И они продолжали терпеливо ждать дальнейших событий...
Часть II
МЕССИЯ
Глава шестая. “НЕ МИР, НО МЕЧ”
Весна 28 г.
“Жизнь Иисуса, — говорит Честертон, — стремительна, как молния. Это прежде всего драма, прежде всего — осуществление. Дело не было бы выполнено, если бы Иисус бродил по миру и растолковывал правду. Даже с внешней стороны нельзя сказать, что Он бродил, что Он забыл, куда идет... История Христа — история путешествия, я сказал бы даже — история похода”. И действительно, хотя Иисус часто вел жизнь странствующего проповедника, ученики не могли не чувствовать, что у Него есть некий план, подобно далеко идущему плану полководца. Он требовал от них решимости стоять до конца. Его Евангелие не имело ничего общего с мечтательным благодушием и расслабленностью.
Ныне — суд миру сему,
ныне князь мира сего извергнут будет вон.
Бой с демонскими полчищами, с царством зла будет нелегким. Против Мессии восстанут все безумства, все грехи и предрассудки, укоренившиеся в людях.
Думаете ли вы, что Я пришел дать мир на земле?
Нет, говорю вам, но — меч и разделение;
ибо отныне пятеро в одном доме будут разделены:
трое против двоих и двое против трех.
Иногда Учитель давал понять близким, с какой силой жаждет душа Его бури, которая начнет очищать мир:
Огонь пришел Я низвести на землю,
и как хочу Я, чтобы он уже возгорелся!
Крещением должен Я креститься,
и как Я томлюсь, доколе это не свершится!
В этих словах, как в отдаленных раскатах грозы, слышалось приближение Голгофы.
Целеустремленность Иисуса одновременно пленяла и страшила учеников. Впрочем, Его слова они истолковывали по-своему, думая, что Учитель намекает на революционный взрыв, за которым последует Его коронация в Иерусалиме. Поэтому они предполагали, что в ближайшее время Он перенесет Свою деятельность в столицу Израиля. А когда Иисус направился туда на Пасху, ученикам казалось, что от этого путешествия следует ждать многого, что настает день, когда Царство Божие будет “взято силой”.
Иерусалим был в те годы накален до предела. Действия Пилата, военного человека, не желавшего считаться с местными обычаями, вызывали у всех гнев и возмущение. Свое правление он начал с того, что распорядился ночью внести в Иерусалим щиты с портретами Тиберия. Это лишний раз напомнило народу о римском иге и выглядело как оскорбление Моисеева Закона (Декалог запрещал портретные изображения). Приказ Пилата поставил столицу на грань мятежа. Огромная толпа иерусалимлян двинулась в его резиденцию Кесарию с требованием убрать щиты. Прокуратор отказался, и несколько дней народ сидел перед дворцом, не трогаясь с места. Тогда Пилат велел собрать людей на стадионе и заявил, что перебьет всех, кто не покорится его воле. Но и после того, как вокруг них сомкнулось кольцо вооруженных солдат, они повторили, что лучше погибнут, чем отступят. В конце концов наместнику пришлось сдаться. Но с тех пор он пользовался любым поводом, чтобы мстить иудеям. Его необузданная жестокость, алчность и самодурство стали известны повсюду. Даже тетрарх Антипа, друг римлян, невзлюбил его. Инциденты, вызванные беззакониями прокуратора, не раз кончались массовой резней. Однако заступничество императорского временщика Сеяна долго оставляло Пилата безнаказанным.
Каждый Пасху правитель ждал восстания и поэтому на праздники старался приезжать в Иерусалим, где мог лично следить за порядком. Опасения Пилата были вполне основательными. Он располагал небольшим войском в три тысячи человек. А зелоты и их сторонники ждали только вождя, который поднял бы народ против римлян.
По-видимому, ученики Иисуса втайне хотели, чтобы именно Он стал этим вождем. Однако их ожидания не сбылись. Учитель, казалось, полностью игнорировал проблему чужеземного владычества. Его тревожило не политическое, а духовное состояние народа. Все поняли это, когда Иисус появился на площади, окружавшей Дом Божий.
Храм был религиозным центром всех иудеев. Опоясанный зубчатыми стенами, украшенный колоннами и золотым гребнем, высился он на горе Мория как знак пребывания Бога в сердце Израиля, как заветная цель миллионов паломников Палестины и диаспоры.
