Когда ушли мужчины, женщинам пришлось взять на себя много дополнительных обязанностей, и это была лишь одна из них. И женщины хорошо справились с ней. Во всяком случае молодые, которые ещё не успели убедить себя, что не способны к такой работе. — Она на мгновение поджала губы. — К счастью, нашим женщинам всегда приходилось заниматься полями, стадами и рыболовством, иначе нас ожидали бы гораздо более тяжелые и голодные времена.
— И несмотря ни на что, ты не хочешь войны? — резко спросил Тарлах. Недостойно вообще иметь дело с женщиной. А уж сражаться рядом с женским гарнизоном!..
— Не хочу воевать. Мы хотим только защититься, если возникнет необходимость.
Лицо её стало жестким.
— Нашим долинам всегда приходилось обороняться от пиратов с моря и разбойников, которые пытались закрепиться на берегу и в наших горах. И если придется, мы снова будем сражаться. Так было всегда и так должно быть, иначе нас поработят предатели и мы будем недостойны называться людьми.
— Но почему именно фалъконеры? — настаивал Тарлах. — Ясно, что ты не надеешься найти прямые доказательства. А если даже найдешь, то мы не единственные воины. Во время войны и после неё много наемников, готовых служить кому-либо. Мало кто из уцелевших солдат откажется от такого предложения.
Хозяйка крепости вздохнула. Она надеялась, что до этого вопроса дело не дойдет. Ее ответ вряд ли ему понравится, но она знала, что ещё больше ей следует опасаться лжи или полуправды.
Она пристально посмотрела в глаза Тарлаху.
— Я не получила военной подготовки, птичий воин, и не привыкла общаться с военными. Все солдаты без девиза нам одинаково неизвестны. Если мы сделаем неверный выбор и впустим предателей в нашу буквально беззащитную долину…
Она опустила зеленые глаза, снова подняла их.
— И среди фальконеров могут быть предатели, но в целом все знают, что фальконеры держат свое слово. Если оно дано, фальконеры не нарушат ни его дух, ни букву. То же самое относится и к вашей дисциплине. Я сделаю все возможное, чтобы ваши контакты с моими людьми сводились только к самому необходимому. Вы профессиональные солдаты. Мы нет. Мы с радостью передадим вам военные обязанности, особенно летом, когда все наше внимание и силы будут нужны фермам и стадам. Но мы не хотим, чтобы гарнизон, который мы нанимаем для защиты, доставлял нам неприятности. Мне не хотелось бы бояться, что ты и твои люди поведете себя как тираны, станете обращаться с жителями долины как со слугами и рабами, отнимете у них плоды их труда и отнесетесь к моим девушкам, как к кобылам, предназначенным для удовольствия жеребцов. Они заслуживают большего.
Лицо Уны раскраснелось, она опустила глаза. Она не привыкла так откровенно говорить о подобных вещах, и выше её сил было скрыть свой стыд. Тарлах понял причину её замешательства, но увидел так же, что, несмотря на смущение и отчаянную необходимость добиться своего, она оставалась спокойной. Спокойствие это объяснялось не бесчувственностью, а глубокой решимостью. «Понимают ли это остальные?» — подумал Тарлах. Неужели кто-то может остаться слепым к этому внутреннему достоинству и силе духа?
Он заставил себя перейти к делу.
— Возникает проблема оплаты, — продолжил он. Она развела руки, слишком изящные, для того чтобы владеть мечом, как он это видел.
— Я не могу предложить столько, сколько дали бы вам в случае открытой войны. Вы получите оплату как небольшой отряд в военное время плюс, конечно, ваше содержание и содержание ваших птиц и лошадей. Это справедливые условия: вас ведь зовут не для участия в боевых действиях, а только для охраны. Вероятность боя невелика. Но я понимаю, что от лорда, которому предстоит открытая война, вы получили бы больше.
Несколько фальконеров задвигались, глаза самого капитана сузились. Ее тон не изменился, но Тарлах знал: она понимает справедливость своих слов. Уна из Морской крепости уже несколько лет правит своим владением, общаясь с другими лордами. Пусть она женщина, но она знает, о чем говорит.
— Продолжительность нашей службы?
— Минимум двенадцать месяцев. Если понадобится и вы согласитесь, то дольше. Но если мы договоримся о меньшем сроке, для нас это будет худший вариант.
