Нагой не применял силу, действовал не из корысти, не обманывал и не делал подлога.
- Но - пропуск!
- А он и не назвал свою записку пропуском, он только поблагодарил нас в ней. Он просто нахал, но это мне даже нравится. Люблю рискованных людей. Оставьте без последствий, а сейчас вызовите мне машину к подъезду.
19
На пути из Москвы Олег Петрович был молчаливее обычного, и попытки Афины Павловны расшевелить его не имели успеха.
- Ну и помалкивай в тряпочку, если уж стал такой важный, - обиделась Афина Павловна и достала из сумочки переводный роман.
А Олегу Петровичу, собственно, нечего было и обдумывать по-настоящему, потому что в его распоряжении была только факты, объяснение которых не укладывалось ни в какие рамки. Строго говоря, они вообще были необъяснимы, под них нельзя было подвести никакой теории, оставалось только фантазировать и строить весьма шаткие гипотезы. Но покачивание вагона, удобное кресло и смягченный перестук колес располагали к тому, что Олег Петрович вновь и вновь перекручивал нить своих размышлений.
Не подлежало уже никакому сомнению, что ему, по какой-то неведомой причине, стали присущи таинственные и могущественные способности, ему стало дано не только проникать в сокровенные мысли окружающих, но и влиять на решения и поступки людей по своему желанию. Прежде он за собой этого никогда не замечал, а теперь вот вдруг проявилось, получалось без особого труда, а само проявление этого психологического процесса становилось уже как бы само собой разумеющимся, как зрение, как слух.
Чтобы проникнуть в мысли другого, ему стоило только сосредоточиться, как, скажем, во время слушания лекции, от которой на миг отвлекся, но спохватился и вновь улавливаешь нить рассуждении лектора. Вот также и теперь, стоило немного напрячь внимание - и чужие мысли становились понятными, как свои. Правда, иногда получалась какая-то каша из набора слов, повторяющихся строчек песни или уж вовсе какой-то чепухи, но так, наверное, оно и было в голове того, на ком сосредоточивал он свое внимание.
У Афины, например, сейчас мысли шли, в основном, двумя слоями: самый плотный состоял из текста книги, над ним - ее, неоформленные словами суждения - одно ей нравилось, другое раздражало, - а где-то очень издалека прорывалось иногда беспокойство об оставленном в бюро проекте или расходы по поездке.
Афину, положим, он знал, а вот заместителя министра увидел первый раз, а мысли его были Олегу Петровичу даже еще яснее, наверное, потому, что сам он, сознавая ответственность момента, напрягся очень сильно. Замминистра, безусловно, был волевым, властным человеком и по натуре и в силу занимаемого им поста, но стоило Олегу Петровичу сосредоточить свои желания, как тот подчинился, незаметно для себя переменил свое решение, нашел подвернувшийся вариант действия и поступил так, как хотел Олег Петрович.
"Большая сила, черт возьми! - который уж раз отметил он, - гипноз, что ли? Вообще такое, если верить литературе, встречалось и раньше. Помнится, был, например, Свенгали, тот тоже умел распоряжаться людьми вопреки их воле. У графа Калиостро наблюдалось что-то в этом роде... В мелочь у них все это вылилось, в личное, а ведь могли бы совершить великие дела! А какие именно, на что стоит употребить такую силу?"
- Фина! - слегка толкнул он свою подругу, - оторвись-ка на минутку.
- Оторвалась, - ответила та, опустив книгу на колени.
- Я хочу тебя спросить об очень важном.
- Я вся - внимание, - заверила она.
- Вот так, молодчина! Скажи мне теперь, что бы ты стала делать, если бы смогла все, что хочешь?
- Подумаешь задача! Ну составила бы себе, например, хороший гардероб, купила тебе новую машину вместо твоей дрянной "букарахи", обзавелась бы дачей на южном берегу Крыма. Хватит тебе?
- Нет, ты размахнись пошире.
- Хорошо. Пусть дача будет на берегу Средиземного моря, у причала личная яхта. Не плохо бы еще иметь пять человек прислуги в своем распоряжении. А ты что, выиграл?
- Ты все-таки мельчишь, Фина. Представь, что тебе служит могущественный джин, готовый выполнить любое твое желание. Ты можешь распоряжаться судьбами людей, править государствами, делать все, что тебе угодно.
