Давай сегодня вечером я съем твою порцию творожного суфле, а тебе отдам рагу?
Фант заскрипел зубами.
Для «земель», то есть для обитателей Земли, которым так и не повезло ни разу выбраться на орбиту, поясню: упомянутое выше ЧП, в принципе, вещь столь же немыслимая, как столкновение где-нибудь на планете поезда метро и дирижабля. Однако будем помнить: в природе нет невозможного — есть лишь невероятное.
Кстати, я придумал название для главы, которая только что закончилась. Следующее: «стелла — значит «звезда».
А новая глава будет называться так:
раюшки-раю
Мимо наших героев беззаботно трусили иностранцы. Последуем за ними и мы, ибо, кажется, они знают дорогу к местным достопримечательностям, куда входит и станция монорельса с близлежащими торговыми рядами. По крайней мере эту дорогу знает гид, состоящий при иностранцах. А вот Фант с Иолантой — нет.
Прекрасная мартановая тропка, небольшой кусок самодвижущегося тротуара, некая скульптурная группа, долженствующая символизировать торжество органического синтеза, заманчивые афиши местных кинозалов, стрелка-указатель с надписью «Ресторан «Живописный Уголок» и… ну-ка, ну-ка… Боже! что же это такое?! — наспех свинченный из дюймовых пластиковых труб внушительный забор с турникетом. Так в нашей жизни порой приходит конец иллюзиям и начинается постиллюзорный стресс.
Не успели Фант с Иолантой оглянуться, как, вовлеченные беспечным водоворотом иностранцев-херувимов, они оказались за пределами рая, естественно, сами херувимами не будучи. По ту сторону турникета висела красивая табличка с пространным текстом: «Компьютерный учет перемещений «дикарей». Ввиду тревожного роста праздности и нарушений работы транспорта в связи с неплановыми передвижениями больших пассажиропотоков, Главный Компьютер объявляет перепись вольных пассажиров. Вход к причальной мачте только по удостоверениям СОСа и экскурсионным талонам».
— Подождите! Постойте! Как же это? — забормотал Фант, бросаясь к ключнику Петру в образе молодого дружинника с красной повязкой на голой руке.— А назад-то можно попасть, к дископлану?
— Видите ли,— объявил дружинник-апостол, бдительно перекрывая турникет,— сюда приходят только экскурсионные «диски». И если вы с экскурсией, то в сопровождении вашего руководителя мы вас, конечно, пустим назад, но не раньше, чем придет машина. А так — это контрольная зона, и вход вольным пассажирам или просто гуляющим,— последние слова Фант принял как личное оскорбление,— вход праздным личностям сюда воспрещен. Вы ведь с экскурсией?
— Да-да, конечно,— стараясь улыбнуться, выдавил из себя Фант. И как-то уж очень пристально посмотрела на него стоящая рядом Иоланта…
Станция монорельса, по счастью, располагалась недалеко от покинутого рая. Очередной рейсовый вагон отправлялся к Обсерватории через час, и Фант использовал это время для обзора торговых рядов. Обзор имел очень практическую цель — приобретение съестного, ибо муки голода, которые испытывали наши герои, уже переставали быть муками и переходили в другую категорию: страсти.
Растительная колбаса и протеиновый хлеб — что еще надо? А вместо воды из родника, которого в окрестностях и быть не могло,— сок какао-айвы, продававшийся… под какой бы вы думали вывеской? — именно: «Пиво». От желанного Фанту напитка этот самый сок не отличался только одним свойством — ценой, даже превосходил первый в копеечном выражении, и Фант, всегда стремившийся найти любому явлению верное истолкование, быстро уразумел, в чем здесь дело. Вряд ли Сектор Органического Синтеза мог опуститься до банальной транспортировки какао-айвового концентрата с Земли. Нет, здесь, конечно же, синтезировали этот сок — каким-нибудь не простым, но доблестным способом, а цена… Что ж, цена была адекватной платой за роскошь, которую дарует нам химия.
Как бы то ни было, а Фант ощутил прилив сил. Вместе с силами вернулась уверенность в себе, а заодно и в успехе предприятия.
— Вот увидишь,— щебетал Фант сонной Иоланте, брезгливо дожевывавшей хлеб с растительной колбасой,— отсюда до Обсерватории минут двадцать езды. Посмотрим на Землю, пообедаем где-нибудь, потом вернемся сюда, и так или иначе, а проскочим к причалу с какой-либо экскурсией. Полтора часа — и мы на рекбазе. Там поужинаем, а вечером, если не устанем, в кино сходим. Вот смотри, и вагон подошел. Сейчас мы у мастера все узнаем.
