Но даже если бы эти пятна существовали на самом
деле и люди знали бы об этом наверняка, то и тогда никто бы не смог до них
добраться по бездорожью бескрайних пустынь. С каждым годом и без того
немногочисленное человеческое племя неумолимо сокращалось.
Та ужасная катастрофа, в результате которой обезлюдел земной шар, не
поддается никакому описанию; размах ее слишком грандиозен, чтобы его можно
было выразить словами или хотя бы осмыслить. Из тех людей, что населяли
Землю в благополучные эпохи миллиарды лет назад, лишь немногие мудрецы да
безумцы могли бы представить себе то, чему надлежало случиться, и вызвать в
своем воображении картины безлюдных мертвых пустошей и пересохших морей.
Остальные бы просто не поверили как не верили они первым признакам грядущих
перемен и не желали замечать печати обреченности, лежавшей на человечестве.
Ибо человеку всегда было свойственно считать себя бессмертным господином
всего сущего...
II
Смерть старой женщины, последние минуты которой он облегчил, как умел,
настолько потрясла Ула, что он даже не заметил, как вышел из хижины и
очутился среди раскаленных песков. Женщина была страшна, как смертный грех;
кожа ее была морщиниста и суха, словно прошлогодние листья. Ее лицо имело
цвет жухлой травы, что шелестела под порывами знойного ветра. И, наконец,
она была чудовищно стара.
Но в то же время она была другом с ней можно было поделиться своими
смутными опасениями, потолковать о тех тревожных предчувствиях, что никак не
укладывались в его сознании; ей можно было поверить свои робкие надежды на
помощь от жителей поселений, притаившихся по ту сторону высоких гор. Ул не
хотел смириться с мыслью о том, что никого не осталось; он был еще молод и
не так разуверился в жизни, как старые люди.
Долгие годы он не видел ни единой живой души, кроме этой старухи по
имени Младна. Она появилась в тот злосчастный день, когда все мужчины ушли
на поиски пищи и не вернулись. В ту пору ему шел одиннадцатый год. Матери
своей Ул не помнил, да и вообще, в их крошечном племени было всего три
женщины. Когда стало ясно, что мужчины уже не вернутся, все трое, среди
которых были две пожилые и одна совсем юная, разразились рыданиями и долго
стенали и рвали на себе волосы. Молодая лишилась рассудка и заколола себя
остро отточенной палкой. Женщины понесли ее хоронить в специально для этого
вырытой собственными ногтями неглубокой яме, и Ул сидел совсем один, когда в
деревне появилась Младна, уже тогда бывшая древней старухой.
Она брела, опираясь на толстую сучковатую трость бесценную память об
исчезнувших лесах, потемневшую и лоснившуюся после долгих лет службы. Она не
сказала, откуда пришла, а, проковыляв в хижину, молча уселась на скамью и
сидела там до прихода двоих женщин, ушедших хоронить самоубийцу. Вернувшись,
те приняли ее без лишних расспросов.
Так они прожили много недель, а потом две местные женщины захворали, и
Младна не смогла их выходить. Странно, что недуг поразил этих двух не
молодых, но еще не очень старых женщин, в то время как Младна, дряхлая,
немощная старуха, продолжала жить. Младна ухаживала за ними много дней, но
они все-таки умерли, и Ул остался один на один с чужачкой. Он убивался и
рыдал всю ночь напролет, и в конце концов его крики вывели Младну из
терпения. Она пригрозила ему, что если он не успокоится, она тоже умрет.
Услышав эти слова, он сразу затих, потому что вовсе не хотел оставаться в
одиночестве. С тех пор они жили вместе, питаясь корнями.
Испорченные зубы Младны были плохо приспособлены для грубой пищи,
которую им приходилось собирать целые дни напролет, но они скоро нашли
способ измельчать корни до такого состояния, что Младна могла их разжевать.
Все детские годы Ула прошли в непрестанных поисках и поедании пищи.
