Он принял святую обязанность без колебаний и в момент вознесения протянул жаждущую руку.
Он был владельцем Короны Нокс. Если кратко.
Были осложнения. Попытки вмешательства. Инопланетного вмешательства. Он помнил среди яростной стрельбы болтеров и криков ярость псионического шторма ксеносов. Помнил боль и замешательство. Помнил горящего врага, болезненного демона в сверкающем рогатом шлеме, посох, от которого бежала любая тень. Помнил бегство. Помнил западню. Помнил трещину в ткани мироздания, засасывающую его вниз, поглощающую целиком. Он был заключен в бессрочную тюрьму без надежды на спасение, где сам разум уснул. Он прорывался сквозь бесконечные сны и воевал с кошмарами, после чего… пробудился, чтобы обнаружить пропажу Короны.
Лидер, да… Так называемый горбун. Это он похитил ее.
Час спустя Зо Сахаал стоял на краю кратера, вызванного крушением, и задумчиво разглядывал свое судно, «Крадущуюся тьму». В последний раз он любовался кораблем из тесной кабины шаттла, направляющегося с поверхности Тсагуалсы накануне последней миссии. Даже тогда, сгорая от нетерпения, охотник не мог не восхититься хищными формами «Крадущейся».
Искусно окрашенные черно-синие борта, с бронзовыми пиками башен и минаретов, казались игрушечными и хрупкими.
Но это, конечно, было лишь иллюзией.
Могучее, со стремительными обводами стервятника, судно бугрилось орудийными башнями, похожими на моллюсков, присосавшихся к киту. Здесь и там виднелись боевые шрамы и следы мастерства Адептус Меха-никус, стремившихся придать кораблю максимальную мощь и силу. Бросалась в глаза новая текстура корпуса, заказанная последними владельцами: изображения лезвий и символов тянулись вдоль бортов, переплетения странных орнаментов украшали изогнутый нос, стилизованные дуги молний ярко выделялись среди темных впадин надстроек.
Некогда корабль был ударным крейсером. Быстрый и зловещий, идеальная колесница для его миссии. Судно, достойное своего капитана.
А теперь?
Теперь «Крадущаяся» стала разлагающейся ведьмой. Изогнутые ребра провалились внутрь проломленного корпуса. Щели зияли, как шрамы от удара кнутом. Мощный корпус был разбит и разбросан на расстояние в полкилометра, острый нос-клюв вбит в землю страшным ударом, реакторы смяты — разорванные корпуса свидетельствуют, что остатки топлива в них пережили проход атмосферы.
Сахаал мог только вообразить ужасающее столкновение. Глаза отказывались поверить, что такое судно, как «Крадущаяся тьма», теперь большей частью выглядело металлической пастой, размазанной по толще панцирного льда.
О, как могучие падут…
Где он слышал это раньше?
Какое это теперь имеет значение? Сейчас есть более важные вещи и приоритеты. Погоня.
Вокруг не было выживших, в этом охотник был уверен. Он осмотрел главные коридоры корабля, но нашел лишь старые кости и древние ткани. Останки его вассалов, управлявших судном и теперь таких же мертвых. Бродя по заброшенным складам и пиная желтые черепа, Сахаал задавался вопросом, сколько же длилось его заключение. Слуги старели и умирали, пока он спал, неподвластный времени? Они погибли у его саркофага, как мухи-однодневки, или предпочли скуке ожидания быструю смерть?
И вновь охотник заставил себя не отвлекаться по пустякам. Время подумать будет позже, когда он вернет похищенный приз. В конце концов, его положение сейчас не намного лучше, чем у воров. Зо Сахаал открыл неприметный контейнер, в котором обнаружились богато изукрашенный болтер и множество магазинов к нему. Грабители пропустили тайник, обыскивая развалины, им не хватило ума откинуть пару искореженных железяк и взломать несгораемый шкаф за ними.
Болтер носил имя Мордакс Тенебрэ — Укус Тьмы. Изготовленный вручную на Ностромо Квинтус, он был бесценен с любой точки зрения. Сахаалу на миг стало жаль, что воры не нашли и не украли это драгоценное оружие, а по иронии судьбы утащили единственный предмет, который он не мог потерять.
Внушительное оружие, содержащееся в безупречном порядке, было подарком его хозяина, но преданность охотника была так велика, что, будь вместо болтера нож, кусок скалы или книга, он бы так же благоговейно к ним относился. Но все же…
Как любой примитивный, рвущий воздух патронами аппарат, болтер казался ему неуклюжим инструментом: шум, дым, пламя. Ничто не могло бы конкурировать с мастерски нанесенным ударом его лезвий. И никогда не было ничего столь жизненно важного для него, как Корона Нокс.
