Но в его недрах не утихает борьба враждующих начал.
Следствием этой борьбы и явился на земле человек.
x x x
Учение о человеке - наиболее оригинальная часть орфической доктрины. Миф повествует, что однажды титаны ополчились против Диониса, который пытался ускользнуть от них, принимая различные облики. Когда он обернулся быком, враги настигли его, растерзали и пожрали. Нетронутым осталось лишь сердце - носитель Дионисовой сущности. Принятое в лоно Зевса, оно возродилось в новом Дионисе, а небесные громы спалили мятежников.
Из оставшегося пепла, в котором божеская природа была перемешана с титанической, возник человеческий род (12). Это означает, что человек искони был существом двойственным.
Здесь, несомненно, отразился опыт религии Диониса. В момент священного безумия человека подстерегало дремавшее в нем "титаново" начало. Именно оно приводило людей к озверению, и оно же безжалостно ввергало их в темницу тела. Трагическая дисгармония есть "многострадальных людей начало и первоисточник" (13). Блаженство человека - в крылатом парении духа, его несчастье - в подчиненности плоти.
Так в греческом сознании совершается переворот, и взгляд на природу человека приближается к индийским воззрениям. Если в гомеровские времена важнейшим считалось тело, а душу мыслили чем-то ущербным, нетвердым и слабым, то теперь именно она провозглашается высшим началом в людях, причастных Дионису (14).
А тело? "Сома - сема", тело - это гробница,- отвечали орфики. Душа подавлена им и влачит в его тесных границах жалкое существование. Даже и в смерти не освобождается она от тисков титановой природы. Эта низменная природа заставляет душу вновь возвращаться на землю, и нет конца страданиям духа - дионисовой искры.
Перед нами редчайшая среди мировых религий параллель индийской "сансаре". В орфическом метемпсихозе, учении о переселении душ, есть даже нечто сходное с концепцией Кармы (15). Говорили, что перевоплощениями людей руководит Дике, высшая Справедливость. Философ Эмпедокл, живший в V в. и испытавший на себе влияние орфизма, называл даже сроки, в течение которых душа несет то или иное наказание, странствуя из тела в тело. Сам о себе он писал: Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей, я рыбой морской бессловесной (16). Таков "тяжкий горестный круг", о котором учили орфики. Он предопределен Судьбой, ибо без нее ничего не может совершиться в мире.
Но орфизм никогда не приобрел бы стольких приверженцев, если бы он ограничился лишь этой констатацией безысходного положения человека. В чаянии обрести спасительную пристань орфики обращались к Дионису. Пусть злая титаническая воля сковала человека, обрекла его тщетным борениям, но ведь люди причастны самому Вакху. Капли божественной крови тянутся к своему первоисточнику. Тоска души по высшей жизни - это голос божества в человеке.
При создании смертных Дионис оказался жертвой, но жертва эта будет полной, когда бог вырвет земнородных из "колеса бывания и Рока", из "круга Необходимости" и приведет их в светлый небесный мир.
Обращаясь к Дионису, орфики пели:
Смертные будут тебе заколать по весне гекатомбы,
Оргии править, моля разрешение древней обиды
Предков законопреступник; и, Сильный, их же восхощешь
Ты разрешить от трудов и от ярости вечного жала (17).
Здесь обнаруживается глубокая внутренняя противоречивость натуралистической теософии орфиков. Ведь Дионис как природный бог сам был подвластен Судьбе и Необходимости. Хотя гибель его от рук титанов была мнимая, но и воскресение его не являлось окончательным, ибо природа и Рок не выходят за пределы вечного возвращения.