Теперь она ждала, заставляя себя казаться спокойной и уверенной. Вопросов больше не будет, фальконеры дадут ответ.
Командир тоже понял, что наступило время принятия решения. Он обвел глазами своих людей, потом снова взглянул на женщину.
— Скоро ты получишь ответ, — заверил он, — но не сразу. Я не могу связать своих людей словом на долгий период, не посоветовавшись с офицерами.
— Конечно, капитан. Вернусь, когда позовете. — Уна знала, что они хотят посовещаться без нее, и исполнила бы их желание, даже если бы её нужда в них не была так велика.
— Много времени не понадобится.
— Хорошо. Я подожду снаружи.
Тарлах колебался. Если она так поступит, на неё могут обратить внимание. А она хотела этого избежать, прибегнув к переодеванию. Станут они ей служить или нет, но, по крайней мере, сейчас он должен её защитить. К тому же могут вернуться бандиты и попытаться отомстить.
Он указал на дверь слева. Она вела в небольшую комнату, которой пользовались более знатные посетители или те, кому нужно было поговорить наедине. В это время комната пустовала, и вряд ли до обеда она кому-нибудь могла понадобиться.
— Можешь подождать там, леди, если .хочешь. Уна кивнула и покинула наемников.
Несколько секунд все молчали. Наконец чуткие соколы сообщили, что женщина из долины отошла от двери. И все сразу обратили взоры к Тарлаху.
— Где ты с ней встретился? — спросил Рорик. Командир кратко описал нападение, которому помешали они с Бреннаном.
Рорик фыркнул.
— Кобыла с мечом! .
— Своим мастерством она сохранила собственную голову, — спокойно заметил Бреннан, потом отбросил это отступление от темы и повернулся к Тарлаху. — Ты серьезно думаешь о том, чтобы мы дали ей клятву?
— Да, клянусь Рогатым Лордом. Она говорит правду. Наши пернатые друзья подтверждают это. Они не находят в ней лжи.
Боевые птицы не разделяли недоверия своих собратьев-людей к женщинам, к тому же они чувствительны ко лжи и темным намерениям, направленным против отряда. Конечно, они сразу отличали и Тень от Света, но здесь об этом не было и речи.
— Ну и что? — возразил кто-то справа. — Пусть нанимает солдат без девиза из своего народа, и будь прокляты её тревоги. К чему нам заниматься её проблемами? Мы можем получить за свою службу больше, чем она предлагает.
— Большинство из нас в молодости воевали с Ализоном. Как вы думаете, многие из нас были бы здесь сейчас, если бы лорд Харвард не предложил изменить план нападения, в котором участвовал наш отряд? Конечно, результат был бы тот же самый, но он единственный позаботился о том, чтобы уберечь нас от бойни. Больше того, он разместил нас в таком месте, где мы смогли нанести последний и решающий удар этим псам. По моему мнению, мы, фальконеры, у него в большом долгу, хоть и не давали ему клятвы. И так как ему самому отплатить долг мы не можем, то должны послужить его долине.
Тарлах осмотрел собравшихся.
— К тому же предложение выгодно для нас. Как заметила леди Уна, мало кто из лордов сейчас нуждается в нашей службе. Возможно, это единственное предложение, которое мы можем получить. Мы все устали. Больные выздоравливают медленно, а раненые ещё медленней, чем мы надеялись. Наши лошади выдохлись, мы нуждаемся в пополнении. Охрана долины позволит нам получить все необходимое, при этом не нужно платить хозяевам гостиниц. Ко всему прочему в наших поясах добавится монет. Мы сможем оплатить свой проезд в Эсткарп, не залезая в долги.
Ответил ему общий гомон неохотного согласия, и Тарлах понял, что добьется своего, если продолжит говорить. — Я откажусь, если вы на самом деле не хотите служить Морской крепости, но, по моему мнению, будет глупо упустить такую возможность.
— Мы пойдем, — грубовато согласился Бреннан. — Ты и сам это хорошо знаешь. Но тебе придется хуже всех. Не нам, а тебе придется иметь дело с девчонкой.
— Я выдержу все, что положено, товарищ, — произнес Тарлах с покорностью, которая не скрывала его отвращения к этой части договора.