Теперь он вырос и окреп; ему шел девятнадцатый год, а вот старухи не
стало. Задерживаться здесь было ни к чему, и Ул решил не мешкая отправиться
на поиски легендарных поселений по ту сторону гор, чтобы жить вместе с
другими людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Он затворил дверь
своей лачуги если бы его спросили, зачем, он и сам бы не смог ответить, ведь
животных в этих краях давно уже не было, оставив тело старухи внутри.
Пугаясь собственной смелости, Ул долгие часы брел по сухой травянистой
равнине и наконец добрался до первого из предгорий. Перевалило за полдень;
он карабкался наверх, пока не устал, после чего прилег отдохнуть.
Растянувшись на траве, он лежал и думал о многих вещах. Он гадал о том, что
ждет его по другую сторону хребта, и страстно хотел отыскать то заветное,
затерянное в горах поселение. Потом он уснул.
Проснувшись, он увидел над собой звезды и ощутил прилив новых сил.
Теперь, когда солнце на время скрылось, он старался идти как можно быстрее,
не тратя времени на еду. Он намеревался достичь своей цели прежде, чем
отсутствие воды сделает дальнейший путь невозможным. Воды у него с собой не
было, так как последние представители человеческого рода никогда не покидали
своих стоянок и, не имея таким образом нужды в переносе драгоценной влаги с
места на место, не изготовляли никаких сосудов для воды. Ул рассчитывал
добраться до цели за один день в противном случае он бы умер от жажды.
Поэтому, пока стояла ночь и в небе горели яркие звезды, он спешил что было
сил, то переходя на бег, то труся рысцой.
Он шел до самой зари, но все никак не мог выйти из зоны предгорий. Три
высоких пика по-прежнему маячили впереди. Он прилег отдохнуть в
отбрасываемой ими тени, а потом продолжил восхождение и к полудню одолел
первую вершину. Там он снова сделал привал и, улегшись на живот, принялся
разглядывать местность, лежавшую между ним и следующей грядой гор.
На плоской вершине утеса лежал человек. Он зорко всматривался вдаль,
пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни на просторах
раскинувшейся перед ним равнины. Но ничто не нарушало мертвенного покоя
безотрадной, выжженной пустоши...
Вторая ночь пути застигла Ула среди скал равнина, которую он пересек, и
то место, где он отдыхал, остались далеко позади. Он почти уже преодолел
второй хребет, но, несмотря на это, шел, не сбавляя шага. Накануне его
одолела жажда, и он пожалел о той глупой прихоти, что толкнула его на это
опасное путешествие. Но в то же время, разве мог он оставаться один на один
с трупом в той маленькой, выжженной солнцем долине? Пытаясь убедить себя в
правильности своего решения, Ул спешил и спешил вперед, напрягая последние
силы.
И вот уже осталось всего несколько шагов до прохода между скалами, за
которыми открывался вид на земли, лежавшие по ту сторону гор. Ул устало
карабкался вверх, то и дело срываясь и ушибаясь о камни. Она была совсем
близко та страна, где, по слухам, живут люди; страна, о которой в пору его
детства ходили легенды. Путь был долгим и многотрудным, но цель стоила того.
Гигантский валун загородил ему обзор; трепеща от волнения, он взобрался на
него и при свете заходящего солнца увидел страну своей мечты; радостно глядя
на жалкую кучку домов, прилепившихся к подножию дальнего хребта, он вмиг
позабыл и о жажде, и об устало ноющих мышцах.
На этот раз Ул не стал делать передышку. То, что он увидел, дало ему
сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся
полмили. Ему казалось, будто он различает снующие среди хижин фигуры людей.
Тем временем солнце ненавистное, смертоносное солнце, принесшее гибель
человечеству почти зашло за цепь гор, и до самого последнего момента Ул не
мог быть уверен в деталях той картины, что стояла перед его взором. Но вот
наконец и хижины.
Они были очень старыми глиняные кирпичи веками сохранялись в условиях
сухой неподвижной атмосферы гибнущей планеты. Вообще-то она, эта планета, не
так уж сильно изменилась, если только не считать населявшей ее живности трав
да этих жалких последних людей.
