Здесь будет разбит Враг, и здесь мы будем ковать новое будущее.
Все слышали о космодесантниках. Многие слышали об Инквизиции. Но никто не слышал этих слов — Серые Рыцари. Так преувеличенная секретность Инквизиции стала ее слабым местом. Валинов наслаждался этой иронией, спускаясь с кафедры, чтобы заняться подготовкой грядущей битвы.
Лигейя попросила культистов смерти воспрепятствовать казни Валинова. Но не осталось никого, кто мог бы попросить за саму Лигейю.
Она все еще находилась в камере, парящей над верхним слоем атмосферы Мимаса. Ни одному дознавателю не удалось добиться от Лигейи ничего, кроме потока непонятных отрывистых слогов, которые впервые вырвались у нее при встрече с Никсосом. Как источник информации она утратила значение, а освобождение Валинова делало ее врагом Империума, представлявшим постоянную моральную угрозу.
Лорды-инквизиторы приняли единственно возможное решение: Лигейя должна умереть.
Инквизитор Никсос, стоя за главным пультом управления в самом сердце комплекса Мимаса, терпеливо ждал, пока медики, экспликаторы и дознаватели проведут последние тесты. В прошлом бывали случаи, когда особо зараженные ересью узники ждали до последнего мгновения перед казнью, чтобы проявить магию Хаоса, которую умудрялись скрывать в процессе дознания. Однако Лигейя ничуть не изменилась: она все время находилась в состоянии психического шока.
Сердечный ритм оставался неровным, излучение головного мозга — беспорядочным. Несколько пикт-камер наблюдения показывали ее в разных ракурсах, но она по-прежнему лежала, свернувшись калачиком в углу камеры, и дрожала. Она чуть не умерла, когда Никсос проводил дознание, и с тех пор постоянно оставалась на волосок от смерти.
— Жизненные показатели без изменений, — доложил один из медиков, закончив тестирование.
— Активность головного мозга без изменений,— произнес второй.
Главный медик, пожилой дородный мужчина, занявший должность после гибели предшественника во время неудавшейся казни Валинова, обернулся к Никсосу:
— Медики закончили.
— Хорошо, — кивнул Никсос. — Экспликаторы, доложите.
Голос главного экспликатора донесся по вокс-связи из другого помещения:
— Психическая активность на уровне остаточной. Никаких изменений.
Никсос поднялся к узлу связи, который был подсоединен к камере Лигейи через несколько освященных фильтров, что уменьшало опасность заражения слушателя.
Никсос открыл канал связи, и его голос проник в камеру.
— Лигейя, — заговорил инквизитор, — это конец. Я обещал, что все закончится, и вот время настало. У тебя есть последняя возможность искупить вину, перед тем как умрешь. Скажи нам, где находится Валинов и что он замышляет. Сделай это, и Император, возможно, проявит милосердие, которое мы уже не можем тебе обещать.
Лигейя пошевелилась. Она подняла голову и прямо взглянула в одну из камер наблюдения, так что Никсос мог рассмотреть смертельно бледное лицо с почти прозрачной кожей, запавшие покрасневшие глаза, седые волосы, прилипшие к влажному лбу. Лигейя тряслась и как будто задыхалась, пальцы скрючились в судороге, а зубы то сжимались до скрипа, то разжимались.
— Йак'те'ландра'клаа! — внезапно выкрикнула она, словно выплевывая слова, засевшие где-то в глубине ее мозга. — Йак'те'ландра'клаа! Сафе'дрекалл'кри'аа!
Никсос поспешно выключил звук, оставив изображение Лигейи на мониторе исходить беззвучными воплями.
— Она для нас потеряна. Перед лицом Императора свидетельствую об отлучении ее от человеческой расы и приступаю к уничтожению.
Никсос опустил кулак на большую кнопку в центре пульта. Задняя стена камеры беззвучно отошла в сторону, и изображение слегка вздрогнуло, как только весь воздух вырвался наружу. Лигейя вцепилась тонкими пальцами в плитки пола, стараясь удержаться перед неожиданно близкой чернотой космоса. Камера открылась в безвоздушное пространство; внизу виднелись голые скалы Мимаса, наверху сиял разноцветный ореол Сатурна. На фоне черноты неба сверкали звезды и светились потоки пыли, образующие кольца планеты.