Глава третья
Не прошло и двух часов, как отряд фальконеров покинул Линну. Воины расплатились с трактирщиком своими деньгами, но воспользовались и деньгами нанимательницы, что было их правом, чтобы запастись всем необходимым для предстоящего пути.
Уна присоединилась к ним за пределами города, подальше от тех, кто мог бы заметить их встречу и шепнуть о ней на ухо недругам. Она все время помнила, что новости по морю распространяются быстро, а им предстоит двигаться по суше: корабля, который смог бы вместить её новую армию, в её распоряжении не было.
У неё самой была очень хорошая лошадь, жеребец, выращенный в Морской крепости. Он принадлежал аббатству, но сестра её лорда подарила его Уне, когда та попросила продать ей жеребца или дать взаймы на время.
У женщины было легко на сердце. Ее не расспрашивали о том, что ей нужно или почему она так неожиданно и внезапно уезжает. Адисия только поцеловала её и благословила от лица Пламени. Уну выпустили через редко используемый запасной вход, пока остальные монахини предавались медитации в своих кельях.
Уна гордо подняла голову. Она радовалась, что ей удалось уйти так спокойно и быстро, не заставляя ждать эскорт, и она гордилась своим умением управлять прекрасным жеребцом. Хорошее начало и доказательство её компетентности, но кто знает, что предстоит ей выдержать в будущем? Путь им предстоит долгий, и она не может расслабиться. Эти хладнокровные воины оценивают её, и если она обманет их ожидания, они вполне могут отказаться и от долины, и от её хозяйки.
Путешествие для Уны не обещало быть приятным. Оно должно было занять три недели и вполне могло продлиться, если им встретятся значительные препятствия. В первое время фальконеры двигались очень быстро. Внешне это выглядело так, будто они стремятся побыстрее достигнуть более трудной местности, которая ждет их впереди — хозяйка долины заранее предупредила их об этом, — но на самом деле они испытывали её, пытались сломить, заставить попросить ехать помедленней. Но она сказала себе, что не станет этого делать, не проявит никакой слабости. Кроме того, что её побуждала гордость и стремление оставаться в их глазах сильной, задержки в пути вообще были недопустимы. Она и так отсутствовала долго. Может быть, слишком долго…
Проходили дни. Тарлах внимательно наблюдал за хозяйкой долины, стараясь оценить её характер. Пришлось признать, что она проявляет завидную стойкость, хотя путешествие начинало сказываться на ней. Иногда к концу дня казалось, что её удерживает в седле только гордость.
Дура! Надо ли позволять гордости загнать себя в землю?
Ему стало стыдно. Это недостойно воинов. Подобное упрямство в солдате Тарлах только приветствовал бы, но у этой женщины было не просто желание не проявлять перед ними слабость. Нетрудно догадаться, что Уна из Морской крепости все время находится в напряжении, она боится за свою долину и за то, что могло с нею случиться. Она больше их всех хочет, чтобы путешествие завершилось поскорее. Понимая это, он приказал замедлить движение. У хозяйки крепости достаточно своих забот. Незачем ещё с её помощью разгонять скуку солдат.
Отряд фальконеров недолго двигался по малонаселенной местности и вскоре оказался в совершенно диком месте, по которому словно никогда раньше не ступала нога человека.
Даже для хорошо подготовленных и опытных путников дорога была трудной, часто приходилось спешиваться и вести лошадей на поводу, и хотя они постоянно продвигались вперед, это продвижение было медленным и тяжелым.
Как и любое воинское соединение на марше, они высылали разведчиков, но главным образом полагались на острое зрение своих соколов. Однако птицы всегда докладывали одно и то же: никаких следов других отрядов, дружественных или враждебных, местность остается впереди такой же, трудности пути увеличиваются с каждой милей.
Все это время Уна из Морской крепости держалась обособленно, она не задерживала наемников, не просила у них помощи в пути, даже не пыталась пользоваться дополнительными удобствами или лучшей едой на привалах. Лицо у неё осунулось от усталости, тело болело от напряжения и постоянного пребывания на холодном горном воздухе, но глаза оставались яркими, она с готовностью улыбалась своим молчаливым спутникам, когда они оказывались рядом с ней.
