И больше ничего. Нейхем был близок к помешательству, миссис
Пирс - на грани обморока, от вернувшегося домой и узнавшего о случившемся
Эми тоже было мало проку. Нечего было даже думать о том, чтобы искать
помощи у соседей, которые от одного вида Гарднеров убегали, как от огня.
Обращаться же к горожанам было и того не лучше, ибо в Аркхэме давно уже
только похохатывали над россказнями деревенских простофиль. Тед погиб,
видно, пришла очередь Мервина. Какое-то зловещее облако надвигалось на
несчастную семью, и недалеко уже был тот миг, когда гром и молния истребят
ее всю. Уходя, Нейхем попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если
ему суждено умереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой
небесной - вот только за какие грехи ему ниспослана эта кара, он так и не
мог понять. Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал
заветов, которые в незапамятные времена Творец оставил людям.
Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эми
поборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. Представшая его взору
картина была поистине ужасна: пепельно-серый ковер из увядшей,
рассыпающейся в прах листвы покрывал землю, высохшие жгуты плюща свисали с
древних стен и фронтонов, а огромные мрачные деревья, казалось, вонзили в
хмурое ноябрьское небо свои острые сучья и терзали ими низко пролетавшие
облака (Эми показалось, что это впечатление возникло у него из-за того, что
наклон ветвей и впрямь изменился, и они смотрели почти перпендикулярно
вверх. Огромный дом Гарднеров казался пустым и заброшенным, над высокой
кирпичной трубой не вился, как обычно, дымок, и на секунду Эми овладели
самые дурные предчувствия. Но, к его радости, Нейхем оказался жив. Он очень
ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке, установленной у кухонной
стены, но несмотря на свой болезненный вид, находился в полном сознании и в
момент, когда Эми переступал порог дома, громким голосом отдавал какие-то
распоряжения Зенасу. В кухне царил адский холод, и, не пробыв там и минуты,
Эми начал непроизвольно поеживаться, пытаясь сдержать охватывающую его
дрожь. Заметив это, хозяин отрывисто приказал Зенасу подбросить в печь
побольше дров. Обернувшись к очагу, Эми обнаружил, что туда и в самом деле
уже давно не подбрасывали дров - слишком давно, если судить по тому, как
холоден и пуст он был и как неистово крутилось в его глубине облако сажи,
вздымаемое спускающейся вниз по трубе стру„й ледяного воздуха. А когда в
следующее мгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или
следует послать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Не
выдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперь
несчастный фермер был надежно защищен от новых бед.
Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда же
подевался Зенас. "В колодце... он теперь живет в колодце...", - вот и все,
что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно в
голове у него пронеслась мысль о запертой комнате наверху миссис Гарднер, и
он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоит прямо перед
тобой!", воскликнул в ответ пораженный глупостью друга Нейхем, и Эми понял,
что с этой стороны помощи он не дождется и что надо приниматься за дело
самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под нос на кушетке, он
сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей и поднялся по скрипучей
лестнице на чердак. Там было очень тесно, пахло гнилью и разложением.
Ниоткуда не доносилось ни звука. Из четырех дверей выходивших на площадку,
только одна была заперта на замок. Один за другим Эми принялся вставлять в
замочную скважину ключи из связки, позаимствованной им внизу. После третьей
или четвертой попытки замок со щелчком сработал, и, поколебавшись
минуту-другую, он толкнул низкую, выкрашенную светлой краской дверь.