Лигейя с ужасом смотрела в бездну перед собой. Несколько мгновений она, не отрывая взгляда от бесконечной тьмы, пыталась отползти к противоположной стене камеры. Но непреодолимый холод уже сковал ее конечности, вакуум запечатал легкие, и она беспомощно упала на спину. Глаза покраснели от крови, вытекшей из разорванных сосудов. Лигейя судорожно пыталась вдохнуть отсутствующий воздух… Затем она замерла — совершенно неподвижно, широко раскрыв глаза и разинув рот.
Никсос выжидал несколько минут, стараясь заметить хоть малейшее движение. Ничего.
— Наблюдайте за ней в течение трех дней, — наконец приказал он команде дознавателей. — Затем уничтожьте тело.
Как инквизитор, она заслуживала достойного захоронения — возможно, даже под крепостью Энцелада. Но Лигейя больше не была инквизитором. Ее смерть — предостережение остальным. Все прочее должно быть забыто.
14.
ФАРФАЛЛЕН
Мир Фарфаллен постепенно умирал. Когда-то он был миром-парком — одним из немногих в семействе планет, сохраненным в девственной чистоте. Он был вознаграждением и местом отдыха аристократов Шлейфа. Уединение в мире-парке прельщало самых амбициозных правителей и удачливых торговцев, имевших заслуги перед Империумом.
Во времена процветания Шлейфа, когда массовое паломничество давало возможность извлекать выгоду из благочестия, на Фарфаллене образовалось удивительное смешение пышных девственных лесов и тщательно ухоженных ландшафтных парков. На опушке густых тропических лесов прятались беломраморные виллы. Над бескрайними просторами лазурного моря высились башни величественных замков. Небесные яхты бороздили облака, а на обширных равнинах процветала охота на завезенных с других планет крупных хищников.
Экклезиархия, приложившая немало усилий для процветания Шлейфа, обладала на Фарфаллене огромным поместьем. Там был построен Замок Памяти. В нем, для грядущих поколений, собиралось и накапливалось духовное наследие церкви. Администратум владел десятой частью мира-парка, так что его высшие чиновники тоже могли отдыхать на Фарфаллене в свое удовольствие.
Мир со стабильной экосистемой, умеренным и предсказуемым климатом, почти без местных хищников, да еще под защитой Адептус Терра на фоне общей мрачности Империума казался островком рая. Но все это было в прошлом.
Большая часть Фарфаллена заросла в отсутствие надлежащего ухода. Ландшафтные парки исчезли, уступив место колючим диким кустарникам. Корни деревьев разрушили мраморные виллы. Вслед за уменьшением числа паломников иссяк и приток средств. На Фарфаллене осталась только горстка благородных семейств, стареющих в своих отрезанных от остального мира и постепенно ветшающих замках. Завезенные хищники, численность которых больше не регулировалась охотниками, расплодились, и джунгли стали небезопасными.
Но хуже того — без зова, без приглашения на Фарфаллен пробрались дикари и заселили самые отдаленные уголки лесов. Многие столетия их присутствия никто не замечал, и стремительно сокращавшееся население мира-парка долгое время оставалось в неведении.
Но по Галактике прокатился зов Гаргатулота, и сотни тысяч дикарей внезапно хлынули из леса, выполняя свою часть работы для Повелителя Перемен.
Серые Рыцари потеряли два «Громовых ястреба» на Софано Секундосе, потому Аларик взял с собой столько воинов, сколько помещалось в одной оставшейся машине. Выбор пал на его собственное отделение и отделение Генхайна. Внизу их могли ожидать неприятные сюрпризы, и Аларик верил, что Генхайн лучше других отреагирует на неожиданность.
По мере снижения Аларик наблюдал поверхность Фарфаллена из окна «Громового ястреба». Наступил поздний вечер, пышный лесной ковер стал темно-зеленым. Кудрявые заросли напоминали густую шерсть какого-то исполинского зверя. В таких чащах дикие племена могли долго и успешно скрываться от цивилизации. Немудрено, что вдали от имперского глаза они легко стали добычей Хаоса.
Лес быстро уносился назад под днищем «Грозового ястреба», и вот на горизонте вырос Замок Памяти. Это было массивное прямоугольное сооружение, высеченное в склоне скалы, возвышавшейся над лесными кронами. Резной фронтон украшали героические фигуры из прошлого Экклезиархии; мелкие создания Хаоса сидели у них под ногами. Мертвыми глазами смотрели высокие стрельчатые окна.