Город жил Храмом. Служители алтаря, продавцы жертвенных животных, содержатели гостиниц собирали в дни праздника богатую дань. Саддукеев, в чьих руках находилось святилище, мало тревожило, что культ превращался порой в коммерческое предприятие. Архиереи заключили молчаливое соглашение с торговцами, которые расставляли под навесами у Храма скамьи с товарами, столы для размена денег, приводили скот. Все давно уже привыкли к тому, что базарный шум не стихает в святом месте.
Но вот в воротах появляется Иисус Назарянин, окруженный группой последователей. Новый Учитель сразу же приводит всех в замешательство. Свив из веревок бич, Он гонит за ограду овец и волов; Он властно требует покончить с бесчинством вблизи святыни: “Не превращайте Дома Отца Моего в дом торговли!..”
Возразить Ему нечего. Уже и прежде благочестивые люди сетовали на непорядки в Храме. Однако иерархию задело, что этот никому не известный Галилеянин распоряжается в их вотчине как господин, да еще претендует на особую близость к Богу, называя Его Своим Отцом.
— Какое знамение можешь Ты дать нам, что властен так поступать? — спросили они Иисуса.
— Разрушьте Дом этот, и Я в три дня воздвигну его, — был ответ.
Слова Иисуса показались насмешкой.
— В сорок шесть лет был построен Храм этот, — возразили Ему, — а Ты в три дня воздвигнешь его?
Не могли разгадать сказанного и сами ученики. От них еще был скрыт невидимый Храм, который вознесется над миром в те три дня, что пройдут от Креста до Воскресения.
А как отнеслись к Иисусу фарисеи — эти столпы традиционного благочестия?
Мы уже могли убедиться, что их взгляды не были диаметрально противоположны учению Христа и что Он одобрял главные положения их веры. Кроме того, нравственные понятия многих фарисеев отличались возвышенным характером и были близки к Евангелию. Достаточно привести хотя бы некоторые изречения раввинов, вошедшие в Талмуд, чтобы убедиться в этом: “люби мир и водворяй его повсюду”; “кто подает милостыню тайно, тот выше самого Моисея”; “лучше краткая молитва с благоговением, чем длинная без усердия”; “не будь скор на гнев”; “подражайте свойствам Божиим: как Он милосерд, так и вы будьте милосердны”; “ханжей следует обличать, ибо они оскорбляют имя Божие”. Когда читаешь эти строки, становятся понятными слова Христа о фарисеях: “Что они скажут вам, — исполняйте и храните”. Евангельское “восполнение” Закона не уничтожало старого; по словам Христовым, “всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину дома, который выносит из сокровища своего старое и новое”. Беседуя с одним богословом, Иисус сказал, что тот “недалек от Царства Божия”.
Почему же в таком случае между Ним и фарисеями возник конфликт?
Важнейшей его причиной было понимание благочестия, которое господствовало среди фарисеев. Их “верность Закону” являлась не только целой философией жизни, но и подробным ее планом, продуманным до последних деталей. Цель этого плана — освятить каждую сторону повседневности, во всем исполняя волю Божию, — Христос не отрицал и не мог отрицать. Но в способах ее достижения, получивших признание у книжников, крылась опасность окостенения религии. Мало того, что любым правилам “старцев” приписывали без разбора божественный авторитет, регламент поглощал все внимание людей, выхолащивая подчас основное содержание веры.
Мысль, будто есть некий “список дел”, выполнив которые можно стяжать абсолютную праведность, не давала законникам покоя. Они соревновались друг с другом в стремлении пунктуально соблюсти все обычаи, освященные веками. И, как часто бывало в истории религий, набожность превращалась в мрачный гротеск.
Некоторых фарисеев народ прозвал шикми, “крепкоплечими”, за то что они вечно ходили согбенными, показывая, какую огромную тяжесть душеспасительных подвигов им приходится нести. Приходя в Храм, Иисус мог видеть, как через площадь пробирались фарисеи, то и дело натыкавшиеся на встречных. Они боялись поднять глаза, чтобы не взглянуть случайно на женщину. Их шутливо называли хицай, “не-разбей-лба”.
