Цель Других настолько чужда… Я попробую ее назвать, хотя и знаю, что не прав: они видят в подъеме, упадке и полном исчезновении жизни единственную реальность, а единственную цель — в том, чтобы наиболее гармонично вписаться в этот цикл.
В противоположность этому жизнь, согласно взглядам Старейших, говорит Джаан, создаст в конце концов Бога, станет Богом.
Так что Старейшие внимательно наблюдают за появлением новых разумных рас на планетах, помогают, направляют, иногда даже сами создают их, как, например, дидонцев. Они, правда, не в состоянии уследить за всем: так, они не знали о возникновении человечества. Другие ведь тоже не сидят сложа руки и где только могут вставляют Старейшим палки в колеса.
Между ними не то чтобы война — по крайней мере не война в нашем понимании. Все происходит на другом уровне.
Опять приведу аналогию. Ты можешь оказаться на пороге принятия жизненно важного решения — решения, которое определит все твое будущее. Ты рассматриваешь разные варианты, ты сражаешься с собственными эмоциями — но все это у тебя внутри. Снаружи ничего не заметно.
Однако на исход борьбы на самом деле влияет не только твой рассудок: телесная болезнь порождает болезненные мысли. На клеточном уровне твои лейкоциты и антитела ведут беспощадную борьбу с вторжением чужаков. И исход этого сражения имеет очень даже большое значение для того, что происходит у тебя в голове — для того, какое решение ты примешь. Понимаешь?
Так и тут. То, что совершает разумная жизнь (я имею в виду мыслящих существ в нашем понимании — Старейшие и Другие находятся на постинтеллектуальном уровне), имеет решающее значение. Крошечная песчинка в масштабах Галактики — наш Эней — может склонить чашу весов в нужную сторону. Эффект этого будет расти как снежный ком. Точно так же, как это произошло с космическими путешествиями: сначала одни расы вышли в космос, потом другие — и вот течение истории необратимо изменилось. Если немногие мыслящие виды вступят на совершенно новый путь эволюции, это будет означать, что рано или поздно на него вступят и остальные.
Будет ли это путь Старейших или путь Других? Сломаем ли мы удерживающие нас стены и достигнем ли, хоть и ценой огромных страданий, приобщения к бесконечности? Или пойдем по пути гармоничного и прекрасного полного исчезновения?
Ты понимаешь, что я хочу сказать? Слова «позитивное» и «негативное», «активное» и ''пассивное", «эволюция» и «нигилизм», «добро» и «зло» в этом контексте ничего не значат. Невообразимо далеко за пределами нашего понимания существуют два противоположных пути восприятия действительности. Который из них мы выберем?
Необходимости делать выбор нам не избежать. Мы можем признать чью-то власть, согласиться на ограничения, выполнять инструкции. Можем пойти на компромисс, можем прожить свою жизнь в безопасности. Это будет победа Других в известной нам части космоса: так случилось, что Homo Sapiens — вид, играющий здесь ведущую роль. Или мы можем выбрать рискованный путь, сражаться за свободу и, если победим, надеяться, что Старейшие возвратятся и поднимут нас, своих детей, на совершенно новый уровень — тогда мы станем чем-то гораздо большим, чем могли бы стать без их помощи.
Так говорит Джаан. Таня, дорогая, я просто не знаю…»
Татьяна подняла глаза от письма. В ее сознании вспыхнуло: «А я знаю. Теперь знаю».
Номи со своими детьми жила в двухкомнатной глинобитной лачуге в нижнем конце Серого Проезда. Нищета мельтешила и галдела вокруг; она не воняла только потому, что запахи грязных тел (вода для мытья была здесь непозволительной роскошью) и помоев немедленно уносились сухим воздухом пустыни. Впрочем, нищих здесь не было: Компаньоны заботились о самых неимущих, давали им такую работу, с которой те могли справиться. Но одетые в лохмотья фигуры заполняли весь этот квартал: всюду шныряющие вопящие дети, женщины с тяжелыми ведрами и корзинами, мужчины, занятые каждый своим ремеслом: поденные рабочие, погонщики мулов, носильщики, грузчики, мясники, красильщики, жрецы, уличные певцы, торговцы, пронзительными голосами предлагающие свои убогие товары. Среди этих облезлых коричневых стен, в лабиринте кривых улочек с утоптанной до твердости железа землей Айвар чувствовал себя более одиноким, чем если бы скова оказался в пустыне Айронленда.