Тем не менее, подобно прочим мифам о страждущем божестве, орфизм заключал в себе одно из великих прозрений дохристианского мира. Если в одном плане миф о смерти и воскресении бога есть проекция на религию природных циклов, то в более глубоком смысле он содержит смутную догадку о том, что мир, удалившийся от Бога, не оставлен Им на пути страдания, что Божество состраждет творению, снисходит к нему, чтобы принять его муки и вывести к истинной жизни.
x x x
Орфики учили, что человек сам должен идти навстречу Дионису-спасителю. Для этого они установили свои мистерии, участвуя в которых посвященные развивали в себе Дионисово начало. Как и в Элевсине, мистерии Орфея содержались в строжайшей тайне, и поэтому о них почти ничего не известно. Но и повседневная жизнь посвященных, которая была более открытой, отличалась особыми правилами.
Прежде всего от вступающего на путь посвящения требовалось блюсти заветы добра. Орфик обязан был вести неустанную войну с титанизмом в своем сердце. И мысли, и дела его должны были быть чистыми. Гимны прямо называют истинного орфика "добродетельным", или "святым" (18).
Орфею приписывали запрет употреблять в пищу животных (опять индийская черта!). Это считалось как бы внешним механическим заслоном против человеческой животности, "плоти". Разумеется, были отвергнуты и кровавые жертвы; на орфических алтарях курили миррой, шафраном и другими ароматами (19).
Для освобождения души из телесной тюрьмы и "цикла рождений" у орфиков рекомендовались особые принципы аскезы - так называемая "орфическая жизнь". Она основывалась на строгом разделении души и тела, причем все телесное и материальное считалось нечистым. Это тот радикальный спиритуализм, огромное воздействие которого на греческую философию старые историки недооценивали.
x x x
Таково в самых общих чертах было учение, появившееся в Греции в эпоху кризиса ее гражданской религии. Орфизм, казалось, был способен вытеснить старые культы и стать мировоззрением всей Эллады. Но этого не произошло. Первой причиной был синкретизм самой орфической теософии, которая впитала всевозможные мифы, культы и поверья. Это лишало ее цельности и способности противостоять традиционному язычеству. Второй причиной являлся общий характер религиозности греков. Даже критикуя своих богов, они не желали расставаться ни с одним из них, как с неотъемлемой частью национальной жизни. Следование одному культу не исключало другого, и поэтому орфизм, как и Элевсинские мистерии, не смог завоевать себе исключительного положения.
Правда, в последние десятилетия VI в., в правление Писистрата, орфизм стал чем-то вроде государственной религии Афин. Но с падением тирана и окончательным водворением демократии орфики утратили свое значение. Вскоре и сам орфизм стал вырождаться. Он исповедовался в маленьких замкнутых кружках, в которых воцарился дух суеверий и магической обрядности. Члены этих общин носили с собой всевозможные реликвии и предметы культа. Лишенное сколько-нибудь выдающихся учителей, пущенное на самотек, движение сходило на нет. Однако за пределами Греции нашелся человек, который не дал ему угаснуть окончательно и по-своему истолковал учение Орфея. Он развил содержащееся в нем понятие о Едином, которое в то время начинало глубоко волновать религиозную мысль Греции.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава пятая
ОРФИЧЕСКАЯ ТЕОСОФИЯ
1. Павсаний. Описание Эллады, IX, 30; Овидий. Метаморфозы, Х-XI; Диодор, I, 96. Суммарное изложение легенд об Орфее см.: Р. Grimal. Grеесе: Myth and Logic, р. 172.
2. С. Рейнак, например, считал Орфея "древним тотемистическим божеством Северной Греции" (см.: С.Рейнак. Орфей. Париж, 1910, с. 101). О сходстве Орфеева мифа с мифами первобытных народов см.: М. Еliadе. Images and Symbols. N. Y., 1961, р. 164-165.
3. См.: Ф. Зелинский. Древнегреческая религия. Пг., 1918, с. 110; Вяч. Иванов. Дионис и прадионисийство, с. 164. Первые упоминания об Орфее принадлежат уже авторам, жившим в VI в. до н. э., и это есть указание на то, что время его жизни не могло относиться к указанному столетию (см.: С. Глаголев. Греческая религия. Сергиев Посад, 1909, т. I, с. 220).