Фант повлек Иоланту к монорельсу и очень благодушно обратился к меланхоличному водителю, одновременно выполнявшему и обязанности билетодателя. Компьютерного компостера на этой линии почему-то не было.
— Скажите, пожалуйста, как долго ехать до Обсерватории и сколько стоит билет?
Водитель окинул Фанта долгим задумчивые взглядом, посмотрел куда-то вдаль, затем с великолепным, может быть, даже несколько наигранным, акцентом изрек:
— Дува чыса!
Решив, что он и так раскрыл незнакомцу слишком важную тайну, на второй вопрос водитель ответа не дал.
Фант побледнел и обернуться к Иоланте не осмелился.
— Так я и знала! — раздался ее голос. По-моему, это была всего лишь третья фраза, которую Иоланта произнесла с того момента, как наши герои покинули Курортный Сектор.
Деваться некуда, Фант с Иолантой занимают места, водитель распространяет билеты. Здесь между делом и выясняется причина его молчания по поводу стоимости проезда: есть подозрение, что он этой стоимости принципиально не знает, но с честью выходит из положения, объявляя каждому пассажиру умопомрачительную величину, неизменно заканчивающуюся донельзя убедительными нецелочисленными копейками, например: «Рубыл восымдэсит сэм». Наконец вагон трогается с места.
Некоторое время ехали молча. То есть Иоланта и так молчала, однако и Фант не раскрывал рта. Но минут через десять он уже дошел до высокой степени дорожного азарта. Боюсь, что основной причиной здесь было чувство неискупной вины перед Иолантой. Иначе говоря, он начал заговаривать ей зубы.
Послушаем.
— Нет, ты смотри, это просто здорово, что мы поехали именно монорельсом! Зелени-то сколько, зелени! Смотри, вон кустик самшита. А вон там — два кактуса. О, глянь-ка, до чего хорошо придумано: омела в гидропонном кашпо!-А песок?! Вон там, видишь? Боже мой! Настоящий кварцевый песок! Рыжий такой, никакая не синтетика. А там, дальше…— глазам не верю! — неужели облако? Или туман? Господи, что я говорю — откуда здесь облако?
— Это цветущая сакура,— не глядя, сказала Иоланта. Зубы ей не нужно было заговаривать. У нее болела голова.
— Да, сакура. Ну, конечно, сакура. Какая прекрасная сакура! Она совсем как облако. Нет, ты видела когда-нибудь такие прекрасные облака? Сказка! Белоснежные. И розоватые. Просто не знаешь, с чем сравнить. Они похожи… они похожи… похожи на…
И здесь я с глубоким прискорбием должен объявить, что романтическая приподнятость Фанта кончилась так же быстро, как началась. Больше того: он едва не прикусил язык. Дело в том, что единственное сравнение, которое пришло ему на ум, это… с творожным суфле…
анекдот
(Предупреждаю: последнее слово этой маленькой главы будет самым дурацким образом рифмоваться с заглавием. Верьте мне: я этого не хотел.)
Очередное отступление, которое я — даже помимо воли — должен сделать, связано с водителем монорельса. Он давно покорил меня своим устойчивым и недешево дающимся колоритом, и я просто не в силах подавить соблазн. Тем более что наш вагон почему-то замедляет ход и, кажется, сейчас остановится. Странно, вроде бы станции поблизости нет. Не беда, зато есть группа незнакомцев, которые, как и мы, страстно хотят попасть в заветную Обсерваторию, а рыцарское сердце нашего «мастера» не лишено сочувствия и способно, скорее, изменить разуму, подчиненному черствому компьютерному расписанию и бездушному пределу вместимости монорельса, чем дать людям пропасть на дороге.
«Вроде бы свободных мест давно нет»,— это мысль Фанта, и я оставляю ее здесь лишь как пример убогой наивности. Бедняга, он еще не знает, что таких остановок будет множество, и вместо обещанных двух часов поездка растянется на три, и каждый раз, остановившись, щедрый водитель будет зычно гаркать: «Эй! Жэнщин с рэбонкым! Пройды в канэц! Рэбонкым на колэн посадыт можын. Тут люды хотэл ехат! Понымаэшь?» — ив конце концов мастерски победит банальный афоризм о «резиновом монорельсе», доказав, что при умелом подходе вопрос о пределах грузоподъемности транспорта на Орпосе просто глуп.
