— Вы хоть иногда чистите кофеварку?
— Это не первоочередное дело. Извините. — Он ушел.
Она сделала еще глоток, совсем крохотный, и уставилась на стенку.
Минут через двадцать в самолет поднялся Гисласон, сел рядом с ней и застегнул ремень.
— Ну, вот. Теперь дело за Марком.
Азиат закрыл наружную дверцу, забрал у нее кружку и прошел за стенку. Что там? Кофеварка? Рубка?
Заработали двигатели.
— Вы застегнули ремень? — спросил Гисласон. — Взлет будет не из легких.
Так и оказалось, и Анна вспомнила, что никогда особенно не любила летать. Она вцепилась в ручки кресла. Гисласон прижал руки к лицу.
Анну охватил ужас.
— Что с вами? Самолет не в порядке?
Самолет подпрыгнул еще раза два, а потом ровно взмыл в воздух. Гисласон посмотрел на нее. Цвет его глаз изменился. Они стали синими и настолько яркими, что словно светились изнутри.
— Пресвятая Дева! — сказала Анна.
Он ухватил прядь свисавших на лоб волос и дернул ее вверх и назад.
— Черт! Больно.
Волосы содрались, обнажив голый череп с обычным гребнем, желтым, как сливочное масло. Гисласон взлохматил гребень. Теперь он выглядел настоящим скандинавом, и всякое сходство с Никласом исчезло.
Самолет повернул — она почувствовала, как накренилась кабина.
— Куда мы летим?
— У нас есть место, неизвестное врагу. — Он бросил парик на соседнее сиденье. — Располагайтесь поудобнее. Лететь нам долго.
Анна откинулась на спинку и попыталась расслабиться. Она не представляла себе, куда они летят. На восток над океаном? На запад или на юг к суше? Если на юг, то окажутся над той частью материка, которая, насколько ей было известно, оставалась неисследованной. Аэросъемку, естественно, провели, и ее коллеги биологи взяли, несколько образцов фауны. Фотографии запечатлели невысокие голые горы и равнины, покрытые желтой мохообразной растительностью. Кое-где попадались лесочки из высоких кустов или из кустов и карликовых деревьев. На желтых мшистых равнинах паслись животные, смахивающие на помесь краба с броненосцем. В длину от кончиков передних клешней до конца покрытого броней хвоста они достигали двух метров. Самые крупные сухопутные животные на планете. Внешний скелет и умишка с дерьмишко, как выразился ее коллега. Но дыхательная система — поискать.
Немного погодя Гисласон вытащил из кармана что-то вроде листа бумаги и развернул его. Получилась шахматная доска обычных размеров. Он постучал по краю и внезапно доска отвердела — негнущийся единый квадрат из металла и силикона. Красные поля засветились мягким розовым светом, черные остались черными, как окна, выходящие в космос.
Впечатляет, подумала Анна.
Он снова постучал по краю доски. Тотчас материализовались фигуры, хотя этот глагол тут не подходил, поскольку они были голограммными и слагались из света, а не из материи.
Два ряда китайских воинов. А позади них слоны и советники, генералы верхом на конях и два великолепных императора, стоящие рядом со своими изящными нарядными супругами. Одежды одного императора были красными, другой был облачен в белые с серебром.
— Вы играете? — спросил Гисласон.
— Знаю ходы.
— Этого маловато. — Он потрогал доску. Один воин выхватил меч. Крохотный клинок ярко блеснул. Воин взмахнул им над головой и шагнул вперед.
Удержаться было невозможно, и Анна не отрывала взгляда от доски. Воины размахивали мечами и знаменами. Тяжело ступали слоны. Гарцевали генеральские кони. Советники скользили точно на шарнирах. Императоры двигались властно, а опасные императрицы семенили слегка покачиваясь.
Да, впечатляет, хотя это и явная голограмма. Краски бледноваты. Красные и белые фигуры словно обведены радужным сиянием, и им недостает плотности, хотя они объемны и все детали четко проработаны. Время от времени они начинали мерцать или вовсе исчезали на секунду.
Две призрачные армии, подумала Анна. И сражаются — ради чего?
— Наверное, они очень дорогие, — сказала она вслух.
— Шахматы? Да. Но в космосе деньги тратить почти не на что. А я люблю шахматы и всякие дорогие игрушки.
Он продолжал играть, пока самолет не пошел на снижение. Тогда он отключил доску. Призрачные фигурки исчезли. Гисласон сложил доску и сунул в карман, когда самолет совершил посадку. На воду, решила Анна. Он погасил скорость, повернулся и остановился. Дверь перед ними открылась, из нее вышел синеглазый солдат.