Внутри царил полумрак, так как и без того маленькое окошко было
наполовину перекрыто толстыми деревянными брусьями, и Эми поначалу не
удалось разглядеть ровным счетом ничего. В лицо ему ударила волна
невыносимого зловония, и прежде чем двинуться дальше, он немного постоял на
пороге, наполняя легкие пригодным для дыхания воздухом. Войдя же и
остановившись посреди комнаты, он заметил какую-то темную кучу в одном из
углов. Когда ему удалось разобрать, что это было такое, из груди его
вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоял посреди комнаты и кричал, а от
грязного дощатого пола поднялось (или это ему только показалось?) небольшое
облачко, на секунду заслонило собою окно, а затем с огромной скоростью
пронеслось к дверям, обдав его обжигающим дыханием, как если бы это была
струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла. Странные цветовые узоры
переливались у него перед глазами, и не будь он в тот момент напуган до
полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили ему о невиданной окраске
глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитой профессорским молотком, а
также о нездоровом оттенке, который этой весной приобрела едва появившаяся
на свет растительность вокруг гарднеровского дома. Но как бы то ни было, в
тот момент он не мог думать ни о чем, кроме той чудовищной, той
омерзительной груды в углу чердачной комнаты, которая раньше была женой его
друга и которая разделила страшную и необъяснимую судьбу Таддеуса и
большинства остальных обитателей фермы. А потому он стоял и кричал,
отказываясь поверить в то, что это воплощенный ужас, продолжавший у него на
глазах разваливаться, крошиться, расползаться в бесформенную массу, все еще
очень медленно, но совершенно отчетливо двигался вдоль стены, словно
стараясь уйти от опасности.
Эми не стал вдаваться в дальнейшие подробности этой чудовищной сцены,
но из его рассказа я понял, что когда он покидал комнату, бесформенная
груда в углу больше не шевелилась. Есть вещи, о которых лучше не
распространяться, потому что акты человеческого сострадания иногда сурово
наказываются законом. Так или иначе, на чердаке не было ничего, что могло
бы двигаться, и я полагаю, что Эми принял верное решение, ибо оставить
живую человеческую душу претерпевать невиданные муки в этом адском месте
было бы гораздо более страшным преступлением. Любой другой на его месте
несомненно свалился бы без чувств или потерял рассудок, но сей достойный
потомок твердолобых первопроходцев лишь слегка ускорил шаги, выходя за
порог, и лишь чуть дольше возился с ключами, запирая за собой низкую дверь
и ужасную тайну, что она скрывала. Теперь следовало позаботиться о Нейхеме
- его нужно было как можно скорее накормить и обогреть, а затем перевезти в
безопасное место и поручить заботам надежных людей.
Едва начав спускаться по полутемному лестничному пролету, Эми услышал,
как внизу, в районе кухни, с грохотом свалилось на пил что-то тяжелое. Ушей
его достиг слабый сдавленный крик, и он, как громом пораженный, замер на
ступеньках, тотчас вспомнив о влажном светящемся облаке, обдавшем его жаром
в той жуткой комнате наверху. Что же за дьявольские бездны всколыхнуло его
внезапное появление и невольный крик? Охваченный неизъяснимым ужасом, он
продолжал прислушиваться к происходившему внизу. Сначала он различил глухие
шаркающие звуки, как если бы какое-то тяжелое тело волочили по полу, а
затем, после непродолжительной тишины, раздалось настолько отвратительное
чавканье и хлюпанье, что Эми всерьез решил: это сам сатана явился из ада
высасывать кровь у всего живого, что есть на земле. Под влиянием момента в
его непривычном к умопостроениям мозгу вдруг сложилась короткая
ассоциативная цепочка, и он явно представил себе то, что происходило в
комнате наверху за секунду до того, как он открыл запертую дверь. Господи,
какие еще ужасы таил в себе потусторонний мир, в который ему было уготовано
нечаянно забрести? Не осмеливаясь двинуться ни вперед, ни назад, он
продолжал стоять, дрожа всем телом в темном лестничном проеме. С того
момента прошло уже четыре десятка лет, но каждая деталь давнего кошмара
навеки запечатлелась у него в голове - отвратительные звуки, гнетущее
ожидание новых ужасов, темнота лестничного проема, крутизна узких ступеней
и - милосердный Боже! - слабое, но отчетливое свечение окружавших его
деревянных предметов: ступеней, перекладин, опорных брусьев крыши и
наружной обивки стен.
