Вытянутость орбиты привела к тому, что низкие широты оказались непригодны для жизни и из-за высокого уровня ультрафиолета, преодолевающего озоновый слой, как это происходит здесь, на Ванессе. Первое поселение на Ньюхейме появилось лет сорок назад. Другими словами, удаленность планеты от солнца меняется так медленно, что колонисты сочли рациональным поселиться в районах, которые, как им было известно, позже придется покинуть. Думаю, они хотели использовать местные полезные ископаемые. Ну так вот, несмотря на огромное расстояние от светила, на Ньюхейме можно жить, если, конечно, не иметь ничего против основательного загара. Какая же звезда способна в такой мере противостоять закону обратных квадратов? Только голубой гигант! А бета Центавра — единственный голубой гигант поблизости.
Фолкейн умолк, охрипнув и мечтая о пиве, чтобы промочить горло. Бельягор сидел неподвижно и напоминал статую, если, конечно, предположить, что нашелся бы скульптор, пожелавший увековечить подобные формы. Минуты тянулись бесконечно. Где-то в вышине раздался вой стартующего звездолета — вражеский корабль отбыл куда-то по своим загадочным делам. Наконец Бельягор спросил без всякого выражения:
— Но как там могли появиться планеты?
— Я и об этом догадался, — ответил Фолкейн. — Звезда-исключение, как я уже говорил, может быть, единственная во Вселенной: она захватила несколько бродячих планет. Такое очень маловероятно, но все-таки возможно.
— Ерунда. Изолированное тело не может захватить другое. — Однако свое возражение Бельягор произнес совсем тихо.
— Согласен. Вот что могло произойти. Когда Бета еще только формировалась, образовалось массивное ядро, а остальная масса все еще занимала вокруг Бог знает сколько астрономических единиц как пылевое облако. Тут появилась группа блуждающих планет, поле тяготения ядра Беты изменило их траекторию, а сопротивление частиц туманности не дало им улететь. Потеря энергии привела к превращению гиперболических орбит в эллиптические. Может быть, существовало еще и второе, меньшее ядро, которое впоследствии приблизилось к основному и слилось с ним. Два тела уж точно могут захватить третье. Но, я думаю, одного трения о частицы пылевого облака было бы достаточно. Эллиптические орбиты, конечно, оказались дьявольски эксцентрическими, хотя трение их несколько и выровняло. Но Ютта признала, что вытянутость орбит и по сей день приводит к климатическим катаклизмам. Это ведь тоже ненормально для планетной системы, не правда ли? Так что мы получаем еще один дополнительный ключ к загадке.
— Хм-м… — Бельягор потянул себя за нос и впал в задумчивость.
— Планеты, конечно, выделяли газы и водяной пар благодаря вулканической деятельности на ранних стадиях своего существования, — продолжал Фолкейн. — Газы замерзли бы в космосе, если бы не Бета. Не знаю, как краоки с Дзуа узнали об истинном положении вещей. Возможно, им не было известно, что голубые гиганты не имеют планет. А может быть, они послали автоматический зонд для астрофизических исследований, и тот доложил им о своих находках. Как бы то ни было, краоки обнаружили, что бета Центавра имеет пять подходящих для них планет плюс еще один мир, условия жизни на котором были для них в какой-то мере приемлемы. Вот они и колонизировали эту систему. Конечно, планеты были безжизненны, с ядовитыми атмосферами. Но древние краоки были мастера по части преобразования окружающей среды. Вы сами можете представить себе, что они предприняли: засеяли атмосферу фотосинтезирующими спорами для преобразования ее состава, завезли растения и животных, которые бы поглощали примитивную протоплазму и образовывали основу экологической системы, ну и так далее. В таких условиях размножение микроорганизмов идет по экспоненте, и потребуется всего несколько столетий, чтобы планета стала пригодной для жизни. Фолкейн пожал плечами.
— Бета взорвется и уничтожит плоды их трудов через пять или десять миллионов лет, — закончил он. — Но ведь этого времени не так уж и мало, верно?
— Да, — тихо ответил Бельягор.
Он поднял голову и посмотрел в глаза человеку.
— Если все это так, нам нужно сообщить Лиге. Военный флот, который двинется прямо к Бете, захватит врага врасплох. Если планеты, на которых расположена их база, окажутся нашими заложниками, ясно, что никакой войны не будет.
— Угу. — Фолкейн подавил зевок. Усталость начинала давать о себе знать.
