После этой весьма поучительной встречи и получила наша Таня свою кличку.
— Да уж, — поддакнул Пси, — занимательная приключилась история. В духе средневековых фаблио. Типа пошла баба по грибы, а нарвалась на «малину», это я в переносном смысле, и не о Тане, а о силикарболаудейской даме. Именитую гостью с её многочисленной свитой встретило академическое начальство и провело в актовый зал, где собралось несколько сот студентов, желавших послушать доклад госпожи полномочной послицы.
— Дай я доскажу, — перебил фирст-майора Сел. — Все-таки, я очевидец. В одних стенах с Танечкой глодал гранит наук, а ты уже с моих слов пересказываешь.
Пси развел руками, дескать, как возразишь против очевидного факта?
— Доклад силикарболауди сводился к тривиальной мысли: неча зря резвиться, братцы студиозусы, на безбрежных просторах Сияющей Пустоты (синоним нашей Большой Высоты). Если помыслы не чисты — не избежать крупных неприятностей. Под этим незатейливым, но справедливым тезисом, я полагаю, без особых колебаний подпишется большинство межзвёздников. И всё свелось бы к полному удовлетворению гостей и администрации, но госпожа посол позволила себе особо выделить один пассаж. Касательно неминуемого возмездия за непродуманные действия той или иной любопытной Варвары, сунувшей нос, куда его совать не рекомендуется. «Последствия, — заявила госпожа полномочный посол, — могут показаться постороннему наблюдателю неадекватными, но следует помнить, что если нечто у одной расы, анклава или народа определяется как добро, то у другой может считаться ярко выраженным злом, за которым должно последовать неминуемое наказание. Вы согласны со мной, молодое поколение?» Силикарболаудь обводит своими рачьими глазками аудиторию и вдруг упирается в нахмуренную Таню Эвельсон. «Вы чем-то недовольны, сестра-подруга?» — спрашивает она у девушки. «Да, — неожиданно для всех отвечает Таня, — я недовольна. И могу сказать, чем именно. Разве роль беспристрастного наблюдателя к лицу столь высокоразвитой расе, как ваша? Думаете, демонстративный нейтралитет сойдёт вам с рук, когда наступит урочный час? Не надейтесь, белые флажки парламентёров не помогут остаться в стороне! И потом, негоже вещать о Сияющей Пустоте если сами пусты!» Тут, сами понимаете, стряслась немая сцена. Никто не мог понять, с чего это вдруг неприметная студентка (а до этого момента Танечка и впрямь ничем не выделялась) сорвалась с цепи и принялась стращать чрезвычайного и полномочного посла высокоразвитой цивилизации. Я даже рот открыл от изумления, да и не я один. А госпожа посол, ни слова не отвечая, сбегает с кафедры и со всех своих трёх ног шпарит за кулисы. Вслед устремляется её камарилья: Матери-Дочери, Сестры-Подруги, Невестки-Свекрови и прочая мелочь. Ректор в прострации, деканы смежных факультетов требуют примерно наказать возмутительницу спокойствия, но оказавшийся по каким-то своим делам в зале Юз подходит и шепчет ей что-то на ухо. Что он ей сказал, так и не удалось выяснить, но никаких оргвыводов со стороны администрации не последовало, а через неделю силикарболауди, так и не поблагодарив хозяев за радушный приём, покинули Землю… Конечно, никто из студентов ничего не понял. Ни про парламентерские флажки, ни про урочный час, ни про то, откуда у Тани появились подобные мысли. Уже когда мы оба попали в Команду, я узнал, что это не её мысли, а мысли самой послицы. Силикарболауди, как ты убедился на собственном опыте, прирожденные телепаты. Им залезть в чужие мозги, как два пальца в абиссаль, но в случае с Таней у них нашла коса на камень. Сканируя мозг хмурой студентки, госпожа посол сама того не желая выдала свои сокровенные мысли. Таня — настоящий феномен, таких, как у неё, способностей больше нет ни у кого в Добровольном Содружестве. Эвельсон с лёгкостью удаётся читать в мозгах у ксенофренов. А это им — как серпом по сердцу.
— Я думаю, — усмехнулся Алексей. — Да-а, сильна девка! А я, дурень, пытался с ней пикироваться…
— А чего ты испугался? — ухмыльнулся селенит. — Кси не умеет читать мысли других людей. Или ты нелюдь? Замаскированный лишевичюс? Или силикарболаудь?