Впрочем, это происходило не часто. Фалъконеры не проявляли невежливости по отношению к своей нанимательнице, но по их обычаям только командир от лица всего отряда имел с нею дело. Вскоре Уна уже узнавала его, хотя он до сих пор не сообщил ей своего имени и не снимал шлема. У неё были другие возможности узнать и отчасти оценить этого человека, не видя его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— И несмотря ни на что, ты не хочешь войны? — резко спросил Тарлах. Недостойно вообще иметь дело с женщиной. А уж сражаться рядом с женским гарнизоном!..
— Не хочу воевать. Мы хотим только защититься, если возникнет необходимость.
Лицо её стало жестким.
— Нашим долинам всегда приходилось обороняться от пиратов с моря и разбойников, которые пытались закрепиться на берегу и в наших горах. И если придется, мы снова будем сражаться. Так было всегда и так должно быть, иначе нас поработят предатели и мы будем недостойны называться людьми.
— Но почему именно фалъконеры? — настаивал Тарлах. — Ясно, что ты не надеешься найти прямые доказательства. А если даже найдешь, то мы не единственные воины. Во время войны и после неё много наемников, готовых служить кому-либо. Мало кто из уцелевших солдат откажется от такого предложения.
Хозяйка крепости вздохнула. Она надеялась, что до этого вопроса дело не дойдет. Ее ответ вряд ли ему понравится, но она знала, что ещё больше ей следует опасаться лжи или полуправды.
Она пристально посмотрела в глаза Тарлаху.
— Я не получила военной подготовки, птичий воин, и не привыкла общаться с военными. Все солдаты без девиза нам одинаково неизвестны. Если мы сделаем неверный выбор и впустим предателей в нашу буквально беззащитную долину…
Она опустила зеленые глаза, снова подняла их.
— И среди фальконеров могут быть предатели, но в целом все знают, что фальконеры держат свое слово. Если оно дано, фальконеры не нарушат ни его дух, ни букву. То же самое относится и к вашей дисциплине. Я сделаю все возможное, чтобы ваши контакты с моими людьми сводились только к самому необходимому. Вы профессиональные солдаты. Мы нет. Мы с радостью передадим вам военные обязанности, особенно летом, когда все наше внимание и силы будут нужны фермам и стадам. Но мы не хотим, чтобы гарнизон, который мы нанимаем для защиты, доставлял нам неприятности. Мне не хотелось бы бояться, что ты и твои люди поведете себя как тираны, станете обращаться с жителями долины как со слугами и рабами, отнимете у них плоды их труда и отнесетесь к моим девушкам, как к кобылам, предназначенным для удовольствия жеребцов. Они заслуживают большего.
Лицо Уны раскраснелось, она опустила глаза. Она не привыкла так откровенно говорить о подобных вещах, и выше её сил было скрыть свой стыд. Тарлах понял причину её замешательства, но увидел так же, что, несмотря на смущение и отчаянную необходимость добиться своего, она оставалась спокойной. Спокойствие это объяснялось не бесчувственностью, а глубокой решимостью. «Понимают ли это остальные?» — подумал Тарлах. Неужели кто-то может остаться слепым к этому внутреннему достоинству и силе духа?
Он заставил себя перейти к делу.
— Возникает проблема оплаты, — продолжил он. Она развела руки, слишком изящные, для того чтобы владеть мечом, как он это видел.
— Я не могу предложить столько, сколько дали бы вам в случае открытой войны. Вы получите оплату как небольшой отряд в военное время плюс, конечно, ваше содержание и содержание ваших птиц и лошадей. Это справедливые условия: вас ведь зовут не для участия в боевых действиях, а только для охраны. Вероятность боя невелика. Но я понимаю, что от лорда, которому предстоит открытая война, вы получили бы больше.
Несколько фальконеров задвигались, глаза самого капитана сузились. Ее тон не изменился, но Тарлах знал: она понимает справедливость своих слов. Уна из Морской крепости уже несколько лет правит своим владением, общаясь с другими лордами. Пусть она женщина, но она знает, о чем говорит.
— Продолжительность нашей службы?
— Минимум двенадцать месяцев. Если понадобится и вы согласитесь, то дольше. Но если мы договоримся о меньшем сроке, для нас это будет худший вариант.
Теперь она ждала, заставляя себя казаться спокойной и уверенной. Вопросов больше не будет, фальконеры дадут ответ.
