- не знаю зачем, но я прошел с телефоном
в комнату с кроватью, поставил аппарат на подоконник.
- Не смогу я здесь без тебя, просто не смогу... Не бросай меня... А
что слушают - неважно, не засекут...
- А мама? - неожиданно вспомнил я
- Мама? Не сердись на нее, она же не могла по-другому, а я без тебя не
смогу. Ни на что внимание не обращай. Не нужно. Я позвоню тебе.
Я положил трубку на рычаг. Незаметно прошел день. За окнами было уже
темно, на натянутой между домами проволоке с изоляторами покачивался
фонарь.
Вдалеке, в свете фонаря, было видно, как какая-то старуха в ватнике,
роется в свалке. Достала что-то красное из мусора, попробовала примерить,
но не сумела устоять - то ли велики, то ли каблук слишком высокий.
Захотелось лечь, распрямиться на всю длину, расслабиться.
Постель сохранила еще запах сашенькиных духов, женские духи, они очень
прилипчивы - пройдешься с кем-нибудь под ручку, а потом на два дня
воспоминаний - свитер то там, то тут подсовывает тебе знакомый уже запах.
Приятные духи, ничего не скажешь, правда, неприятно, что самой ее уже здесь
нет, и не будет, наверное, никогда.
Вспоминая про Сашу, достал из-под кровати связанную пачку документов,
оценил соблазн на вес, о чем-то замечтался.
Я не заметил, как сон подхватил меня и, скручивая, высушивая на лету,
как половую тряпку, понес, без края и направления. Во сне было темно и
неуютно, сквозило, где-то на сквозняке захлопывались двери, мама звала меня
с балкона домой - обедать, а идти не хотелось.
Когда очнулся - светало. Оказалось, что все еще держу в руках пачку
документов. Надо было встать, умыться.
Сидя на крае ванны, как и вчера, я попытался понять, что со мной
происходит.
Собственно, было уже все ясно. Оставалось только точно узнать, что
делать дальше.
Сначала попадаешь в какой-то конкурс, слабаки отсеиваются, потом - по
порядку, все ступени посвящения, до самой последней, загадочной... Если
проходишь ее - тогда ты в порядке. Тогда с тобой можно иметь дело.
Что там, интересно... Какой-нибудь ритуал, святая вода? Нет, это из
другой оперы совсем... Книга? Или папирус? Слишком просто. Что-то понятное,
но невыполнимое сразу. Дуэль. Точно, дуэль. Или - война. Что-то там
обязательно должно быть на крови замешано, иначе зачем им меня убивать? Что
я знаю? Что я значу? Так - студент, недоучившийся, даже не отличник -
середнячок, ерунда, пустышка, ноль. Им не я нужен, им моя кровь нужна, они
без этого не могут, не получается, наверное...
Тут главное - понять все до самого конца. Они ведь знают, чего хотят,
а я нет... Нечестно получается. Что же потом?
Я открыл холодную воду, подождал, пока пойдет по-настоящему холодная
вода, из недр, сунул голову под струю, чтобы было легче думать.
А может быть, все это схватка за трон, стремление получить место?
Может быть, они меня с кем-то перепутали, открыли всю тайну по недомыслию,
а теперь - уже поздно, и надо убивать, ритуально убивать...
Вот так, по случаю - прыг - и в дамки, и где-то рядом с Фараоном. Весь
мир в кармане.
Вот в чем дело - я уже иду к Нему на замену. Или меня ведут... Или
закладывают в жертву. Неважно как, важно что.
Ну, папа, спасибо, вразумил, теперь я точно никуда отсюда не сдвинусь.
Еще чего - отказываться от такого!!! Я им покажу, как нужно, они у меня
поймут, что такое настоящая свобода. Теперь бы только туда попасть, а там -
немного мучиться.
Главное - не повторяться, не искать по пройденным тропинкам, там одна
ерунда, сплошные ошибки, пустота. Смерть.
Я стряхнул с волос остатки влаги, встал. Бросил в ванную пачку
документов, наклонился, достал из кармана зажигалку, поднес ее к светлой
бумаге фунтовых купюр, и выстрелил коротким газовым пламенем прямо в лицо
королеве, изображенной на купюре. Королева почернела лицом, расстроилась.
Горело весело, быстро, почти без дыма - старый дом, хорошая
вентиляция, все сразу утягивает.
Когда хлопья пепла успокоились, опали, я смыл их водой, и вернулся в
кухню. Генерал спал, сидя за столом. Бутылка водки была пуста.
Я потряс спящего за плечо.
- Вы знаете, генерал, мне нужно найти его.
- Кого - его?.. Генерал стряхивал с себя сон, пытаясь понять.