«Громовой ястреб» спустился еще ниже и облетел вокруг цели. Аларик заметил следы беспорядков на Фарфаллене. Огни горящих на земле костров освещали камни. Закопченные пятна отмечали места, где раньше висели знамена. На краях крыши появились выбоины от камней и огненных снарядов примитивных катапульт, стрелявших по защитникам замка. Над крышей замка деревья на скале были изломаны и сбиты. Дикари явно карабкались вверх в надежде спуститься на крышу, но были перебиты и сброшены наземь. Несколько разбитых безжизненных тел еще висело, застряв в трещинах скалы немым свидетельством первых мгновений атаки. Замок Памяти, самый значительный бастион Империума, оставшийся на Фарфаллене, был в осаде.
— Замок ответил на наш запрос, — доложил пилот «Громового ястреба» из команды Ордо Маллеус. Если экипаж Маллеус на «Рубиконе» и оплакивал гибель двух других пилотов на Софано Секундосе, они никак это не показывали. — Мы можем приземлиться на крыше.
— Так и сделай, — сказал Аларик.
Обработанные Маллеус экипажи были странным племенем. Каждый из них проходил психоустановку по подавлению эмоций. Аларику было известно, что кое-кто имел сердечные детонаторы, которые должны были активироваться под воздействием ужаса или эйфории. В случае успешного воздействия сил Хаоса прибор мог уничтожить людей раньше, чем они навредят. Члены экипажа не многим отличались от сервиторов. Они были лишены возможности развиться в полноценную человеческую личность.
Во имя священной, праведной борьбы с силами Хаоса сами борцы уничтожали и коверкали жизни миллионов людей. Аларик впервые подумал, что это — само по себе — уже победа Врага.
«Громовой ястреб» пролетел над вершиной скалы, над крышей замка и, продолжая снижаться, сделал новый разворот перед посадкой. Аларик успел рассмотреть рубежи осады. Дикари вырыли окопы вокруг замка, и кучи земли указывали те места, где они наверняка копали туннели, надеясь отыскать проход внутрь под фундаментом. В замке обязательно должно быть множество подземелий и погребов, так что у осаждающих есть все шансы добиться успеха.
Позади линии окопов горели огромные костры; вокруг них плясали всклокоченные разрисованные фигуры. Аларику показалось, что он заметил среди них мутантов и проблески колдовского огня, но в этот момент «Громовой ястреб» окончательно снизился.
Дикари не представляли опасности для «Громового ястреба». Из оружия у них имелись только катапульты и луки. «Громовой ястреб» выпустил шасси и коснулся крыши Замка Памяти, оставив на каменном склоне черные отметины от пламени двигателей.
Задний борт опустился, и внутрь ворвался запах древних камней и горящего дерева. Отделения Аларика и Генхайна спрыгнули на выщербленные мраморные плиты крыши.
С наблюдательного пункта на передней стене замка к ним подбежал пожилой дьякон с бочкообразной грудью и лицом, испещренным шрамами. На дьяконе развевалась прокопченная и порванная одежда экклезиарха; в руке он держал изрядно помятый карабин. Молодые послушники и архивисты, застывшие на стенах, глядели на Серых Рыцарей широко раскрытыми глазами, не в силах скрыть благоговения.
Один лишь дьякон хотя бы отдаленно напоминал способного сражаться воина. Дни Замка Памяти были сочтены.
— Благословенный Трон! — звучным басом закричал дьякон, подбегая к высадившимся космодесантникам.— Как долго мы молились о спасении! Мы уже стали сомневаться, что подкрепление когда-нибудь прибудет. И вот, в ответ на наши мольбы, к нам прибыли космодесантники! Истинно, Император услышал наши молитвы!
— Мы не подкрепление,— твердо заявил Аларик. — Кто здесь главный?
У дьякона опустились плечи. Если он и лелеял надежду на то, что Замок выстоит, слова Аларика ее уничтожили. Но слуги Императора не должны оплакивать потери, и дьякон постарался скрыть разочарование.
— Я главный на крыше, — ответил он.
— А внизу?
Дьякон вздохнул:
— Никто не взял на себя командование обороной. Мы не солдаты. Я когда-то воевал, но я не способен возглавить защиту. После смерти духовника Архелгаста старший по рангу среди нас — главный архивист Серевик. Но он только ученый.
— Хорошо. Я должен увидеть его, и как можно скорее.