- Ну, если так, то я распоряжусь, чтобы был коммунизм. Он, конечно, и без меня неизбежен, но еще не скоро, а тут чтобы раз-два - и дело с концом.
- Это прекрасно. А как ты это осуществишь?
- Я прикажу, а джин пусть уж сам позаботится о способах.
- Афина, но ведь ты понимаешь, что без сопротивления ни капиталисты, ни царьки своего не уступят.
- Черт возьми, Олег, не знаю, чего ты от меня хочешь! Уж если джин всемогущ, пусть он и изворачивается как знает.
- Нет, Фина, даже в сказках должна быть своя логика. Вспомни: чтобы задержать погоню, кидают гребешок - и вырастает лес, бросают полотенце, из которого образуется река, а не наоборот. А баба Яга вынуждена лес сгрызть, а реку выпить, и опять-таки не иначе.
- Уж не собираешься ли ты стать сказочником?
- Нет, но ты не отвечаешь на основной вопрос.
- Дорогой мой, на него так сразу не ответишь, тут крепко думать надо. Разве тебе не ясно, что над этим ломали головы многие люди, куда более способные, чем я или ты. Спроси что-нибудь полегче...
Это было верно, смешно ожидать более определенного ответа, да и спрошено было без надежды на него. А вот попутно в словах Афины Павловны Олегу Петровичу показалось что-то примечательное, даже мало относящееся к вопросу, что промелькнуло, не зацепившись, и лишь через несколько минут он установил, что насторожило его мимолетное упоминание о "букарахе".
"Ну и что из того? - подумал он. - Афина права, хватит уж возиться с этой самоделкой, не то время, чтобы раскатываться на убогой тарахтелке. Ба, передам-ка я ее нашему ГПТУ, пусть ребята забавляются. Вот только ангела с нее надо снять, ни к чему им ангел".
И вдруг Олег Петрович вспомнил свой разговор с Кузьмой Кузьмичем и только тут догадался:
"Стоп! Как же я сразу не сообразил! Наталкивал же он меня на то, что предметом концентрации моих переживаний была вещь, которую я перенес из квартиры в машину; ведь это же ангела я перенес! Значит, действительно, не телевизор служит источником моих загадочных видений, а именно эта старинная статуэтка..."
Приехав домой, Олег Петрович, разумеется, сразу же отвинтил ангела с капота "букарахи", принес в спальню и поставил точно на то самое место, где статуэтка стояла всегда. Помня о подмеченной ранее периодичности явлений, он заглянул в дневник и с огорчением установил, что до появления желанного эффекта надо ждать дней восемь-девять.
"Странная закономерность, - не в первый уже раз задумался он, - почему в основе периодичности лежит такое "некруглое" число - не месяц, не неделя, не декада".
И не впервые также стал он сейчас перебирать в памяти обстоятельства, сопутствующие явлениям. Он вспоминал подробности, глядя на ангела, машинально повертывая его на столе. Он даже наклонил его, поставив в то положение, в котором он был закреплен на машине, как бы вновь увидел, как во время поездки над капотом "букарахи" красовался ангел, летящий перед ветровым стеклом, освещенный красным светом луны. И тут Олег Петрович уловил наконец разгадку:
"В лунном свете был он во время дорожного происшествия!" Олег Петрович схватил настольный календарь, сравнил его с дневником и убедился: "Ну конечно, каждый раз явления происходили в полнолуние. А как же иначе! Мог бы и раньше догадаться, что должна быть связь с Луной, потому что именно на Селене собиралась Лия установить генератор импульсов. Значит, все эти видения наяву и то, что снилось, - следствия одного и того же процесса, все это сводится в единую систему, естественную и закономерную!.."
Ко времени возвращения Олега Петровича из Москвы план по бюро продвинулся в должной мере, безболезненно проходила и реконструкция, затеянная им при учреждении должности главного конструктора.
По новому, разработанному им положению к нему влился отдел технолога, числившийся ранее самостоятельной административной единицей. Бывший начальник технологического отдела инженер Онищенко становился его заместителем, ничего не теряя в окладе. Не ущемлялись и другие работники отдела, так что слияние произошло безболезненно, а Олег Петрович получил больше возможностей маневрирования. Правда, ему уже приклеили звание "реформатора", но звучало это безобидно. Закончилось и переоборудование помещений, поэтому Олег Петрович сразу же смог перебраться в новый кабинет.