Но мать пророка заставила его забыть унылые впечатления. Они с Айваром мельком уже встречались раньше. Сегодня, когда Айвар спросил Джаана, Номи ответила, что тот отсутствует, и пригласила гостя подождать сына за чашкой чая. Айвар чувствовав себя обманщиком, потому что заранее узнал о назначенной пророком встрече с учениками: Джаан не столько просвещал их, сколько, говоря с ними, пытался понять себя в единении с новой частью собственной личности.
«Но я должен больше узнать и больше понять, прежде чем решусь на тот шаг, которого он от меня добивается. И кто лучше сможет объяснить мне, что в действительности представляет собой Джаан, чем эта женщина?» — думал Айвар.
Номи была дома одна, ее младшие дети еще не вернулись, — кто с работы, кто из школы. Когда дверь на улицу закрылась, в лачуге стало тихо. Пыльные лучи солнца пробивались сквозь узкие застекленные окна: немногие орканцы могли позволить себе витрил. В маленькой комнате было прохладно, и, несмотря на избыток мебели, благодаря опрятности помещение не казалось тесным. Ткацкий станок Номи с незаконченным куском материи пастельных тонов возвышался в одном углу, в другом разместились примитивные кухонные принадлежности. Кровати Номи и ее старшего сына занимали большую часть оставшегося пространства. В центре комнаты стоял дощатый стол и скамейки, на одну из которых Номи и усадила гостя. В комнате пахло вяленым мясом и сушеными овощами — запасы провизии заполняли полки на стене. Через открытую в другое помещение дверь видны были койки младших детей — места для чего-нибудь еще во второй комнате просто не оставалось.
Номи бесшумно двигалась по глинобитному полу, заваривая чай, а потом, шелестя юбками, уселась за стол напротив Айвара. В молодости она была красавицей, да и теперь еще ее увядшее лицо сохраняло привлекательность. Бледность лишь подчеркивала красоту великолепных серых глаз, таких же, как у Джаана. Синее платье из дешевой ткани, капюшон, ношения которого от вдов требовала традиция, не портили ее: в Номи было слишком много гордости, чтобы оставалось место для тщеславия.
Пока женщина заваривала горький орканский чай, они с Айваром говорили о незначительных местных новостях. Номи знала, кто такой Айвар: по словам Джаана, тот ничего не скрывал от матери, которая умела хранить секреты. Айвар извинился:
— Я не хотел бы отрывать тебя от работы, госпожа.
Она улыбнулась:
— Это очень желанное отвлечение, Наследник.
— Но ведь… ты этим зарабатываешь на жизнь. Если ты предпочитаешь ткать, пока мы разговариваем…
Номи засмеялась:
— Прошу тебя, не лишай меня предлога побездельничать.
— Ох. Я понял… — Айвар терпеть не мог что-нибудь выпытывать и знал, что делает это неуклюже. Но ведь нужно же как-то начать… — Мне просто казалось… что вы небогаты. Я имею в виду… Джаан теперь ведь не делает обувь — с тех пор, как это случилось с ним.
— Нет. Теперь у него более высокая цель. — Напыщенность собственной фразы насмешила ее.
— Э-э… он ведь не требует подношений, мне говорили. Разве это не делает вашу жизнь более трудной?
Номи покачала головой:
— Два его брата уже достаточно взрослые, чтобы подрабатывать. Они готовы работать весь день, но я этого не допущу: они должны получить образование. И… последователи Джаана помогают нам. Немногие из них могут себе позволить крупные траты, но они приносят еду, делают то, что нам нужно, не беря за это денег. Так что мы обходимся.
Легкий тон ей больше не давался. Нахмурив брови, Номи долго смотрела в свою чашку, прежде чем продолжила:
— Мне было не так уж легко принять это сначала. Мы всегда держались особняком — и мои родители, и родители Гилеба, да и сами мы, с тех пор как поженились. Но то, что делает Джаан, так важно… Моя покладистость — небольшая плата за это.
— Значит, ты веришь в Каруита?
Номи подняла глаза на гостя. Айвару было трудно выдержать ее взгляд.
— Как же я могу не верить собственному сыну?
— Да, конечно, госпожа, — заикаясь, пробормотал Айвар. — Прости меня, если я кажусь… Видишь ли, я здесь чужой, да и с Джааном знаком всего несколько дней. Ты знаешь его, поэтому у тебя есть возможность судить, не является ли он… жертвой заблуждения. У меня такого знания нет, по крайней мере пока…
Номи оттаяла, наклонилась через стол и похлопала Айвара по руке.