— Я пошлю одного послушника, чтобы он показал дорогу вниз. Но… брат… Если бы хоть один из вас мог остаться… Только один воин. Подумайте, что может быть здесь утрачено, подумайте, что может с нами сотворить Враг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Все слышали о космодесантниках. Многие слышали об Инквизиции. Но никто не слышал этих слов — Серые Рыцари. Так преувеличенная секретность Инквизиции стала ее слабым местом. Валинов наслаждался этой иронией, спускаясь с кафедры, чтобы заняться подготовкой грядущей битвы.
Лигейя попросила культистов смерти воспрепятствовать казни Валинова. Но не осталось никого, кто мог бы попросить за саму Лигейю.
Она все еще находилась в камере, парящей над верхним слоем атмосферы Мимаса. Ни одному дознавателю не удалось добиться от Лигейи ничего, кроме потока непонятных отрывистых слогов, которые впервые вырвались у нее при встрече с Никсосом. Как источник информации она утратила значение, а освобождение Валинова делало ее врагом Империума, представлявшим постоянную моральную угрозу.
Лорды-инквизиторы приняли единственно возможное решение: Лигейя должна умереть.
Инквизитор Никсос, стоя за главным пультом управления в самом сердце комплекса Мимаса, терпеливо ждал, пока медики, экспликаторы и дознаватели проведут последние тесты. В прошлом бывали случаи, когда особо зараженные ересью узники ждали до последнего мгновения перед казнью, чтобы проявить магию Хаоса, которую умудрялись скрывать в процессе дознания. Однако Лигейя ничуть не изменилась: она все время находилась в состоянии психического шока.
Сердечный ритм оставался неровным, излучение головного мозга — беспорядочным. Несколько пикт-камер наблюдения показывали ее в разных ракурсах, но она по-прежнему лежала, свернувшись калачиком в углу камеры, и дрожала. Она чуть не умерла, когда Никсос проводил дознание, и с тех пор постоянно оставалась на волосок от смерти.
— Жизненные показатели без изменений, — доложил один из медиков, закончив тестирование.
— Активность головного мозга без изменений,— произнес второй.
Главный медик, пожилой дородный мужчина, занявший должность после гибели предшественника во время неудавшейся казни Валинова, обернулся к Никсосу:
— Медики закончили.
— Хорошо, — кивнул Никсос. — Экспликаторы, доложите.
Голос главного экспликатора донесся по вокс-связи из другого помещения:
— Психическая активность на уровне остаточной. Никаких изменений.
Никсос поднялся к узлу связи, который был подсоединен к камере Лигейи через несколько освященных фильтров, что уменьшало опасность заражения слушателя.
Никсос открыл канал связи, и его голос проник в камеру.
— Лигейя, — заговорил инквизитор, — это конец. Я обещал, что все закончится, и вот время настало. У тебя есть последняя возможность искупить вину, перед тем как умрешь. Скажи нам, где находится Валинов и что он замышляет. Сделай это, и Император, возможно, проявит милосердие, которое мы уже не можем тебе обещать.
Лигейя пошевелилась. Она подняла голову и прямо взглянула в одну из камер наблюдения, так что Никсос мог рассмотреть смертельно бледное лицо с почти прозрачной кожей, запавшие покрасневшие глаза, седые волосы, прилипшие к влажному лбу. Лигейя тряслась и как будто задыхалась, пальцы скрючились в судороге, а зубы то сжимались до скрипа, то разжимались.
— Йак'те'ландра'клаа! — внезапно выкрикнула она, словно выплевывая слова, засевшие где-то в глубине ее мозга. — Йак'те'ландра'клаа! Сафе'дрекалл'кри'аа!
Никсос поспешно выключил звук, оставив изображение Лигейи на мониторе исходить беззвучными воплями.
— Она для нас потеряна. Перед лицом Императора свидетельствую об отлучении ее от человеческой расы и приступаю к уничтожению.
Никсос опустил кулак на большую кнопку в центре пульта. Задняя стена камеры беззвучно отошла в сторону, и изображение слегка вздрогнуло, как только весь воздух вырвался наружу. Лигейя вцепилась тонкими пальцами в плитки пола, стараясь удержаться перед неожиданно близкой чернотой космоса. Камера открылась в безвоздушное пространство; внизу виднелись голые скалы Мимаса, наверху сиял разноцветный ореол Сатурна. На фоне черноты неба сверкали звезды и светились потоки пыли, образующие кольца планеты.