Бэр обиженно засопел, словно и впрямь в нём проснулся медведь:
— С силикарболаудью, Сел, ты угодил в самую точку! Может быть, отныне будешь звать меня «принцессой»?
— Да ладно, ладно, уж и пошутить нельзя. Беру свои слова про силикарболаудь обратно!
— А про лишевичюса?
Луннит подставил раскрытую ладошку. Алексею ничего не оставалось, как звонко хлопнуть по ней своей лапищей.
— Между прочим, — вставая с матраса, сказал Пси, — Юз терпеть не может, когда опаздывают.
3
В пилотской находились только Крайстенсен и Ойц-Зифан. И хотя экран дальномера сиял уже естественными цветами, настроение у Макса, судя по его кислой физиономии, было далеко не праздничным. Да и вообще атмосфера, царившая в рубке, была насквозь пропитана витавшим в воздухе унынием.
— В чём проблема, Макс? — вылез вперёд Алексей, показывая, что его ознакомили с прозвищем Крайстенсена, а, стало быть, он теперь в курсе и всех остальных дел Команды. Собственно говоря, его реплику можно было трактовать как пароль-отзыв, когда на Большой Высоте встречаются два звездолёта: «Я — свой, у меня тайн нет».
Макс не успел ответить, так как в кабину, наклонив голову, стремительно вошёл командир. Следом появилась Кси Эвельсон и остановилась в дверях.
— Закончили со спарками? — спросил генерал. В отличие от марсианина, на его лице не было и намека на печать безысходности.
— Так точно.
— Это хорошо. А у нас тут наметилась заковыка. Присоединяйтесь, сообща покумекаем.
— Заковыка? — встревожился Пси. — Какого рода?
— Кажется, мы нарвались на провал метрики, — буднично сообщил Лях-Козицки, словно это было ничего не стоящей мелочью, но даже новичок среди Патрульных, каким был Бэр, чётко представлял, какая крупная неприятность скрывается за этими внешне непритязательными словами.
Каждому межзвёзднику известно, что Большая Высота — всё то, что окружает звездолёт, когда он с невообразимой скоростью пронзает межзвёздный вакуум — пронизано разного рода излучениями, а также подвержено воздействию электромагнитных, гравитационных, лево— и право-торсионных, стационарно-пылевых, дискретно-капсулирующих и всяких прочих полей. Эти материальные составляющие пустого пространства могут влиять на полёт, но обычно искусства пилота бывает достаточно, чтобы справиться и с искривлённым тяготением «траурных звезд», и со спонтанным распадом тау-кванта на дробные доли, и даже с блуждающим мезонным облаком — грозой старинных анабиозных левиафанов. Но иногда современный космический аппарат в своём стремительном порыве неожиданно зависает между звёздами и ни на микрон не может приблизиться к цели, хотя двигатель продолжает работать в штатном режиме; это может означать только одно — вокруг принялась фонтанировать протяжённость.
И не просто протяжённость, а протяжённость без массы, то есть новорожденное пространство.
Откуда оно берется, никто не знает: то ли провоцируется манёврами звездолёта, то ли порождается самим вакуумом, то ли просачивается из параллельных миров, когда там начинают бушевать неведомые катаклизмы. Но для межзвёздников, которые волей случая оказались застигнуты протяжённостью без массы, нет участи хуже: как ни маневрируй, как ни увеличивай скорость, все равно из провала метрики так просто не выберешься.
Ситуация похожа на бегуна, стартующего по тренажёрной дорожке, только дорожка эта обладает собственной стратегией, которая заключается в том, что скорость её всегда соответствует скорости бегущего спортсмена, но с вектором движения, направленным в противоположную бегу сторону. Как бы ни варьировал свою скорость бегун, он постоянно будет находиться от стен помещения на одном и том же расстоянии. Допустим, был предпринят рывок, чтобы обогнать дорожку хотя бы на время. Но не тут-то было — в тот же миг скорость дорожки тоже увеличится. Причем настолько, насколько ускорился спортсмен. Темп резко сбавлен — дорожка отреагирует адекватно и на этот финт. А стоит бегуну вообще прекратить движение, как тренажёрная лента застынет. Словно задача спортивного инвентаря заключается в том, чтобы бегун, оставался неподвижным относительно всех ориентиров. Но если тренажёр можно выключить или просто сойти с него, то как выбраться из провала метрики, если она порождает новое пространство во всех направлениях, оставляя корабль на одном и том же расстоянии от всех ориентиров Большой Высоты? Одним словом, это трясина. Невидимая, но ощутимая. Провал метрики. А самое противное, что не отгадаешь, когда проклятая протяжённость прекратит фокусничать и вновь станет нерастяжимой, неизменяемой и кусочно-гладкой, чтобы дать звездолёту возможность продолжить рейс.
