он даже не помнил, что Мод дважды рассказывала ему в подробностях обо всем
происшедшем. Я решила, что мне придется еще поработать, прежде чем
утвердится моя репутация великого детектива.
Опустив взгляд, у самой своей кушетки я увидела одну из брюсовых
черных перчаток. Я подняла: это оказалась правая. Мой золотой ключик; как
же он мне опротивел... Боже избави! Я отшвырнула ее прочь и, как осьминог
из засады, Илли выбросил вперед щупальце (я и не подозревала, что он
отдыхает на соседней кушетке), и сцапал перчатку, будто это был кусочек
подводного мусора. Эти внеземляне выглядят иной раз до содрогания
нелюдями.
Я подумала, каким же хладнокровным эгоистом, пекущимся только о своей
шкуре, проявил себя Илли; и о том, насколько легковерным оказался Сид; об
Эрихе и моем заплывшем глазе. И теперь, как обычно, в конце концов я
осталась одна. Эх, мои мужчины!
Брюс объяснил, каким образом он оказался причастен к атомной технике.
Как и многим из нас, в первые недели пребывания в Меняющемся Мире ему
пришлось испробовать несколько совершенно разных профессий. В частности,
он был секретарем в группе каких-то третьестепенных атомщиков из
Манхэттенского проекта. Сдается мне, что он и некоторые из своих
навязчивых идей оттуда выволок. Я еще не успела решить, к какой категории
героических мерзавцев его отнести, а его уже с Марком и Эрихом водой не
разольешь. Таковы мужчины!
Сиду не пришлось ни с кем выяснять отношений: все бурные страсти и
благие порывы утихли, по крайней мере, пока спорщики не наберутся новых
сил. Мне-то точно не помешало бы отдохнуть.
Компания у рояля разгулялась вовсю. Лили отплясывала на его черной
крышке, потом соскочила в объятия Сида и Севенси, не торопясь от них
освободиться. Выпила она изрядно и ее короткое серое платьице выглядело на
ней примерно столь же невинно, как пеленки выглядели бы на Нелл Гвин [Нелл
Гвин (1650-1967) - английская актриса, любовница Карла II и мать двух его
сыновей]. Она продолжила танец, распределяя знаки внимания в равной мере
между Сидом, Эрихом и сатиром. Бур, похоже, ничуть не возражал, и только
безмятежно выколачивал из рояля "Пришел вечер", мелодию, которую она ему
напела - или, скорее, накричала - не более двух минут назад.
Я была рада, что не участвую в вечеринке. Кто может состязаться с
обладающей большим опытом, полностью лишившейся всех иллюзий
семнадцатилетней девицей, впервые по-настоящему махнувшей на себя рукой?
Что-то коснулось моей руки. Илли, вытянув свое щупальце так, что оно
стало похоже на мохнатую проволоку, возвращал мне перчатку, хотя мог бы и
понять, что я в ней вовсе не нуждаюсь. Я отпихнула его, про себя назвав
Илли линялым слабоумным тарантулом, и тут же почувствовала, что напрасно я
его обидела. Какое у меня право критиковать Илли? Интересно, намного ли
лучше я проявила бы себя, доведись мне оказаться запертой с одиннадцатью
октоподами миллион лет назад? И коли на то пошло, что это я так разошлась
со своей критикой?
И все-таки я была довольна, что не участвую в вечеринке, а только
наблюдаю за ней. Брюс пил в одиночку у бара. Сид подходил к нему и они
пропустили по одной за компанию, и я слышала, как Брюс декламирует стихи
Руперта Брука, неспешные колючие строки: "For England's the one land, I
know, Where men with Splendid Hearts may go; and Cambridgeshire, of all
England, The Shire for Men who Understand"; я вспомнила, что Брук тоже
погиб совсем молодым на Первой мировой и мне стало совсем грустно. Но
главным образом Брюс спокойно сидел и пил в одиночестве. Время от времени
Лили бросала на него взгляд, останавливалась посредине танца и заливалась
хохотом.
Мне кажется, я все-таки разобралась, насколько это было возможно, в
"деле Брюса-Лили-Эриха". Лили всей душой жаждала свить гнездышко и ничто
иное не могло бы ее удовлетворить, а теперь она отправится в преисподнюю
своим собственным путем и, быть может, в третий раз умрет от нефрита, на
сей раз в Меняющемся Мире. Брюсу же гнездышко Лили было не так уж сильно
нужно; ему больше по душе был Меняющийся Мир и те возможности, которые он
предоставлял для солдатской бравады и поэтического пьянства; идеи Лили о
космическом семени не соответствовали его представлениям о том, как надо
исцелять космос. Может быть, когда-нибудь он и поднимет настоящий мятеж,
но скорее всего, ограничится сочинением эпических поэм у стойки бара.