Лигейя с ужасом смотрела в бездну перед собой. Несколько мгновений она, не отрывая взгляда от бесконечной тьмы, пыталась отползти к противоположной стене камеры. Но непреодолимый холод уже сковал ее конечности, вакуум запечатал легкие, и она беспомощно упала на спину. Глаза покраснели от крови, вытекшей из разорванных сосудов. Лигейя судорожно пыталась вдохнуть отсутствующий воздух… Затем она замерла — совершенно неподвижно, широко раскрыв глаза и разинув рот.
Никсос выжидал несколько минут, стараясь заметить хоть малейшее движение. Ничего.
— Наблюдайте за ней в течение трех дней, — наконец приказал он команде дознавателей. — Затем уничтожьте тело.
Как инквизитор, она заслуживала достойного захоронения — возможно, даже под крепостью Энцелада. Но Лигейя больше не была инквизитором. Ее смерть — предостережение остальным. Все прочее должно быть забыто.
14.
ФАРФАЛЛЕН
Мир Фарфаллен постепенно умирал. Когда-то он был миром-парком — одним из немногих в семействе планет, сохраненным в девственной чистоте. Он был вознаграждением и местом отдыха аристократов Шлейфа. Уединение в мире-парке прельщало самых амбициозных правителей и удачливых торговцев, имевших заслуги перед Империумом.
Во времена процветания Шлейфа, когда массовое паломничество давало возможность извлекать выгоду из благочестия, на Фарфаллене образовалось удивительное смешение пышных девственных лесов и тщательно ухоженных ландшафтных парков. На опушке густых тропических лесов прятались беломраморные виллы. Над бескрайними просторами лазурного моря высились башни величественных замков. Небесные яхты бороздили облака, а на обширных равнинах процветала охота на завезенных с других планет крупных хищников.
Экклезиархия, приложившая немало усилий для процветания Шлейфа, обладала на Фарфаллене огромным поместьем. Там был построен Замок Памяти. В нем, для грядущих поколений, собиралось и накапливалось духовное наследие церкви. Администратум владел десятой частью мира-парка, так что его высшие чиновники тоже могли отдыхать на Фарфаллене в свое удовольствие.
Мир со стабильной экосистемой, умеренным и предсказуемым климатом, почти без местных хищников, да еще под защитой Адептус Терра на фоне общей мрачности Империума казался островком рая. Но все это было в прошлом.
Большая часть Фарфаллена заросла в отсутствие надлежащего ухода. Ландшафтные парки исчезли, уступив место колючим диким кустарникам. Корни деревьев разрушили мраморные виллы. Вслед за уменьшением числа паломников иссяк и приток средств. На Фарфаллене осталась только горстка благородных семейств, стареющих в своих отрезанных от остального мира и постепенно ветшающих замках. Завезенные хищники, численность которых больше не регулировалась охотниками, расплодились, и джунгли стали небезопасными.
Но хуже того — без зова, без приглашения на Фарфаллен пробрались дикари и заселили самые отдаленные уголки лесов. Многие столетия их присутствия никто не замечал, и стремительно сокращавшееся население мира-парка долгое время оставалось в неведении.
Но по Галактике прокатился зов Гаргатулота, и сотни тысяч дикарей внезапно хлынули из леса, выполняя свою часть работы для Повелителя Перемен.
Серые Рыцари потеряли два «Громовых ястреба» на Софано Секундосе, потому Аларик взял с собой столько воинов, сколько помещалось в одной оставшейся машине. Выбор пал на его собственное отделение и отделение Генхайна. Внизу их могли ожидать неприятные сюрпризы, и Аларик верил, что Генхайн лучше других отреагирует на неожиданность.
По мере снижения Аларик наблюдал поверхность Фарфаллена из окна «Громового ястреба». Наступил поздний вечер, пышный лесной ковер стал темно-зеленым. Кудрявые заросли напоминали густую шерсть какого-то исполинского зверя. В таких чащах дикие племена могли долго и успешно скрываться от цивилизации. Немудрено, что вдали от имперского глаза они легко стали добычей Хаоса.
Лес быстро уносился назад под днищем «Грозового ястреба», и вот на горизонте вырос Замок Памяти. Это было массивное прямоугольное сооружение, высеченное в склоне скалы, возвышавшейся над лесными кронами. Резной фронтон украшали героические фигуры из прошлого Экклезиархии; мелкие создания Хаоса сидели у них под ногами. Мертвыми глазами смотрели высокие стрельчатые окна.