Как бы то ни было, душно ли, тесно ли, жарко ли, долго ли, а до Астрономического Сектора вагон все же доехал. И размякший Фант вылез из монорельса. И с полной уверенностью, что Иоланта следует за ним, с такой уверенностью, что даже не посмотрел на выходную дверь, благовоспитанно подал ей руку. Но случилось здесь вот что. Иоланта несколько поотстала в толчее, а по пятам Фанта спускалась какая-то совсем незнакомая старушка. И на руку, естественно, оперлась. И только теперь Фант решил посмотреть, чего же это Иоланта так долго вылезает. А посмотрев, мягко говоря, опешил. Нет, Фант действительно культурный человек, и в другой ситуации он сам подал бы руку выходящей из транспорта чужой бабушке. Но здесь… здесь все произошло несколько неожиданно. И именно неожиданностью можно объяснить тот ненормальный факт, что наш герой очень резко отдернул руку, и старушка, хоть и не больно, но все же шлепнулась на мартан.
А вот смеяться тут не нужно. Во-первых, потому, что ничего смешного нет, только печально, во-вторых, потому, что я привел этот эпизод не для смеха, а исключительно с целью не упустить ни одной детали описываемой поездки, в-третьих же, последним человеком, который стал бы смеяться в данной ситуации, был сам Фант. Он покраснел до ушей, помог, разумеется, старушке подняться, но тут же — вот беда! — едва не уронил ее снова, потому что наконец-то подоспела на редкость немногословная в этот день Иоланта и очень внятно прошептала Фанту в ухо: — Идиот!
вокруг анальгина
Описание Обсерватории и окружающей третьей природы уместно дать через восприятие Фанта. Для контраста: в силу обстоятельств наш герой смотрит на действительность через черные стекла. И в буквальном смысле тоже: наш Фант путешествует в солнцезащитных очках — светосвод в разгар дня бывает очень ярок.
Между прочим, уж коли я завел разговор о внешнем виде Фанта, то нелишне было бы обрисовать, как он был одет. Полноватые ноги литератора обтянуты пересиненными — по моде — джинсами. Ниже располагаются ничем не примечательные сандалии, из которых выглядывают босые пальцы. Облик довершает в меру приталенная, очень яркой расцветки рубашка навыпуск, со шнуровкой на груди и рукавах. Лет сто назад такой наряд непременно обозвали бы декадентским, лет шестьдесят назад — стиляжьим. По нынешней моде — все в рамках сезонных рекомендаций.
Не забыть бы и Иоланту. Аккуратная матерчатая шапочка с большим козырьком, неброское платьице из местного льна (дико дорогое!), босоножки, словом… Словом, если прибегнуть к орнитологическим сравнениям, то рядом с Фантом, напоминающим токующего тетерева, наша Иоланта вполне сходит за скромную тетерку.
…Таким образом, перед Фантом и Иолантой лежал Астрономический Сектор. Рядом со станцией монорельса виднелось несколько крохотных прудиков, соединенных протоками, и до того, видимо, ненужных местным обитателям, что начинали эти пруды спокойно зарастать тиной и неторопливыми водными растениями. На языке экологии такой процесс называется засыпанием. По поверхности водоемов угрюмо плавали черные лебеди. Если бы Фант знал этот экологический термин, он вмиг придумал бы эпитет и для водоплавающих. Он назвал бы их «сонными». И уж никак не вязалась открывшаяся дремотная картина с великолепием блистательной, инкрустированной перламутром карты звездного неба, что была смонтирована на ближайшей стене. Размеры карты немаленькие: метров сорок в длину, а в высоту… В высоту карта, начинаясь от пола, доходила до самого потолка — значит, было в ней, учитывая особенности данного яруса, никак не меньше восемнадцати метров по вертикали.
Стоило окинуть ее взглядом, и в глаза били веселые перламутровые искры, и солнце играло на десятках названий созвездий, выполненных полированным золотом, и бархатистый черный фон был такой необычайной манящей глубины, что казалось, будто не стена это, а сгустившаяся тьма, и туда можно войти, протиснувшись между звездами, а вот выйдешь или нет — неизвестно…
Коридоры, выходящие на станционную площадку, были пусты. Оставив Иоланту на скамейке, Фант сделал несколько коротких пробежек по переходам, но так никого и не встретил. Более того, окошки киосков с клубниколой и квасом, аптечный ларек, будка книжного проката — все было закрыто. А напитки и таблетки очень интересовали Фанта и Иоланту. Какая-нибудь влага была просто необходима для их истомленных путешествием тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Фант заскрипел зубами.