Естественно, что таких людей свобода Христова должна была раздражать и пугать; они видели в ней соблазн и угрозу для добрых нравов. В ту эпоху, по замечанию одного еврейского историка, фарисеи-шаммаиты настойчиво проповедовали бегство от мира и аскетизм. Считалось, например, смертным грехом, оторвавшись от богословской книги, сказать: “Как прекрасно это дерево!” Большое место фарисеи отводили постам. Иисус же, хотя и признавал эти внешние проявления веры, но не делал их средоточием религиозной жизни.
Когда Он толковал Закон в духе учения пророков, книжники обвиняли Его в покушении на “предания старцев”. Когда Он говорил, что милосердие угоднее Богу, чем обряды, в глазах фарисеев это был подрыв всей “подзаконной” системы.
Многим может показаться странной такая слепая преданность букве и форме. Однако нужно учитывать, что обрядоверие — упорный недуг, коренящийся в глубинах человеческой психики. Потому-то в истории бушевало столько страстей вокруг ритуалов и было пролито столько крови из-за церемоний. Сходная болезнь, подобная навязчивому неврозу, поражала нередко и христиан, которые забывали, что для Христа любовь к Богу и людям несравненно выше любых внешних предписаний.
Приверженцы буквы, ритуала и старины во все времена отличались одинаковой косностью. Драма фарисеев связана с типичным проявлением того, что впоследствии стали называть “фарисейством”. Иерусалимские старейшины, как брахманы Индии или русские староверы, жили в постоянном страхе “осквернения”. Про них говорили, что они готовы “очистить само солнце”. Но, думая своей набожностью приблизить времена Мессии, вожди Израиля, сами того не сознавая, отвернулись от Того, Кто принес им весть о спасении.
Следует учесть еще одну причину вражды книжников к Иисусу. Евангелист проницательно замечает, что она коренилась в зависти. Фарисеи привыкли считать себя мерилом правоверия, и вдруг явился какой-то неведомый провинциал и покушается на их привилегии. Его деятельность не санкционирована никем из признанных авторитетов, Он не прошел их школы, не изучал богословия и Закона.
Людям, за плечами которых стоит многовековая традиция, нередко свойственна особого рода гордыня. Поэтому даже на Крестителя, хотя он был аскетом, фарисеи смотрели как на самозванца, и тем более дерзким казался им Назарянин (cм. приложение).
Иисус говорил, что все это напоминает Ему детскую песенку:
Мы играли вам на свирели, а вы не плясали,
мы пели вам печальные песни, а вы не били себя в грудь.
В самом деле: «Пришел Иоанн, и не ест, и не пьет, и говорят: “в нем бес”; пришел Сын Человеческий, ест и пьет, и говорят: “вот человек, любящий есть и пить вино, друг мытарей и грешников».
Однако, повторяем, далеко не все фарисеи были ограниченными и узкими начетчиками. И среди них находилось немало людей живой и искренней веры, и среди них поднимались голоса протеста против ханжества и лицемерия. Поэтому первая проповедь Христа в Иерусалиме произвела на некоторых законников глубокое впечатление.
Во главе фарисеев стоял в то время внук Гиллеля Гамалиил. Из Деяний известно, что он проявил большую терпимость к новому учению, а многие фарисеи, воспитанные им, влились впоследствии в новозаветную Церковь. Сложилась даже легенда, что в конце жизни Гамалиил стал христианином и принял мученическую смерть. Эта легенда, безусловно, вымысел, но само ее появление не случайно.
У раввинов была поговорка: “Слова человека, в котором есть страх Божий, будут услышаны”. Исцеления, совершенные Иисусом, заставили наиболее честных из фарисеев задуматься. От их лица к Нему пришел для беседы Никодим, член Совета старейшин. Но он предпочел встретиться с Иисусом ночью, чтобы не вызвать насмешек у более строгих собратьев.
— Равви! — сказал он, войдя в дом. — Мы знаем, что Ты от Бога пришел Учителем, ибо никто не творит те знамения, которые Ты творишь, если Бог не с ним.
— Истинно, истинно говорю тебе, — ответил Иисус, — если кто не родится свыше, не может увидеть Царства Божия (то есть мало признать Иисуса — нужен духовный переворот, изменяющий жизнь).
— Как может человек родиться, будучи стар? — не понял Никодим. — Может ли он вторично войти в утробу матери своей и родиться?
— Если кто не будет рожден от воды и Духа, не может войти в Царство Божие. Рожденное от плоти есть плоть, и рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся, что Я сказал тебе: нужно, чтобы вы родились свыше. Ветер веет, где хочет, и голос его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит (Арамейское слово “руах” и греческое .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Часть II
МЕССИЯ
Глава шестая. “НЕ МИР, НО МЕЧ”
Весна 28 г.