4. См.: Н. Новосадский. Орфические гимны. Варшава, 1900, с. 230. Основные издания первоисточников по орфизму: Е. Аbеl. Orphica, 1885; J. Наrrisоп. Рrolegomena to the Study of Greek Religion,1903; О. Кеrп. Оrphycorum Fragmenta. Berlin, 1922.
5. Геродот, II, 81; Диодор, IV, 4.
6. Еврипид. Вакханки, 275.
7. У орфиков существовало несколько вариантов космогонии и теогоний (см.: И.Корсунский. Судьбы идеи о Боге в истории религиозно-философского миросозерцания древней Греции. Харьков, 1890, с. 79), но они могут быть сведены к единому целому. См. их изложение: С. Глаголев. Греческая религия, с. 227; М. Нилссон. А History of Greek Religion, р. 215.
8. Гимны Орфея, VI. Переложение К. Бальмонта.
9. Цит. по пер. Н. Арсеньева "Пессимизм и мистика в древней Греции" ("Путь", Париж, 1925, Э 5, с. 78).
10. Диодор, III, 66.
11. Цит. по: С. Трубецкой. История древней философии, т. I, с. 52. Примечательно, что в раннехристианских сочинениях, приписываемых св. Иустину, "О единовластительстве" (2) и "Увещании к эллинам" (15) об Орфее говорится как о человеке, пришедшем к мысли о едином Боге (см.: И. Корсунский. Судьбы идеи о Боге..., с. 93).
12. Павсаний, VIII, 37; Orphycorum Fragmenta, 220.
13. Гимны Орфея, XXXVII, 4.
14. Ранние представления греков о душе и теле рассмотрены у С. Лурье ("Разговор тела с духом" в греческой литературе.- Сб. "Древний мир", М., 1962, с. 587).
15. См. П. Милославский/ Древнее языческое учение о странствиях и переселениях душ. Казань, 1873, с. 166 cл.
16. Эмпедокл. О природе, 117. Пер А. Маковельского. О воззрениях Эмпедокла в целом см.: D. О. Вriеп. Еmpedoclе's Соsmiс Сircle. Cambridge, 1969.
17. Orphycorum Fragmenta, 208.
18. Нymn., IV, 30; XII, 10. Пер. Вяч. Иванова.
19. Нymn.,XXXI; Orphycorum Fragmenta, 270.
Часть II
БОГ И ПРИРОДА.
НАТУРФИЛОСОФЫ
Глава шестая
МИР КАК ГАРМОНИЯ. ПИФАГОР
Южная Италия, 540-500 гг.
Вселенная постепенно вырисовывается
скорее как великая Мысль,
чем как большая машина.
Д. Джинс
С именем Пифагора чаще всего связывают представление об ученом-математике и астрономе. Когда Коперник отверг геоцентризм, он ссылался на труды пифагорейцев, и хотя нет уверенности, что известная теорема была выведена самим Пифагором, его школа, несомненно, внесла огромный вклад в математические знания Запада (1). Говорят, Пифагор был первым, кто назвал себя "любителем мудрости", философом, и таким образом место его - у преддверия античной мысли, рядом с его современниками, натурфилософами Милета. Однако те немногие сведения об этом человеке, которыми мы располагаем, рисуют Пифагора в первую очередь оккультным учителем и религиозным реформатором (2).
В то время как Орфей и Меламп остаются фигурами совершенно неразличимыми за пеленой мифов, Пифагор - лицо вполне историческое. Геродот, родившийся несколько лет спустя после его смерти, называет Пифагора "величайшим эллинским мудрецом" (3). Даже малодостоверные легенды, из которых почти целиком состоят позднейшие биографии философа, помогают в чем-то уяснить его характер. В них проглядывают черты яркой индивидуальности.
Появление Пифагора означало качественно новый этап в умственной жизни греков. Прежде о Судьбе, богах, мире и людях говорили лишь поэты. Пифагор же - первый религиозный мыслитель и наставник Эллады, своего рода пророк, который стремился углубить и развить орфическую теософию.