Их с Лили вспышка страсти не угаснет полностью, неважно, что сейчас
это блюдо смотрится вполне протухшим. Любовное ослепление уйдет, но
Изменения подчеркнут романтическую сторону; и когда они снова встретятся,
это будет казаться им прекрасным приключением.
Эрих вновь обрел своего "камерада", вполне его достойного, у которого
мужества и мозгов хватило на то, чтобы обезвредить бомбу, которую ему,
Эриху, хватило мужества привести в действие. Следовало бы отдать должное
Эриху за то, что ему хватило нервов довести нас до такой ситуации, что мы
должны были либо найти Хранитель, либо изжариться; но мне трудно даже
представить себе что-нибудь настолько противное, чтоб отдать ему.
Но некоторое время назад я все-таки попробовала. Я подошла к нему
сзади и сказала:
- Эй, как тут мой злючка-комендант? Не забыл еще свое "und so
weiter"? - а когда он обернулся, я скрючила пальцы и дала ему пощечину.
Так вот я и приобрела синяк под глазом. Мод хотела было приложить к нему
электронную пиявку, но я предпочла воспользоваться носовым платком,
смоченным в ледяной воде. Ну что ж, по крайней мере теперь и у Эриха есть
свои царапины, не такие глубокие, как шрам, который он сотворил Брюсу,
зато их целых четыре. Надеюсь, они инфицированы - все-таки я не мыла руки
после наших поисков. Впрочем, вроде бы Эриху нравятся шрамы.
Среди тех, кто помог мне подняться после удара Эриха, был и Марк.
- У тебя и на этот случай найдутся какие-нибудь омнии? - буркнула я
ему.
- На какой случай?
- Ну, обо всем, что тут с нами случилось, - раздраженно ответила я.
На мгновение он вроде бы призадумался и затем сказал:
- Omnia mutantur, nihil interit.
- Что означает?
- Все меняется, но ничего не пропадает, - ответил он.
С такой прекрасной философией можно было бы и противостоять Ветрам
Перемен. Правда, все это жуткая глупость. Интересно, Марк действительно в
это верит? Хорошо бы мне в это уверовать. Иной раз я ловлю себя на мысли,
какая же это безнадежная чушь - пытаться стать простым скромным Демоном,
пусть даже хорошей Развлекательницей. Тогда я говорю себе: "Такова жизнь,
Грета. Придется тебе заставить себя полюбить все это". Но бывает так, что
эта стряпня становится не очень-то съедобной.
Снова что-то защекотало мою ладонь. Это оказалось щупальце Илли;
усики на его конце распушились метелкой. Я хотела было отдернуть руку, но
вдруг поняла, что лунатику просто стало одиноко. И покорилась невесомым
паутинкам, сплетающимся в нити разговора перьев.
И тут же услышала слова:
- Тебе грустно, Греточка?
Можете себе представить, я чуть не свалилась на пол. Выходит, я
начала понимать разговор перьев, который только что не знала совершенно и,
более того, я воспринимала его по-английски, что вообще было совершенной
бессмыслицей.
Я подумала на миг, что Илли просто говорил, но сразу же осознала, что
этого не было; еще пару секунд я обдумывала возможность того, что он мне
это телепатировал, используя свои усики как проводники. И только потом
осознала, что же произошло на самом деле: он "печатал" по-английски на
моей ладони, как на клавиатуре своей скрипучки, а раз и я точно так же
играла на его клавиатуре, мой мозг автоматически перевел его щекотку в
слова.
От этих размышлений мои мозги чуть не расплавились, но я была слишком
вымотана, чтобы возгордится своей догадливостью. Я просто откинулась на
кушетке и предоставила мыслям течь самим по себе. Хорошо, когда с тобой
есть кому поговорить, пусть это даже осьминог-недовесок, а когда не было
этого скрипа, речь его звучала не так глупо, и фразы стали суше и четче.
