Я верю, что нынешний барьер преодолим. Преодолеть его
поможет наметившаяся сейчас тенденция к возвращению
индивидуальности, о которой я уже упоминал. Люди становятся все
более непохожими друг на друга. Этому способствует не только
индивидуализация вещей, и не только освобождение человека от
бессмысленной механической работы, но и новая информационная
техника, позволяющая каждому проводить увеличившийся досуг
по-своему: если раньше все смотрели одну и ту же телевизионную
программу, то теперь видео и прямое спутниковое вещание
позволяют каждому выбрать передачу по вкусу; если раньше
образование было стандартизировано и централизовано в школе, то
теперь персональные компьютеры открывают возможность
индивидуализированного образования.
Люди становятся разными не только духовно, по даже и
физически: современная медицина позволяет выжить людям со столь
странными врожденными анатомическими и физиологическими
особенностями (проще говоря уродствами), что уже через
несколько поколений нельзя будет, как в наши добрые старые
времена, нарисовать анатомический атлас, годный для каждого
человека - у каждого будет своя анатомия и понятие
физиологической нормы потеряет всякий смысл. Кто-то может быть
воскликнет в ужасе: "Человечество вырождается!". Это не совсем
так: человечество готовиться к эволюционному скачку. Мы
называем уродами людей не приспособленных к нынешним условиям
существования. Но кто знает, в каких условиях человечество
будет жить завтра? Не поменяются ли "нормальные" и "уроды"
местами? Во всяком случае эволюционному отбору будет из чего
выбрать.
Последнее рассуждение применимо не только к физическим, но и
к духовным нормам. Сейчас, когда трещат по швам нормы поведения
и разрушаются стереотипы мышления, ценители культуры кричат о
том, что цивилизация приходит в упадок, идет назад, от высокой
культуры к бескультурью, от накопленного веками порядка к
хаосу.
Да, это так. Но что такое культура, как не набор норм
поведения и стереотипов мышления выработанных обществом для
того, чтобы приспособится к каким-то определенным условиям
существования. Когда условия резко меняются, так же резко
должна измениться и культура, иначе общество погибнет. Но к
изменениям способны лишь"размытые" культуры, с нежесткими
нормами и терпимостью к разнообразию.
Условия существования подвергают разнообразные взгляды,
обычаи и нормы естественному отбору. Когда условия достаточно
долго не меняются, ненужные в данных условиях культурные нормы
полностью отсеиваются и подавляются. Все представители данного
общества начинают вести себя одинаково, что очень радует
любителей порядка. Но такая ситуация - эволюционный тупик.
Развиваться дальше некуда, потому что естественному отбору
больше не из чего выбирать. Большего порядка достигнуть
невозможно потому что новый порядок невозможно создать из
ничего , порядок можно создать только из хаоса.
Чем большим будет хаотическое разнообразие индивидуальностей
составляющих человечество, тем больше у него шансов успешно
приспособиться к тем гигантским изменениям условий
существования, которые повлечет за собой Великий Прорыв в
космос. Чтобы совершить этот прыжок в неизведанное, нужно
разбежаться, а чтобы получше разбежаться - отступить немного
назад. Прочь от прошлого опыта, который в новых условиях не
помогает, а лишь запутывает нас ложным сходством настоящего с
будущим.
Если совершать прорыв в космос - то только сейчас, когда силы
двух противоборствующих тенденций - к расширению
индивидуальности и свободы с одной стороны, и увеличению
"сознательности", загоняющей индивидуальность в жесткие рамки,
с другой - временно равны, и исход их поединка неясен. Земная
цивилизация переживает момент неустойчивости, а неустойчивость
всегда богата возможностями. Представьте себе маленький камешек
находящийся в неустойчивом равновесии на вершине горы. Он может
покатиться в любую сторону. Если он покатится по южному склону,
он вызовет лавину, которая уничтожит деревню у южного подножья
горы, если этот же маленький камешек покатится в
противоположную сторону, лавина уничтожит совсем другую
деревню, находящуюся на северном склоне, в десятках километров
от первой. Если же он покатится на восток, то вызванная им
лавина перекроет горную реку и образуется озеро, а если на
запад - он упадет в щель, не вызвав никакой лавины. Но пока
камешек на вершине горы, мы можем выбирать из этих
возможностей, и чтобы осуществить любую из них, достаточно
легкого прикосновения к камушку.