- Фараона... - мне с трудом давалось это слово.
Генерал проснулся и протрезвел, насколько мог.
- Что я Вам тут наболтал, Боже мой!
- Да не молчали Вы, генерал. Теперь что, теперь поздно, я знаю все. Ну
так как?
- Дмитрий Евгеньевич, но это же отнимет у меня кучу времени... Это же
невозможно почти, это же риск. Думаете, я не пробовал? Я только этим и
занят. Но это риск. Правда, теперь уже не для меня - для Вас... Вас
лично...
- Короче!.. Когда Вы это сделаете, генерал?..
- Не раньше, чем ко Дню Мира. Никак не раньше. Только вот...
- Хорошо, генерал. Приступайте. Если успеете раньше, чем за два месяца
- я Вас не позабуду.
7. Классическая Книга Перемен. Язык
Человеку свойственно
интересоваться своей
судьбой в основном в
кризисные моменты, т.е.
когда течение жизни ...
направлено против него
или увлекает против его
воли.
Кэрлот Хуан Эдуардо,
¬Словарь Символов¬,
статья ¬Кризис¬
Время проходило незаметно. На деревьях появилась листва, во время
одного из апрельских ливней фиолетовая юбка сорвалась на землю и через
некоторое время пропала, будто и не было. Раз в неделю заходил генерал,
напивался и оставался ночевать, сидя на стуле в кухне, как в первый раз.
Поиски его пока не были успешны и временами я вообще сомневался, что он
ведет их, но другого способа достичь желаемого я придумать не смог. В один
из своих визитов генерал принес мне удостоверение Министерства
Безопасности, я оказался старшим консультантом, и у меня был свой кабинет
во внутренней зоне, и своя машина, которой я не пользовался.
В институт ходить не хотелось, я заказывал генералу книги, их
присылали мне на квартиру, я валялся на кровати, читая днями напролет.
Помирился с мамой, она даже приезжала ко мне в гости, привезла чего-то
поесть. Пришлось выкинуть сразу после того, как она уехала - холодильник
забит до отказа, чуть не каждый день приносят что-то новенькое.
Пару раз выбирался из дому - проветриться, но долго гулять не мог -
нервы пошаливали - смотрел по крышам, оглядывался, боялся зайти в темные
подворотни.
От однообразия жизни я совсем потерял счет времени, благо газет не
читал, телевизор сломался после первого же включения, а чинить его не
хотелось.
Иногда позванивал генерал, просто так, без повода, поэтому я ждал
услышать его голос, когда снял трубку в ответ на один из телефонных
звонков.
- Дмитрий Евгеньевич? - голос был мне совершенно незнаком.
- Алло, кто это?
- Мне передали, что Вы ищете меня.
- Кто это говорит?
- Так ищете или нет?
- Ищу.
- Сегодня, в два, на Ваганьковском кладбище. Памятник Шехтелю, знаете?
И один, пожалуйста, без оружия.
- И что, без охраны придете? Целый Фараон - без охраны? Или кладбище
оцепят?
- Я канцлер. Фараон заняты. Болеют.
- Ну хорошо, в два, у Шехтеля.
Все-таки генерал молодец. Не испугался. Мне захотелось похвалить его.
Генерал ответил сдержанно.
- Смирнов слушает.
- Как, новую секретаршу не нашли еще?
- Да первый отдел все никак не утверждает. Дмитрий Евгеньевич, если Вы
поболтать хотите, так лучше чуть позже, хорошо? Я занят сейчас.
- Нет, Генерал, я чтобы поблагодарить. Вы Его все-таки нашли.
- Я Его нашел? Дмитрий Евгеньевич, я Вам признаюсь. Мое дело Вас
сохранять, а не под пули ставить. Я Его и не искал вовсе. Ни к чему это,
суета. Не нужно.
- Ну, значит, это Он меня сам нашел. У меня с Его человеком встреча
через полтора часа.
- Вы уверены, что это Его инициатива, а не этого человека?
- Ну, мне так показалось... - тут я понял, что никакой почвы под этой
уверенностью нет. Если это не наработанный генералом контакт, то инициатива
могла исходить от кого угодно. Впрочем, мне все равно.
- Ни в коем случае не езжайте туда один! Я за Вами машину высылаю.
- Ну, генерал, я ждать не буду, - эти тупые культуристы из отряда
прикрытия меня совсем не вдохновляли.
- Подождите, Дмит...
Позвонил в точное время - часы себе так и не купил. Оказалось, пора
выезжать уже, а то опоздаю, да и с людьми генерала встречаться не хотелось.