Распахнутая настежь дверь ближайшей хижины висела перед ним на грубо
сработанных деревянных крючьях. Уже смеркалось, когда Ул, до смерти усталый
и разбитый, переступил порог и, до боли напря-. гая утомленные глаза,
принялся искать взглядом долгожданные лица людей.
А спустя мгновение он повалился на пол и зарыдал, ибо за столом,
откинувшись к стене, сидел в неестественной позе старый, давным-давно
высохший скелет.
Наконец он встал изнемогая от жажды, ощущая нестерпимую ломоту во всем
теле и испытывая величайшее из разочарований, когда-либо выпадавших на а,олю
смертного. Итак, он был последним живым существом на планете. Вся Земля
перешла к нему в наследство все страны и континенты, и все это было ему в
равной степени ни к чему. Стараясь не глядеть на белый силуэт, смутно
вырисовывавшийся на роне залитой лунным светом стены, он заковылял к двери и
вышел на открытый воздух. Он бродил по пустынной округе в поисках воды и с
грустью в душе эазглядывал этот давно обезлюдевший поселок-призрак,
сохранившийся благодаря неизменности атмосферы. Вон в той лачуге кто-то жил,
а вот в этом лесте делали сосуды из глины теперь в этих сосудах была одна
пыль. И нигде не было ни капли воды, соторой он бы мог утолить свою жгучую
жажду.
А потом, в самом центре этого небольшого селе-гоя, Ул увидел
огражденный камнями провал колодца. Он сразу догадался о том, что это за
штука; о таких сооружениях ему рассказывала Младна. Издав радостный стон,
Ул, шатаясь, добрел до колодца и оперся о парапет. Наконец-то он нашел то,
что искал. Вода пусть мутная, пусть стоячая, пусть в малом количестве, но
все же вода была перед ним.
Ул зарычал, как раненый зверь, и потянулся за цепью, на которой висело
ведро. И тут рука его соскользнула с гладкой поверхности парапета, и он
повалился грудью на предательски скользкий камень. Лишь одно мгновение он
оставался в этом положении, а потом бесшумно рухнул в зияющую дыру.
Раздался легкий всплеск воды внизу почти не было, и он ударился о
камень, тысячелетия тому назад свалившийся на дно колодца, оторвавшись от
его массивной кладки. Потревоженная вода постепенно затихла.
И только теперь, с уходом последнего живого существа каким бы жалким и
ничтожным оно ни было наступила окончательная смерть Земли. Все бесчисленные
поколения, все исторические эпохи, все империи и цивилизации сосредоточились
в одной невзрачной скрюченной фигурке, невидящими глазами уставившейся в
небо. Так вот в чем заключался истинный результат свершений человеческих
каким же чудовищным и неправдоподобным он должен был выглядеть в глазах
презренных слабоумных мудрецов благополучных времен! Никогда больше не
разнесется по планете оглушительный топот миллионов ног не будет ни шороха
ящериц, ни стрекота насекомых, ибо и эти твари сгинули бесследно. Отныне
настала эра сухих стеблей и бескрайних равнин, заросших жесткой, как
проволока, травой. Земля, равно как и ее холодная невозмутимая спутница
Луна, навеки отданы во власть безмолвия и тьмы.
Но звезды мерцают, как встарь, и небрежно составленный план творения
будет осуществляться, сколько бы вечностей не потребовалось для этого.
Банальная концовка одного из многих эпизодов вселенской истории не возмутила
спокойствия далеких гуманностей и рождающихся, пылающих и остывающих солнц.
А что до рода человеческого, так его как эудто никогда и не было. Слишком уж
жалок он и преходящ, чтобы иметь истинные цели и предназначение. Длившийся
тысячелетия и получивший название эволюции фарс пришел к закономерной
развязке.
Но наутро, когда солнце вонзило в землю свои первые смертоносные лучи,
они все-таки нашли в темноте провала бледное, изнуренное лицо человека,
неподвижно распростертого в жидкой грязи.