История мысли - это в значительной степени история мыслителей. Личный гений оплодотворяет нерасчлененную и бесформенную стихию традиции, созидая нечто новое. Разумеется, вне стихии народного сознания и богословие, и философию, и искусство едва ли возможно себе представить; они питаются ею, как корни растения соками земли. (Даже такой "уединенный" мыслитель, как Кант, несомненно, вырос на почве протестантской религиозности.) Но, с другой стороны, без организующей силы индивидуального мышления эта стихия обречена была бы оставаться бесплодной. Именно сила творческой личности определяет значение Пифагора для античного мира.
"Религия,- по выражению Бердяева,- есть мистика, в которой засветился Логос, началось прозрение смысла вещей". Дионисизм и мистерии были мистикой подсознания; орфики первыми попытались внести в нее начало "разумения", но только Пифагор явился завершителем духовного течения, вышедшего из Дельф, Элевсина и культа Вакха. Более того, он в свою очередь пробудил интеллектуальное движение, которое привело к созданию философии Платона. Основатель религиозной доктрины и отец философского идеализма, Пифагор стоит, таким образом, на развилке путей эллинского духа.
x x x
По преданию, Пифагор родился около 580 г. до н. э. на острове Самос, вблизи ионийского побережья Малой Азии. Первые познания он мог получить от своего отца, ювелира: в те времена эта профессия требовала многосторонней образованности. Есть указания, что его предки были сирийцами или финикиянами, и, может быть, еще в своей семье он приобщился к религиозной традиции Востока (4). Для тогдашней греческой молодежи посещение чужих стран было главным способом расширить запас знаний, и поэтому юность свою Пифагор провел в путешествиях.
Ему было лет тридцать, когда он приехал в Египет и там познакомился с древней мудростью жрецов: медициной, математикой и метеорологией. Говорят, что при вторжении персов в Египет Пифагор был захвачен в плен и отвезен в Вавилон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Следствием этой борьбы и явился на земле человек.
x x x
Учение о человеке - наиболее оригинальная часть орфической доктрины. Миф повествует, что однажды титаны ополчились против Диониса, который пытался ускользнуть от них, принимая различные облики. Когда он обернулся быком, враги настигли его, растерзали и пожрали. Нетронутым осталось лишь сердце - носитель Дионисовой сущности. Принятое в лоно Зевса, оно возродилось в новом Дионисе, а небесные громы спалили мятежников.
Из оставшегося пепла, в котором божеская природа была перемешана с титанической, возник человеческий род (12). Это означает, что человек искони был существом двойственным.
Здесь, несомненно, отразился опыт религии Диониса. В момент священного безумия человека подстерегало дремавшее в нем "титаново" начало. Именно оно приводило людей к озверению, и оно же безжалостно ввергало их в темницу тела. Трагическая дисгармония есть "многострадальных людей начало и первоисточник" (13). Блаженство человека - в крылатом парении духа, его несчастье - в подчиненности плоти.
Так в греческом сознании совершается переворот, и взгляд на природу человека приближается к индийским воззрениям. Если в гомеровские времена важнейшим считалось тело, а душу мыслили чем-то ущербным, нетвердым и слабым, то теперь именно она провозглашается высшим началом в людях, причастных Дионису (14).
А тело? "Сома - сема", тело - это гробница,- отвечали орфики. Душа подавлена им и влачит в его тесных границах жалкое существование. Даже и в смерти не освобождается она от тисков титановой природы. Эта низменная природа заставляет душу вновь возвращаться на землю, и нет конца страданиям духа - дионисовой искры.