Внутри контейнера кроме патронов и гранат находилась стойка энергетических ячеек для его брони, но Сахаал взял лишь тяжелый прямоугольный пакет, пылающий ядовито-зеленым цветом. Охотник обернул его несколькими слоями транспортировочной пены, справедливо рассудив, что иногда точности лезвий может оказаться недостаточно. Упаковка контейнера зашипела, лишь только Сахаал нажал на декомпрессирующую руну, отметив, насколько безумной показалась бы подобная ситуация в прошлом, когда толпы безымянных рабов готовы были исполнить любую его прихоть.
О, как могучие падут…
Простая фраза эхом прошелестела в его сознании уже во второй раз. Теперь Сахаал разобрал: то был голос повелителя, а вместе с ним пришли воспоминания о месте и времени. Дело происходило на Тсагуалсе, до прилета убийцы. Вглядываясь в ночь древними, затуманенными глазами, хмурый повелитель повернулся к Сахаалу и, улыбнувшись, горько произнес те слова.
Преданный всеми. Преследуемый.
«Мы снова станем могучими», — обещал в ответ Сахаал, прижимая кулак к груди, и звуки потерялись в снежном вихре.
Подняв контейнер за ручку, охотник в последний раз оглянулся на «Крадущуюся тьму» и прыгнул в ночь.
Мита Эшин
Меньше всего это походило на пробуждение, скорее на возрождение.
После транса всегда так. Она обязательно позволяла тонким нитям восприятия и понимания вырваться на свободу, помещая разум вне мирских источников раздражения и мыслей.
Она возвратилась в материальный мир, как орлица к своему гнезду, вдыхая сладкий фимиам физических ощущений. Чувствовала себя кровью, несущейся по истосковавшимся венам. В Схоластиа Псайкана ее учили, что это состояние называется «патер донум» — краткий поток тепла и удовлетворения, следующий за провидческим трансом, как собственноручная награда от Императора, Она позволила ощущению разнестись по всему телу, поджав пальцы ног и выгнув спину.
«Насладитесь им, — всегда говорили наставники, — просмакуйте до самого завершения». В конце концов, это единственный аспект телепатии, могущий называться «даром», все остальные больше тянули на «проклятие».
Патер донум скоротечен. После него наступит мерзкий момент, когда все жестокие воспоминания транса ворвутся внутрь, затопляя память. Она открыла глаза, сосредоточиваясь на мерцающей свече в центре скриин-кольца, и освободила дорогу мути воспоминаний.
Первая мысль была такой: «Что-то упало с небес».
Келья для медитации была более чем скромной. Четыре рокритовые стены изгибались, образуя примитивный купол с бронзовой иглой в центре — точкой проводимости астрального тела. Отсутствовали строчки священного писания, исполненные золотом на каждой стене, мантры, украшающие купол псайкера наряду с картами звездного неба, полки, загроможденные дронами с различными благовониями…
Все удобства она оставила в мире-крепости Сафа-ур-Иикис, новое помещение удивляло ее своей спартанской обстановкой. Она предположила, что должна быть вообще благодарной за крышу над головой, учитывая то безразличие, которое выказал ее новый господин, но…
Но всему есть пределы.
Иссохший сервитор — некогда человек, а теперь лоботомированный, напичканный логическими системами и гремящими двигателями слуга, положил чахлую конечность ей на плечо. Единственный слезящийся глаз сервитора спазматически подергивался. Он попробовал говорить, но руны, протравленные через губы и челюсти, позволили ему лишь глухо закудахтать. Струйки слюны потекли с подбородка.
На Сафауре ее встречали из транса изысканные слуги с гладкой кожей и аккуратно удаленными языками, торопящиеся нежными мочалками смыть с нее пот и помассировать плечи. Другие сервиторы в этот момент заносили в душистые пергаменты результаты ее медитаций. Сам транс контролировала масса автоматики, изумруды на глазах и рубины на подбородке выделяли шлейфы воздействующих на психику феромонов. На Сафауре дюжина когитаторов-толкователей существовала исключительно для расшифровки ее видений. Там она жила в огромных апартаментах, а между трансами проводила часы отдыха, возлежа на берегу кислотных зеленовато-желтых морей. В мире Инквизиции Сафаур-Инкис ее господа были властны и богаты.