— Надо поторопиться, лейтенант. Облачный покров вот-вот разойдется.
Гисласон кивнул и поднялся с кресла.
— Мэм?
Она пошла за ними к выходу. Синебровый открыл дверцу и прыгнул в темноту. Анна услышала всплеск.
— Глубина метр, — сказал солдат. — Вода очень холодная.
— Мэм! — сказал Гисласон.
Она прыгнула, погрузилась в воду, почувствовала под ногами дно. Ступни заскользили по песку, и она чуть не упала, но солдат подхватил ее.
— Все в порядке, мэм?
— Да.
Они побрели к берегу, Гисласон следовал за ними. Выбравшись на берег, Анна оглянулась и увидела в двери самолета еще одного солдата, женщину, которая сразу закрыла дверь и свет над водой исчез. И тут же на землю упал луч света — синебровый солдат держал в руке фонарик, освещая галечный пляж перед ними.
— Идемте.
И она пошла, как во сне. В пятне света галька сменилась желтым псевдомхом. Они начали подниматься на косогор. Вокруг них маячили какие-то фигуры в рост человека, но неподвижные.
«Что это?!»— подумала Анна.
И словно прочитав ее мысли, солдат навел луч на корявое деревце. Ствол и ветви были покрыты чем-то вроде густого пуха. Листья отсутствовали.
— Где мы? — спросила она. — На южной половине континента?
— Боюсь, я не могу вас просветить, — сказал Гисласон.
Будь теперь день, она поискала бы взглядом крупных животных с клешнями. Но они вели дневной образ жизни. И им, и охотящимся на них хищникам требовалось солнечное тепло.
Луч фонарика лег на обрыв впереди — низкий, сложенный из темных неровных камней. Они вошли в неглубокую пещеру. Ее замыкала дверь. Даже днем Анна ее не заметила бы, такой хорошей была маскировка.
Солдат толкнул дверь, и она распахнулась. Открылся бетонный коридор с плафонами, отбрасывавшими бледный голубоватый свет.
— Добро пожаловать в Лагерь Свободы! — сказал солдат.
14
Они вошли. Сначала Анна, за ней Гисласон, а последним солдат, который закрыл дверь. С внутренней стороны она оказалась металлической с колесом. Солдат повернул его, словно запирая подвал старинного банка.
— Идите по коридору прямо, — сказал Гисласон.
Их шаги отдавались легким эхом. Еще она слышала жужжание вентиляционной системы, и больше ничего. Метров через сто они подошли к новой двери. Солдат открыл ее. За ней сиял свет, играла музыка. Анна узнала мотив — самый модный, когда она впервые очутилась на Краю конфедерации: «Эта жизнь на Краю». Название группы она успела забыть. Они появлялись и исчезали, точно кометы. Но песня была потрясающая: «Где никто до меня не бывал, и все правила новы». А потом: «Вместо вести из дома помехи, помехи…»
Но сейчас музыка гремела оглушительно, и она не могла разобрать слов. Звуковая аппаратура не лучшая во Вселенной.
— Что тут происходит? — спросил Гисласон.
Синебровый солдат пожал плечами.
В стенах этого коридора было много дверей. Ближайшие были закрыты, но затем они поравнялись с открытой. Гисласон взял ее под локоть и вошел вместе с ней.
Обычный кабинет, где за письменным столом сидела ничем не примечательная женщина даже без гребня на голове. Ее волосы — густые, кудрявые и черные — торчали крутыми завитками от лба до шеи. Она была не в форме, а в строгом костюме — темно-синем с серебристой рубашкой. Галстук, темный и узкий, был заколот под высоким воротничком серебристой булавкой в виде дельфина.
Гисласон закрыл дверь, и музыка сразу стала еле слышной.
— Зачем вам эта какофония?
— Плохая звукоизоляция, — ответила женщина. — Между коридором и комнатами. Но и только. В соседних комнатах ничего не слышно, и наружу не доносится ни единого звука, я проверила. Но — учитывая все обстоятельства — музыка не такая уж плохая идея. — Она помолчала. — И полезна для поддержания боевого духа. Напоминает, что мы сражаемся за человеческую цивилизацию. Так вы — мэм Перес?
— Да. И мне хотелось бы узнать точно, в какую ситуацию я попала. Где я? Что это за место? И что будет с моим катером? Разве враги… то есть хвархаты не сумеют его выследить? И что они подумают, обнаружив, что на нем никого нет?
— Отвечать на все ваши вопросы я не стану, — сказала женщина. — Но что касается катера… — она взглянула на запястье, — к этому моменту он, вероятно, уже затонул.