Помещение, которое занимал Лев Васильевич, имело единственное окно, поэтому в нем было несколько сумрачно, его и отвели под компьютер, а из двух окон нового кабинета открывалась панорама почти всего завода, и виднелся даже участок реки с темневшим за ней в отдалении лесом, уходящим за горизонт. По реке проходили празднично выглядевшие белые пароходы, на подоконнике сновали воробьи, доносился слаженный гул цехов, было солнечно.
Люся разместилась в маленькой приемной. Она теперь стала официальным секретарем, к ней был проведен звонок, появилась пишущая машина и телефонный аппарат. Для начала Олег Петрович поручил ей написать плакат с лаконичной надписью "Не курить!" и укрепил его на самом видном месте кабинета.
- У тебя стало совсем как у заправских бюрократов, о которых ты всегда отзывался презрительно, - заметила Афина Павловна, заглянув мимоходом. Нельзя сказать, что Олег Петрович выслушал это замечание вполне равнодушно, чем-то оно задело, он стал считать, что положение все же к чему-то обязывает и к тому же способствует работе.
К этому времени затеянное им "сближение с профессией", как это стали называть, заканчивала уже вторая группа и пора было ознакомиться с результатами первой. Олег Петрович вызвал конструкторов и предложил поделиться впечатлениями. В общем, получалось, что месяц, проведенный ими за станками и у верстаков, прошел благополучно. Никто ничего не запорол, кое-чему научились, ко многому пригляделись и стали представлять конкретнее, чем это виделось из бюро. С рабочими сошлись поближе, хотя не обошлось и без подначек со стороны "работяг".
Оказалось даже, как ни странно, что все выполнили нормы. Положим, на ответственные участки никого из них не ставили - в цехах не дураки в мастерах ходят - да и работы конструкторам давали невысокой точности, кое в чем не обошлось и без помощи рабочих.
Олег Петрович собирался уже отпустить конструкторов, когда один из них нерешительно заговорил как раз о взаимоотношениях с рабочими.
- Вышел у меня маленький казус. В начале месяца я проработал два дня на дыропробивном прессе: рабочий был на бюллетене, и мне пришлось заменить его. Работенка, доложу вам, однообразная, квалификации не требует, скучновато, вот и дернуло меня затеять "рацию". У пресса ход стола использовался только в одну сторону, а обратно его приходилось возвращать вручную - тяжеленько и долгонько ручку крутить.
- Да не тяни ты, Бахметьев, - пробовали поторопить рассказчика, но тот только отмахнулся и вдался в технические подробности, потом вернулся к "казусу":
- Инженерам, вы знаете, не полагается подавать рационализаторские предложения, касающиеся их работы, поэтому, когда рабочий вышел с бюллетеня, я его и надоумил: "Неужели не надоело крутить глупую ручку? Подай "рацию", чтобы пристроили пару шестерен для использования обратного хода. Это и труд облегчит, и деньгу получишь". Он согласился, переделка была чепуховая, справились за неделю.
- Так это же превосходно! - обрадовался Олег Петрович. - Видите, сказалось и еще одно достоинство сближения профессий.
- Хорошо-то хорошо, да обернулось плохо. До переделки пресс работал в три смены, значит, на нем были заняты трое рабочих, а при новой производительности оказалось достаточно одной смены, поэтому двух сменщиков перевели на другую работу. И вот встретил меня недавно тот, который рацию подавал и говорит: "Черти бы тебя подрали, умная голова, за твой совет. Получил я премии двести рублей, а из-за них двух приятелей лишился, да еще морду они мне на днях набили!"
Оказывается, тем двоим, которых перевели, пришлось к новой работе привыкать, заработок у них на это время снизился, вот они с горя выпили и... свели счеты.
На Бахметьева тут же посыпались шуточки:
- Не тому, выходит, морду набили!
- Ничего, он выпьет тоже и переадресует по назначению.
- Ну, гляди, теперь в цех не очень-то показывайся...
Олег Петрович опешил: хорошая инициатива готова была провалиться, а как поправить дело, сразу не придумаешь.
- Какой же отсюда вывод? - спросил он, чтобы оттянуть время.
- Уж я во всяком случае не сунусь больше в такое дело.
- И не надо соваться, - подал голос Онищенко. - В мою бытность технологом я несколько раз отмечал: как где-нибудь резко поднялась выработка, так и знай, применили подпольно какое-то приспособление. Работяга теперь пошел умненький, он знает, что проведи он рационализацию должным порядком, расценки обстригут, и снова он окажется при пиковом интересе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Но - пропуск!