Когда лавина пойдет ее уже ничто не сможет остановить, но
сейчас достаточно легчайшего прикосновения, даже дуновения,
чтобы из множества очень различных будущих вызвать к жизни
какое-нибудь одно будущее. Настоящее Будущее. Такова природа
неустойчивости.
Мне кажется, что земная цивилизация находится сейчас
именно в таком состоянии неустойчивости, и любая мелочь может
решить, что ждет человечество впереди - миллионы лет прозябания
и застоя или же бесконечное развитие, одно дающее шанс на
бессмертие. Потом будет поздно - единожды выбранное состояние
станет самоподдерживающимся и его, как лавину, уже нельзя будет
остановить, но пока еще все возможно. Ловушка ограниченных
ресурсов еще не захлопнулась, и не все еще люди прониклись
смирением. Научно-техническая революция все еще продолжается.
Но неустойчивое состояние может продлиться в лучшем случае
еще несколько десятков лет. И вот, пока оно есть, мы сможем
попытаться опровергнуть гипотезу о невозможности бесконечного
развития своим примером. Собственно говоря, это мое сочинение
есть не что иное как очень скромная попытка "подтолкнуть
камешек" в сторону неограниченного прогресса. Единственное, что
я могу для этого сделать - это помочь людям научиться желать
по-крупному. Конечно, желать - еще не означает мочь, но для
того чтобы смочь, нужно, как минимум, пожелать.
Пожелать что-нибудь по-настоящему крупное. Не какие-нибудь
там новые шмотки (хотя такие желания тоже способствуют
прогрессу техники), а нечто, кажущееся настолько за пределами
осуществимого, что нам пришлось убедить себя в том, что мы
этого вовсе не хотим. Если мы поймем, что мы обманываем себя,
мы сделаем пусть маленький, но все же шаг в сторону
безграничного прогресса. Это - начальный этап превращения
невозможного в возможное.

Г л а в а 3. То, о чем Вы всегда хотели,
но боялись мечтать...
В предыдущей главе я говорил о бессмертии человечества. Но
какое нам дело до его бессмертия, если сами мы, отдельные
индивидуумы, смертны? Будет ли оно жить и через миллиард лет,
или же погибнет через какое-нибудь тысячелетие, какая нам
разница? Наши прапраправнуки - люди столь же нам чужие, как и
наши прапрапрадеды. Нет, они даже еще более чужие - от жизни
наших прапрапрадедов, по крайней мере зависело появимся ли в
конце концов на свет мы сами, в то время как от жизни или
смерти наших прапраправнуков мы абсолютно независим - во всяком
случае так кажется на первый взгляд. Но такой взгляд глубоко
ошибочен. На самом деле будущее, которое мы никогда не увидим,
глубочайшим образом влияет на наши повседневные поступки и
мысли. Мы зависим от будущего едва ли не сильнее, чем от
прошлого, и я попытаюсь доказать это. Не стану говорить об
"ответственности перед грядущими поколениями" - это всего лишь
красивые слова, а я принадлежу к тому поколению, которое не
доверяет красивым словам и видит в них ширму для корыстных,
эгоистических интересов. Однако с тех пор, как человечество
осознало, что оно может погибнуть все и навсегда слова об
ответственности перед потомками слышны все чаще. Так давайте
посмотрим, что за ними кроется.
А кроются за ними специфические человеческие интересы.
Специфические в том смысле, что присущи они одним лишь людям.