Большинство межзвёздников верит, что процентов девяносто сгинувших бесследно кораблей угодили в пространственные ловушки. Может быть, кое-кто из них до сих пор коротает время на «кроличьей пробежке», получившей название в честь персонажа мудрой сказки Кэрролла. Правда, существуют и обратные примеры, когда кораблям удавалось успешно выбраться из пространственной трясины.
И вот теперь в провал умудрилась вляпаться Команда.
Весело, ничего не скажешь.
— И надо же было напороться на такую фигню, когда до спутника оставалось не больше семи часов пути, — поскрёб голову Макс. — Не будь её, первый этап миссии был бы уже завершен.
Его досаду можно было понять — «фигня» длится уже семь часов. А сколько ещё придётся перебирать ногами бегуну, выбиваясь из сил, чтобы ни на йоту не приблизиться к цели?
Сутки?
Месяц?
Десять лет?
Нет, десять лет не придётся — запасов пищи, погруженных на иглодиск посольскими, не хватит.
— А почему семь часов назад нас не поставили в известность? — поинтересовался Пси.
— А что бы это изменило? — раздражённо ответил Макс. — Вас что, переполняют идеи?
— Успокойся, Макс, — подал голос командир. — Возьми себя в руки!
Он подозвал Пирелли и стал показывать ему какие-то расчёты.
— А ты, Сел, чем порадуешь? — не унимался Крайстенсен.
— Увы, — вздохнул луннит.
Макс снова уставился в дальномер.
С одной стороны, Алексея задело, что марсианин его проигнорировал, но с другой, Макса можно было понять, ну что дельное может предложить вчерашний курсант?
Хотя не следует забывать, что, во-первых, курсант вот уже полмесяца как межзвёздник, а во-вторых…
— Послушайте, — сказал он, — неужели здесь собралось столько уникальных людей только для того, чтобы ничего не смочь сделать?
— Не знаю, как телепатия может управиться со взбесившейся метрикой, — произнесла Эвельсон саркастически. — Инопланетного разума тут тоже не замечается. Так что вся надежда на избранника вселенной. Усмирять мироздание — по его части.
— Погоди, — прервал монолог Пирелли. — Мне кажется, в этой идее есть здравое безумие… Где Тау? — неожиданно спросил тот.
— Я здесь, — отозвалась марсианка из-за Таниной спины.
— Подойди, пожалуйста, — позвал Пси и, дождавшись, когда она окажется рядом, продолжил: — Еще никто не пробовал усмирить провал метрики такой экзотикой, как твои уникальные способности, — размышляя вслух, произнёс он, — но попытка не пытка.
Макс рубанул воздух ребром ладони.
— Кажется, я понял! — он легонько ткнул Суровцева в налитой бицепс. — Молодец, Бэр, отличная идея! Так держать.
Все кроме Тани заулыбались, а она поморщилась, словно у неё неожиданно разболелся зуб:
— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, какое отношение к изменению метрики пространства имеет Тау и её восприятие времени?
Собственно говоря, Алексей тоже не мог сообразить, что задумал Пирелли и какая роль отводится тонюсенькой Цинь Сяо-пу. Но раз его, Бэра, хвалят и называют автором идеи, значит, задумано хорошо.
Спасибо Джакомо, тот быстро разложил всё по полочкам. В принципе идея выхода из тупика сводилось к некоторым понятиям теоретической тау-физики, в которой неделимый хроноквант представляется сложной системой. Сдвиг материального объекта внутри одного хронокванта никак не изменяет его состояния, ведь и предмет остаётся тем же самым, и момент времени не изменяется. Но поскольку наша вселенная не только дискретна, но и вероятностна, то, скорей всего, в той доле хронокванта изменённой метрики просто не окажется. А вероятность того, что в одном и том же месте пространства в разных долях кванта времени могут возникнуть одинаковые флюктуации, исчезающе мала.
— Ну, хорошо, — сдалась Эвельсон, — я понимаю, что Тау может двигаться не по течению времени, а перпендикулярно ему, но как она перетянет туда целый иглодиск? Это же азы физики: чтобы шагнуть в четвёртую сторону, нужно оттолкнуться в пятую.