- А он и не назвал свою записку пропуском, он только поблагодарил нас в ней. Он просто нахал, но это мне даже нравится. Люблю рискованных людей. Оставьте без последствий, а сейчас вызовите мне машину к подъезду.
19
На пути из Москвы Олег Петрович был молчаливее обычного, и попытки Афины Павловны расшевелить его не имели успеха.
- Ну и помалкивай в тряпочку, если уж стал такой важный, - обиделась Афина Павловна и достала из сумочки переводный роман.
А Олегу Петровичу, собственно, нечего было и обдумывать по-настоящему, потому что в его распоряжении была только факты, объяснение которых не укладывалось ни в какие рамки. Строго говоря, они вообще были необъяснимы, под них нельзя было подвести никакой теории, оставалось только фантазировать и строить весьма шаткие гипотезы. Но покачивание вагона, удобное кресло и смягченный перестук колес располагали к тому, что Олег Петрович вновь и вновь перекручивал нить своих размышлений.
Не подлежало уже никакому сомнению, что ему, по какой-то неведомой причине, стали присущи таинственные и могущественные способности, ему стало дано не только проникать в сокровенные мысли окружающих, но и влиять на решения и поступки людей по своему желанию. Прежде он за собой этого никогда не замечал, а теперь вот вдруг проявилось, получалось без особого труда, а само проявление этого психологического процесса становилось уже как бы само собой разумеющимся, как зрение, как слух.
Чтобы проникнуть в мысли другого, ему стоило только сосредоточиться, как, скажем, во время слушания лекции, от которой на миг отвлекся, но спохватился и вновь улавливаешь нить рассуждении лектора. Вот также и теперь, стоило немного напрячь внимание - и чужие мысли становились понятными, как свои. Правда, иногда получалась какая-то каша из набора слов, повторяющихся строчек песни или уж вовсе какой-то чепухи, но так, наверное, оно и было в голове того, на ком сосредоточивал он свое внимание.
У Афины, например, сейчас мысли шли, в основном, двумя слоями: самый плотный состоял из текста книги, над ним - ее, неоформленные словами суждения - одно ей нравилось, другое раздражало, - а где-то очень издалека прорывалось иногда беспокойство об оставленном в бюро проекте или расходы по поездке.
Афину, положим, он знал, а вот заместителя министра увидел первый раз, а мысли его были Олегу Петровичу даже еще яснее, наверное, потому, что сам он, сознавая ответственность момента, напрягся очень сильно. Замминистра, безусловно, был волевым, властным человеком и по натуре и в силу занимаемого им поста, но стоило Олегу Петровичу сосредоточить свои желания, как тот подчинился, незаметно для себя переменил свое решение, нашел подвернувшийся вариант действия и поступил так, как хотел Олег Петрович.
"Большая сила, черт возьми! - который уж раз отметил он, - гипноз, что ли? Вообще такое, если верить литературе, встречалось и раньше. Помнится, был, например, Свенгали, тот тоже умел распоряжаться людьми вопреки их воле. У графа Калиостро наблюдалось что-то в этом роде... В мелочь у них все это вылилось, в личное, а ведь могли бы совершить великие дела! А какие именно, на что стоит употребить такую силу?"
- Фина! - слегка толкнул он свою подругу, - оторвись-ка на минутку.
- Оторвалась, - ответила та, опустив книгу на колени.
- Я хочу тебя спросить об очень важном.
- Я вся - внимание, - заверила она.
- Вот так, молодчина! Скажи мне теперь, что бы ты стала делать, если бы смогла все, что хочешь?
- Подумаешь задача! Ну составила бы себе, например, хороший гардероб, купила тебе новую машину вместо твоей дрянной "букарахи", обзавелась бы дачей на южном берегу Крыма. Хватит тебе?
- Нет, ты размахнись пошире.
- Хорошо. Пусть дача будет на берегу Средиземного моря, у причала личная яхта. Не плохо бы еще иметь пять человек прислуги в своем распоряжении. А ты что, выиграл?
- Ты все-таки мельчишь, Фина. Представь, что тебе служит могущественный джин, готовый выполнить любое твое желание. Ты можешь распоряжаться судьбами людей, править государствами, делать все, что тебе угодно.
- Ну, если так, то я распоряжусь, чтобы был коммунизм. Он, конечно, и без меня неизбежен, но еще не скоро, а тут чтобы раз-два - и дело с концом.