— Конечно, Наследник. Ты правильно делаешь, что спрашиваешь. И я рада, что в тебе Джаан нашел верного товарища, который ему так нужен.
«Нашел ли?» — усомнился Айвар. Возможно, она прочла сомнение на его лице, потому что тихим голосом сказала, не глядя на него:
— Почему я должна удивляться тому, что у тебя возникают вопросы? У меня они тоже возникали. Когда он исчез на эти три ужасных дня, а потом вернулся совершенно изменившийся… Да, я думала тогда, что с ним случилось кровоизлияние в мозг, и плакала о своем первенце, таком работящем, так мало получившем от жизни…
Потом я стала понимать, что он оказался избранным — как ни один человек нигде и никогда. Но это не было радостью для меня, Наследник — такой радостью, которую знаем мы, люди. Его слава так же ослепительна и так же жестока, как солнце. Скорее всего ему придется умереть. Только прошлой ночью мне приснилось, что он снова стал Джааном Сапожником, женился на девушке, которую я для него присмотрела, и я держу на руках их первенца. Я проснулась, смеясь… — Пальцы Номи стиснули чашку. — Этому не суждено случиться, конечно.
Айвар так и не узнал, хватило ли бы у него духа расспрашивать дальше. Его выручило появление Робхара, самого младшего из апостолов.
— Я подумал, что ты можешь быть здесь, господин, — выпалил мальчик, отдышавшись. Хотя Джаан и представил Айвара своим ученикам под фальшивым именем, все видели, какую важную роль он играет. — Каруит придет, как только сможет. — Робхар протянул конверт. — Это тебе.
— Э-э? — вытаращил на него глаза Айвар.
— Компаньоны, посланные в Новый Рим, вернулись, господин, — объяснил мальчик, чуть не лопаясь от возбуждения. — Они привезли тебе письмо, посланец передал его Каруиту, а тот велел мне вручить его тебе.
На конверте значилось: «Хиразу Хиронссону». Айвар вскрыл конверт. В нем оказалось несколько мелко исписанных страниц: на последней стояла четкая подпись: «Таня». В его собственном письме говорилось о том-кому следует адресовать ответ.
— Извините меня, — пробормотал Айвар, садясь и начиная читать.
Прочтя послание, он несколько минут сидел неподвижно, с непроницаемым лицом. Придумав предлог уйти, он попрощался, пообещал найти Джаана попозже и поспешно вышел. Ему предстояло многое обдумать.
Глава 19
Никто, кроме нескольких высших офицеров Компаньонов, не знал, кто такой Айвар. В присутствии других они называли его Хиразом. Айвар как можно реже показывался на людях, обедал с Иаковом в покоях главнокомандующего, ночевал в комнате рядом и пользовался мало посещаемыми коридорами и залами для своих вылазок. В этом огромном, наполовину необитаемом лабиринте было легко никому не попадаться на глаза. Члены ордена знали, что у их командира гостит важная особа, но строгая дисциплина не позволяла им сплетничать об Айваре.
Таким образом, Айвар и Иаков спустились в помещение, используемое под ангар, никем не замеченные. Джаан был уже там: за ним послали гонца. Часовой отдал честь, когда три человека сели во флиттер: ему, конечно, многое пришло в голову, но можно было быть уверенными, что он не проговорится. Створки ворот скользнули в стороны. Морщинистые руки Иакова умело управлялись с приборами. Флиттер взмыл вертикально вверх, поднялся на километр и лег на курс в южном направлении.
К концу дня ветер усилился. Он зазывал вокруг флиттера, содрогавшегося от сильных порывов. На стальной поверхности моря Орка появились барашки, волны с грохотом разбивались о берег. Летевшие на скалы брызги тут же высыхали и покрывали их коркой соли. Утесы континентального шельфа казались красноватыми в косых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь пелену пыли. Тучи песка, поднятые ветром, выбрасывали вверх тонкие струи, желтевшие на фоне иссиня-черного неба.
Иаков включил автопилот и развернул сиденье так, чтобы видеть своих спутников.
— Ну вот, мы выбрали такое место для разговора, как ты хотел, Наследник. — сказал он. — Теперь расскажи, в чем дело.
Айвар чувствовал себя как на иголках. Он перевел взгляд на спокойное лицо Джаана, но вспомнил, что кроется за этой мирной внешностью, поежился и стал смотреть сквозь колпак флиттера на водный простор, над которым они летели.
«Можно подумать, что эти двое мне по зубам, — сказал он себе в отчаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34