Прошло несколько страшных минут, и Эми вдруг услыхал, как во дворе
отчаянно заржала его лошадь, за чем последовал дробный топот копыт и грохот
подскакивающей на выбоинах пролетки. Звуки эти быстро удалялись, из чего он
совершенно справедливо заключил, что напуганная чем-то Геро стремглав
бросилась домой, оставив оцепеневшего от ужаса хозяина торчать на
полутемной лестнице и гадать, какой бес в нее вселился в самый неподходящий
момент. Однако, это было еще не все. Эми был готов поклясться, что в разгар
всего это переполоха ему почудился негромкий всплеск, определенно
донесшийся со стороны колодца. Поразмыслив, Эми решил, что это был камень,
который выбила из невысокого колодезного бордюра наскочившая на него
пролетка, ибо именно возле колодца он оставил свою лошадь, ввиду ее мирного
нрава не удосужившись проехать несколько метров до привязи. Он стоял и
раздумывал над всеми этими вещами, а вокруг него продолжало разливаться
слабое фосфоресцирование, исходившее от старых, изъеденных временем стен.
Боже, каким же древним был этот дом! Главное здание было возведено около
тысяча шестьсот семидесятого года, а пристройки и двускатная крыша - не
позднее семьсот тридцатого.
Доносившиеся снизу шаркающие звуки стали теперь гораздо более
отчетливыми, и Эми покрепче сжал в руках тяжелую палку, прихваченную им на
всякий случаи на чердаке. Не переставая ободрять себя, он спустился с
лестницы и решительным шагом направился на кухню. Однако, туда он так и не
попал, ибо того, за чем он шел, там уже не было. Оно лежало на полпути
между кухней и гостиной и все еще проявляло признаки жизни. Само ли оно
приползло сюда или было принесено некой внешней силой, Эми не мог сказать,
но то, что оно умирало, было очевидно. За последние полчаса оно претерпело
все ужасные превращения, на которые раньше уходили дни, а то и недели, и
отвердение, потемнение и разложение уже почти завершилось. Высохшие участки
тела на глазах осыпались на пол, образуя кучки мелкого пепельно-серого
порошка. Эми не мог заставить себя прикоснуться к нему, а только с ужасом
посмотрел на разваливающуюся темную маску, которая еще недавно была лицом
его друга, и прошептал:
- Что это было, Нейхем? Что это было?
Распухшие, потрескавшиеся губы раздвинулись, и увядающий голос
прошелестел в гробовой тишине:
- Не знаю... не знаю... просто сияние... оно обжигает... холодное,
влажное, но обжигает... живет в колодце... я видел его... похоже на дым...
тот же цвет, что у травы этой весной... колодец светится по ночам... Тед и
Мервин и Зенас... все живое... высасывает жизнь из всего живого... в камне
с неба... оно было в том камне с неба... заразило все кругом... не знаю,
чего ему надо... та круглая штука... ученые выковыряли ее из камня с
неба... они разбили ее... она была того же цвета... того же цвета, что и
листья, и трава... в камне были еще... семена... яйца... они выросли...
впервые увидел его на этой неделе... стало большое, раз справилось с
Зенасом... Зенас был сильный, много жизни... сначала селится у тебя в
голове... потом берет всего... сжигает тебя... вода из колодца... ты был
прав... вода была плохая... Зенас не вернулся с колодца... от него не
уйти... оно притягивает... ты знаешь... вес время знаешь, что будет худо...
но поделать ничего нельзя... я видел его не раз с тех пор, как оно взяло
Зенаса... не помню, где Небби, Эми?.. у меня в голове все смешалось... не
помню, когда кормил ее последний раз... оно заберет ее, если мы не
помешаем... просто сияние... оно светится... ее лицо точь в точь так же
светится в темноте... а оно обжигает и высасывает... оно пришло оттуда, где
все не так, как у нас... так сказал профессор... он был прав... берегись
Эми, оно не только светится... оно высасывает жизнь...
Это были его последние слова. То, чем он говорил, не могло больше
издать ни звука, ибо составляющая его плоть окончательно раскрошилась и
провалилась внутрь черепа. Эми прикрыл останки белой в красную клетку
скатертью и, пошатываясь, вышел через заднюю дверь на поля.