— Но все это только гипотеза. Твои заключения основаны на слухах. Эта Хорн могла тебя провести. Лига не станет основывать проведение операции такого масштаба на голой идее, которая может оказаться ошибочной. Это было бы катастрофой. Требуются бесспорные доказательства.
— Конечно, — кивнул Фолкейн. — Поэтому-то нам и нужно отправиться обоим, каждому на своем корабле. Вам не составит труда придумать какую-нибудь отговорку — почему вы передумали оставаться здесь. Антораниты ничего не заподозрят, если вы закатите им скандал и в ярости удалитесь.
Бельягор с достоинством выпрямился.
— Что это ты придумал? Это я закачу скандал, — я, самое терпеливое и покладистое существо во Вселенной?
— Да?
— Подумать только, с чем мне приходится мириться — с твоей непочтительностью, глупостью, жадностью, вороватостью, непониманием… — Сетования Бельягора превратились в монотонный рев. Фолкейн подавил еще один зевок.
— Да, такова моя участь, — завершил резидент Лиги свои обличения. — Впрочем, я что-нибудь придумаю. Что ты предлагаешь сделать после того, как мы отбудем отсюда?
— Мы сделаем вид, что отправились в Управление Лиги. Как только окажемся вне зоны обнаружения радарами, повернем к Бете. Вы останетесь на безопасном расстоянии, а я подберусь поближе и сделаю необходимые наблюдения. Потом я присоединюсь к вам, и мы на самом деле уберемся из здешних негостеприимных мест.
— Но зачем нам разделяться?
— Меня могут поймать. В, этом случае — если я не появлюсь к условленному времени — вы сможете сообщить Лиге о том, что мы узнали, и предложить, чтобы они произвели разведку вокруг Беты сами.
— Хм. Ха. Правильно. Но почему ты берешься за самую опасную работу? Я не уверен, что ты для нее достаточно компетентен.
— Сэр, — устало ответил Фолкейн, — может быть, я и молод, но управляться с приборами я умею. Этот скоростной корабль построен для человека: вы не смогли бы им воспользоваться; для разведки же требуется быстрота, а ваш корабль не сможет развить достаточную скорость. Так что придется уж мне взяться за это дело. Кроме того, — добавил он, — если я попадусь, я ведь всего лишь агент, и к тому же человек; вы же мастер и джалилеянин.
Его сарказм пропал даром. Бельягор вскочил, в его поросячьих глазках показались слезы.
— Правильно! — вскричал он, задыхаясь от волнения. — Как благородно с твоей стороны признать это! — Он пожал Фолкейну руку. — Ты уж не думай обо мне плохо. Я могу иногда раскричаться, могу нагрубить, когда мое терпение иссякнет, — но поверь, у меня вовсе нет предубеждения против твоей расы. У людей есть и прекрасные качества. Да что там, даже среди моих друзей есть люди!
6
Опасность возникала, когда до цели оставалось около одного светового года: на таком расстоянии пространственно-временные импульсы, создаваемые гиперпространственным двигателем, могут быть зарегистрированы приборами. Корабль Бельягора остался за пределами этой опасной зоны; все его датчики были настроены на максимальную дальность. Впрочем, шанс случайного обнаружения такой пылинки, как космолет, был пренебрежимо мал; Фолкейну на обратном пути придется преодолеть немало трудностей, чтобы встретиться с Бельягором, хоть ему и было известно примерное место встречи. Если же приборы джалилеянина засекут гиперпространственную «волну», созданную другим кораблем, ему следует поостеречься и не включать собственные вспомогательные двигатели до тех пор, пока незнакомец не удалится на безопасное расстояние.
Фолкейн не имел такой возможности. Он должен был приближаться к бете Центавра на максимальной скорости.
Солнце все росло и росло на экранах прямо по курсу. Вскоре в телескоп уже стал виден диск, вскипающий бурями, выбрасывающий на миллиарды километров протуберанцы, зловеще-голубой и яростный. Масса светила в одиннадцать раз больше солнечной; светимость превосходит солнечную в сто сорок раз; даже на расстоянии в сто девяносто световых лет бета Центавра — одна из самых ярких звезд земного неба. Фолкейн попытался насвистывать мелодию, но прекратил: уж очень тоненьким и испуганным получился звук.