Перед выходом все-таки задержался - решил принять душ. Посчитал -
кажется, успею. В министерстве люди не слишком торопятся. А если дело
опасное - тем более.
На стеклянной полке по-прежнему стояла фотография. Приступы стали
приходить гораздо реже, но фотография уже совсем перестала действовать. Уже
выходя из ванной, решился, наконец - скомкал фотокарточку и выкинул в
мусорное ведро. Перед самым выходом, на столике под зеркалом - у меня
теперь было зеркало - выпросил - лежала сашенькина зажигалка. Я подобрал
игрушечный пистолетик в карман чисто машинально, не задумываясь, мне
показалось, что это, несомненно, нужно. Заодно и условие выполнил, и
обманул. Не оружие, конечно, но и не с пустыми руками.
На улице было неожиданно тепло - я пожалел, что не оставил ветровку
дома. Заворачивая за угол, увидел черный мерседес. В машине было
полным-полно народу, не меньше шести человек. Мерседес свернул к моему
подъезду.
¬Однако, быстро приехали. Только не для меня эта машина. Я туда все
равно бы не влез. Значит, домашний арест мне полагается...-
Идти было совсем недалеко - где-то пять автобусных остановок, и я
решил прогуляться.
Кладбище раскинулось больше чем на квартал. Огромный кусок земли в
престижном районе города был занят покойниками, и укрыт сверху огромными
деревьями.
Могила Шехтеля меня разочаровала: большое треугольное надгробие с
отчетливой надписью ¬Федор Осипович Шехтель, академик архитектуры-. В
низенькой ограде, не напоминающей ничем о том стиле, которому всю жизнь
прослужил Федор Осипович, покоилось все его семейство. Никакого напоминания
про модерн, зато издали все сооружение напоминало пирамиду.
Я сел на низенькую садовую скамейку, почему-то захотелось закурить, я
вытащил зажигалку, но вспомнил, что не курю, и что у меня с собой нет
сигарет. В это время невдалеке грохнул выстрел
Пуля прозвенела совсем рядом, ударилась в надгробие, отбила кусок
камня, отковырнула фрагмент мягкого знака. Я упал на землю, прижимаясь к
ней всем телом, стараясь в нее врасти, спуститься до уровня могил, и от
этого желания становилось жутко. Выстрелили еще раз. И еще. Мне почему-то
показалось, что стрелявший пьян - пули шли вразброд, бессмысленно, совсем
мимо. Вдалеке раздалась трель свистка - полицейский вызывал подмогу.
Я поднялся с земли, и пригибаясь, начал убегать. Выстрелов больше не
было.
¬Это что же он, не полиции же испугался, в самом деле-, - подумал я,
петляя среди могил, - " Что-то с ним не так, ей Богу, не так! Что-то у него
с головой.-
Поняв, что выстрелов больше не будет, я распрямился и решил потратить
некоторое время на прогулку по кладбищу. Я знал, что со мной здесь больше
ничего не случится.
Этот край кладбища был почти заброшен и пуст. Старые памятники местами
уже осыпались, теряя из углублений фотографии на изразце, а местами на
могилах стояли только железные посеребренные кресты. Таблички на крестах
были закрашены, и нельзя было прочитать имен. Там же, где имена были видны,
стояли давние даты захоронений.
Господи, да они все умерли, когда меня и на свете не было! Что они
знали о том, что такое жизнь сейчас? Впрочем, этот вопрос равносилен
вопросу о том, что они видели наперед. Да ничего. Вот, например, Ефим
Григорьевич Оппельгаузен, 1903-1966, захотелось добавить почему-то строку
из свидетельства о смерти: ¬Отек легких¬. Что он успел увидеть? Что ему это
было - жизнь?..
А откуда это - Отек Легких? С чего это я взял? Тут передо мной
открылось то неисчислимое множество дорог к смерти, которое наполняло это
кладбище. Все эти сердечные приступы, бандитские нападения, авиа- и
автокатастрофы, все это встало передо мной, как картинка чудесного и
страшного калейдоскопа. В этой хаотической картинке я мог разобраться и
вычленить тот эпизод, который мне был нужен.
Углубившись в свои видения, я чуть было не сбил с ног бабушку, стоящую
у относительно недавней могилы. Извинился.
- Господи, какой молодой! Что же это приключилось-то? - праздно
любопытствовала старушка, качая головой.
Парню было двадцать два года. ¬Не успел ничего,- - подумал я и
ответил:
- Маньяк в лифте зарезал, - я комментировал без напряжения, - Три
ножевых ранения. Два смертельных.
- Вот беда-то какая! - охнула старушка, еще больше расстраиваясь, -
Вот времена-то пошли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16