«Громовой ястреб» спустился еще ниже и облетел вокруг цели. Аларик заметил следы беспорядков на Фарфаллене. Огни горящих на земле костров освещали камни. Закопченные пятна отмечали места, где раньше висели знамена. На краях крыши появились выбоины от камней и огненных снарядов примитивных катапульт, стрелявших по защитникам замка. Над крышей замка деревья на скале были изломаны и сбиты. Дикари явно карабкались вверх в надежде спуститься на крышу, но были перебиты и сброшены наземь. Несколько разбитых безжизненных тел еще висело, застряв в трещинах скалы немым свидетельством первых мгновений атаки. Замок Памяти, самый значительный бастион Империума, оставшийся на Фарфаллене, был в осаде.
— Замок ответил на наш запрос, — доложил пилот «Громового ястреба» из команды Ордо Маллеус. Если экипаж Маллеус на «Рубиконе» и оплакивал гибель двух других пилотов на Софано Секундосе, они никак это не показывали. — Мы можем приземлиться на крыше.
— Так и сделай, — сказал Аларик.
Обработанные Маллеус экипажи были странным племенем. Каждый из них проходил психоустановку по подавлению эмоций. Аларику было известно, что кое-кто имел сердечные детонаторы, которые должны были активироваться под воздействием ужаса или эйфории. В случае успешного воздействия сил Хаоса прибор мог уничтожить людей раньше, чем они навредят. Члены экипажа не многим отличались от сервиторов. Они были лишены возможности развиться в полноценную человеческую личность.
Во имя священной, праведной борьбы с силами Хаоса сами борцы уничтожали и коверкали жизни миллионов людей. Аларик впервые подумал, что это — само по себе — уже победа Врага.
«Громовой ястреб» пролетел над вершиной скалы, над крышей замка и, продолжая снижаться, сделал новый разворот перед посадкой. Аларик успел рассмотреть рубежи осады. Дикари вырыли окопы вокруг замка, и кучи земли указывали те места, где они наверняка копали туннели, надеясь отыскать проход внутрь под фундаментом. В замке обязательно должно быть множество подземелий и погребов, так что у осаждающих есть все шансы добиться успеха.
Позади линии окопов горели огромные костры; вокруг них плясали всклокоченные разрисованные фигуры. Аларику показалось, что он заметил среди них мутантов и проблески колдовского огня, но в этот момент «Громовой ястреб» окончательно снизился.
Дикари не представляли опасности для «Громового ястреба». Из оружия у них имелись только катапульты и луки. «Громовой ястреб» выпустил шасси и коснулся крыши Замка Памяти, оставив на каменном склоне черные отметины от пламени двигателей.
Задний борт опустился, и внутрь ворвался запах древних камней и горящего дерева. Отделения Аларика и Генхайна спрыгнули на выщербленные мраморные плиты крыши.
С наблюдательного пункта на передней стене замка к ним подбежал пожилой дьякон с бочкообразной грудью и лицом, испещренным шрамами. На дьяконе развевалась прокопченная и порванная одежда экклезиарха; в руке он держал изрядно помятый карабин. Молодые послушники и архивисты, застывшие на стенах, глядели на Серых Рыцарей широко раскрытыми глазами, не в силах скрыть благоговения.
Один лишь дьякон хотя бы отдаленно напоминал способного сражаться воина. Дни Замка Памяти были сочтены.
— Благословенный Трон! — звучным басом закричал дьякон, подбегая к высадившимся космодесантникам.— Как долго мы молились о спасении! Мы уже стали сомневаться, что подкрепление когда-нибудь прибудет. И вот, в ответ на наши мольбы, к нам прибыли космодесантники! Истинно, Император услышал наши молитвы!
— Мы не подкрепление,— твердо заявил Аларик. — Кто здесь главный?
У дьякона опустились плечи. Если он и лелеял надежду на то, что Замок выстоит, слова Аларика ее уничтожили. Но слуги Императора не должны оплакивать потери, и дьякон постарался скрыть разочарование.
— Я главный на крыше, — ответил он.
— А внизу?
Дьякон вздохнул:
— Никто не взял на себя командование обороной. Мы не солдаты. Я когда-то воевал, но я не способен возглавить защиту. После смерти духовника Архелгаста старший по рангу среди нас — главный архивист Серевик. Но он только ученый.
— Хорошо. Я должен увидеть его, и как можно скорее.
— Я пошлю одного послушника, чтобы он показал дорогу вниз. Но… брат… Если бы хоть один из вас мог остаться… Только один воин. Подумайте, что может быть здесь утрачено, подумайте, что может с нами сотворить Враг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50