“Жизнь Иисуса, — говорит Честертон, — стремительна, как молния. Это прежде всего драма, прежде всего — осуществление. Дело не было бы выполнено, если бы Иисус бродил по миру и растолковывал правду. Даже с внешней стороны нельзя сказать, что Он бродил, что Он забыл, куда идет... История Христа — история путешествия, я сказал бы даже — история похода”. И действительно, хотя Иисус часто вел жизнь странствующего проповедника, ученики не могли не чувствовать, что у Него есть некий план, подобно далеко идущему плану полководца. Он требовал от них решимости стоять до конца. Его Евангелие не имело ничего общего с мечтательным благодушием и расслабленностью.
Ныне — суд миру сему,
ныне князь мира сего извергнут будет вон.
Бой с демонскими полчищами, с царством зла будет нелегким. Против Мессии восстанут все безумства, все грехи и предрассудки, укоренившиеся в людях.
Думаете ли вы, что Я пришел дать мир на земле?
Нет, говорю вам, но — меч и разделение;
ибо отныне пятеро в одном доме будут разделены:
трое против двоих и двое против трех.
Иногда Учитель давал понять близким, с какой силой жаждет душа Его бури, которая начнет очищать мир:
Огонь пришел Я низвести на землю,
и как хочу Я, чтобы он уже возгорелся!
Крещением должен Я креститься,
и как Я томлюсь, доколе это не свершится!
В этих словах, как в отдаленных раскатах грозы, слышалось приближение Голгофы.
Целеустремленность Иисуса одновременно пленяла и страшила учеников. Впрочем, Его слова они истолковывали по-своему, думая, что Учитель намекает на революционный взрыв, за которым последует Его коронация в Иерусалиме. Поэтому они предполагали, что в ближайшее время Он перенесет Свою деятельность в столицу Израиля. А когда Иисус направился туда на Пасху, ученикам казалось, что от этого путешествия следует ждать многого, что настает день, когда Царство Божие будет “взято силой”.
Иерусалим был в те годы накален до предела. Действия Пилата, военного человека, не желавшего считаться с местными обычаями, вызывали у всех гнев и возмущение. Свое правление он начал с того, что распорядился ночью внести в Иерусалим щиты с портретами Тиберия. Это лишний раз напомнило народу о римском иге и выглядело как оскорбление Моисеева Закона (Декалог запрещал портретные изображения). Приказ Пилата поставил столицу на грань мятежа. Огромная толпа иерусалимлян двинулась в его резиденцию Кесарию с требованием убрать щиты. Прокуратор отказался, и несколько дней народ сидел перед дворцом, не трогаясь с места. Тогда Пилат велел собрать людей на стадионе и заявил, что перебьет всех, кто не покорится его воле. Но и после того, как вокруг них сомкнулось кольцо вооруженных солдат, они повторили, что лучше погибнут, чем отступят. В конце концов наместнику пришлось сдаться. Но с тех пор он пользовался любым поводом, чтобы мстить иудеям. Его необузданная жестокость, алчность и самодурство стали известны повсюду. Даже тетрарх Антипа, друг римлян, невзлюбил его. Инциденты, вызванные беззакониями прокуратора, не раз кончались массовой резней. Однако заступничество императорского временщика Сеяна долго оставляло Пилата безнаказанным.
Каждый Пасху правитель ждал восстания и поэтому на праздники старался приезжать в Иерусалим, где мог лично следить за порядком. Опасения Пилата были вполне основательными. Он располагал небольшим войском в три тысячи человек. А зелоты и их сторонники ждали только вождя, который поднял бы народ против римлян.
По-видимому, ученики Иисуса втайне хотели, чтобы именно Он стал этим вождем. Однако их ожидания не сбылись. Учитель, казалось, полностью игнорировал проблему чужеземного владычества. Его тревожило не политическое, а духовное состояние народа. Все поняли это, когда Иисус появился на площади, окружавшей Дом Божий.
Храм был религиозным центром всех иудеев. Опоясанный зубчатыми стенами, украшенный колоннами и золотым гребнем, высился он на горе Мория как знак пребывания Бога в сердце Израиля, как заветная цель миллионов паломников Палестины и диаспоры.