Текущее бытие в связи с этими фактами было «несколько раздражающим».
Здесь однорукий человек-машина с техностилусом и сопливым носом был единственным, чем мог обеспечить ее управляющий губернатора. Сервитор ткнул ее снова, испачкав обнаженную кожу слюной и продолжая вращать глазом. Над их головами испорченный дрон упорно и бестолково распылял благовоние. Он колотился о стену с удручающей регулярностью, и подсознательно она сравнивала эти равномерные «тап-тап-тап» со стуком пластикового сердца.
Отвлечься от воспоминаний, на что угодно. Но поздно. Теплое удовольствие патер донума закончилось, унылые стены кельи перестали казаться даже минимально удобными, а давление на мозг не могло продолжаться бесконечно.
Вздохнув, она натянула на плечи простой халат и, сжав зубы, затушила свечу, сосредоточиваясь на деталях транса, все еще ярко горящих в сознании.
— Запись, — скомандовала она, махнув рукой.
Сервитор выпрямился, балансируя стилусом над дрожащей поверхностью дата-пластины, и прокудахтал готовность.
— Продолжая доклад, — начала она формально, игнорируя гудение суставов сервитора, — предпринятый сего числа, во имя Императора… Вставь дату… Мной, дознавателем прима свиты инквизитора Каустуса из имперского мира-улья Эквиксус, на службе благословенной Инквизиции и его Святейшества Императора Человечества. Свидетельствую бессмертной душой правдивость данного доклада, или пусть мой господин поразит меня смертью.
Она перевела дыхание, вздрогнув от холода.
— Благословен будь Его трон и доминионы, аве Император!
Псайкер понаблюдала, как сервитор, механически подергиваясь, заносит сказанное в дата-пластину, периодически переходя на чистые строчки. Сделав минутную паузу, она собралась с мыслями, покусывая губу, затем продолжила:
— В третий раз, смотри подробней предыдущие рапорты, после погружения в фурор арканум, транс начался с чувства… высоты. — Она прикрыла глаза, вспоминая холод и бездонную пропасть, открывшуюся со всех сторон, лед, начавший покрывать тело. Сейчас память разворачивалась перед ней, подчиняясь особому тренингу, преподаваемому псайкеру с ранних лет. — Я… чувствовала себя идущей высоко-высоко, а подо мной виднелась гора… Гора из металла. Слишком многого я не разглядела, мешала сильная метель, но я знала: если подойду ближе, то непременно упаду… Сорвусь в такую пропасть, куда суждено лететь бесконечно… Во тьму, где никогда не бывает света. Я не могла видеть, но… знала, она там. Я ее чувствовала. Был момент тошноты… — Она совсем по-детски улыбнулась, гордая собой, затем, пожевав губу, нахмурилась. — Но, в отличие от первых разов, меня не вырвало. Что-то двигалось рядом, расталкивая снег, я боялась, но не сдвинулась с места… Возможно, я боялась падения больше, чем приближающегося существа… Не знаю. В предыдущие сеансы транса я пробуждалась именно на этом моменте, не в силах предсказать дальнейшее. Сегодня… я проявила больше упорства. Уверена, мне удалось мельком заметить… нечто в ревущем буране. Мне показалось — там я сама!
Она моргнула, сознавая, как смешно прозвучало сказанное. Если сервитор и был способен к оценке, то ничем себя не выдал, по-прежнему бесстрастно ожидая новых слов. Псайкер попробовала расслабиться, напоминая себе о зыбкости видений после погружения в фурор арканум. Библиотеки Схоластиа Псайкана были забиты самыми безумными предсказаниями, полученными после трансов, вызванных им.
Тем не менее видение было необычайно ярким и реальным.
— Это была я, но… одетая по-другому. Волосы на голове спутанные и грязные, я кутаюсь в какие-то тряпки, на лице кровь… Одна из… О Трон, у меня не было руки! Из плеча бил фонтан крови… Криков не слышно, все заглушал рев ветра… Я… Меня несли., по воздуху. Мне не было никого видно, все засыпано снегом… На лицо несущего меня существа пала тень…
По щеке скользнула непрошеная слеза, и псайкер задумалась, что с ней происходит. Слова перепутались в голове, отказываясь складываться в предложения, накатила волна ледяного, переворачивающего душу ужаса, похожего на пережитый в трансе кошмар.
— Я посмотрела на него… на тень, я имею в виду… словно я падала сквозь снег, на землю… что-то преследовало меня, сжигая изнутри глазниц… Император сохрани, это была беременная ведьма… размером с город, и она падала со звезд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он был владельцем Короны Нокс. Если кратко.