Перед нами редчайшая среди мировых религий параллель индийской "сансаре". В орфическом метемпсихозе, учении о переселении душ, есть даже нечто сходное с концепцией Кармы (15). Говорили, что перевоплощениями людей руководит Дике, высшая Справедливость. Философ Эмпедокл, живший в V в. и испытавший на себе влияние орфизма, называл даже сроки, в течение которых душа несет то или иное наказание, странствуя из тела в тело. Сам о себе он писал: Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей, я рыбой морской бессловесной (16). Таков "тяжкий горестный круг", о котором учили орфики. Он предопределен Судьбой, ибо без нее ничего не может совершиться в мире.
Но орфизм никогда не приобрел бы стольких приверженцев, если бы он ограничился лишь этой констатацией безысходного положения человека. В чаянии обрести спасительную пристань орфики обращались к Дионису. Пусть злая титаническая воля сковала человека, обрекла его тщетным борениям, но ведь люди причастны самому Вакху. Капли божественной крови тянутся к своему первоисточнику. Тоска души по высшей жизни - это голос божества в человеке.
При создании смертных Дионис оказался жертвой, но жертва эта будет полной, когда бог вырвет земнородных из "колеса бывания и Рока", из "круга Необходимости" и приведет их в светлый небесный мир.
Обращаясь к Дионису, орфики пели:
Смертные будут тебе заколать по весне гекатомбы,
Оргии править, моля разрешение древней обиды
Предков законопреступник; и, Сильный, их же восхощешь
Ты разрешить от трудов и от ярости вечного жала (17).
Здесь обнаруживается глубокая внутренняя противоречивость натуралистической теософии орфиков. Ведь Дионис как природный бог сам был подвластен Судьбе и Необходимости. Хотя гибель его от рук титанов была мнимая, но и воскресение его не являлось окончательным, ибо природа и Рок не выходят за пределы вечного возвращения.
Тем не менее, подобно прочим мифам о страждущем божестве, орфизм заключал в себе одно из великих прозрений дохристианского мира. Если в одном плане миф о смерти и воскресении бога есть проекция на религию природных циклов, то в более глубоком смысле он содержит смутную догадку о том, что мир, удалившийся от Бога, не оставлен Им на пути страдания, что Божество состраждет творению, снисходит к нему, чтобы принять его муки и вывести к истинной жизни.
x x x
Орфики учили, что человек сам должен идти навстречу Дионису-спасителю. Для этого они установили свои мистерии, участвуя в которых посвященные развивали в себе Дионисово начало. Как и в Элевсине, мистерии Орфея содержались в строжайшей тайне, и поэтому о них почти ничего не известно. Но и повседневная жизнь посвященных, которая была более открытой, отличалась особыми правилами.
Прежде всего от вступающего на путь посвящения требовалось блюсти заветы добра. Орфик обязан был вести неустанную войну с титанизмом в своем сердце. И мысли, и дела его должны были быть чистыми. Гимны прямо называют истинного орфика "добродетельным", или "святым" (18).
Орфею приписывали запрет употреблять в пищу животных (опять индийская черта!). Это считалось как бы внешним механическим заслоном против человеческой животности, "плоти". Разумеется, были отвергнуты и кровавые жертвы; на орфических алтарях курили миррой, шафраном и другими ароматами (19).
Для освобождения души из телесной тюрьмы и "цикла рождений" у орфиков рекомендовались особые принципы аскезы - так называемая "орфическая жизнь". Она основывалась на строгом разделении души и тела, причем все телесное и материальное считалось нечистым. Это тот радикальный спиритуализм, огромное воздействие которого на греческую философию старые историки недооценивали.
x x x
Таково в самых общих чертах было учение, появившееся в Греции в эпоху кризиса ее гражданской религии. Орфизм, казалось, был способен вытеснить старые культы и стать мировоззрением всей Эллады. Но этого не произошло. Первой причиной был синкретизм самой орфической теософии, которая впитала всевозможные мифы, культы и поверья. Это лишало ее цельности и способности противостоять традиционному язычеству. Второй причиной являлся общий характер религиозности греков. Даже критикуя своих богов, они не желали расставаться ни с одним из них, как с неотъемлемой частью национальной жизни. Следование одному культу не исключало другого, и поэтому орфизм, как и Элевсинские мистерии, не смог завоевать себе исключительного положения.