Город жил Храмом. Служители алтаря, продавцы жертвенных животных, содержатели гостиниц собирали в дни праздника богатую дань. Саддукеев, в чьих руках находилось святилище, мало тревожило, что культ превращался порой в коммерческое предприятие. Архиереи заключили молчаливое соглашение с торговцами, которые расставляли под навесами у Храма скамьи с товарами, столы для размена денег, приводили скот. Все давно уже привыкли к тому, что базарный шум не стихает в святом месте.
Но вот в воротах появляется Иисус Назарянин, окруженный группой последователей. Новый Учитель сразу же приводит всех в замешательство. Свив из веревок бич, Он гонит за ограду овец и волов; Он властно требует покончить с бесчинством вблизи святыни: “Не превращайте Дома Отца Моего в дом торговли!..”
Возразить Ему нечего. Уже и прежде благочестивые люди сетовали на непорядки в Храме. Однако иерархию задело, что этот никому не известный Галилеянин распоряжается в их вотчине как господин, да еще претендует на особую близость к Богу, называя Его Своим Отцом.
— Какое знамение можешь Ты дать нам, что властен так поступать? — спросили они Иисуса.
— Разрушьте Дом этот, и Я в три дня воздвигну его, — был ответ.
Слова Иисуса показались насмешкой.
— В сорок шесть лет был построен Храм этот, — возразили Ему, — а Ты в три дня воздвигнешь его?
Не могли разгадать сказанного и сами ученики. От них еще был скрыт невидимый Храм, который вознесется над миром в те три дня, что пройдут от Креста до Воскресения.
А как отнеслись к Иисусу фарисеи — эти столпы традиционного благочестия?
Мы уже могли убедиться, что их взгляды не были диаметрально противоположны учению Христа и что Он одобрял главные положения их веры. Кроме того, нравственные понятия многих фарисеев отличались возвышенным характером и были близки к Евангелию. Достаточно привести хотя бы некоторые изречения раввинов, вошедшие в Талмуд, чтобы убедиться в этом: “люби мир и водворяй его повсюду”; “кто подает милостыню тайно, тот выше самого Моисея”; “лучше краткая молитва с благоговением, чем длинная без усердия”; “не будь скор на гнев”; “подражайте свойствам Божиим: как Он милосерд, так и вы будьте милосердны”; “ханжей следует обличать, ибо они оскорбляют имя Божие”. Когда читаешь эти строки, становятся понятными слова Христа о фарисеях: “Что они скажут вам, — исполняйте и храните”. Евангельское “восполнение” Закона не уничтожало старого; по словам Христовым, “всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину дома, который выносит из сокровища своего старое и новое”. Беседуя с одним богословом, Иисус сказал, что тот “недалек от Царства Божия”.
Почему же в таком случае между Ним и фарисеями возник конфликт?
Важнейшей его причиной было понимание благочестия, которое господствовало среди фарисеев. Их “верность Закону” являлась не только целой философией жизни, но и подробным ее планом, продуманным до последних деталей. Цель этого плана — освятить каждую сторону повседневности, во всем исполняя волю Божию, — Христос не отрицал и не мог отрицать. Но в способах ее достижения, получивших признание у книжников, крылась опасность окостенения религии. Мало того, что любым правилам “старцев” приписывали без разбора божественный авторитет, регламент поглощал все внимание людей, выхолащивая подчас основное содержание веры.
Мысль, будто есть некий “список дел”, выполнив которые можно стяжать абсолютную праведность, не давала законникам покоя. Они соревновались друг с другом в стремлении пунктуально соблюсти все обычаи, освященные веками. И, как часто бывало в истории религий, набожность превращалась в мрачный гротеск.
Некоторых фарисеев народ прозвал шикми, “крепкоплечими”, за то что они вечно ходили согбенными, показывая, какую огромную тяжесть душеспасительных подвигов им приходится нести. Приходя в Храм, Иисус мог видеть, как через площадь пробирались фарисеи, то и дело натыкавшиеся на встречных. Они боялись поднять глаза, чтобы не взглянуть случайно на женщину. Их шутливо называли хицай, “не-разбей-лба”.
Естественно, что таких людей свобода Христова должна была раздражать и пугать; они видели в ней соблазн и угрозу для добрых нравов. В ту эпоху, по замечанию одного еврейского историка, фарисеи-шаммаиты настойчиво проповедовали бегство от мира и аскетизм. Считалось, например, смертным грехом, оторвавшись от богословской книги, сказать: “Как прекрасно это дерево!” Большое место фарисеи отводили постам. Иисус же, хотя и признавал эти внешние проявления веры, но не делал их средоточием религиозной жизни.