1 2 3 4 5 6 7 8
Пирс - на грани обморока, от вернувшегося домой и узнавшего о случившемся
Эми тоже было мало проку. Нечего было даже думать о том, чтобы искать
помощи у соседей, которые от одного вида Гарднеров убегали, как от огня.
Обращаться же к горожанам было и того не лучше, ибо в Аркхэме давно уже
только похохатывали над россказнями деревенских простофиль. Тед погиб,
видно, пришла очередь Мервина. Какое-то зловещее облако надвигалось на
несчастную семью, и недалеко уже был тот миг, когда гром и молния истребят
ее всю. Уходя, Нейхем попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если
ему суждено умереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой
небесной - вот только за какие грехи ему ниспослана эта кара, он так и не
мог понять. Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал
заветов, которые в незапамятные времена Творец оставил людям.
Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эми
поборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. Представшая его взору
картина была поистине ужасна: пепельно-серый ковер из увядшей,
рассыпающейся в прах листвы покрывал землю, высохшие жгуты плюща свисали с
древних стен и фронтонов, а огромные мрачные деревья, казалось, вонзили в
хмурое ноябрьское небо свои острые сучья и терзали ими низко пролетавшие
облака (Эми показалось, что это впечатление возникло у него из-за того, что
наклон ветвей и впрямь изменился, и они смотрели почти перпендикулярно
вверх. Огромный дом Гарднеров казался пустым и заброшенным, над высокой
кирпичной трубой не вился, как обычно, дымок, и на секунду Эми овладели
самые дурные предчувствия. Но, к его радости, Нейхем оказался жив. Он очень
ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке, установленной у кухонной
стены, но несмотря на свой болезненный вид, находился в полном сознании и в
момент, когда Эми переступал порог дома, громким голосом отдавал какие-то
распоряжения Зенасу. В кухне царил адский холод, и, не пробыв там и минуты,
Эми начал непроизвольно поеживаться, пытаясь сдержать охватывающую его
дрожь. Заметив это, хозяин отрывисто приказал Зенасу подбросить в печь
побольше дров. Обернувшись к очагу, Эми обнаружил, что туда и в самом деле
уже давно не подбрасывали дров - слишком давно, если судить по тому, как
холоден и пуст он был и как неистово крутилось в его глубине облако сажи,
вздымаемое спускающейся вниз по трубе стру„й ледяного воздуха. А когда в
следующее мгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или
следует послать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Не
выдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперь
несчастный фермер был надежно защищен от новых бед.
Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда же
подевался Зенас. "В колодце... он теперь живет в колодце...", - вот и все,
что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно в
голове у него пронеслась мысль о запертой комнате наверху миссис Гарднер, и
он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоит прямо перед
тобой!", воскликнул в ответ пораженный глупостью друга Нейхем, и Эми понял,
что с этой стороны помощи он не дождется и что надо приниматься за дело
самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под нос на кушетке, он
сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей и поднялся по скрипучей
лестнице на чердак. Там было очень тесно, пахло гнилью и разложением.
Ниоткуда не доносилось ни звука. Из четырех дверей выходивших на площадку,
только одна была заперта на замок. Один за другим Эми принялся вставлять в
замочную скважину ключи из связки, позаимствованной им внизу. После третьей
или четвертой попытки замок со щелчком сработал, и, поколебавшись
минуту-другую, он толкнул низкую, выкрашенную светлой краской дверь.