Для «земель», то есть для обитателей Земли, которым так и не повезло ни разу выбраться на орбиту, поясню: упомянутое выше ЧП, в принципе, вещь столь же немыслимая, как столкновение где-нибудь на планете поезда метро и дирижабля. Однако будем помнить: в природе нет невозможного — есть лишь невероятное.
Кстати, я придумал название для главы, которая только что закончилась. Следующее: «стелла — значит «звезда».
А новая глава будет называться так:
раюшки-раю
Мимо наших героев беззаботно трусили иностранцы. Последуем за ними и мы, ибо, кажется, они знают дорогу к местным достопримечательностям, куда входит и станция монорельса с близлежащими торговыми рядами. По крайней мере эту дорогу знает гид, состоящий при иностранцах. А вот Фант с Иолантой — нет.
Прекрасная мартановая тропка, небольшой кусок самодвижущегося тротуара, некая скульптурная группа, долженствующая символизировать торжество органического синтеза, заманчивые афиши местных кинозалов, стрелка-указатель с надписью «Ресторан «Живописный Уголок» и… ну-ка, ну-ка… Боже! что же это такое?! — наспех свинченный из дюймовых пластиковых труб внушительный забор с турникетом. Так в нашей жизни порой приходит конец иллюзиям и начинается постиллюзорный стресс.
Не успели Фант с Иолантой оглянуться, как, вовлеченные беспечным водоворотом иностранцев-херувимов, они оказались за пределами рая, естественно, сами херувимами не будучи. По ту сторону турникета висела красивая табличка с пространным текстом: «Компьютерный учет перемещений «дикарей». Ввиду тревожного роста праздности и нарушений работы транспорта в связи с неплановыми передвижениями больших пассажиропотоков, Главный Компьютер объявляет перепись вольных пассажиров. Вход к причальной мачте только по удостоверениям СОСа и экскурсионным талонам».
— Подождите! Постойте! Как же это? — забормотал Фант, бросаясь к ключнику Петру в образе молодого дружинника с красной повязкой на голой руке.— А назад-то можно попасть, к дископлану?
— Видите ли,— объявил дружинник-апостол, бдительно перекрывая турникет,— сюда приходят только экскурсионные «диски». И если вы с экскурсией, то в сопровождении вашего руководителя мы вас, конечно, пустим назад, но не раньше, чем придет машина. А так — это контрольная зона, и вход вольным пассажирам или просто гуляющим,— последние слова Фант принял как личное оскорбление,— вход праздным личностям сюда воспрещен. Вы ведь с экскурсией?
— Да-да, конечно,— стараясь улыбнуться, выдавил из себя Фант. И как-то уж очень пристально посмотрела на него стоящая рядом Иоланта…
Станция монорельса, по счастью, располагалась недалеко от покинутого рая. Очередной рейсовый вагон отправлялся к Обсерватории через час, и Фант использовал это время для обзора торговых рядов. Обзор имел очень практическую цель — приобретение съестного, ибо муки голода, которые испытывали наши герои, уже переставали быть муками и переходили в другую категорию: страсти.
Растительная колбаса и протеиновый хлеб — что еще надо? А вместо воды из родника, которого в окрестностях и быть не могло,— сок какао-айвы, продававшийся… под какой бы вы думали вывеской? — именно: «Пиво». От желанного Фанту напитка этот самый сок не отличался только одним свойством — ценой, даже превосходил первый в копеечном выражении, и Фант, всегда стремившийся найти любому явлению верное истолкование, быстро уразумел, в чем здесь дело. Вряд ли Сектор Органического Синтеза мог опуститься до банальной транспортировки какао-айвового концентрата с Земли. Нет, здесь, конечно же, синтезировали этот сок — каким-нибудь не простым, но доблестным способом, а цена… Что ж, цена была адекватной платой за роскошь, которую дарует нам химия.
Как бы то ни было, а Фант ощутил прилив сил. Вместе с силами вернулась уверенность в себе, а заодно и в успехе предприятия.
— Вот увидишь,— щебетал Фант сонной Иоланте, брезгливо дожевывавшей хлеб с растительной колбасой,— отсюда до Обсерватории минут двадцать езды. Посмотрим на Землю, пообедаем где-нибудь, потом вернемся сюда, и так или иначе, а проскочим к причалу с какой-либо экскурсией. Полтора часа — и мы на рекбазе. Там поужинаем, а вечером, если не устанем, в кино сходим. Вот смотри, и вагон подошел. Сейчас мы у мастера все узнаем.
