- Ордац изо всех сил пытался изобразить на лице гнев. - И я
также нахожу, что совершенно не могу поверить в нашего противоречивого
убийцу. Вы совершенно испортили мне аппетит, мистер Гамильтон.
Я рассказал ему свои соображения о других жильцах на этаже Оуэна. Он
улыбнулся и кивнул.
- Возможно, возможно... теперь это компетенция вашего управления.
Органлеггерство входит в сферу деятельности РУК.
- Верно. - Я закрыл портфель и взвесил его в руке. Посмотрим, что
сделает из всего этого компьютер. Я вам пришлю фотокопии всего, что здесь
есть.
- Вы мне дадите знать, что выяснится в отношении других жильцов?
- Разумеется.

Я вошел в контору РУК, размахивая драгоценным портфелем и чувствуя
себя на вершине успеха. Оуэн был убит. Он погиб, не запятнав своего
честного имени и, пожалуй, скорее всего, не без достоинства. Даже Ордац
признал это.
Запыхавшись и спотыкаясь, меня нагнал Джексон Бера.
- Что стряслось? - окликнул я его. Может быть, я не хотел упустить
шанса похвастаться. У меня было двадцать три лица, двадцать три
органлеггера в одном портфеле в моей руке.
Бера остановился.
- Где вы были?
- Работал. Честно. Что за спешка?
- Помните того продавца наслаждений, за которым мы следили?
- Грэхема? Кеннета Грэхема?
- Именно его. Он мертв. И виноваты в этом мы! - С этими словами он
побежал дальше.

К тому времени, как я догнал его, он был уже в лаборатории.
Труп Кеннета Грэхема лежал лицом вверх на операционном столе. Его
вытянутое, впалое лицо было бледным и ничего не выражающим, размякшим. Оно
было пустым. Со всех сторон голову окружала различная аппаратура.
- Как дела? - спросил Бера.
- Да никак, - ответил врач. - В этом нет вашей вины. Вы достаточно
быстро поместили его в глубокий холод... - Он пожал плечами.
Я тронул Бера за плечо.
- Что произошло?
Бера еще не отдышался после своего бега.
- Видимо, что-то просочилось Кеннет попытался сбежать, но мы накрыли
его в аэропорту.
- Можно было и подождать. Посадить кого-нибудь с ним в один самолет.
Наполнить салон СТГ-4.
- А помните переполох, когда мы в последний раз применили СТГ-4? Эти
чертовы журналисты!
Бера весь дрожал. И я не осуждал его.
РУК и органлеггеры ведут очень странную игру, в некоторых деталях
довольно сходную. Органлеггеры должны доставлять своих доноров живыми,
поэтому они всегда вооружены иглопистолетами, стреляющими кристаллами
усыпляющего вещества, мгновенно растворяющегося в крови. Мы пользуемся
точно таким же оружием и примерно по той же причине - преступника следует
сохранить для судебного разбирательства, а потом для правительственного
госпиталя. Поэтому от агентов РУК требуется, чтобы они ни в коем случае не
убивали.
В один прекрасный день я научился этой истине. Некто Рафаил Хейн, с
недавних пор считающийся органлеггером, попытался добраться у себя дома до
кнопки экстренной сигнализации. Если бы ему это удалось, на свободу
вырвались бы самые жуткие силы ада, люди Хейна сделали бы мне укол и я
оказался бы рассортированным по частям в отдельных камерах хранилища
органлеггеров, принадлежавшего Хейну. Поэтому я задушил его.
Рапорт об этом был заложен в память компьютера, но только три
человека знали об этом. Одним из них был мой непосредственный начальник
Лукас Гарнер. Второй была Джули. Пока что Хейн оставался единственным
убитым мною человеком.
А Грэхем стал первой жертвой Бера.
- Мы взяли его в аэропорту, - рассказывал Бера. - На голове у него
была шляпа. Жаль, я не обратил на это внимания, не то мы могли бы
действовать быстрее. Мы начали окружать его, держа наготове иглопистолеты.
Он обернулся и увидел нас. Сунул пальцы под шляпу и тут же упал без
памяти.
- Он убил себя?
- Да.
- Каким образом?
- Посмотрите-ка на его голову.
Я придвинулся к столу поближе, стараясь не мешать врачу, который, как
полагалось по правилам, пытался извлечь из мертвого мозга информацию
индуктивным методом, но у него ничего не получалось.