Внутри царил полумрак, так как и без того маленькое окошко было
наполовину перекрыто толстыми деревянными брусьями, и Эми поначалу не
удалось разглядеть ровным счетом ничего. В лицо ему ударила волна
невыносимого зловония, и прежде чем двинуться дальше, он немного постоял на
пороге, наполняя легкие пригодным для дыхания воздухом. Войдя же и
остановившись посреди комнаты, он заметил какую-то темную кучу в одном из
углов. Когда ему удалось разобрать, что это было такое, из груди его
вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоял посреди комнаты и кричал, а от
грязного дощатого пола поднялось (или это ему только показалось?) небольшое
облачко, на секунду заслонило собою окно, а затем с огромной скоростью
пронеслось к дверям, обдав его обжигающим дыханием, как если бы это была
струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла. Странные цветовые узоры
переливались у него перед глазами, и не будь он в тот момент напуган до
полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили ему о невиданной окраске
глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитой профессорским молотком, а
также о нездоровом оттенке, который этой весной приобрела едва появившаяся
на свет растительность вокруг гарднеровского дома. Но как бы то ни было, в
тот момент он не мог думать ни о чем, кроме той чудовищной, той
омерзительной груды в углу чердачной комнаты, которая раньше была женой его
друга и которая разделила страшную и необъяснимую судьбу Таддеуса и
большинства остальных обитателей фермы. А потому он стоял и кричал,
отказываясь поверить в то, что это воплощенный ужас, продолжавший у него на
глазах разваливаться, крошиться, расползаться в бесформенную массу, все еще
очень медленно, но совершенно отчетливо двигался вдоль стены, словно
стараясь уйти от опасности.
Эми не стал вдаваться в дальнейшие подробности этой чудовищной сцены,
но из его рассказа я понял, что когда он покидал комнату, бесформенная
груда в углу больше не шевелилась. Есть вещи, о которых лучше не
распространяться, потому что акты человеческого сострадания иногда сурово
наказываются законом. Так или иначе, на чердаке не было ничего, что могло
бы двигаться, и я полагаю, что Эми принял верное решение, ибо оставить
живую человеческую душу претерпевать невиданные муки в этом адском месте
было бы гораздо более страшным преступлением. Любой другой на его месте
несомненно свалился бы без чувств или потерял рассудок, но сей достойный
потомок твердолобых первопроходцев лишь слегка ускорил шаги, выходя за
порог, и лишь чуть дольше возился с ключами, запирая за собой низкую дверь
и ужасную тайну, что она скрывала. Теперь следовало позаботиться о Нейхеме
- его нужно было как можно скорее накормить и обогреть, а затем перевезти в
безопасное место и поручить заботам надежных людей.
Едва начав спускаться по полутемному лестничному пролету, Эми услышал,
как внизу, в районе кухни, с грохотом свалилось на пил что-то тяжелое. Ушей
его достиг слабый сдавленный крик, и он, как громом пораженный, замер на
ступеньках, тотчас вспомнив о влажном светящемся облаке, обдавшем его жаром
в той жуткой комнате наверху. Что же за дьявольские бездны всколыхнуло его
внезапное появление и невольный крик? Охваченный неизъяснимым ужасом, он
продолжал прислушиваться к происходившему внизу. Сначала он различил глухие
шаркающие звуки, как если бы какое-то тяжелое тело волочили по полу, а
затем, после непродолжительной тишины, раздалось настолько отвратительное
чавканье и хлюпанье, что Эми всерьез решил: это сам сатана явился из ада
высасывать кровь у всего живого, что есть на земле. Под влиянием момента в
его непривычном к умопостроениям мозгу вдруг сложилась короткая
ассоциативная цепочка, и он явно представил себе то, что происходило в
комнате наверху за секунду до того, как он открыл запертую дверь. Господи,
какие еще ужасы таил в себе потусторонний мир, в который ему было уготовано
нечаянно забрести? Не осмеливаясь двинуться ни вперед, ни назад, он
продолжал стоять, дрожа всем телом в темном лестничном проеме. С того
момента прошло уже четыре десятка лет, но каждая деталь давнего кошмара
навеки запечатлелась у него в голове - отвратительные звуки, гнетущее
ожидание новых ужасов, темнота лестничного проема, крутизна узких ступеней
и - милосердный Боже! - слабое, но отчетливое свечение окружавших его
деревянных предметов: ступеней, перекладин, опорных брусьев крыши и
наружной обивки стен.