Были осложнения. Попытки вмешательства. Инопланетного вмешательства. Он помнил среди яростной стрельбы болтеров и криков ярость псионического шторма ксеносов. Помнил боль и замешательство. Помнил горящего врага, болезненного демона в сверкающем рогатом шлеме, посох, от которого бежала любая тень. Помнил бегство. Помнил западню. Помнил трещину в ткани мироздания, засасывающую его вниз, поглощающую целиком. Он был заключен в бессрочную тюрьму без надежды на спасение, где сам разум уснул. Он прорывался сквозь бесконечные сны и воевал с кошмарами, после чего… пробудился, чтобы обнаружить пропажу Короны.
Лидер, да… Так называемый горбун. Это он похитил ее.
Час спустя Зо Сахаал стоял на краю кратера, вызванного крушением, и задумчиво разглядывал свое судно, «Крадущуюся тьму». В последний раз он любовался кораблем из тесной кабины шаттла, направляющегося с поверхности Тсагуалсы накануне последней миссии. Даже тогда, сгорая от нетерпения, охотник не мог не восхититься хищными формами «Крадущейся».
Искусно окрашенные черно-синие борта, с бронзовыми пиками башен и минаретов, казались игрушечными и хрупкими.
Но это, конечно, было лишь иллюзией.
Могучее, со стремительными обводами стервятника, судно бугрилось орудийными башнями, похожими на моллюсков, присосавшихся к киту. Здесь и там виднелись боевые шрамы и следы мастерства Адептус Меха-никус, стремившихся придать кораблю максимальную мощь и силу. Бросалась в глаза новая текстура корпуса, заказанная последними владельцами: изображения лезвий и символов тянулись вдоль бортов, переплетения странных орнаментов украшали изогнутый нос, стилизованные дуги молний ярко выделялись среди темных впадин надстроек.
Некогда корабль был ударным крейсером. Быстрый и зловещий, идеальная колесница для его миссии. Судно, достойное своего капитана.
А теперь?
Теперь «Крадущаяся» стала разлагающейся ведьмой. Изогнутые ребра провалились внутрь проломленного корпуса. Щели зияли, как шрамы от удара кнутом. Мощный корпус был разбит и разбросан на расстояние в полкилометра, острый нос-клюв вбит в землю страшным ударом, реакторы смяты — разорванные корпуса свидетельствуют, что остатки топлива в них пережили проход атмосферы.
Сахаал мог только вообразить ужасающее столкновение. Глаза отказывались поверить, что такое судно, как «Крадущаяся тьма», теперь большей частью выглядело металлической пастой, размазанной по толще панцирного льда.
О, как могучие падут…
Где он слышал это раньше?
Какое это теперь имеет значение? Сейчас есть более важные вещи и приоритеты. Погоня.
Вокруг не было выживших, в этом охотник был уверен. Он осмотрел главные коридоры корабля, но нашел лишь старые кости и древние ткани. Останки его вассалов, управлявших судном и теперь таких же мертвых. Бродя по заброшенным складам и пиная желтые черепа, Сахаал задавался вопросом, сколько же длилось его заключение. Слуги старели и умирали, пока он спал, неподвластный времени? Они погибли у его саркофага, как мухи-однодневки, или предпочли скуке ожидания быструю смерть?
И вновь охотник заставил себя не отвлекаться по пустякам. Время подумать будет позже, когда он вернет похищенный приз. В конце концов, его положение сейчас не намного лучше, чем у воров. Зо Сахаал открыл неприметный контейнер, в котором обнаружились богато изукрашенный болтер и множество магазинов к нему. Грабители пропустили тайник, обыскивая развалины, им не хватило ума откинуть пару искореженных железяк и взломать несгораемый шкаф за ними.
Болтер носил имя Мордакс Тенебрэ — Укус Тьмы. Изготовленный вручную на Ностромо Квинтус, он был бесценен с любой точки зрения. Сахаалу на миг стало жаль, что воры не нашли и не украли это драгоценное оружие, а по иронии судьбы утащили единственный предмет, который он не мог потерять.
Внушительное оружие, содержащееся в безупречном порядке, было подарком его хозяина, но преданность охотника была так велика, что, будь вместо болтера нож, кусок скалы или книга, он бы так же благоговейно к ним относился. Но все же…
Как любой примитивный, рвущий воздух патронами аппарат, болтер казался ему неуклюжим инструментом: шум, дым, пламя. Ничто не могло бы конкурировать с мастерски нанесенным ударом его лезвий. И никогда не было ничего столь жизненно важного для него, как Корона Нокс.