Фант повлек Иоланту к монорельсу и очень благодушно обратился к меланхоличному водителю, одновременно выполнявшему и обязанности билетодателя. Компьютерного компостера на этой линии почему-то не было.
— Скажите, пожалуйста, как долго ехать до Обсерватории и сколько стоит билет?
Водитель окинул Фанта долгим задумчивые взглядом, посмотрел куда-то вдаль, затем с великолепным, может быть, даже несколько наигранным, акцентом изрек:
— Дува чыса!
Решив, что он и так раскрыл незнакомцу слишком важную тайну, на второй вопрос водитель ответа не дал.
Фант побледнел и обернуться к Иоланте не осмелился.
— Так я и знала! — раздался ее голос. По-моему, это была всего лишь третья фраза, которую Иоланта произнесла с того момента, как наши герои покинули Курортный Сектор.
Деваться некуда, Фант с Иолантой занимают места, водитель распространяет билеты. Здесь между делом и выясняется причина его молчания по поводу стоимости проезда: есть подозрение, что он этой стоимости принципиально не знает, но с честью выходит из положения, объявляя каждому пассажиру умопомрачительную величину, неизменно заканчивающуюся донельзя убедительными нецелочисленными копейками, например: «Рубыл восымдэсит сэм». Наконец вагон трогается с места.
Некоторое время ехали молча. То есть Иоланта и так молчала, однако и Фант не раскрывал рта. Но минут через десять он уже дошел до высокой степени дорожного азарта. Боюсь, что основной причиной здесь было чувство неискупной вины перед Иолантой. Иначе говоря, он начал заговаривать ей зубы.
Послушаем.
— Нет, ты смотри, это просто здорово, что мы поехали именно монорельсом! Зелени-то сколько, зелени! Смотри, вон кустик самшита. А вон там — два кактуса. О, глянь-ка, до чего хорошо придумано: омела в гидропонном кашпо!-А песок?! Вон там, видишь? Боже мой! Настоящий кварцевый песок! Рыжий такой, никакая не синтетика. А там, дальше…— глазам не верю! — неужели облако? Или туман? Господи, что я говорю — откуда здесь облако?
— Это цветущая сакура,— не глядя, сказала Иоланта. Зубы ей не нужно было заговаривать. У нее болела голова.
— Да, сакура. Ну, конечно, сакура. Какая прекрасная сакура! Она совсем как облако. Нет, ты видела когда-нибудь такие прекрасные облака? Сказка! Белоснежные. И розоватые. Просто не знаешь, с чем сравнить. Они похожи… они похожи… похожи на…
И здесь я с глубоким прискорбием должен объявить, что романтическая приподнятость Фанта кончилась так же быстро, как началась. Больше того: он едва не прикусил язык. Дело в том, что единственное сравнение, которое пришло ему на ум, это… с творожным суфле…
анекдот
(Предупреждаю: последнее слово этой маленькой главы будет самым дурацким образом рифмоваться с заглавием. Верьте мне: я этого не хотел.)
Очередное отступление, которое я — даже помимо воли — должен сделать, связано с водителем монорельса. Он давно покорил меня своим устойчивым и недешево дающимся колоритом, и я просто не в силах подавить соблазн. Тем более что наш вагон почему-то замедляет ход и, кажется, сейчас остановится. Странно, вроде бы станции поблизости нет. Не беда, зато есть группа незнакомцев, которые, как и мы, страстно хотят попасть в заветную Обсерваторию, а рыцарское сердце нашего «мастера» не лишено сочувствия и способно, скорее, изменить разуму, подчиненному черствому компьютерному расписанию и бездушному пределу вместимости монорельса, чем дать людям пропасть на дороге.
«Вроде бы свободных мест давно нет»,— это мысль Фанта, и я оставляю ее здесь лишь как пример убогой наивности. Бедняга, он еще не знает, что таких остановок будет множество, и вместо обещанных двух часов поездка растянется на три, и каждый раз, остановившись, щедрый водитель будет зычно гаркать: «Эй! Жэнщин с рэбонкым! Пройды в канэц! Рэбонкым на колэн посадыт можын. Тут люды хотэл ехат! Понымаэшь?» — ив конце концов мастерски победит банальный афоризм о «резиновом монорельсе», доказав, что при умелом подходе вопрос о пределах грузоподъемности транспорта на Орпосе просто глуп.