- Ты опечалена, Греточка, потому что никак не можешь понять, что с
нами происходит? - спросил Илли. - Потому что тебе никогда не стать никем,
кроме тени, воюющей с тенями - и пытающейся полюбить тени во время
передышек между боями? Пришло время понять, что в действительности мы не
ведем никакой войны, хотя все выглядит именно таким образом; на деле же мы
проходим некую эволюцию, хотя и не совсем того рода, который подразумевал
Эрих. Твой землянин полагал, что существует слово, которым можно
обозначить это явление и теория, которой можно его объяснить - теория,
которая вновь и вновь возникает во многих мирах. Она заключается в том,
что существует четыре уровня жизни: Растения, Животные, Люди и Демоны.
Растения - это связыватели энергии: они не могут двигаться в пространстве
или во времени, но могут поглощать энергию и преобразовывать ее. Животные
- связыватели пространства: они могут перемещаться в нем. Человек
(землянин или внеземлянин, лунянин или внелунянин) связывает время - у
него есть память. Демоны же - это четвертая стадия эволюции, связыватели
возможностей - могут воссоздавать целое из того, что могло бы быть частью
этого целого, и в этом заключается их эволюционная функция. Воскрешение -
это метаморфоза гусеницы в бабочку: существо третьего уровня вырывается из
куколки своей жизненной линии в жизнь четвертого уровня. Прыжок из
разорванного кокона неизменной реальности подобен первому движению
животного, когда оно перестает быть растением, и понятие Меняющегося Мира
- это и есть то зерно истины, которое скрывается во многочисленных мифах о
бессмертии. Любая эволюция выглядит вначале как война - восьминогие
враждуют с одноногими, млекопитающие борются с рептилиями. И это
неизбежная диалектика: имеется тезис - назовем его Змеи, - и антитезис -
Пауки; в конце же концов получается синтез, когда все возможности
реализуются в одной окончательной вселенной. Война Перемен - это отнюдь не
слепое разрушение, как может показаться.
Илли продолжал:
- Не забудь, что Змея у вас является символом мудрости, а Паук -
терпения. На самом деле эти два названия пугают вас, потому что с глубокой
древности вызывают смешанные ощущения ужаса и восторга. И не удивляйся,
Греточка, диапазону моих мыслей и слов; у меня ведь, в некотором роде, был
миллион лет на изучение земных языков и мифов. Кто же на самом деле Пауки
и Змеи, если понимать их как первых связывателей возможностей? Кем был
Адам? Кем был Каин? Кто такие были Ева и Лилит? Связывая все возможное,
Демоны связывают также духовное с материальным. Все существа четвертого
порядка существуют внутри и вне всех разумов, они наполняют собой весь
космос. Даже эта Станция по своему устройству аналогична гигантскому
мозгу: ее пол - это черепная коробка, граница пустоты - это кора серого
вещества; да, даже Главный и Малый Хранители - аналоги шишковидной железы
и гипофиза, которые можно считать ответственными за функционирование всей
нервной системы. Таково реальное положение дел, Греточка.
Илли завершил свой беззвучный монолог и кончик его щупальца вновь
превратился в мягкую подушечку, на которой я отстучала: "Спасибо, папочка
Длинноног".
Стараясь переварить то, что мне только что рассказал Илли, я
оглянулась на шайку, столпившуюся вокруг рояля. Похоже, вечер близился к
завершению: по крайней мере некоторые начали откалываться от толпы. Сид
переместился к контрольному дивану и начал готовиться к установлению связи
с Египтом. Марк и Каби, предвкушающие грядущую битву, присоединились к
нему; в глазах их уже видны были ряд за рядом конные Зомби-лучники, тающие
в грибовидном облаке. Я раздумывала о том, что говорил Илли и невольно
улыбнулась - похоже, мы обречены выиграть и проиграть все битвы.
Марк, уже облачившийся в парфянский костюм, лицемерно жаловался:
"Опять эти штаны!" и вышагивал взад-вперед, напялив коническую шапку,
похожую на заросшее мехом мороженое; бренчали металлические побрякушки,
нашитые на рукава. Коротким мечом с сердцевидной гардой он повелительно
махнул в сторону Брюса и Эриха, предложив им пошевеливаться.
Каби отправлялась на операцию в старушечьих лохмотьях,
предназначавшихся для Бенсон-Картера. Я даже чуть было не посочувствовала
ей - как же, придется прятать такую грудь да еще и ковылять.
Брюс и Эрих пока что не собирались подчиняться приказам Марка. Эрих
подошел к бару и сказал что-то Брюсу, и они вдвоем направились к роялю,
Эрих похлопал Бура по плечу, наклонился к нему и что-то сказал;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20