Все повернулись к Цинь Сяо-пу — она одна могла дать ответ на этот вопрос, и от того, каким он будет, зависела судьба Команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Да уж, — поддакнул Пси, — занимательная приключилась история. В духе средневековых фаблио. Типа пошла баба по грибы, а нарвалась на «малину», это я в переносном смысле, и не о Тане, а о силикарболаудейской даме. Именитую гостью с её многочисленной свитой встретило академическое начальство и провело в актовый зал, где собралось несколько сот студентов, желавших послушать доклад госпожи полномочной послицы.
— Дай я доскажу, — перебил фирст-майора Сел. — Все-таки, я очевидец. В одних стенах с Танечкой глодал гранит наук, а ты уже с моих слов пересказываешь.
Пси развел руками, дескать, как возразишь против очевидного факта?
— Доклад силикарболауди сводился к тривиальной мысли: неча зря резвиться, братцы студиозусы, на безбрежных просторах Сияющей Пустоты (синоним нашей Большой Высоты). Если помыслы не чисты — не избежать крупных неприятностей. Под этим незатейливым, но справедливым тезисом, я полагаю, без особых колебаний подпишется большинство межзвёздников. И всё свелось бы к полному удовлетворению гостей и администрации, но госпожа посол позволила себе особо выделить один пассаж. Касательно неминуемого возмездия за непродуманные действия той или иной любопытной Варвары, сунувшей нос, куда его совать не рекомендуется. «Последствия, — заявила госпожа полномочный посол, — могут показаться постороннему наблюдателю неадекватными, но следует помнить, что если нечто у одной расы, анклава или народа определяется как добро, то у другой может считаться ярко выраженным злом, за которым должно последовать неминуемое наказание. Вы согласны со мной, молодое поколение?» Силикарболаудь обводит своими рачьими глазками аудиторию и вдруг упирается в нахмуренную Таню Эвельсон. «Вы чем-то недовольны, сестра-подруга?» — спрашивает она у девушки. «Да, — неожиданно для всех отвечает Таня, — я недовольна. И могу сказать, чем именно. Разве роль беспристрастного наблюдателя к лицу столь высокоразвитой расе, как ваша? Думаете, демонстративный нейтралитет сойдёт вам с рук, когда наступит урочный час? Не надейтесь, белые флажки парламентёров не помогут остаться в стороне! И потом, негоже вещать о Сияющей Пустоте если сами пусты!» Тут, сами понимаете, стряслась немая сцена. Никто не мог понять, с чего это вдруг неприметная студентка (а до этого момента Танечка и впрямь ничем не выделялась) сорвалась с цепи и принялась стращать чрезвычайного и полномочного посла высокоразвитой цивилизации. Я даже рот открыл от изумления, да и не я один. А госпожа посол, ни слова не отвечая, сбегает с кафедры и со всех своих трёх ног шпарит за кулисы. Вслед устремляется её камарилья: Матери-Дочери, Сестры-Подруги, Невестки-Свекрови и прочая мелочь. Ректор в прострации, деканы смежных факультетов требуют примерно наказать возмутительницу спокойствия, но оказавшийся по каким-то своим делам в зале Юз подходит и шепчет ей что-то на ухо. Что он ей сказал, так и не удалось выяснить, но никаких оргвыводов со стороны администрации не последовало, а через неделю силикарболауди, так и не поблагодарив хозяев за радушный приём, покинули Землю… Конечно, никто из студентов ничего не понял. Ни про парламентерские флажки, ни про урочный час, ни про то, откуда у Тани появились подобные мысли. Уже когда мы оба попали в Команду, я узнал, что это не её мысли, а мысли самой послицы. Силикарболауди, как ты убедился на собственном опыте, прирожденные телепаты. Им залезть в чужие мозги, как два пальца в абиссаль, но в случае с Таней у них нашла коса на камень. Сканируя мозг хмурой студентки, госпожа посол сама того не желая выдала свои сокровенные мысли. Таня — настоящий феномен, таких, как у неё, способностей больше нет ни у кого в Добровольном Содружестве. Эвельсон с лёгкостью удаётся читать в мозгах у ксенофренов. А это им — как серпом по сердцу.
— Я думаю, — усмехнулся Алексей. — Да-а, сильна девка! А я, дурень, пытался с ней пикироваться…
— А чего ты испугался? — ухмыльнулся селенит. — Кси не умеет читать мысли других людей. Или ты нелюдь? Замаскированный лишевичюс? Или силикарболаудь?
Бэр обиженно засопел, словно и впрямь в нём проснулся медведь:
— С силикарболаудью, Сел, ты угодил в самую точку! Может быть, отныне будешь звать меня «принцессой»?