Ближе. Ближе. Теперь уже можно включить камеры, фотографирующие изображения на экранах, устраняющих искажения и влияние эффекта Доплера. На фоне неменяющихся созвездий планеты оставляли следы, похожие на следы метеоритов: да, вот они! Фолкейн изменил курс и повторил наблюдения. Вскоре у него было достаточно данных, чтобы корабельный компьютер смог вычислить орбиты планет.
Фолкейну удалось засечь лишь часть захваченных Бетой миров, возможно, не все они были обитаемы. Однако и того, что он имел, было достаточно, особенно если учесть, что одна из обнаруженных планет оказалась на расстоянии примерно тридцати семи астрономических единиц от светила и имела диаметр, соответствующий тому, что должен бы иметь Ньюхейм. И — ага! — вон они, импульсы, испускаемые гиперпространственными двигателями; пространство вокруг звезды прямо-таки кишело ими.
Один из источников импульсов оказался чертовски близко — гораздо ближе, чем Фолкейну хотелось бы, и к тому же расстояние между ними все сокращалось. Похоже, сторожевой корабль обнаружил его и собрался выяснить, в чем дело. Что ж, только очень быстрый космолет сможет сравниться в скорости с его милой малюткой, подумал Фолкейн.
Вражеский космолет оказался быстрым.
Удаляясь от звезды, Фолкейн видел на экранах приборов, как наращивает скорость его преследователь. Дэвид нахмурился, яростно затянулся табачным дымом и принялся размышлять. Он мог встретиться с Бельягором, прежде чем его перехватит патрульный корабль, но при этом анторанит окажется всего в одном световом годе от них и засечет обоих.
Что ж, придется разделиться…
На приборной панели ожил второй детектор. Фолкейн выругался. Еще один корабль включился в погоню. Экстраполяция направлений движения и скоростей показала Фолкейну, что ему самому Номер Два не страшен, но легко перехватит неповоротливый «Холберт» Бельягора.
Ну так. Что следует сделать — так это выключить двигатели и затаиться. Космос огромен, в нем можно затеряться… Угу… но только если эти ребята хоть что-то смыслят в своем деле, они засекут точку, в которой он «исчезнет», — на таком удалении они будут знать, где он, с точностью всего в несколько миллионов километров. Им останется только тоже перейти на субсветовую скорость и выследить его по нейтринному излучению его реактора. Или просто обнаружить при помощи радара.
— Братец, — сказал себе Фолкейн, — ты влип.
Он оглядел разворачивающуюся перед ним величественную панораму Вселенной, блистающую солнцами, сияние которых, сливаясь, образовывало пылающий поток Млечного Пути. Он вспомнил, как отблески солнечных лучей играют в колеблемой ветром листве деревьев, какое вкусное пиво в славной маленькой швейцарской таверне, как весело развлекаться в компании друзей, какой нежной бывает рука девушки, и ощутил полное отсутствие желания становиться героем.
«Лучше их не раздражать. Сдаться. Иначе они вычислят, где ты окажешься при следующем, гиперпространственном прыжке, и влепят ракету точнехонько тебе в лоб».
Бельягор сможет передать информацию Лиге, когда вражеские корабли повернут к дому. Конечно, у него не будет подтверждения того, что их подозрения по поводу беты Центавра верны. Неявка Фолкейна на место встречи — это еще не исчерпывающее доказательство: мало ли что с ним могло случиться. Так что Лиге придется послать собственных разведчиков, а их тоже скорее всего засекут. Конечно, используя сверхскоростные корабли, они не попадут в руки анторанитов, но враг будет начеку и усилит оборону своих планет. Если после этого война все-таки начнется, она будет более безжалостной, чем можно себе представить: в атомном пламени могут погибнуть целые планеты, от Ютты останется только облачко радиоактивного газа, а сам Фолкейн окажется иудой.
И почему только не существует радиоволн, распространяющихся быстрее света! Он передал бы все данные резиденту Лиги, перед тем как сдаться. Черт бы побрал законы физики!
Корпус его корабля гудел и вибрировал от невероятной скорости. Фолкейна сводила с ума жажда, зуд между лопатками, необходимость постричься. Сейчас не время для человеческих слабостей! Думай, чтоб тебе лопнуть!
Это было выше его возможностей. Он метался по рубке, докурился до того, что язык стал как подошва, чуть не насильно запихнул себе в глотку какую-то еду и вновь и вновь смотрел на приборы, пока наконец не решил послать все к дьяволу, не прикончил последнюю бутылку виски и не завалился спать.
1 2 3 4 5 6 7 8