- Это прекрасно. А как ты это осуществишь?
- Я прикажу, а джин пусть уж сам позаботится о способах.
- Афина, но ведь ты понимаешь, что без сопротивления ни капиталисты, ни царьки своего не уступят.
- Черт возьми, Олег, не знаю, чего ты от меня хочешь! Уж если джин всемогущ, пусть он и изворачивается как знает.
- Нет, Фина, даже в сказках должна быть своя логика. Вспомни: чтобы задержать погоню, кидают гребешок - и вырастает лес, бросают полотенце, из которого образуется река, а не наоборот. А баба Яга вынуждена лес сгрызть, а реку выпить, и опять-таки не иначе.
- Уж не собираешься ли ты стать сказочником?
- Нет, но ты не отвечаешь на основной вопрос.
- Дорогой мой, на него так сразу не ответишь, тут крепко думать надо. Разве тебе не ясно, что над этим ломали головы многие люди, куда более способные, чем я или ты. Спроси что-нибудь полегче...
Это было верно, смешно ожидать более определенного ответа, да и спрошено было без надежды на него. А вот попутно в словах Афины Павловны Олегу Петровичу показалось что-то примечательное, даже мало относящееся к вопросу, что промелькнуло, не зацепившись, и лишь через несколько минут он установил, что насторожило его мимолетное упоминание о "букарахе".
"Ну и что из того? - подумал он. - Афина права, хватит уж возиться с этой самоделкой, не то время, чтобы раскатываться на убогой тарахтелке. Ба, передам-ка я ее нашему ГПТУ, пусть ребята забавляются. Вот только ангела с нее надо снять, ни к чему им ангел".
И вдруг Олег Петрович вспомнил свой разговор с Кузьмой Кузьмичем и только тут догадался:
"Стоп! Как же я сразу не сообразил! Наталкивал же он меня на то, что предметом концентрации моих переживаний была вещь, которую я перенес из квартиры в машину; ведь это же ангела я перенес! Значит, действительно, не телевизор служит источником моих загадочных видений, а именно эта старинная статуэтка..."
Приехав домой, Олег Петрович, разумеется, сразу же отвинтил ангела с капота "букарахи", принес в спальню и поставил точно на то самое место, где статуэтка стояла всегда. Помня о подмеченной ранее периодичности явлений, он заглянул в дневник и с огорчением установил, что до появления желанного эффекта надо ждать дней восемь-девять.
"Странная закономерность, - не в первый уже раз задумался он, - почему в основе периодичности лежит такое "некруглое" число - не месяц, не неделя, не декада".
И не впервые также стал он сейчас перебирать в памяти обстоятельства, сопутствующие явлениям. Он вспоминал подробности, глядя на ангела, машинально повертывая его на столе. Он даже наклонил его, поставив в то положение, в котором он был закреплен на машине, как бы вновь увидел, как во время поездки над капотом "букарахи" красовался ангел, летящий перед ветровым стеклом, освещенный красным светом луны. И тут Олег Петрович уловил наконец разгадку:
"В лунном свете был он во время дорожного происшествия!" Олег Петрович схватил настольный календарь, сравнил его с дневником и убедился: "Ну конечно, каждый раз явления происходили в полнолуние. А как же иначе! Мог бы и раньше догадаться, что должна быть связь с Луной, потому что именно на Селене собиралась Лия установить генератор импульсов. Значит, все эти видения наяву и то, что снилось, - следствия одного и того же процесса, все это сводится в единую систему, естественную и закономерную!.."
Ко времени возвращения Олега Петровича из Москвы план по бюро продвинулся в должной мере, безболезненно проходила и реконструкция, затеянная им при учреждении должности главного конструктора.
По новому, разработанному им положению к нему влился отдел технолога, числившийся ранее самостоятельной административной единицей. Бывший начальник технологического отдела инженер Онищенко становился его заместителем, ничего не теряя в окладе. Не ущемлялись и другие работники отдела, так что слияние произошло безболезненно, а Олег Петрович получил больше возможностей маневрирования. Правда, ему уже приклеили звание "реформатора", но звучало это безобидно. Закончилось и переоборудование помещений, поэтому Олег Петрович сразу же смог перебраться в новый кабинет.