'Till A' The Sea ' (with R. H. Barlow; January 1935) Перевод О
.Мичковского
1 2
деле и люди знали бы об этом наверняка, то и тогда никто бы не смог до них
добраться по бездорожью бескрайних пустынь. С каждым годом и без того
немногочисленное человеческое племя неумолимо сокращалось.
Та ужасная катастрофа, в результате которой обезлюдел земной шар, не
поддается никакому описанию; размах ее слишком грандиозен, чтобы его можно
было выразить словами или хотя бы осмыслить. Из тех людей, что населяли
Землю в благополучные эпохи миллиарды лет назад, лишь немногие мудрецы да
безумцы могли бы представить себе то, чему надлежало случиться, и вызвать в
своем воображении картины безлюдных мертвых пустошей и пересохших морей.
Остальные бы просто не поверили как не верили они первым признакам грядущих
перемен и не желали замечать печати обреченности, лежавшей на человечестве.
Ибо человеку всегда было свойственно считать себя бессмертным господином
всего сущего...
II
Смерть старой женщины, последние минуты которой он облегчил, как умел,
настолько потрясла Ула, что он даже не заметил, как вышел из хижины и
очутился среди раскаленных песков. Женщина была страшна, как смертный грех;
кожа ее была морщиниста и суха, словно прошлогодние листья. Ее лицо имело
цвет жухлой травы, что шелестела под порывами знойного ветра. И, наконец,
она была чудовищно стара.
Но в то же время она была другом с ней можно было поделиться своими
смутными опасениями, потолковать о тех тревожных предчувствиях, что никак не
укладывались в его сознании; ей можно было поверить свои робкие надежды на
помощь от жителей поселений, притаившихся по ту сторону высоких гор. Ул не
хотел смириться с мыслью о том, что никого не осталось; он был еще молод и
не так разуверился в жизни, как старые люди.
Долгие годы он не видел ни единой живой души, кроме этой старухи по
имени Младна. Она появилась в тот злосчастный день, когда все мужчины ушли
на поиски пищи и не вернулись. В ту пору ему шел одиннадцатый год. Матери
своей Ул не помнил, да и вообще, в их крошечном племени было всего три
женщины. Когда стало ясно, что мужчины уже не вернутся, все трое, среди
которых были две пожилые и одна совсем юная, разразились рыданиями и долго
стенали и рвали на себе волосы. Молодая лишилась рассудка и заколола себя
остро отточенной палкой. Женщины понесли ее хоронить в специально для этого
вырытой собственными ногтями неглубокой яме, и Ул сидел совсем один, когда в
деревне появилась Младна, уже тогда бывшая древней старухой.
Она брела, опираясь на толстую сучковатую трость бесценную память об
исчезнувших лесах, потемневшую и лоснившуюся после долгих лет службы. Она не
сказала, откуда пришла, а, проковыляв в хижину, молча уселась на скамью и
сидела там до прихода двоих женщин, ушедших хоронить самоубийцу. Вернувшись,
те приняли ее без лишних расспросов.
Так они прожили много недель, а потом две местные женщины захворали, и
Младна не смогла их выходить. Странно, что недуг поразил этих двух не
молодых, но еще не очень старых женщин, в то время как Младна, дряхлая,
немощная старуха, продолжала жить. Младна ухаживала за ними много дней, но
они все-таки умерли, и Ул остался один на один с чужачкой. Он убивался и
рыдал всю ночь напролет, и в конце концов его крики вывели Младну из
терпения. Она пригрозила ему, что если он не успокоится, она тоже умрет.
Услышав эти слова, он сразу затих, потому что вовсе не хотел оставаться в
одиночестве. С тех пор они жили вместе, питаясь корнями.
Испорченные зубы Младны были плохо приспособлены для грубой пищи,
которую им приходилось собирать целые дни напролет, но они скоро нашли
способ измельчать корни до такого состояния, что Младна могла их разжевать.
Все детские годы Ула прошли в непрестанных поисках и поедании пищи.