Прошло несколько страшных минут, и Эми вдруг услыхал, как во дворе
отчаянно заржала его лошадь, за чем последовал дробный топот копыт и грохот
подскакивающей на выбоинах пролетки. Звуки эти быстро удалялись, из чего он
совершенно справедливо заключил, что напуганная чем-то Геро стремглав
бросилась домой, оставив оцепеневшего от ужаса хозяина торчать на
полутемной лестнице и гадать, какой бес в нее вселился в самый неподходящий
момент. Однако, это было еще не все. Эми был готов поклясться, что в разгар
всего это переполоха ему почудился негромкий всплеск, определенно
донесшийся со стороны колодца. Поразмыслив, Эми решил, что это был камень,
который выбила из невысокого колодезного бордюра наскочившая на него
пролетка, ибо именно возле колодца он оставил свою лошадь, ввиду ее мирного
нрава не удосужившись проехать несколько метров до привязи. Он стоял и
раздумывал над всеми этими вещами, а вокруг него продолжало разливаться
слабое фосфоресцирование, исходившее от старых, изъеденных временем стен.
Боже, каким же древним был этот дом! Главное здание было возведено около
тысяча шестьсот семидесятого года, а пристройки и двускатная крыша - не
позднее семьсот тридцатого.
Доносившиеся снизу шаркающие звуки стали теперь гораздо более
отчетливыми, и Эми покрепче сжал в руках тяжелую палку, прихваченную им на
всякий случаи на чердаке. Не переставая ободрять себя, он спустился с
лестницы и решительным шагом направился на кухню. Однако, туда он так и не
попал, ибо того, за чем он шел, там уже не было. Оно лежало на полпути
между кухней и гостиной и все еще проявляло признаки жизни. Само ли оно
приползло сюда или было принесено некой внешней силой, Эми не мог сказать,
но то, что оно умирало, было очевидно. За последние полчаса оно претерпело
все ужасные превращения, на которые раньше уходили дни, а то и недели, и
отвердение, потемнение и разложение уже почти завершилось. Высохшие участки
тела на глазах осыпались на пол, образуя кучки мелкого пепельно-серого
порошка. Эми не мог заставить себя прикоснуться к нему, а только с ужасом
посмотрел на разваливающуюся темную маску, которая еще недавно была лицом
его друга, и прошептал:
- Что это было, Нейхем? Что это было?
Распухшие, потрескавшиеся губы раздвинулись, и увядающий голос
прошелестел в гробовой тишине:
- Не знаю... не знаю... просто сияние... оно обжигает... холодное,
влажное, но обжигает... живет в колодце... я видел его... похоже на дым...
тот же цвет, что у травы этой весной... колодец светится по ночам... Тед и
Мервин и Зенас... все живое... высасывает жизнь из всего живого... в камне
с неба... оно было в том камне с неба... заразило все кругом... не знаю,
чего ему надо... та круглая штука... ученые выковыряли ее из камня с
неба... они разбили ее... она была того же цвета... того же цвета, что и
листья, и трава... в камне были еще... семена... яйца... они выросли...
впервые увидел его на этой неделе... стало большое, раз справилось с
Зенасом... Зенас был сильный, много жизни... сначала селится у тебя в
голове... потом берет всего... сжигает тебя... вода из колодца... ты был
прав... вода была плохая... Зенас не вернулся с колодца... от него не
уйти... оно притягивает... ты знаешь... вес время знаешь, что будет худо...
но поделать ничего нельзя... я видел его не раз с тех пор, как оно взяло
Зенаса... не помню, где Небби, Эми?.. у меня в голове все смешалось... не
помню, когда кормил ее последний раз... оно заберет ее, если мы не
помешаем... просто сияние... оно светится... ее лицо точь в точь так же
светится в темноте... а оно обжигает и высасывает... оно пришло оттуда, где
все не так, как у нас... так сказал профессор... он был прав... берегись
Эми, оно не только светится... оно высасывает жизнь...
Это были его последние слова. То, чем он говорил, не могло больше
издать ни звука, ибо составляющая его плоть окончательно раскрошилась и
провалилась внутрь черепа. Эми прикрыл останки белой в красную клетку
скатертью и, пошатываясь, вышел через заднюю дверь на поля.
1 2 3 4 5 6 7 8