Командир тоже понял, что наступило время принятия решения. Он обвел глазами своих людей, потом снова взглянул на женщину.
— Скоро ты получишь ответ, — заверил он, — но не сразу. Я не могу связать своих людей словом на долгий период, не посоветовавшись с офицерами.
— Конечно, капитан. Вернусь, когда позовете. — Уна знала, что они хотят посовещаться без нее, и исполнила бы их желание, даже если бы её нужда в них не была так велика.
— Много времени не понадобится.
— Хорошо. Я подожду снаружи.
Тарлах колебался. Если она так поступит, на неё могут обратить внимание. А она хотела этого избежать, прибегнув к переодеванию. Станут они ей служить или нет, но, по крайней мере, сейчас он должен её защитить. К тому же могут вернуться бандиты и попытаться отомстить.
Он указал на дверь слева. Она вела в небольшую комнату, которой пользовались более знатные посетители или те, кому нужно было поговорить наедине. В это время комната пустовала, и вряд ли до обеда она кому-нибудь могла понадобиться.
— Можешь подождать там, леди, если .хочешь. Уна кивнула и покинула наемников.
Несколько секунд все молчали. Наконец чуткие соколы сообщили, что женщина из долины отошла от двери. И все сразу обратили взоры к Тарлаху.
— Где ты с ней встретился? — спросил Рорик. Командир кратко описал нападение, которому помешали они с Бреннаном.
Рорик фыркнул.
— Кобыла с мечом! .
— Своим мастерством она сохранила собственную голову, — спокойно заметил Бреннан, потом отбросил это отступление от темы и повернулся к Тарлаху. — Ты серьезно думаешь о том, чтобы мы дали ей клятву?
— Да, клянусь Рогатым Лордом. Она говорит правду. Наши пернатые друзья подтверждают это. Они не находят в ней лжи.
Боевые птицы не разделяли недоверия своих собратьев-людей к женщинам, к тому же они чувствительны ко лжи и темным намерениям, направленным против отряда. Конечно, они сразу отличали и Тень от Света, но здесь об этом не было и речи.
— Ну и что? — возразил кто-то справа. — Пусть нанимает солдат без девиза из своего народа, и будь прокляты её тревоги. К чему нам заниматься её проблемами? Мы можем получить за свою службу больше, чем она предлагает.
— Большинство из нас в молодости воевали с Ализоном. Как вы думаете, многие из нас были бы здесь сейчас, если бы лорд Харвард не предложил изменить план нападения, в котором участвовал наш отряд? Конечно, результат был бы тот же самый, но он единственный позаботился о том, чтобы уберечь нас от бойни. Больше того, он разместил нас в таком месте, где мы смогли нанести последний и решающий удар этим псам. По моему мнению, мы, фальконеры, у него в большом долгу, хоть и не давали ему клятвы. И так как ему самому отплатить долг мы не можем, то должны послужить его долине.
Тарлах осмотрел собравшихся.
— К тому же предложение выгодно для нас. Как заметила леди Уна, мало кто из лордов сейчас нуждается в нашей службе. Возможно, это единственное предложение, которое мы можем получить. Мы все устали. Больные выздоравливают медленно, а раненые ещё медленней, чем мы надеялись. Наши лошади выдохлись, мы нуждаемся в пополнении. Охрана долины позволит нам получить все необходимое, при этом не нужно платить хозяевам гостиниц. Ко всему прочему в наших поясах добавится монет. Мы сможем оплатить свой проезд в Эсткарп, не залезая в долги.
Ответил ему общий гомон неохотного согласия, и Тарлах понял, что добьется своего, если продолжит говорить. — Я откажусь, если вы на самом деле не хотите служить Морской крепости, но, по моему мнению, будет глупо упустить такую возможность.
— Мы пойдем, — грубовато согласился Бреннан. — Ты и сам это хорошо знаешь. Но тебе придется хуже всех. Не нам, а тебе придется иметь дело с девчонкой.
— Я выдержу все, что положено, товарищ, — произнес Тарлах с покорностью, которая не скрывала его отвращения к этой части договора.
Глава третья
Не прошло и двух часов, как отряд фальконеров покинул Линну. Воины расплатились с трактирщиком своими деньгами, но воспользовались и деньгами нанимательницы, что было их правом, чтобы запастись всем необходимым для предстоящего пути.