Когда Он толковал Закон в духе учения пророков, книжники обвиняли Его в покушении на “предания старцев”. Когда Он говорил, что милосердие угоднее Богу, чем обряды, в глазах фарисеев это был подрыв всей “подзаконной” системы.
Многим может показаться странной такая слепая преданность букве и форме. Однако нужно учитывать, что обрядоверие — упорный недуг, коренящийся в глубинах человеческой психики. Потому-то в истории бушевало столько страстей вокруг ритуалов и было пролито столько крови из-за церемоний. Сходная болезнь, подобная навязчивому неврозу, поражала нередко и христиан, которые забывали, что для Христа любовь к Богу и людям несравненно выше любых внешних предписаний.
Приверженцы буквы, ритуала и старины во все времена отличались одинаковой косностью. Драма фарисеев связана с типичным проявлением того, что впоследствии стали называть “фарисейством”. Иерусалимские старейшины, как брахманы Индии или русские староверы, жили в постоянном страхе “осквернения”. Про них говорили, что они готовы “очистить само солнце”. Но, думая своей набожностью приблизить времена Мессии, вожди Израиля, сами того не сознавая, отвернулись от Того, Кто принес им весть о спасении.
Следует учесть еще одну причину вражды книжников к Иисусу. Евангелист проницательно замечает, что она коренилась в зависти. Фарисеи привыкли считать себя мерилом правоверия, и вдруг явился какой-то неведомый провинциал и покушается на их привилегии. Его деятельность не санкционирована никем из признанных авторитетов, Он не прошел их школы, не изучал богословия и Закона.
Людям, за плечами которых стоит многовековая традиция, нередко свойственна особого рода гордыня. Поэтому даже на Крестителя, хотя он был аскетом, фарисеи смотрели как на самозванца, и тем более дерзким казался им Назарянин (cм. приложение).
Иисус говорил, что все это напоминает Ему детскую песенку:
Мы играли вам на свирели, а вы не плясали,
мы пели вам печальные песни, а вы не били себя в грудь.
В самом деле: «Пришел Иоанн, и не ест, и не пьет, и говорят: “в нем бес”; пришел Сын Человеческий, ест и пьет, и говорят: “вот человек, любящий есть и пить вино, друг мытарей и грешников».
Однако, повторяем, далеко не все фарисеи были ограниченными и узкими начетчиками. И среди них находилось немало людей живой и искренней веры, и среди них поднимались голоса протеста против ханжества и лицемерия. Поэтому первая проповедь Христа в Иерусалиме произвела на некоторых законников глубокое впечатление.
Во главе фарисеев стоял в то время внук Гиллеля Гамалиил. Из Деяний известно, что он проявил большую терпимость к новому учению, а многие фарисеи, воспитанные им, влились впоследствии в новозаветную Церковь. Сложилась даже легенда, что в конце жизни Гамалиил стал христианином и принял мученическую смерть. Эта легенда, безусловно, вымысел, но само ее появление не случайно.
У раввинов была поговорка: “Слова человека, в котором есть страх Божий, будут услышаны”. Исцеления, совершенные Иисусом, заставили наиболее честных из фарисеев задуматься. От их лица к Нему пришел для беседы Никодим, член Совета старейшин. Но он предпочел встретиться с Иисусом ночью, чтобы не вызвать насмешек у более строгих собратьев.
— Равви! — сказал он, войдя в дом. — Мы знаем, что Ты от Бога пришел Учителем, ибо никто не творит те знамения, которые Ты творишь, если Бог не с ним.
— Истинно, истинно говорю тебе, — ответил Иисус, — если кто не родится свыше, не может увидеть Царства Божия (то есть мало признать Иисуса — нужен духовный переворот, изменяющий жизнь).
— Как может человек родиться, будучи стар? — не понял Никодим. — Может ли он вторично войти в утробу матери своей и родиться?
— Если кто не будет рожден от воды и Духа, не может войти в Царство Божие. Рожденное от плоти есть плоть, и рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся, что Я сказал тебе: нужно, чтобы вы родились свыше. Ветер веет, где хочет, и голос его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит (Арамейское слово “руах” и греческое .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54