Как бы то ни было, душно ли, тесно ли, жарко ли, долго ли, а до Астрономического Сектора вагон все же доехал. И размякший Фант вылез из монорельса. И с полной уверенностью, что Иоланта следует за ним, с такой уверенностью, что даже не посмотрел на выходную дверь, благовоспитанно подал ей руку. Но случилось здесь вот что. Иоланта несколько поотстала в толчее, а по пятам Фанта спускалась какая-то совсем незнакомая старушка. И на руку, естественно, оперлась. И только теперь Фант решил посмотреть, чего же это Иоланта так долго вылезает. А посмотрев, мягко говоря, опешил. Нет, Фант действительно культурный человек, и в другой ситуации он сам подал бы руку выходящей из транспорта чужой бабушке. Но здесь… здесь все произошло несколько неожиданно. И именно неожиданностью можно объяснить тот ненормальный факт, что наш герой очень резко отдернул руку, и старушка, хоть и не больно, но все же шлепнулась на мартан.
А вот смеяться тут не нужно. Во-первых, потому, что ничего смешного нет, только печально, во-вторых, потому, что я привел этот эпизод не для смеха, а исключительно с целью не упустить ни одной детали описываемой поездки, в-третьих же, последним человеком, который стал бы смеяться в данной ситуации, был сам Фант. Он покраснел до ушей, помог, разумеется, старушке подняться, но тут же — вот беда! — едва не уронил ее снова, потому что наконец-то подоспела на редкость немногословная в этот день Иоланта и очень внятно прошептала Фанту в ухо: — Идиот!
вокруг анальгина
Описание Обсерватории и окружающей третьей природы уместно дать через восприятие Фанта. Для контраста: в силу обстоятельств наш герой смотрит на действительность через черные стекла. И в буквальном смысле тоже: наш Фант путешествует в солнцезащитных очках — светосвод в разгар дня бывает очень ярок.
Между прочим, уж коли я завел разговор о внешнем виде Фанта, то нелишне было бы обрисовать, как он был одет. Полноватые ноги литератора обтянуты пересиненными — по моде — джинсами. Ниже располагаются ничем не примечательные сандалии, из которых выглядывают босые пальцы. Облик довершает в меру приталенная, очень яркой расцветки рубашка навыпуск, со шнуровкой на груди и рукавах. Лет сто назад такой наряд непременно обозвали бы декадентским, лет шестьдесят назад — стиляжьим. По нынешней моде — все в рамках сезонных рекомендаций.
Не забыть бы и Иоланту. Аккуратная матерчатая шапочка с большим козырьком, неброское платьице из местного льна (дико дорогое!), босоножки, словом… Словом, если прибегнуть к орнитологическим сравнениям, то рядом с Фантом, напоминающим токующего тетерева, наша Иоланта вполне сходит за скромную тетерку.
…Таким образом, перед Фантом и Иолантой лежал Астрономический Сектор. Рядом со станцией монорельса виднелось несколько крохотных прудиков, соединенных протоками, и до того, видимо, ненужных местным обитателям, что начинали эти пруды спокойно зарастать тиной и неторопливыми водными растениями. На языке экологии такой процесс называется засыпанием. По поверхности водоемов угрюмо плавали черные лебеди. Если бы Фант знал этот экологический термин, он вмиг придумал бы эпитет и для водоплавающих. Он назвал бы их «сонными». И уж никак не вязалась открывшаяся дремотная картина с великолепием блистательной, инкрустированной перламутром карты звездного неба, что была смонтирована на ближайшей стене. Размеры карты немаленькие: метров сорок в длину, а в высоту… В высоту карта, начинаясь от пола, доходила до самого потолка — значит, было в ней, учитывая особенности данного яруса, никак не меньше восемнадцати метров по вертикали.
Стоило окинуть ее взглядом, и в глаза били веселые перламутровые искры, и солнце играло на десятках названий созвездий, выполненных полированным золотом, и бархатистый черный фон был такой необычайной манящей глубины, что казалось, будто не стена это, а сгустившаяся тьма, и туда можно войти, протиснувшись между звездами, а вот выйдешь или нет — неизвестно…
Коридоры, выходящие на станционную площадку, были пусты. Оставив Иоланту на скамейке, Фант сделал несколько коротких пробежек по переходам, но так никого и не встретил. Более того, окошки киосков с клубниколой и квасом, аптечный ларек, будка книжного проката — все было закрыто. А напитки и таблетки очень интересовали Фанта и Иоланту. Какая-нибудь влага была просто необходима для их истомленных путешествием тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22