— Да ладно, ладно, уж и пошутить нельзя. Беру свои слова про силикарболаудь обратно!
— А про лишевичюса?
Луннит подставил раскрытую ладошку. Алексею ничего не оставалось, как звонко хлопнуть по ней своей лапищей.
— Между прочим, — вставая с матраса, сказал Пси, — Юз терпеть не может, когда опаздывают.
3
В пилотской находились только Крайстенсен и Ойц-Зифан. И хотя экран дальномера сиял уже естественными цветами, настроение у Макса, судя по его кислой физиономии, было далеко не праздничным. Да и вообще атмосфера, царившая в рубке, была насквозь пропитана витавшим в воздухе унынием.
— В чём проблема, Макс? — вылез вперёд Алексей, показывая, что его ознакомили с прозвищем Крайстенсена, а, стало быть, он теперь в курсе и всех остальных дел Команды. Собственно говоря, его реплику можно было трактовать как пароль-отзыв, когда на Большой Высоте встречаются два звездолёта: «Я — свой, у меня тайн нет».
Макс не успел ответить, так как в кабину, наклонив голову, стремительно вошёл командир. Следом появилась Кси Эвельсон и остановилась в дверях.
— Закончили со спарками? — спросил генерал. В отличие от марсианина, на его лице не было и намека на печать безысходности.
— Так точно.
— Это хорошо. А у нас тут наметилась заковыка. Присоединяйтесь, сообща покумекаем.
— Заковыка? — встревожился Пси. — Какого рода?
— Кажется, мы нарвались на провал метрики, — буднично сообщил Лях-Козицки, словно это было ничего не стоящей мелочью, но даже новичок среди Патрульных, каким был Бэр, чётко представлял, какая крупная неприятность скрывается за этими внешне непритязательными словами.
Каждому межзвёзднику известно, что Большая Высота — всё то, что окружает звездолёт, когда он с невообразимой скоростью пронзает межзвёздный вакуум — пронизано разного рода излучениями, а также подвержено воздействию электромагнитных, гравитационных, лево— и право-торсионных, стационарно-пылевых, дискретно-капсулирующих и всяких прочих полей. Эти материальные составляющие пустого пространства могут влиять на полёт, но обычно искусства пилота бывает достаточно, чтобы справиться и с искривлённым тяготением «траурных звезд», и со спонтанным распадом тау-кванта на дробные доли, и даже с блуждающим мезонным облаком — грозой старинных анабиозных левиафанов. Но иногда современный космический аппарат в своём стремительном порыве неожиданно зависает между звёздами и ни на микрон не может приблизиться к цели, хотя двигатель продолжает работать в штатном режиме; это может означать только одно — вокруг принялась фонтанировать протяжённость.
И не просто протяжённость, а протяжённость без массы, то есть новорожденное пространство.
Откуда оно берется, никто не знает: то ли провоцируется манёврами звездолёта, то ли порождается самим вакуумом, то ли просачивается из параллельных миров, когда там начинают бушевать неведомые катаклизмы. Но для межзвёздников, которые волей случая оказались застигнуты протяжённостью без массы, нет участи хуже: как ни маневрируй, как ни увеличивай скорость, все равно из провала метрики так просто не выберешься.
Ситуация похожа на бегуна, стартующего по тренажёрной дорожке, только дорожка эта обладает собственной стратегией, которая заключается в том, что скорость её всегда соответствует скорости бегущего спортсмена, но с вектором движения, направленным в противоположную бегу сторону. Как бы ни варьировал свою скорость бегун, он постоянно будет находиться от стен помещения на одном и том же расстоянии. Допустим, был предпринят рывок, чтобы обогнать дорожку хотя бы на время. Но не тут-то было — в тот же миг скорость дорожки тоже увеличится. Причем настолько, насколько ускорился спортсмен. Темп резко сбавлен — дорожка отреагирует адекватно и на этот финт. А стоит бегуну вообще прекратить движение, как тренажёрная лента застынет. Словно задача спортивного инвентаря заключается в том, чтобы бегун, оставался неподвижным относительно всех ориентиров. Но если тренажёр можно выключить или просто сойти с него, то как выбраться из провала метрики, если она порождает новое пространство во всех направлениях, оставляя корабль на одном и том же расстоянии от всех ориентиров Большой Высоты? Одним словом, это трясина. Невидимая, но ощутимая. Провал метрики. А самое противное, что не отгадаешь, когда проклятая протяжённость прекратит фокусничать и вновь станет нерастяжимой, неизменяемой и кусочно-гладкой, чтобы дать звездолёту возможность продолжить рейс.
