу последним порывом: Маргус одной рукой обнимал девчонку за талию, другой рукой подхватил ее дерзко вздернутое бедро. Одна рука девчонки обхватила шею Маргуса, другая – легла ему на грудь, готовая как оттолкнуть, так и прижать к себе. И – глаза в глаза, сердце к сердцу – вместе с бешеной страстью столько целомудрия было в этих двоих, что ни одна зараза даже не гыгыкнула, ни одной соленой шуточки не прозвучало. Только штык-нож патрульного неловко звякнул в звенящей тишине.
Танцоры изящно, по всем правилам, поклонились. И вот тогда грохнули аплодисменты! И восторженный свист, и вопли! Девчонка, словно внезапно проснувшись, растерянно озиралась по сторонам и стремительно краснела. Маргус что-то тихо говорил ей, мягко похлопывая по ладошке, а к ним уже спешила-спотыкалась восторженная тетенька-массовичка с тортищем на вытянутых руках.
– Зам-мечательно! – провозгласила она рыдающим голосом. – Я с огромным удовольствием вручаю этот приз… Как, ребята, вас зовут?.. Лиле Марлиной, радиоинститут, и Маргусу Ауриньшу, десантное училище! Похлопаем, товарищи!
– Спасибо, сударыня, спасибо! – подхватил у нее торт расторопный Цунь. – Нам уже пора, у нас увольнение кончается.
– Ой, мальчишки, вы что – уходите? – окружили их знакомые девчонки. – Да вы что – идемте к нам! Чаю попьем, поболтаем!
– Не, не, девочки – в другой раз! – решительно отмел все поползновения Колдин. – Вы мне телефончик оставьте, мы к вам потом обязательно зайдем, а сейчас мы уже опаздываем. Все, все, Маргус! Пошли, говорю! – и, балансируя коробкой с тортом в одной руке, другой рукой он ухватил за рукав Ауриньша, ведущего светскую беседу с партнершей по танцу и шустро потащил его к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18