Теперь он вырос и окреп; ему шел девятнадцатый год, а вот старухи не
стало. Задерживаться здесь было ни к чему, и Ул решил не мешкая отправиться
на поиски легендарных поселений по ту сторону гор, чтобы жить вместе с
другими людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Он затворил дверь
своей лачуги если бы его спросили, зачем, он и сам бы не смог ответить, ведь
животных в этих краях давно уже не было, оставив тело старухи внутри.
Пугаясь собственной смелости, Ул долгие часы брел по сухой травянистой
равнине и наконец добрался до первого из предгорий. Перевалило за полдень;
он карабкался наверх, пока не устал, после чего прилег отдохнуть.
Растянувшись на траве, он лежал и думал о многих вещах. Он гадал о том, что
ждет его по другую сторону хребта, и страстно хотел отыскать то заветное,
затерянное в горах поселение. Потом он уснул.
Проснувшись, он увидел над собой звезды и ощутил прилив новых сил.
Теперь, когда солнце на время скрылось, он старался идти как можно быстрее,
не тратя времени на еду. Он намеревался достичь своей цели прежде, чем
отсутствие воды сделает дальнейший путь невозможным. Воды у него с собой не
было, так как последние представители человеческого рода никогда не покидали
своих стоянок и, не имея таким образом нужды в переносе драгоценной влаги с
места на место, не изготовляли никаких сосудов для воды. Ул рассчитывал
добраться до цели за один день в противном случае он бы умер от жажды.
Поэтому, пока стояла ночь и в небе горели яркие звезды, он спешил что было
сил, то переходя на бег, то труся рысцой.
Он шел до самой зари, но все никак не мог выйти из зоны предгорий. Три
высоких пика по-прежнему маячили впереди. Он прилег отдохнуть в
отбрасываемой ими тени, а потом продолжил восхождение и к полудню одолел
первую вершину. Там он снова сделал привал и, улегшись на живот, принялся
разглядывать местность, лежавшую между ним и следующей грядой гор.
На плоской вершине утеса лежал человек. Он зорко всматривался вдаль,
пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни на просторах
раскинувшейся перед ним равнины. Но ничто не нарушало мертвенного покоя
безотрадной, выжженной пустоши...
Вторая ночь пути застигла Ула среди скал равнина, которую он пересек, и
то место, где он отдыхал, остались далеко позади. Он почти уже преодолел
второй хребет, но, несмотря на это, шел, не сбавляя шага. Накануне его
одолела жажда, и он пожалел о той глупой прихоти, что толкнула его на это
опасное путешествие. Но в то же время, разве мог он оставаться один на один
с трупом в той маленькой, выжженной солнцем долине? Пытаясь убедить себя в
правильности своего решения, Ул спешил и спешил вперед, напрягая последние
силы.
И вот уже осталось всего несколько шагов до прохода между скалами, за
которыми открывался вид на земли, лежавшие по ту сторону гор. Ул устало
карабкался вверх, то и дело срываясь и ушибаясь о камни. Она была совсем
близко та страна, где, по слухам, живут люди; страна, о которой в пору его
детства ходили легенды. Путь был долгим и многотрудным, но цель стоила того.
Гигантский валун загородил ему обзор; трепеща от волнения, он взобрался на
него и при свете заходящего солнца увидел страну своей мечты; радостно глядя
на жалкую кучку домов, прилепившихся к подножию дальнего хребта, он вмиг
позабыл и о жажде, и об устало ноющих мышцах.
На этот раз Ул не стал делать передышку. То, что он увидел, дало ему
сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся
полмили. Ему казалось, будто он различает снующие среди хижин фигуры людей.
Тем временем солнце ненавистное, смертоносное солнце, принесшее гибель
человечеству почти зашло за цепь гор, и до самого последнего момента Ул не
мог быть уверен в деталях той картины, что стояла перед его взором. Но вот
наконец и хижины.
Они были очень старыми глиняные кирпичи веками сохранялись в условиях
сухой неподвижной атмосферы гибнущей планеты. Вообще-то она, эта планета, не
так уж сильно изменилась, если только не считать населявшей ее живности трав
да этих жалких последних людей.