Помещение, которое занимал Лев Васильевич, имело единственное окно, поэтому в нем было несколько сумрачно, его и отвели под компьютер, а из двух окон нового кабинета открывалась панорама почти всего завода, и виднелся даже участок реки с темневшим за ней в отдалении лесом, уходящим за горизонт. По реке проходили празднично выглядевшие белые пароходы, на подоконнике сновали воробьи, доносился слаженный гул цехов, было солнечно.
Люся разместилась в маленькой приемной. Она теперь стала официальным секретарем, к ней был проведен звонок, появилась пишущая машина и телефонный аппарат. Для начала Олег Петрович поручил ей написать плакат с лаконичной надписью "Не курить!" и укрепил его на самом видном месте кабинета.
- У тебя стало совсем как у заправских бюрократов, о которых ты всегда отзывался презрительно, - заметила Афина Павловна, заглянув мимоходом. Нельзя сказать, что Олег Петрович выслушал это замечание вполне равнодушно, чем-то оно задело, он стал считать, что положение все же к чему-то обязывает и к тому же способствует работе.
К этому времени затеянное им "сближение с профессией", как это стали называть, заканчивала уже вторая группа и пора было ознакомиться с результатами первой. Олег Петрович вызвал конструкторов и предложил поделиться впечатлениями. В общем, получалось, что месяц, проведенный ими за станками и у верстаков, прошел благополучно. Никто ничего не запорол, кое-чему научились, ко многому пригляделись и стали представлять конкретнее, чем это виделось из бюро. С рабочими сошлись поближе, хотя не обошлось и без подначек со стороны "работяг".
Оказалось даже, как ни странно, что все выполнили нормы. Положим, на ответственные участки никого из них не ставили - в цехах не дураки в мастерах ходят - да и работы конструкторам давали невысокой точности, кое в чем не обошлось и без помощи рабочих.
Олег Петрович собирался уже отпустить конструкторов, когда один из них нерешительно заговорил как раз о взаимоотношениях с рабочими.
- Вышел у меня маленький казус. В начале месяца я проработал два дня на дыропробивном прессе: рабочий был на бюллетене, и мне пришлось заменить его. Работенка, доложу вам, однообразная, квалификации не требует, скучновато, вот и дернуло меня затеять "рацию". У пресса ход стола использовался только в одну сторону, а обратно его приходилось возвращать вручную - тяжеленько и долгонько ручку крутить.
- Да не тяни ты, Бахметьев, - пробовали поторопить рассказчика, но тот только отмахнулся и вдался в технические подробности, потом вернулся к "казусу":
- Инженерам, вы знаете, не полагается подавать рационализаторские предложения, касающиеся их работы, поэтому, когда рабочий вышел с бюллетеня, я его и надоумил: "Неужели не надоело крутить глупую ручку? Подай "рацию", чтобы пристроили пару шестерен для использования обратного хода. Это и труд облегчит, и деньгу получишь". Он согласился, переделка была чепуховая, справились за неделю.
- Так это же превосходно! - обрадовался Олег Петрович. - Видите, сказалось и еще одно достоинство сближения профессий.
- Хорошо-то хорошо, да обернулось плохо. До переделки пресс работал в три смены, значит, на нем были заняты трое рабочих, а при новой производительности оказалось достаточно одной смены, поэтому двух сменщиков перевели на другую работу. И вот встретил меня недавно тот, который рацию подавал и говорит: "Черти бы тебя подрали, умная голова, за твой совет. Получил я премии двести рублей, а из-за них двух приятелей лишился, да еще морду они мне на днях набили!"
Оказывается, тем двоим, которых перевели, пришлось к новой работе привыкать, заработок у них на это время снизился, вот они с горя выпили и... свели счеты.
На Бахметьева тут же посыпались шуточки:
- Не тому, выходит, морду набили!
- Ничего, он выпьет тоже и переадресует по назначению.
- Ну, гляди, теперь в цех не очень-то показывайся...
Олег Петрович опешил: хорошая инициатива готова была провалиться, а как поправить дело, сразу не придумаешь.
- Какой же отсюда вывод? - спросил он, чтобы оттянуть время.
- Уж я во всяком случае не сунусь больше в такое дело.
- И не надо соваться, - подал голос Онищенко. - В мою бытность технологом я несколько раз отмечал: как где-нибудь резко поднялась выработка, так и знай, применили подпольно какое-то приспособление. Работяга теперь пошел умненький, он знает, что проведи он рационализацию должным порядком, расценки обстригут, и снова он окажется при пиковом интересе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30