Правда, в последние десятилетия VI в., в правление Писистрата, орфизм стал чем-то вроде государственной религии Афин. Но с падением тирана и окончательным водворением демократии орфики утратили свое значение. Вскоре и сам орфизм стал вырождаться. Он исповедовался в маленьких замкнутых кружках, в которых воцарился дух суеверий и магической обрядности. Члены этих общин носили с собой всевозможные реликвии и предметы культа. Лишенное сколько-нибудь выдающихся учителей, пущенное на самотек, движение сходило на нет. Однако за пределами Греции нашелся человек, который не дал ему угаснуть окончательно и по-своему истолковал учение Орфея. Он развил содержащееся в нем понятие о Едином, которое в то время начинало глубоко волновать религиозную мысль Греции.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава пятая
ОРФИЧЕСКАЯ ТЕОСОФИЯ
1. Павсаний. Описание Эллады, IX, 30; Овидий. Метаморфозы, Х-XI; Диодор, I, 96. Суммарное изложение легенд об Орфее см.: Р. Grimal. Grеесе: Myth and Logic, р. 172.
2. С. Рейнак, например, считал Орфея "древним тотемистическим божеством Северной Греции" (см.: С.Рейнак. Орфей. Париж, 1910, с. 101). О сходстве Орфеева мифа с мифами первобытных народов см.: М. Еliadе. Images and Symbols. N. Y., 1961, р. 164-165.
3. См.: Ф. Зелинский. Древнегреческая религия. Пг., 1918, с. 110; Вяч. Иванов. Дионис и прадионисийство, с. 164. Первые упоминания об Орфее принадлежат уже авторам, жившим в VI в. до н. э., и это есть указание на то, что время его жизни не могло относиться к указанному столетию (см.: С. Глаголев. Греческая религия. Сергиев Посад, 1909, т. I, с. 220).
4. См.: Н. Новосадский. Орфические гимны. Варшава, 1900, с. 230. Основные издания первоисточников по орфизму: Е. Аbеl. Orphica, 1885; J. Наrrisоп. Рrolegomena to the Study of Greek Religion,1903; О. Кеrп. Оrphycorum Fragmenta. Berlin, 1922.
5. Геродот, II, 81; Диодор, IV, 4.
6. Еврипид. Вакханки, 275.
7. У орфиков существовало несколько вариантов космогонии и теогоний (см.: И.Корсунский. Судьбы идеи о Боге в истории религиозно-философского миросозерцания древней Греции. Харьков, 1890, с. 79), но они могут быть сведены к единому целому. См. их изложение: С. Глаголев. Греческая религия, с. 227; М. Нилссон. А History of Greek Religion, р. 215.
8. Гимны Орфея, VI. Переложение К. Бальмонта.
9. Цит. по пер. Н. Арсеньева "Пессимизм и мистика в древней Греции" ("Путь", Париж, 1925, Э 5, с. 78).
10. Диодор, III, 66.
11. Цит. по: С. Трубецкой. История древней философии, т. I, с. 52. Примечательно, что в раннехристианских сочинениях, приписываемых св. Иустину, "О единовластительстве" (2) и "Увещании к эллинам" (15) об Орфее говорится как о человеке, пришедшем к мысли о едином Боге (см.: И. Корсунский. Судьбы идеи о Боге..., с. 93).
12. Павсаний, VIII, 37; Orphycorum Fragmenta, 220.
13. Гимны Орфея, XXXVII, 4.
14. Ранние представления греков о душе и теле рассмотрены у С. Лурье ("Разговор тела с духом" в греческой литературе.- Сб. "Древний мир", М., 1962, с. 587).
15. См. П. Милославский/ Древнее языческое учение о странствиях и переселениях душ. Казань, 1873, с. 166 cл.