Внутри контейнера кроме патронов и гранат находилась стойка энергетических ячеек для его брони, но Сахаал взял лишь тяжелый прямоугольный пакет, пылающий ядовито-зеленым цветом. Охотник обернул его несколькими слоями транспортировочной пены, справедливо рассудив, что иногда точности лезвий может оказаться недостаточно. Упаковка контейнера зашипела, лишь только Сахаал нажал на декомпрессирующую руну, отметив, насколько безумной показалась бы подобная ситуация в прошлом, когда толпы безымянных рабов готовы были исполнить любую его прихоть.
О, как могучие падут…
Простая фраза эхом прошелестела в его сознании уже во второй раз. Теперь Сахаал разобрал: то был голос повелителя, а вместе с ним пришли воспоминания о месте и времени. Дело происходило на Тсагуалсе, до прилета убийцы. Вглядываясь в ночь древними, затуманенными глазами, хмурый повелитель повернулся к Сахаалу и, улыбнувшись, горько произнес те слова.
Преданный всеми. Преследуемый.
«Мы снова станем могучими», — обещал в ответ Сахаал, прижимая кулак к груди, и звуки потерялись в снежном вихре.
Подняв контейнер за ручку, охотник в последний раз оглянулся на «Крадущуюся тьму» и прыгнул в ночь.
Мита Эшин
Меньше всего это походило на пробуждение, скорее на возрождение.
После транса всегда так. Она обязательно позволяла тонким нитям восприятия и понимания вырваться на свободу, помещая разум вне мирских источников раздражения и мыслей.
Она возвратилась в материальный мир, как орлица к своему гнезду, вдыхая сладкий фимиам физических ощущений. Чувствовала себя кровью, несущейся по истосковавшимся венам. В Схоластиа Псайкана ее учили, что это состояние называется «патер донум» — краткий поток тепла и удовлетворения, следующий за провидческим трансом, как собственноручная награда от Императора, Она позволила ощущению разнестись по всему телу, поджав пальцы ног и выгнув спину.
«Насладитесь им, — всегда говорили наставники, — просмакуйте до самого завершения». В конце концов, это единственный аспект телепатии, могущий называться «даром», все остальные больше тянули на «проклятие».
Патер донум скоротечен. После него наступит мерзкий момент, когда все жестокие воспоминания транса ворвутся внутрь, затопляя память. Она открыла глаза, сосредоточиваясь на мерцающей свече в центре скриин-кольца, и освободила дорогу мути воспоминаний.
Первая мысль была такой: «Что-то упало с небес».
Келья для медитации была более чем скромной. Четыре рокритовые стены изгибались, образуя примитивный купол с бронзовой иглой в центре — точкой проводимости астрального тела. Отсутствовали строчки священного писания, исполненные золотом на каждой стене, мантры, украшающие купол псайкера наряду с картами звездного неба, полки, загроможденные дронами с различными благовониями…
Все удобства она оставила в мире-крепости Сафа-ур-Иикис, новое помещение удивляло ее своей спартанской обстановкой. Она предположила, что должна быть вообще благодарной за крышу над головой, учитывая то безразличие, которое выказал ее новый господин, но…
Но всему есть пределы.
Иссохший сервитор — некогда человек, а теперь лоботомированный, напичканный логическими системами и гремящими двигателями слуга, положил чахлую конечность ей на плечо. Единственный слезящийся глаз сервитора спазматически подергивался. Он попробовал говорить, но руны, протравленные через губы и челюсти, позволили ему лишь глухо закудахтать. Струйки слюны потекли с подбородка.
На Сафауре ее встречали из транса изысканные слуги с гладкой кожей и аккуратно удаленными языками, торопящиеся нежными мочалками смыть с нее пот и помассировать плечи. Другие сервиторы в этот момент заносили в душистые пергаменты результаты ее медитаций. Сам транс контролировала масса автоматики, изумруды на глазах и рубины на подбородке выделяли шлейфы воздействующих на психику феромонов. На Сафауре дюжина когитаторов-толкователей существовала исключительно для расшифровки ее видений. Там она жила в огромных апартаментах, а между трансами проводила часы отдыха, возлежа на берегу кислотных зеленовато-желтых морей. В мире Инквизиции Сафаур-Инкис ее господа были властны и богаты.
Текущее бытие в связи с этими фактами было «несколько раздражающим».