Большинство межзвёздников верит, что процентов девяносто сгинувших бесследно кораблей угодили в пространственные ловушки. Может быть, кое-кто из них до сих пор коротает время на «кроличьей пробежке», получившей название в честь персонажа мудрой сказки Кэрролла. Правда, существуют и обратные примеры, когда кораблям удавалось успешно выбраться из пространственной трясины.
И вот теперь в провал умудрилась вляпаться Команда.
Весело, ничего не скажешь.
— И надо же было напороться на такую фигню, когда до спутника оставалось не больше семи часов пути, — поскрёб голову Макс. — Не будь её, первый этап миссии был бы уже завершен.
Его досаду можно было понять — «фигня» длится уже семь часов. А сколько ещё придётся перебирать ногами бегуну, выбиваясь из сил, чтобы ни на йоту не приблизиться к цели?
Сутки?
Месяц?
Десять лет?
Нет, десять лет не придётся — запасов пищи, погруженных на иглодиск посольскими, не хватит.
— А почему семь часов назад нас не поставили в известность? — поинтересовался Пси.
— А что бы это изменило? — раздражённо ответил Макс. — Вас что, переполняют идеи?
— Успокойся, Макс, — подал голос командир. — Возьми себя в руки!
Он подозвал Пирелли и стал показывать ему какие-то расчёты.
— А ты, Сел, чем порадуешь? — не унимался Крайстенсен.
— Увы, — вздохнул луннит.
Макс снова уставился в дальномер.
С одной стороны, Алексея задело, что марсианин его проигнорировал, но с другой, Макса можно было понять, ну что дельное может предложить вчерашний курсант?
Хотя не следует забывать, что, во-первых, курсант вот уже полмесяца как межзвёздник, а во-вторых…
— Послушайте, — сказал он, — неужели здесь собралось столько уникальных людей только для того, чтобы ничего не смочь сделать?
— Не знаю, как телепатия может управиться со взбесившейся метрикой, — произнесла Эвельсон саркастически. — Инопланетного разума тут тоже не замечается. Так что вся надежда на избранника вселенной. Усмирять мироздание — по его части.
— Погоди, — прервал монолог Пирелли. — Мне кажется, в этой идее есть здравое безумие… Где Тау? — неожиданно спросил тот.
— Я здесь, — отозвалась марсианка из-за Таниной спины.
— Подойди, пожалуйста, — позвал Пси и, дождавшись, когда она окажется рядом, продолжил: — Еще никто не пробовал усмирить провал метрики такой экзотикой, как твои уникальные способности, — размышляя вслух, произнёс он, — но попытка не пытка.
Макс рубанул воздух ребром ладони.
— Кажется, я понял! — он легонько ткнул Суровцева в налитой бицепс. — Молодец, Бэр, отличная идея! Так держать.
Все кроме Тани заулыбались, а она поморщилась, словно у неё неожиданно разболелся зуб:
— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, какое отношение к изменению метрики пространства имеет Тау и её восприятие времени?
Собственно говоря, Алексей тоже не мог сообразить, что задумал Пирелли и какая роль отводится тонюсенькой Цинь Сяо-пу. Но раз его, Бэра, хвалят и называют автором идеи, значит, задумано хорошо.
Спасибо Джакомо, тот быстро разложил всё по полочкам. В принципе идея выхода из тупика сводилось к некоторым понятиям теоретической тау-физики, в которой неделимый хроноквант представляется сложной системой. Сдвиг материального объекта внутри одного хронокванта никак не изменяет его состояния, ведь и предмет остаётся тем же самым, и момент времени не изменяется. Но поскольку наша вселенная не только дискретна, но и вероятностна, то, скорей всего, в той доле хронокванта изменённой метрики просто не окажется. А вероятность того, что в одном и том же месте пространства в разных долях кванта времени могут возникнуть одинаковые флюктуации, исчезающе мала.
— Ну, хорошо, — сдалась Эвельсон, — я понимаю, что Тау может двигаться не по течению времени, а перпендикулярно ему, но как она перетянет туда целый иглодиск? Это же азы физики: чтобы шагнуть в четвёртую сторону, нужно оттолкнуться в пятую.
Все повернулись к Цинь Сяо-пу — она одна могла дать ответ на этот вопрос, и от того, каким он будет, зависела судьба Команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42