16. Эмпедокл. О природе, 117. Пер А. Маковельского. О воззрениях Эмпедокла в целом см.: D. О. Вriеп. Еmpedoclе's Соsmiс Сircle. Cambridge, 1969.
17. Orphycorum Fragmenta, 208.
18. Нymn., IV, 30; XII, 10. Пер. Вяч. Иванова.
19. Нymn.,XXXI; Orphycorum Fragmenta, 270.
Часть II
БОГ И ПРИРОДА.
НАТУРФИЛОСОФЫ
Глава шестая
МИР КАК ГАРМОНИЯ. ПИФАГОР
Южная Италия, 540-500 гг.
Вселенная постепенно вырисовывается
скорее как великая Мысль,
чем как большая машина.
Д. Джинс
С именем Пифагора чаще всего связывают представление об ученом-математике и астрономе. Когда Коперник отверг геоцентризм, он ссылался на труды пифагорейцев, и хотя нет уверенности, что известная теорема была выведена самим Пифагором, его школа, несомненно, внесла огромный вклад в математические знания Запада (1). Говорят, Пифагор был первым, кто назвал себя "любителем мудрости", философом, и таким образом место его - у преддверия античной мысли, рядом с его современниками, натурфилософами Милета. Однако те немногие сведения об этом человеке, которыми мы располагаем, рисуют Пифагора в первую очередь оккультным учителем и религиозным реформатором (2).
В то время как Орфей и Меламп остаются фигурами совершенно неразличимыми за пеленой мифов, Пифагор - лицо вполне историческое. Геродот, родившийся несколько лет спустя после его смерти, называет Пифагора "величайшим эллинским мудрецом" (3). Даже малодостоверные легенды, из которых почти целиком состоят позднейшие биографии философа, помогают в чем-то уяснить его характер. В них проглядывают черты яркой индивидуальности.
Появление Пифагора означало качественно новый этап в умственной жизни греков. Прежде о Судьбе, богах, мире и людях говорили лишь поэты. Пифагор же - первый религиозный мыслитель и наставник Эллады, своего рода пророк, который стремился углубить и развить орфическую теософию.
История мысли - это в значительной степени история мыслителей. Личный гений оплодотворяет нерасчлененную и бесформенную стихию традиции, созидая нечто новое. Разумеется, вне стихии народного сознания и богословие, и философию, и искусство едва ли возможно себе представить; они питаются ею, как корни растения соками земли. (Даже такой "уединенный" мыслитель, как Кант, несомненно, вырос на почве протестантской религиозности.) Но, с другой стороны, без организующей силы индивидуального мышления эта стихия обречена была бы оставаться бесплодной. Именно сила творческой личности определяет значение Пифагора для античного мира.
"Религия,- по выражению Бердяева,- есть мистика, в которой засветился Логос, началось прозрение смысла вещей". Дионисизм и мистерии были мистикой подсознания; орфики первыми попытались внести в нее начало "разумения", но только Пифагор явился завершителем духовного течения, вышедшего из Дельф, Элевсина и культа Вакха. Более того, он в свою очередь пробудил интеллектуальное движение, которое привело к созданию философии Платона. Основатель религиозной доктрины и отец философского идеализма, Пифагор стоит, таким образом, на развилке путей эллинского духа.
x x x
По преданию, Пифагор родился около 580 г. до н. э. на острове Самос, вблизи ионийского побережья Малой Азии. Первые познания он мог получить от своего отца, ювелира: в те времена эта профессия требовала многосторонней образованности. Есть указания, что его предки были сирийцами или финикиянами, и, может быть, еще в своей семье он приобщился к религиозной традиции Востока (4). Для тогдашней греческой молодежи посещение чужих стран было главным способом расширить запас знаний, и поэтому юность свою Пифагор провел в путешествиях.
Ему было лет тридцать, когда он приехал в Египет и там познакомился с древней мудростью жрецов: медициной, математикой и метеорологией. Говорят, что при вторжении персов в Египет Пифагор был захвачен в плен и отвезен в Вавилон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43