Уна присоединилась к ним за пределами города, подальше от тех, кто мог бы заметить их встречу и шепнуть о ней на ухо недругам. Она все время помнила, что новости по морю распространяются быстро, а им предстоит двигаться по суше: корабля, который смог бы вместить её новую армию, в её распоряжении не было.
У неё самой была очень хорошая лошадь, жеребец, выращенный в Морской крепости. Он принадлежал аббатству, но сестра её лорда подарила его Уне, когда та попросила продать ей жеребца или дать взаймы на время.
У женщины было легко на сердце. Ее не расспрашивали о том, что ей нужно или почему она так неожиданно и внезапно уезжает. Адисия только поцеловала её и благословила от лица Пламени. Уну выпустили через редко используемый запасной вход, пока остальные монахини предавались медитации в своих кельях.
Уна гордо подняла голову. Она радовалась, что ей удалось уйти так спокойно и быстро, не заставляя ждать эскорт, и она гордилась своим умением управлять прекрасным жеребцом. Хорошее начало и доказательство её компетентности, но кто знает, что предстоит ей выдержать в будущем? Путь им предстоит долгий, и она не может расслабиться. Эти хладнокровные воины оценивают её, и если она обманет их ожидания, они вполне могут отказаться и от долины, и от её хозяйки.
Путешествие для Уны не обещало быть приятным. Оно должно было занять три недели и вполне могло продлиться, если им встретятся значительные препятствия. В первое время фальконеры двигались очень быстро. Внешне это выглядело так, будто они стремятся побыстрее достигнуть более трудной местности, которая ждет их впереди — хозяйка долины заранее предупредила их об этом, — но на самом деле они испытывали её, пытались сломить, заставить попросить ехать помедленней. Но она сказала себе, что не станет этого делать, не проявит никакой слабости. Кроме того, что её побуждала гордость и стремление оставаться в их глазах сильной, задержки в пути вообще были недопустимы. Она и так отсутствовала долго. Может быть, слишком долго…
Проходили дни. Тарлах внимательно наблюдал за хозяйкой долины, стараясь оценить её характер. Пришлось признать, что она проявляет завидную стойкость, хотя путешествие начинало сказываться на ней. Иногда к концу дня казалось, что её удерживает в седле только гордость.
Дура! Надо ли позволять гордости загнать себя в землю?
Ему стало стыдно. Это недостойно воинов. Подобное упрямство в солдате Тарлах только приветствовал бы, но у этой женщины было не просто желание не проявлять перед ними слабость. Нетрудно догадаться, что Уна из Морской крепости все время находится в напряжении, она боится за свою долину и за то, что могло с нею случиться. Она больше их всех хочет, чтобы путешествие завершилось поскорее. Понимая это, он приказал замедлить движение. У хозяйки крепости достаточно своих забот. Незачем ещё с её помощью разгонять скуку солдат.
Отряд фальконеров недолго двигался по малонаселенной местности и вскоре оказался в совершенно диком месте, по которому словно никогда раньше не ступала нога человека.
Даже для хорошо подготовленных и опытных путников дорога была трудной, часто приходилось спешиваться и вести лошадей на поводу, и хотя они постоянно продвигались вперед, это продвижение было медленным и тяжелым.
Как и любое воинское соединение на марше, они высылали разведчиков, но главным образом полагались на острое зрение своих соколов. Однако птицы всегда докладывали одно и то же: никаких следов других отрядов, дружественных или враждебных, местность остается впереди такой же, трудности пути увеличиваются с каждой милей.
Все это время Уна из Морской крепости держалась обособленно, она не задерживала наемников, не просила у них помощи в пути, даже не пыталась пользоваться дополнительными удобствами или лучшей едой на привалах. Лицо у неё осунулось от усталости, тело болело от напряжения и постоянного пребывания на холодном горном воздухе, но глаза оставались яркими, она с готовностью улыбалась своим молчаливым спутникам, когда они оказывались рядом с ней.
Впрочем, это происходило не часто. Фалъконеры не проявляли невежливости по отношению к своей нанимательнице, но по их обычаям только командир от лица всего отряда имел с нею дело. Вскоре Уна уже узнавала его, хотя он до сих пор не сообщил ей своего имени и не снимал шлема. У неё были другие возможности узнать и отчасти оценить этого человека, не видя его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26