Распахнутая настежь дверь ближайшей хижины висела перед ним на грубо
сработанных деревянных крючьях. Уже смеркалось, когда Ул, до смерти усталый
и разбитый, переступил порог и, до боли напря-. гая утомленные глаза,
принялся искать взглядом долгожданные лица людей.
А спустя мгновение он повалился на пол и зарыдал, ибо за столом,
откинувшись к стене, сидел в неестественной позе старый, давным-давно
высохший скелет.
Наконец он встал изнемогая от жажды, ощущая нестерпимую ломоту во всем
теле и испытывая величайшее из разочарований, когда-либо выпадавших на а,олю
смертного. Итак, он был последним живым существом на планете. Вся Земля
перешла к нему в наследство все страны и континенты, и все это было ему в
равной степени ни к чему. Стараясь не глядеть на белый силуэт, смутно
вырисовывавшийся на роне залитой лунным светом стены, он заковылял к двери и
вышел на открытый воздух. Он бродил по пустынной округе в поисках воды и с
грустью в душе эазглядывал этот давно обезлюдевший поселок-призрак,
сохранившийся благодаря неизменности атмосферы. Вон в той лачуге кто-то жил,
а вот в этом лесте делали сосуды из глины теперь в этих сосудах была одна
пыль. И нигде не было ни капли воды, соторой он бы мог утолить свою жгучую
жажду.
А потом, в самом центре этого небольшого селе-гоя, Ул увидел
огражденный камнями провал колодца. Он сразу догадался о том, что это за
штука; о таких сооружениях ему рассказывала Младна. Издав радостный стон,
Ул, шатаясь, добрел до колодца и оперся о парапет. Наконец-то он нашел то,
что искал. Вода пусть мутная, пусть стоячая, пусть в малом количестве, но
все же вода была перед ним.
Ул зарычал, как раненый зверь, и потянулся за цепью, на которой висело
ведро. И тут рука его соскользнула с гладкой поверхности парапета, и он
повалился грудью на предательски скользкий камень. Лишь одно мгновение он
оставался в этом положении, а потом бесшумно рухнул в зияющую дыру.
Раздался легкий всплеск воды внизу почти не было, и он ударился о
камень, тысячелетия тому назад свалившийся на дно колодца, оторвавшись от
его массивной кладки. Потревоженная вода постепенно затихла.
И только теперь, с уходом последнего живого существа каким бы жалким и
ничтожным оно ни было наступила окончательная смерть Земли. Все бесчисленные
поколения, все исторические эпохи, все империи и цивилизации сосредоточились
в одной невзрачной скрюченной фигурке, невидящими глазами уставившейся в
небо. Так вот в чем заключался истинный результат свершений человеческих
каким же чудовищным и неправдоподобным он должен был выглядеть в глазах
презренных слабоумных мудрецов благополучных времен! Никогда больше не
разнесется по планете оглушительный топот миллионов ног не будет ни шороха
ящериц, ни стрекота насекомых, ибо и эти твари сгинули бесследно. Отныне
настала эра сухих стеблей и бескрайних равнин, заросших жесткой, как
проволока, травой. Земля, равно как и ее холодная невозмутимая спутница
Луна, навеки отданы во власть безмолвия и тьмы.
Но звезды мерцают, как встарь, и небрежно составленный план творения
будет осуществляться, сколько бы вечностей не потребовалось для этого.
Банальная концовка одного из многих эпизодов вселенской истории не возмутила
спокойствия далеких гуманностей и рождающихся, пылающих и остывающих солнц.
А что до рода человеческого, так его как эудто никогда и не было. Слишком уж
жалок он и преходящ, чтобы иметь истинные цели и предназначение. Длившийся
тысячелетия и получивший название эволюции фарс пришел к закономерной
развязке.
Но наутро, когда солнце вонзило в землю свои первые смертоносные лучи,
они все-таки нашли в темноте провала бледное, изнуренное лицо человека,
неподвижно распростертого в жидкой грязи.
'Till A' The Sea ' (with R. H. Barlow; January 1935) Перевод О
.Мичковского
1 2