Здесь однорукий человек-машина с техностилусом и сопливым носом был единственным, чем мог обеспечить ее управляющий губернатора. Сервитор ткнул ее снова, испачкав обнаженную кожу слюной и продолжая вращать глазом. Над их головами испорченный дрон упорно и бестолково распылял благовоние. Он колотился о стену с удручающей регулярностью, и подсознательно она сравнивала эти равномерные «тап-тап-тап» со стуком пластикового сердца.
Отвлечься от воспоминаний, на что угодно. Но поздно. Теплое удовольствие патер донума закончилось, унылые стены кельи перестали казаться даже минимально удобными, а давление на мозг не могло продолжаться бесконечно.
Вздохнув, она натянула на плечи простой халат и, сжав зубы, затушила свечу, сосредоточиваясь на деталях транса, все еще ярко горящих в сознании.
— Запись, — скомандовала она, махнув рукой.
Сервитор выпрямился, балансируя стилусом над дрожащей поверхностью дата-пластины, и прокудахтал готовность.
— Продолжая доклад, — начала она формально, игнорируя гудение суставов сервитора, — предпринятый сего числа, во имя Императора… Вставь дату… Мной, дознавателем прима свиты инквизитора Каустуса из имперского мира-улья Эквиксус, на службе благословенной Инквизиции и его Святейшества Императора Человечества. Свидетельствую бессмертной душой правдивость данного доклада, или пусть мой господин поразит меня смертью.
Она перевела дыхание, вздрогнув от холода.
— Благословен будь Его трон и доминионы, аве Император!
Псайкер понаблюдала, как сервитор, механически подергиваясь, заносит сказанное в дата-пластину, периодически переходя на чистые строчки. Сделав минутную паузу, она собралась с мыслями, покусывая губу, затем продолжила:
— В третий раз, смотри подробней предыдущие рапорты, после погружения в фурор арканум, транс начался с чувства… высоты. — Она прикрыла глаза, вспоминая холод и бездонную пропасть, открывшуюся со всех сторон, лед, начавший покрывать тело. Сейчас память разворачивалась перед ней, подчиняясь особому тренингу, преподаваемому псайкеру с ранних лет. — Я… чувствовала себя идущей высоко-высоко, а подо мной виднелась гора… Гора из металла. Слишком многого я не разглядела, мешала сильная метель, но я знала: если подойду ближе, то непременно упаду… Сорвусь в такую пропасть, куда суждено лететь бесконечно… Во тьму, где никогда не бывает света. Я не могла видеть, но… знала, она там. Я ее чувствовала. Был момент тошноты… — Она совсем по-детски улыбнулась, гордая собой, затем, пожевав губу, нахмурилась. — Но, в отличие от первых разов, меня не вырвало. Что-то двигалось рядом, расталкивая снег, я боялась, но не сдвинулась с места… Возможно, я боялась падения больше, чем приближающегося существа… Не знаю. В предыдущие сеансы транса я пробуждалась именно на этом моменте, не в силах предсказать дальнейшее. Сегодня… я проявила больше упорства. Уверена, мне удалось мельком заметить… нечто в ревущем буране. Мне показалось — там я сама!
Она моргнула, сознавая, как смешно прозвучало сказанное. Если сервитор и был способен к оценке, то ничем себя не выдал, по-прежнему бесстрастно ожидая новых слов. Псайкер попробовала расслабиться, напоминая себе о зыбкости видений после погружения в фурор арканум. Библиотеки Схоластиа Псайкана были забиты самыми безумными предсказаниями, полученными после трансов, вызванных им.
Тем не менее видение было необычайно ярким и реальным.
— Это была я, но… одетая по-другому. Волосы на голове спутанные и грязные, я кутаюсь в какие-то тряпки, на лице кровь… Одна из… О Трон, у меня не было руки! Из плеча бил фонтан крови… Криков не слышно, все заглушал рев ветра… Я… Меня несли., по воздуху. Мне не было никого видно, все засыпано снегом… На лицо несущего меня существа пала тень…
По щеке скользнула непрошеная слеза, и псайкер задумалась, что с ней происходит. Слова перепутались в голове, отказываясь складываться в предложения, накатила волна ледяного, переворачивающего душу ужаса, похожего на пережитый в трансе кошмар.
— Я посмотрела на него… на тень, я имею в виду… словно я падала сквозь снег, на землю… что-то преследовало меня, сжигая изнутри глазниц… Император сохрани, это была беременная ведьма… размером с город, и она падала со звезд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45