— Что?!
— Враги найдут только обломки, и на такой глубине, что поднять их на поверхность будет нелегко. Но если они доберутся до них или сумеют поднять, то обнаружат… что? — Она поглядела на Гисласона.
— Следы пожара, вспыхнувшего в камбузе, — ответил он. — Замыкание в кофеварке. Огонь добрался до топливных баков и бу-у-ум!
— Сукин сын! — вскрикнула Анна.
— У вас нет причин считать, что мать лейтенанта Гисласона в какой-то мере ответственна за его нынешнее поведение. Трупов враги, естественно, не обнаружат. Взрыв ведь произошел в открытом океане. Их унесло течением. Кто знает, куда? Хотя не исключено, что позже их выбросит на берег.
— Что?
— Один труп, — успокоила ее женщина. — И, конечно, не ваш. А Сандерса. Мы предпочтем сохранить его живым. Тем не менее, извлечь значительную часть необходимой нам информации можно за неделю, две, три, а тогда, если потребуется, мы можем разделаться с ним.
Да кто она такая? Анна быстро перебрала в памяти всех знаменитых нравственных чудовищ двух последних веков. Никто ведь не представил убедительных доказательств смерти доктора Менгеле. Но через сто девяносто лет… А полковник Питерсон покоится под памятником из черного гранита, посвятив всю свою жизнь (если верить надписи) Делу Американского Здравоохранения.
— Он объявится, только если хвархаты потребуют доказательств его смерти. Что же, если они начнут настаивать, его труп будет обнаружен на том или ином пустынном берегу. — Она помолчала. — Не в идеальном состоянии, но доступном опознанию и с наличием органов, которые позволят им точно установить, что он утонул.
Пресвятая Дева, эта тварь смакует мысль об убийстве. Об этом свидетельствовал ее голос, и ей явно нравилось пугать Анну Перес.
— Если нам удастся провести их, если они поверят в несчастный случай, вы и Сандерс покинете планету. Но не сразу. А пока, Анна — можно мне вас так называть? — вам придется пожить в Лагере Свободы.
— Он серьезно так называется?
— Это единственное место на планете, где мы свободны от вражеского наблюдения. Да, Анна, он называется именно так. — Она встала, и Анна увидела темно-синие элегантные брюки, довершавшие ее костюм. — Я провожу вас в вашу комнату.
Гисласон остался в кабинете, а женщина повела Анну дальше по коридору, в котором гремела новая песня, Анне неизвестная. И музыка все так же заглушала слова, хотя они были вроде бы английскими.
Они свернули в боковой коридор, где было чуть потише.
— Ну вот, — сказала женщина, открывая дверь.
Еще одна абсолютно обычная комната, похожая на номер в общежитии. Стол, кресло, шкаф, кровать, узкая дверь в ванную. Но, конечно, без окна.
— В ванной есть полотенца и всякие нужные мелочи — зубная щетка, гребенка и прочее. В шкафу сменная одежда. В стол вделан компьютер. Я заказала вам ужин: рис с вегетарианским кэрри. Боюсь, еда у нас только вегетарианская. Надеюсь, вам это будет не слишком тяжело.
Анна услышала свой голос:
— Нет, нисколько. Я почти не ем мяса.
— Отлично. — Женщина улыбнулась. — Дверь будет заперта. Мы же все-таки не можем позволить вам прогуливаться по всему лагерю. Входите же.
Анна послушно вошла, потом повернулась и уже открыла рот, как дверь закрылась и она услышала щелчок задвижки.
Она села на кровать. Итак, ее захватили и арестовали люди, которые, не моргнув и глазом, уничтожили единственный оборудованный научной аппаратурой катер в этом углу галактики, собственность правительства, на службе у которого они состоят. Какие же они преступные подонки!
Убийцы, заключила она затем. Теперь понятно, почему у Никласа был такой испуганный вид. Он-то знал их.
Она поступила правильно, оставив весть.
— А если никто не поймет? Если никто ничего не предпримет?
Анна откинула волосы и потерла виски. Все ее мышцы были напряжены. Что, если военная разведка узнает про весть? Теперь ей стало ясно, что это вполне возможно, даже вероятно.
Ее труп волны вынесут на какой-нибудь пляж, и тогда им не придется убивать Никласа. Ее труп убедит хвархатов, что катер действительно утонул.
И узнают они про весть или нет, роли не играет. Скорее всего она была обречена с самого начала. Она выполнила то, что им требовалось. Больше они в ней не нуждаются, а она, как говорится в голопостановках, знает слишком много.
Никлас же представляет огромную ценность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45