большинство мотивов поведения человека можно обнаружить и у
животных - здесь и инстинкт самосохранения, и стремление к
продлению рода, и любопытство. И даже такие, казалось бы, чисто
человеческие мотивы как жажда славы, богатства и власти ведут
свое происхождение от иерархического поведения стадных
животных, от стремления стать вожаком стаи. Чем больше мы
узнаем о животных, тем все более размытой кажется нам
грань,отделяющая нас от них. Кажется, что шимпанзе могут делать
абсолютно все, что делают люди, разве что немного хуже. Они и
трудятся, и сами создают примитивные орудия труда, и абстрактно
мыслят, и говорят на языке глухонемых. И все-таки такая грань
есть, очень четкая грань, но лежит она не в области
непосредственной деятельности, а в области мотивации этой
деятельности. Человек - единственное животное, которое знает,
что в конце концов оно обязательно умрет, и это сознание
собственной смертности ведет к глубочайшим отличиям в поведении
между человеком и животными. Каждый из нас в возрасте
нескольких лет от роду пережил глубокое, возможно глубочайшее в
жизни, потрясение от осознания неизбежности конца. Воспоминание
о нем, как о всяком травмирующем переживании, оказалось глубоко
запрятанным в подсознание. Мы не помним этого шока и со
снисходительным умилением смотрим на маленьких детей, которые
плачут от страха смерти, столь еще далекой от них, только
вступивших в жизнь. Да, мы не помним этого потрясения, но шрам
от него остался в душе у каждого из нас. Где-то очень глубоко в
подсознании горит и обжигает душу безумное, неосуществимое, а
потому запретное желание - быть бессмертным. Люди всегда
приписывали своим богам бессмертие, потому что сами мечтали
быть бессмертными. Люди верили в загробную жизнь потому, что
хотели в нее верить.
Но если нельзя быть бессмертным, то можно по крайней мере
найти какой-то заместитель, суррогат бессмертия. В этом - корни
специфически человеческого поведения. Если для животного стать
вожаком стаи является самоцелью, то для человека слава,
богатство и власть очень часто превращаются из самоцелей в
средство увековечить свое имя,и таким образом в каком-то смысле
стать "бессмертным". Зачем фараону Хеопсу понадобилось строить
пирамиду выше, чем у его предшественников? Обычно это объясняют
тем, что чем больше пирамида, тем труднее грабителям найти
погребальную камеру, тем сохраннее будет мумия фараона,
которая, по мнению древних египтян, совершенно необходима ему
для успешной загробной жизни. Но не лучше ли было спрятать
погребальную камеру в песках, как это было в случае
Тутанхамона, пролежавшего необнаруженным почти до наших дней?
Не говорит ли сам факт постройки этого абсурдно большого
сооружения, что Хеопс не очень-то верил в загробную жизнь и
больше надеялся на то, что и через пять тысяч лет люди будут
спрашивать: "чья это самая высокая пирамида?" и получать
ответ:"это пирамида Хеопса". Что это, как не суррогат
бессмертия?
Мы все больны синдромом Хеопса, этим жгучим желанием
оставить после себя хоть какой-то "след" на Земле, хоть как-то
докричаться до будущего, пожить в будущем, пусть хотя бы в виде
неясных теней в сознании людей этого будущего. Теней подобных
тем, что возникают в нашем сознании, когда мы слышим имена
Хеопс, Наполеон, Ньютон, Пушкин... Герострат, в конце концов...
Конечно, человек особенно много имен запомнить не может,
на все наши имена у потомков памяти не хватит, но если нельзя
добраться до них в виде имени, то тогда хотя бы как-нибудь
описательно. Например, Человек, который посадил это дерево;
Человек, который построил этот дом; Человек, который изобрел
колесо и т. д.. Или уж по крайней мере заслужить от потомка
восклицание: "хотел бы я знать, какой идиот это придумал!" -
обидно конечно, но и приятно: помнят все-таки!
Да пусть хотя бы подумают иногда: "ХХ век? А ведь у меня
есть там прапрапрадед, раз я существую." Так что синдром Хеопса
окрашивает у человека даже стремление к продлению рода.
Нам нужны эти будущие поколения. Они нужны нам даже
больше, чем мы им: без них мы, неверующие в бессмертие души,
сошли бы с ума, мучимые страхом смерти. Они нужны нам как
незаменимая составная часть суррогата бессмертия. И вот здесь
мы сталкиваемся с неразрешимым противоречием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20