На самой макушке Грэхема виднелась плоская продолговатая коробочка из
черной пластмассы, почти вдвое меньше колоды карт. Я прикоснулся к ней и
сразу понял, что она прикреплена к черепу убитого.
- Дроуд. Нестандартный и слишком большой. В нем батарейка.
- Вы знали, что у него привычка к электростимуляции?
- Нет. Мы опасались устанавливать аппаратуру для слежки у него дома.
Он мог обнаружить ее и скрыться. Посмотрите-ка на эту штуку еще раз!
"С формой дроуда что-то не так", - подумал я.
Черная пластмассовая коробочка наполовину расплавилась.
- Высокая температура? - пробурчал я себе под нос.
- Он взорвал батарейку разом, - кивнул Бера, - послав весь ее
убийственный заряд прямо в мозг, точнехонько в центр наслаждения. И,
господи, Джил, о чем я все время думаю - на что это было похоже? Джил,
какие ощущения он мог в себе этим вызвать?
Я похлопал его по плечу, пытаясь успокоить его и сам успокоиться. Мне
уже давно лезли в голову мысли по этому вопросу.
Вот лежит человек, вжививший электрод в голову Оуэна. Была ли его
смерть кратковременным адом или исступленным восторгом райского
наслаждения? Я надеялся, что адом, но поверить в это никак не мог.
Во всяком случае, Кеннета Грэхема больше нет в этом мире - он не
объявится где-нибудь с новым лицом, новыми узорами на сетчатке глаза и
отпечатками пальцев, в общем, всем тем, чем могли его снабдить подпольные
хранилища.
- Ничего, - сказал врач. - Его мозг практически выжжен. Тех крупиц
нервных связей, которые сохранились, недостаточно, чтобы наскрести что-то
осмысленное.
- Попробуйте еще раз, - попросил Бера.
Я незаметно вышел из лаборатории. Возможно, попозже я поставлю Бера
выпивку; он, похоже, в ней нуждается. Бера был одним из таких людей, в ком
сочувствие к ближним очень обострено. Я понимал, что он почти физически
чувствует жуткую волну исступления и краха, пережитую Грэхемом, когда он
покидал этот мир.
Голограммы из "Моники" прибыли несколько часов назад. Миллер отобрал
снимки не только жильцов, снимавших квартиры на 18-м этаже за последние
шесть недель, но также и жильцов семнадцатого и девятнадцатого этажей. Это
казалось неслыханным богатством. Меня позабавила мысль, будто кто-то
спускался с девятнадцатого этажа через балкон на восемнадцатый в течение
шести недель. Но в квартире 1809 не было не то что окон - в ней не было
даже наружной стены, не говоря уже о балконе.
Неужели Миллера это тоже забавляло? Чушь! Это даже не могло придти
ему в голову! Просто он перестарался, чтобы выказать свое рвение нам
помочь.
Никто из жильцов на протяжении всего этого периода не соответствовал
известным или подозреваемым сообщникам Лорана. Тогда я вспомнил о двадцати
трех возможных людях Лорана из портфеля Оуэна. Я отдал их снимки
программисту, не будучи уверенным, что сам справлюсь с компьютером. Он
вот-вот должен закончить подготовку программы.
Я позвонил вниз: да, готово.
Я приказал компьютеру сравнить их с голограммами из "Моники".
Ничего! Между ними не было ни единого соответствия!
Следующие два часа я провел, записывая дело Оуэна Джеймисона.
Программист переведет его на машинный язык и заложит в компьютер. Мне
такое пока не под силу.
Мы снова вернулись к непоследовательным действиям убийцы из версии
Ордаца.
Только это, плюс путаница логических тупиков. Благодаря смерти Оуэна
в наших руках оказалась целая пачка новых снимков, которые в настоящий
момент, возможно, уже устарели. Органлеггеры от одного подозрительного
взгляда меняют свои лица. Я закончил вкратце описание сути дела, переслал
его программисту и позвонил Джули. Теперь я нуждался в ее защите.
Джули, оказывается, ушла домой.
Я хотел было позвонить Таффи, но остановился, набрав только половину
номера. Иногда бывает, что лучше не звонить. Мне нужно пережить плохое
настроение самому. Мне нужна пещера, где бы я мог побыть один.
По-видимому, выражение лица у меня было такое, что мог лопнуть экран
видеофона. Зачем же передавать свое настроение ни в чем не повинной
девушке?
И я отправился домой.
Было уже темно, когда я вышел на улицу. Поднявшись по пешеходному
переходу над движущимися тротуарами, я стал дожидаться такси на площадке
перекрестка. Вскоре такси показалось, с мигающей белой надписью "Свободно"
на брюхе. Я сел в такси и вставил кредитную карточку.
Оуэн собирал свои голограммы по всему евроазиатскому материку.
Большая часть из них, если не все, принадлежали зарубежным агентам Лорана.
Почему же я ожидал обнаружить их в Лос-Анжелесе?
Такси поднялось в светлое ночное небо. Благодаря городским огням,
облака под ним превратились в плоский белый шатер. Мы пробили облака и
летели над ними. Автопилоту такси не было дела, есть ли у меня возможность
любоваться окружающей (или проплывающей внизу?) панорамой.
...Так чем же я теперь располагаю? Кто-то среди десятков обитателей
18-го этажа был сообщником Лорана. Или так - или непоследовательный убийца
из версии Ордаца, очень осторожный, но оставивший Оуэна умирать в течение
пяти недель одного, без присмотра.
...А так ли уж маловероятен этот непоследовательный убийца?
Ведь в конце концов, этим убийцей был мой собственный гипотетический
Лоран! и он совершал убийства, эти тягчайшие преступления. Он убивал
методично, снова и снова, наживая при этом сказочные барыши. РУК не мог до
него добраться. Не пришло ли теперь время, когда он стал небрежным?
Как и Грэхем. Как долго этот человек подбирал доноров среди своих
покупателей, выбирая несколько совершенно неприметных за год? А потом, два
раза за несколько месяцев, он выбрал таких клиентов, отсутствие которых
всполошило родственников.
Большинство преступников не отличаются особым умом. У Лорана мозгов
хватало, но приспешники его должны быть вполне заурядными людьми. Лорану
волей-неволей приходилось иметь дело с заурядными личностями, с теми, кто
прибег к преступлениям лишь потому, что у них не хватало ума, на который
они могли бы положиться в законной жизни.
Если человек, подобный Лорану, становится небрежен, то именно в этом
причина его ошибок. Он подсознательно начинает судить об уме сотрудников
РУК по уму своих приспешников. Соблазнившись остроумным замыслом убийства,
он мог не обратить внимания на одну-единственную деталь и оставить ее без
изменений. Имея советчиком Грэхема, он гораздо лучше разбирался в
тонкостях электростимуляции, чем мы. Вероятно, достаточно разбирался,
чтобы доверять эффективности пагубного пристрастия к току в случае с
Оуэном.
В этом случае, убийцы Оуэна доставили его в эту злополучную квартиру
и больше уж никогда не видели. В этом заключался небольшой риск, на
который решился Лоран и который оказался оправданным, по крайней мере, на
этот раз.
В следующий раз Лоран будет еще небрежней. Когда-нибудь мы поймаем
его!
Но не сегодня.
Такси отделилось от вереницы себе подобных и опустилось на крыше
моего дома в Голливудских Холмах. Я вышел и направился к лифтам.
Дверь одного из них открылась и из него кто-то вышел.
Что-то предупредило меня, что-то связанное с тем, как двигался этот
вышедший из лифта. Я повернулся. Такси могло послужить хорошим прикрытием,
но оно уже успело подняться в воздух. Из тени возникло еще несколько
силуэтов.
Мне кажется, я уложил двоих прежде, чем что-то кольнуло меня в щеку.
Крохотные кристаллики мгновенно растворились в моей крови. Голова сразу
закружилась, крыша начала поворачиваться вокруг себя и центробежная сила
швырнула мое обмякшее тело ничком. Тени сомкнулись надо мной; потом все
кануло в вечность.
Очнулся я от неожиданного прикосновения к голове. Я стоял прямо,
спеленатый, как мумия, мягкими витыми повязками. Я даже не мог
пошевелиться, не мог двинуть ни одной мышцей ниже шеи. Когда я
окончательно это понял, было уже поздно. Стоящий позади меня человек
закончил снимать с моей головы электроды и вышел вперед, оказавшись вне
досягаемости моей воображаемой руки.
В его чертах было что-то птичье. Он был высокий и худой,
тонкокостный, на его треугольном лице резко выделялся острый подбородок.
Растрепанные шелковистые светлые волосы свисали с висков. На нем были
безупречного покроя короткие шерстяные брюки в оранжевую и коричневую
полоску. Широко улыбаясь, скрестив руки и наклонив голову, он стоял и
ждал, когда я заговорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12